"ЖИВОЙ МЕЧ, или Этюд о Счастье. Жизнь и смерть гражданина Сен-Жюста Часть I и II" - читать интересную книгу автора (ШУМИЛОВ ВАЛЕРИЙ Альбертович)
РЕТРОСПЕКЦИЯ 3 ИСКУШЕНИЕ СВЯТОГО АНТОНИЯ Кладбищенская фантасмагория. Неоконченная рукопись автора «Органта».
14 мая 1790 года
…Накануне того дня муниципалитет маленького пикардийского городка получил из Парижа три десятка экземпляров листовки-памфлета, направленной против обсуждаемого всей страной декрета о гражданском устройстве французского духовенства. Памфлет был подписан именами нескольких малозначащих депутатов Национального собрания, едко осмеивавших потуги гражданской черни, пытающейся отнять у «Бога – богово»: у церкви – ее имущество, у священников – первенствующую присягу папскому престолу, у народа – его душу (через отделение института церкви от гражданской общины).
Находившийся в этот момент в мэрии молодой человек по имени Антоний, ученик Руссо, бывший одним из командиров Национальной гвардии кантона, был крайне возмущен явной контрреволюцией, которую им пытались навязать для распространения эти люди с никому не известными именами, – они решили исполнить роль Бога, но ни Богу, ни вере не было дела до церковных земель и роскошной жизни забывших и Бога и веру церковных иерархов.
Решив объявить завтра патриотам города об этом преступлении депутатов, молодой человек в мрачном состоянии духа покинул здание мэрии. Пройдя две или три улицы, он миновал церковь святого Петра и вышел на кладбище. Остановившись у скамейки на самом краю кладбища, он задумчиво стал рассматривать хорошо знакомые ему склепы и могильные плиты с надписями. Занятие успокаивало его, оно позволяло скользнуть мыслям в прошлое, вспомнить о бессмысленности уже ушедших и все еще существующих жизней, о бесполезности любых усилий изменить вечное…
«Это послание из Парижа – это знак вернуть Богу и человеку то, что принадлежит только им, – думал молодой человек. – Но что я еще должен сделать? Нельзя пытаться изменить мир, не меняясь самому. Я отверг короля-бога, дворянство, либертинаж, личное благополучие. Осталась только женщина, и остался я сам. Не должно остаться ничего. Жаль, что оракулы мертвых не говорят…»
«Ты думаешь?» – услышал он вдруг.
Молодой человек оглянулся. Темнело, уже было плохо видно, но, присмотревшись в ту сторону, откуда, как ему казалось, прозвучал печальный голос, он разглядел, или ему привиделось, бродившего вдалеке среди кладбищенских плит маленькую фигурку худого старичка в длинном отороченном мехом одеянии, в меховой шапке, и по этой армянской одежде Антоний узнал его. «Учитель?» – мелькнуло в голове, его покачнуло, и он, чтобы не упасть, почти рухнул на стоявшую рядом скамейку, а когда вновь поднял глаза, вместо привидевшейся ему фигуры лишь ветер на кладбищенских тропинках взвихривал вверх листья.
«Я сплю», – подумал он отрешенно, но тут же в его устах опять зазвучал этот голос:
«Нет, молодой человек, не спите, и это действительно я».
Он попытался успокоиться:
«Беседовать с духом самого Жан-Жака Руссо? Сколько раз я обращался за советом к оракулам мертвых, но никогда не получал ответа».
«Ответ мы можем найти только в себе. На самом деле мы не нуждаемся в советах мертвых, как, впрочем, и в советах живых, – мы ведь привыкли слушать только себя. Хотя один раз, молодой человек, я вам посоветовал оставить тот порочный город и вернуться домой к природе. Помните, в ту ночь в Париже с этой крестьянкой?»
«Помню – я вернулся в Блеранкур и стал здесь заметным патриотом… Но что дальше? Я не могу быть даже избранным – мне только двадцать два… Я прыгнул вверх… но передо мной – вновь стена… А я?… Я хочу большего…»
«И что же ты хочешь?»
Молодой человек нервно скрестил руки на груди:
«Что я хочу, гражданин Руссо? Может быть, быть избранным в народные представители».
«Но ведь это только средство. А какова цель?»
«Если Ты взалкал, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами… Если Ты Сын Божий, бросься вниз с верхушки храма, и ангелы подхватят Тебя… И показал Ему все царства мира и славу их, и сказал: все это дам Тебе, если, пав, поклонишься мне», – вместо ответа холодно произнес молодой человек.
Некоторое время стояло молчание. Затем голос опять заговорил:
«Притча об искушении Иисуса дьяволом в пустыне… Ну, и к чему это?»
«Мне кажется, ты явился искушать меня».
«Только спросить».
«Спросил. Помнится, в Реймсе мне попадались средневековые сказки о колдунах, вроде «Трагической истории доктора Фауста», и я тогда думал: что было бы, если бы дьявол существовал, какую цену он предложил бы в наше время за душу просвещенного француза?…»
«Думаю, небольшую. В наш слишком просветившийся век ни один разумный человек не станет сейчас, как твой «Арлекин Диоген», залезать в бочку для бездомных, отвергая толстый кошелек, хоть от дьявола, хоть от лунных жителей:
Эй, друг, что у тебя в мозгах за крен?Какой это ты к черту – Диоген?Жить в бочке подобает лишь глупцу!Тебе же это вовсе не к лицу –Сходить с ума из-за каких-то дур!Финансовых ты мастер авантюрИ слишком мудр, к тому же нужен мне:В воде не тонешь, не горишь в огне,Прохвост, каких и нет, а я – твой шанс.Держи экю вот сотни две – аванс.Ждет биржа нас, потом – игорный дом!Не сомневайся – дело провернем!На бочку – деньги, а не в бочку сам!Начнем дела – добычу пополам! [67]
Молодой человек с неудовольствием поморщился:
«Я написал сцену искушения моего комического персонажа вовсе не для того, чтобы извлекать из нее сложную мораль. У моей пиесы вся философия на поверхности. Хотя ты помнишь, учитель, что сказал новоявленный Диоген в ответ на высказанное предложение получить все золото мира неважно какой ценой, а потом бесцельно сжечь свою жизнь в удовольствиях? Чем так жить – лучше сразу умереть, и сейчас это и мои слова:
Да ну вас к черту! Вот еще напасть! –Что шутка это – предавать и красть?! –И лгать, и грабить, обирать народ.А цель какая? – Чтоб набить живот!За звонким златом гнаться без конца –Вот это-то и есть мечта глупца!Я б непричесанным медведем стал,Чем жизнь отдал свою бы за металл!Дворцы и женщины, пиры и день и ночь! –Как это скучно… Merd! Подите прочь!»
«Превосходно, под этими словами подписался бы и Руссо. Ну, а женщины? Ты до сих пор любишь одну. Представь, если бы они все были такие, как Перетта, которая на коленях умоляла Арлекина:
Моя жестокость ввергла, очень жаль,Тебя в неимоверную печаль!То для меня – ужаснейшая весть!Не знала, что любовь такая есть!Ты был так пылко страстью увлечен!И вдруг внезапно – в бочку заточен.Ах, брось же на Перетту нежный взгляд!Тогда пойду с тобой и в рай и ад!Моя любовь заполнит все вокруг!Забудь, что было… Сжалься, милый друг!»
«Женщины не стоят ни мира, ни даже одной-единственной великой души. Ни одна женщина, ни все вместе взятые. Мой Арлекин проявил мудрость, ответив женщине словами Александра Великого: «Не заслоняй мне солнце!» – с горечью сказал молодой человек:
Так женщина нас ловит на крючок!Что есть любовь? Фривольный пустячок!Любовь обычные лишь чтут мужи,А сердце мудреца любви бежит.От Истины лишь может отвлекатьИ ничего взамен не может дать:Нас увлекает сладкою игройДля обладанья только лишь Одной…Любовь сердец великих далека,Пуста, беспечна, страшно коротка.Лишь миг прошел – и нет ее, гляди! –Не заслоняй мне солнце, прочь иди!»
«Тогда блеранкурскому Диогену осталось предложить только одно – трон Императора Луны, – с усмешкой произнес голос:
Вас, Государь, я, наконец, нашел.Представлюсь: Ваших подданных посол.Трон бросив Императора Луны,Вы ввергли в горе жителей страны.Правленье Ваше – Век был Золотой.Но Вы исчезли, трон стоит пустой.Вы управляли мудро много лет,Лунян от войн спасая и от бед.Не удручайте скорбью Ваш народ,Он только Вас на лунном троне ждет!»
«Теперь я сам вижу – не очень хорошие это стихи… Но если бы трон императора Луны существовал на самом деле, а не в царстве аллегории, он не был бы мне нужен. Потому что я уже ответил:
Ах, если б власти я себе желал!Я не от вас – я от себя бежал.Величье власти – лишь ничтожный прах!Стоит трон самый лучший на костях,Вкруг – раболепье, преступленье, боль.Профессии нет хуже, чем король!Себя и душу надобно продать,Империей чтоб вашей управлять…Я выбираю меньшее из зол:Останусь в бочке, господин Посол…
А если бы этот трон существовал, как и любой другой, то я предпочел бы остаться в своей блеранкурской бочке, чем утверждать свою власть через преступление».
«Разве? – сухо спросил голос. – А как же то пожелание стать «Королем Земли»? Это тоже аллегория?
Мне мысли странные на миг пришли:Свершилось чудо – я Король Земли!» –
задумчиво-вопросительно начал голос, и Антоний был вынужден быстро перехватить:
«Но что б я сделал, если бы им был?Народ нужду бы навсегда забыл!Гонимым всем я стал бы, как отец!Неправой власти бы настал конец!Но прежде чем вселить в злодеев страх,Зло и добро я взвесил б на весах!Малейший чтобы покарать порокИ даже равнодушным дать урок!Настигла богача б моя рукаЗа то, что притесняет бедняка!Я всю преступность выжег бы дотла!Лишь добродетель мне была б мила!И пусть враги грозили б мне сильней,Ходил бы без охраны средь людей,Хранящий Правду и хранимый ей…»
«Значит, все-таки власть не так уж и плоха, если в ее силах помочь добродетели и выжечь преступление?» – с насмешкою спросил голос.
Но молодой человек, покачивая головой, повторил:
«Что я хочу, гражданин Руссо? Может быть, только победы нашей Революции. А может быть, и власти – да! Но не власти короля. Власти, чтобы изменить этот мир, ведь он действительно заслуживает изменения… И если бы…»
«Я слушаю…»
«И если бы ко мне вдруг, как к святому Антонию, которого тоже искушали в пустыне бесы, явился тот, кто может дать мне ответ, как изменить этот мир, я бы отдал за это все. Нет, не душу, – я не боюсь за свое бессмертие, ибо не может быть обращен в ничто тот, кто жил, не думая о себе, кто принес в жертву личное счастье ради общего счастья, – и разве Бог не увидел бы это? – но в любое мгновение я отдал бы за возможность получить ответ, как изменить мир, свою жизнь».
«Наверное, так и будет: и если революция, с которой ты хочешь слиться, пожертвовав всем, будет непобедима, ты тоже не будешь знать поражений, я предрекаю это, но сколько у тебя будет времени? Если это время будет кратко? А ну как то, что ты хочешь изменить, изменить невозможно? Согласен ли ты отдать за свою кратковременную победу или за эту свою ошибку все, что ты сказал? Свою жизнь и свою душу?»
Молодой человек заколебался. Он опустил, а потом снова поднял голову. Ответа не требовалось. Вокруг было уже совсем темно, и только ветер шелестел в старых пожухлых листьях.