РАДИКАЛЬНЫЕ ПРОСВЕТИТЕЛИ

"ЗАВТРА". "Праксис" отмечает десятилетие со дня основания. По нынешним временам десять лет для издательства — срок немалый. Многие издательские проекты и половины такого возраста не протянули. Есть и другой вариант — "Ad Marginem" 1992 года — изысканная коллекция "По краям", в редакционном совете — Подорога, Деррида, Ямпольский и "Ad Marginem" 2002 года — возмутители спокойствия, издатели Сорокина, Проханова, Елизарова — в значительной степени разные издательства. Со стороны — стратегия "Праксис" не изменилась, вы продолжаете гнуть свою линию. Так ли это и к чему вы пришли?

     Иван ФОМИН. Десять лет назад на интеллектуальном пространстве России произошёл первый качественный сдвиг, который позволил нам появиться. Создание такого издательства как "Праксис" в девяностые годы было просто невозможно. Некоторые коллеги в ответ на наши самые невинные замечания, например, что в СССР имелся удачный социальный, образовательный опыт, который стоит использовать, прямым текстом говорили: таких, как вы, надо вешать вдоль Садового кольца…

     С другой стороны, этот поворот не был таким кардинальным, как нам хотелось бы. Хотя мы были уверены, что наши идеи и проекты будут востребованы. И в какой-то степени они получили хождение. Случилось то, что было невозможно в девяностые — мы стали вхожи в какие-то интеллектуальные объединения, появился интерес со стороны государственных структур. В то же самое время этот сдвиг оказался недостаточно решительным, бесповоротным, серьёзным. Несмотря на некоторое отступление, править бал продолжали оголтелые либералы, "хозяева дискурса" девяностых. Кто-то немного приутих, но глобального изменения не произошло. Эти десять лет ушли на борьбу за то, чтобы остаться на плаву. И буквально в последние год-два мы фиксируем постепенное возникновение новой ситуации.

     Тимофей ДМИТРИЕВ. В 2000-м году группа единомышленников задумала, а потом осуществила определённый проект. Исходно проект был привязан к идее создания нового книжного издательства. Мы прекрасно видели, что о том климате мнений, который сложился, приятного можно сказать мало. Эта атмосфера характеризовалась тем, что она либо сознательно, либо бессознательно пыталась закрывать глаза на очень важные запросы, которые мы видели и в интеллектуальной среде, и в обществе в целом. Поэтому исходные замыслы заключались в том, чтобы сделать не просто издательство как предприятие для выпуска книжек, а именно как проект, который мог бы в обозримом будущем реализовывать себя в значимых целях. С одной стороны, имелась программа просвещения, но я бы сказал — просвещения радикального. Имелась ввиду попытка ввести в интеллектуальный оборот современного общества ряд идей, концепций, фигур мысли, которые по вполне определённым причинам, в том числе в силу духовной атмосферы девяностых, либо не были востребованы, либо сознательно выносились за скобки в общепринятом поле дискурса и общественно значимых дискуссий, и в конечном счёте табуизировались.

     Мы отказались от того, чтобы придерживаться какой-то определённой жёстко выверенной партийности, причём это был не оговоренный консенсус, а какое-то общее настроение. Со стороны "хозяев дискурса" очень хорошо отработана схема нейтрализации — взять и распихать новых игроков на интеллектуальном поле по определённого рода ящичкам, навесить ярлычки.

     Иван ФОМИН. Был ещё один момент, на почве которого мы объединились. В девяностые годы в философской среде было общепринятое убеждение, что философия к политике, общественной жизни не имеет никакого отношения, что философия — это игры и практики избранных людей. Мы пытались показать, что философское знание имеет социальные и политические импликации, и оно должно рассматриваться в неразрывной связи с социально-политическими процессами. Таким образом, здесь мы выходили на чисто просвещенческие задачи и программы, на создание того инструментария, который помог бы препарировать, анализировать нашу собственную социальную реальность.

     Тимофей ДМИТРИЕВ. Речь шла не о том, чтобы просто издать некое количество хороших книг. Наш замах был больше — чтобы, в том числе и через издание соответствующей литературы, попытаться ввести в оборот идеи, которые представлялись нам важными для осмысления того положения, в котором страна и наш народ оказались на рубеже веков. И соответственно, в качестве дальнего прицела имелось в виду, что это будет способствовать определенной переструктуризации интеллектуальной среды, будет способствовать расширению горизонтов, появлению новых шансов и на осмысление сложившегося положения, и на его изменение. Имелась и ещё одна важная вещь. Речь шла о том, чтобы уйти от сложившихся практик работы со знанием, сложившимся в нашем обществе, когда знание рассматривается как некая самоценность, а его трансляция превращается в самоцель. Одновременно изнанкой такого положения было известное положение вещей, когда, выражаясь словами классика — "улица корчилась безъязыкая". Даже люди, которые пытались критически смотреть на социальную действительность, не имели средств и подходов для того, чтобы адекватно проанатомировать ситуацию и понять: можно ли что-то с этим сделать, и если да, то как.

     "ЗАВТРА". Просвещение — вещь важная. Но значительная часть просвещенческого материала, в том числе и "Праксиса", — это тексты западных авторов, которые описывали ситуацию сорока-пятидесятилетней давности, даже если не брать авторов первой половины двадцатого века. Контекст, общество, даже климат — иные.

     Олег КИЛЬДЮШОВ. Да, здесь приходится продвигаться вперед как бы ретроспективно. С другой стороны, осваивая "достижения" западной мысли давнего и недавнего прошлого, эту "ретроградную продвинутость" нужно только приветствовать. Ведь работая с текстами, что выходят на Западе сегодня, мы сейчас зачастую не понимаем тот интеллектуальный бэкграунд, на котором они основаны. А речь идёт уже об их обработке и так называемом снятии второго или третьего порядка. То есть без этого контекста сама русская рецепция новейших западных текстов, нынешних интеллектуальных бестселлеров, невозможна в адекватной форме. Это хорошо видно на некоторых примерах. Те книги, в отношении которых была уверенность, что они "выстрелят", иногда не получали достойной рецепции. Оказалось, что у такой работы должна быть определённая культурная "подушка". И без этого бэкграунда сама русская культурная ситуация будет оставаться неполноценной. Я считаю, что в данном случае единственно возможная стратегия — с одной стороны, издавать, делать актуальные бестселлеры, например, интеллектуальный хит Хардта и Негри "Империя". Но, с другой стороны, адекватная рецепция "Империи" невозможна без базовых текстов, например, без того же Альтюссера. Поэтому должна выходить не только "Империя", но и Альтюссер. Это неизбежный двойной ход — запоздалое просвещение, преодолевающее культурное отставание, и трансляция нынешних актуальных текстов. Тексты прошлого здесь обязательны, иначе ситуация будет "кривой" и в том смысле, что будут существовать табуизированные классики. Тогда обязательно кто-то назначает себя инстанцией, решающей — кого можно издавать, а кого нельзя.

     В девяностые — да во многом и сейчас — была не только безъязыкая улица, был птичий язык самоназначенных экспертов, был язык официоза, был язык высокой науки. Но не было совместного языка самоописания общества, который был бы приемлем не просто для теоретиков, а с которым могло бы работать общество. Сегодня в нашей стране вновь начало складываться не просто классовое, но сословное общество, а инструментарий для анализа был изъят. Одно время все бросились читать великого социолога Макса Вебера, при этом его главная работа "Хозяйство и общество" в России до сих пор не издана!

     "ЗАВТРА". Стратегия выхода из-под монополии "хозяев дискурса", как правило, зачастую сочетается с эпатажем. "Праксис" же работает спокойно, нешумно.

     Тимофей ДМИТРИЕВ. У нас свой путь. Мы хорошо представляли, как устроено профессиональное сообщество людей, которые притязали на владение философским знанием. Подчёркиваю: именно притязали, но не владели. Смысл эксперимента, который мы затеяли, заключался в попытке апробировать какие-то новые социально значимые практики — как можно в обществе, где весьма жёсткий неолиберальный антисоветский климат, построенный по прошлой иерархической системе со стратегиями исключения, диффамации и т.п., делать свои проекты, отвечающие нашему представлению об интеллектуальной работе. И в то же самое время не пытаться вставать по стойке "смирно" при словах "Философия", "Культура" — чем у нас грешат многие представители академических научных кругов, для которых занятие определённого рода интеллектуальными практиками действительно является формой сакральной, а не операциональной. Ведь этим блокируется возможность социально-технологического применения знания.

     Существовало сословие "посвящённых", которые притязали на то, что обладают сакральным знанием и правами на его эксклюзивную интерпретацию. И делали всё, чтобы оно оставалось тайным. Именно поэтому радикальное просвещение — не в смысле идей Кондорсе и Дидро, а в смысле взлома этих самоназначенных монополий, что происходит не посредством скандала, а за счёт выверенной, тщательной работы.

     Иван ФОМИН. Сначала Гуссерль и Хайдеггер были доступны только в интерпретации отдельных уважаемых людей. Собирались полные поточные аудитории, лекции записывались на диктофоны. Потом люди сами стали читать тексты, в том числе и на иностранных языках. И очень часто я слышал такие реплики: "Ёлки-палки, это же нормальные понятные тексты, нет никакой эзотерики", то есть не было ничего такого, что порой нагнеталось трансляторами…

     У нас зачастую господствует ретроспективный взгляд. Величие Маркса не в том, что он — "основатель марксизма". Это музеализация актуального автора, который предлагает инструментарий работы с тем, что происходит за окном. Маркс не стал заниматься копанием в белье Гегеля, Фихте и Фейербаха, но свои знания обратил на анализ современных ему ситуаций, проблем его общества, на то, что его окружало. Он попытался систематизировать, упорядочить, выстроить стратегии дальнейшего развития. Это и есть то, что нам сейчас нужно. Нам нужен анализ современности.

     Олег КИЛЬДЮШОВ. Тогда действительно многие интеллектуалы вставали при слове "Хайдеггер", но операционально работать с ним не могли. А ведь тот же Хайдеггер предложил радикальную критику современности, западного Модерна. Но перевести ее на язык актуальной социальной критики в наших широтах никто толком не умел. Так, в начале девяностых я показал одному самоназначенному специалисту по Хайдеггеру некий текст под условным названием "Социология Мартина Хайдеггера". Он меня просто послал, заявив, что у Хайдеггера нет никакой социологии. То есть он не мог работать с философскими текстами иначе, кроме как повторяя, словно мантры, хайдеггеровские цитаты, — не говоря уже об экспликации радикальной социальной критики Модерна. И это было довольно типично. Но как только тексты классики стали широкодоступны — а "Праксис" активно поучаствовал в этом — исчезла монополия подобных самоназначенных инстанций.

     В этом смысле радикальное просвещение — это демократизация. Если либерализм — игра богатых и образованных в свободу для себя, то демократия — это интересы большинства. После либерального приходит демократический дискурс. Это означает максимальное расширение доступа для каждого — кому это интересно, кто проходит минимальный образовательный ценз, тот может освоить эти тексты. Это демократизация поля интеллектуального производства. Это наше кредо.

     "ЗАВТРА". Демократизация — это хорошо, но сегодня читательское поле объективно сужается.

     Иван ФОМИН. Это не столько опровержение нашей позиции, сколько её подтверждение. Естественно, реальные социальные процессы идут по запаздывающей траектории по отношению к интеллектуальным процессам. Сейчас в смысле массового образования и просвещения мы пожинаем плоды той интеллектуальной политики девяностых, против которой, в частности, выступает "Праксис".

     Современную ситуацию часто описывают как уникальную — мне кажется, что это неисторично. Возьмём Россию после Смутного времени, или период Гражданской войны, или же Германию после Тридцатилетней войны — запредельная атомизация, нации не было, выжженное поле. Тем не менее законы физики или социальной жизни никто не отменил. Убеждён, что, несмотря на произошедшие катастрофы, русский мир существует, у него есть свои уникальные интересы. Проблема в том, чтобы их адекватно выразить, опираясь на реальные социальные потребности людей. Этим мы и пытаемся заниматься.

     Да, дело зашло достаточно далеко по пути разложения и дегенерации массового сознания. Это надо признать, и это, кстати, тоже дело интеллектуалов. К сожалению, когда у нас кто-то об этом начинает говорить, срабатывает клапан предохранения, и такого человека локализуют в позицию моралиста, сетующего на что, что "книги не читают", "классическую музыку не слушают". На самом деле, это гигантская проблема, производная от разрушения механизмов просвещения, которые так или иначе работали ещё в советском обществе. Это проблема деградации среднего социального человека, его среднего интеллектуального уровня. Западные страны пошли по этому пути гораздо дальше: у них есть поляризация — есть интеллектуальные элиты, которые по уровню своей оснащённости в целом превосходят российских интеллектуалов, но их средний класс по уровню дебилизации многократно превосходит наш средний класс. В этом смысле у нас ещё есть уникальное преимущество — это к вопросу о шансах модернизации — остаточное действие советской системы просвещения. Наш человек возраста тридцати-сорока лет на порядок образованнее, развитее, чем среднего уровня западное, не побоюсь этого слова, быдло. В России провал с поколением, чьё формирование пришлось уже на девяностые.

     Тимофей ДМИТРИЕВ. Как любил повторять американский философ Джон Дьюи: "Философия должна прекратить заниматься проблемами философов, и, наконец, начать заниматься проблемами людей". Демократизация системы — это не точка, куда можно приехать, это процесс. Невозможно расширить книжный мир без расширения каналов трансляции и самого пространства читающих людей.

     Если брать ситуацию, которую мы имеем на этот день и час, то опять-таки видим очень любопытные вещи. Мы видим, что внеблоковая издательская политика "Праксиса" оказалась справедливой и единственно верной. Мы видим очень показательную картину: все те рубрикации, в которые нас пытались загнать и симпатизанты, и недруги, рушатся. Рушится представление о том, что такое левое-правое, в чём могла бы заключаться левая политика, в том числе и издательская. Всё это оказывается сектантством и полным догматизмом. Оказывается, что правые авторы — тот же Карл Шмитт — могут научить очень умным вещам всех; я бы употребил здесь старое понятие — людей доброй воли, которые хотят блага своему народу, своей стране.

     Мы исходно отказались от подхода по рубрикам, для нас важны были проблемы. И главная проблема — Современность, Модерн как определённого рода способность справляться с теми проблемами, которые возникают перед нами. Как можно адекватно понимать и пытаться предлагать адекватные методы решения проблем в любых сферах жизни, в первую очередь современного российского общества — социальные, политические, культурные, национальные. Здесь важным является именно способность того или иного автора мыслить эти вещи предметно.

     Олег КИЛЬДЮШОВ. Сегодня и сама власть понимает, что практическая модернизация без концептуализации, без теории невозможна. Как это возможно, если люди просто не понимают, о чём говорит власть? И власть сама этого не понимает, потому что её собственная артикуляция несёт на себе шлейф безъязыкости. Вот власть заявляет программу модернизации, но само понятие "Модерн" в обществе не введено. Общество не знает, что оно давно живёт в обществе модерна. Кстати, и правильно делает, потому что у нас целые сферы не только до сих пор не модернизированы, но и ре-феодализируются. Ведь та же машина с мигалкой у наших статусных кретинов — это из того же набора, что и феодальное право сеньора на проезд первым. Отсутствие адекватного самоописания одновременно означает невозможность открытия опций для изменения тех сфер, которые социально некомфортны для большинства. Если язык не позволяет обществу описать то проблемное положение, в котором оно находится, значит, общество не может решить свои проблемы посредством общественной практики. Тогда возникают фантомные подмены, дискурсы, которые власть сама начинает производить, чтобы чувствовать себя комфортно. И тут же выстраиваются в очередь интеллектуалы, желающие её обслужить…

     Тимофей ДМИТРИЕВ. Мы видим, что в российском обществе, в самых разных его сегментах, имеется запрос на обсуждение неких общественно значимых альтернатив. Людям интересно понять, что имеет место быть, а не аналитика, результаты которой заранее неизвестны. Хотя в результате коррупционности идеологии девяностых возник кризис самого жанра аналитики. Результаты, как правило, у нас закладываются заказчиком.

     Например, в стране практически исчез такой жанр, как международная журналистика. Любая проблема, которая людей волнует на уровне бытового разговора, например, почему Греция оказалась в таком состоянии — закрыта. Нет информации, нет специалистов, которые могут говорить с публикой на понятном её языке. Наше интеллектуальное сообщество на 9/10 обсуждает абстрактные, мало кому интересные проблемы, которые только изображаются как интересные, но профессионально говорить о том, что происходит в мире, который меняется на глазах, некому.

     "ЗАВТРА". Вы заметили, что в культурном поле происходит очередной качественный сдвиг. В чём же он проявляется, каковы его основания, на примере вашего издательства?

     Иван ФОМИН. В двухтысячные годы возник социальный запрос, который позволил состояться таким институциям, как наше издательство. Естественно, "Праксис" никогда не был просто издательством. Задача всегда формулировалась шире — как создание некоей интеллектуальной площадки для поиска и формулирования перспективных философских, теоретических решений, гипотез, проектов. Года два назад мы почувствовали, что наступает некий новый этап. Последние десять лет мы провели продуктивно, но фактически "просидели в засаде" — работали, издавали книги. Сейчас мы чувствуем новый запрос, суть которого в желании реальной экспертизы, некарманной аналитики. Здесь мы готовы всячески идти навстречу духу времени и потому активизируем другие проекты, входим в более креативную фазу деятельности.

     Последний год мы регулярно проводим различные мероприятия — семинары, презентации, конференции. К нам стали обращаться самые разные люди — из общественно-политического поля, из властных структур, из крупных корпораций. Например, нежданно-негаданно проявились люди из ЦСИ "Гараж" с просьбой провести несколько семинаров по теме "Русские утопии" и обсудить проблемы будущего России. И всё это действительно прошло довольно интересно и продуктивно.

     Также в ответ на веления времени в 2009 году мы вместе с рядом соучредителей открыли философско-просветительский и общественно-политический журнал "Сократ". С проектом этого журнала я ходил много лет, обращался в разные институты, но понимания не находил. И вдруг в один прекрасный день это многих заинтересовало. И вполне состоявшиеся люди из бизнеса, из реальной политики поддерживают журнал. При этом их поддержка и внимание не сказываются на редакторской политике. Когда мы только предлагали "Сократ" в качестве проекта, то один известный издатель говорил: "У вас ничего не выйдет, потому что все люди, которые могут писать философские тексты, давно известны, двадцать лет сотрудничают с уже существующими журналами". Однако стоило нам только кинуть клич, что есть открытый журнал без междусобойчика, и от текстов не стало отбоя.

     Сейчас жизнь подталкивает нас к созданию "Института практической философии", под эгидой которого мы намереваемся сконцентрировать те аналитические, просветительские, образовательные, научно-исследовательские проекты, идеи которых всё накапливаются, но не могут быть реализованы под крышей издательства — речь идёт о создании новой дискурсивной площадке, соответствующей этим опциям.

     Олег КИЛЬДЮШОВ. Здесь речь идет об альтернативной институциональной политике, о создании культурных институтов принципиально иного плана. Они должны быть общественно релевантны и открыты. Это не междусобойчик, который воспроизводит себя в каждом номере одного и того же журнала или выпуске телепередачи. Это принципиальная открытость для тех, кто имеет что сказать по существу. Речь идёт о создании той самой дискурсивной среды, основой которой являются два параметра, — демократизм в смысле равенства доступа и профессионализм в смысле компетентности, которая квалифицирует для высказывания в публичном пространстве. Такая политика опрокидывается не только на книги, но и на более широкие темы.

     Также устойчивый интерес к сотрудничеству сегодня проявляют интеллектуалы из Украины, Казахстана, Молдавии. Сейчас обсуждаются планы создания интеллектуального журнала для постсоветского пространства, поскольку за последние двадцать лет произошёл грандиозный разрыв связей. Помимо этого "национальное строительство", например, на той же Украине, сильно ударило по общему интеллектуальному уровню, вплоть до незнания классических текстов. Но главное, что там сохраняется интерес к сотрудничеству, и это означает только то, что наши философы могут и должны ездить туда, проводить совместные конференции, транслировать знание. (Пост)имперский центр по-прежнему привлекает носителей культуры…

     Тимофей ДМИТРИЕВ. Запрос заключается в создании общего дискурсивного пространства, где люди не должны рассматриваться по принадлежности к такому-то клану. Мне представляется, что будущее есть только при таком подходе, когда каждый, кому есть что сказать и кто имеет соответствующую компетенцию, должен получить право голоса в обществе. Мы прилагаем силы, чтобы — в том числе и за счёт нашей собственной деятельности, — такого рода пространства могли состояться в нашей стране.

Беседовал Андрей Смирнов

     Контакты Издательской группы "Праксис".

     Почтовый адрес: 127055, Москва, ул. Палиха, д. 14/33, офис 27

     Сайты: www.praxis.su; www.politizdat.ru;

     www.socrat-online.ru

     e-mail: [email protected], [email protected]