"Жесткокрылый насекомый" - читать интересную книгу автора (Лукьянов Алексей)

восемь

Пиворас проснулся в добром расположении духа. Вчера, кроме батона, ему удалось раздобыть пакет молока, поэтому хватило не только на ужин, но и на завтрак. Он сладко потянулся, сел — и едва не завопил от обиды: Хрущ сидел и с безразличным выражением лица жевал хлеб, молоко тонкой струйкой стекало по губе.

— Оставь! — всхлипнул Альбин Петрович.

Но Хрущ не реагировал, а продолжал механически двигать челюстями.

Только теперь Пиворас заметил, что это не совсем Хрущ. То есть внешне он очень напоминал себя вчерашнего, но пиджак поменял цвет с терракотового на бордовый, один ус был пышнее и короче другого, и главное — у него была лишняя пара рук.

Дополнительные конечности доверия к гостю не вызывали, но агрессии новый Хрущ не проявлял, а что продукты сожрал… ну, все ведь есть хотят.

— Как лёд? — спросил Альбин, изображая радушного хозяина.

— Начался, — с набитым ртом прочавкал Хрущ.

Пока Пиворас думал, о чем бы спросить еще, в подтрибунье кто-то пролез.

— Кто тут? — Новый вопрос родился сам по себе.

— Это… лёт начинается, — прогудел гость.

Это был еще один Хрущ. Он сел на корточки рядом со своим двойником и поинтересовался:

— Живете тут?

Через час Пиворас опять остался без жилья. Подтрибунье набилось усатыми мужиками и бабами с разным количеством рук, а так — почти не отличимых друг от друга. Они постоянно совокуплялись, мололи чепуху, гадили, и жить стало совершенно невозможно.

— Дурдом тут устроили! — напоследок выкрикнул Альбин Петрович и быстро, пока на него не обратили внимания, покинул свой последний приют.

Лаз из-под трибун терялся в зарослях волчьего лыка, которым здорово поросла южная часть парка. Кое-как продравшись через кусты, Пиворас оказался на широкой тропинке, почти тротуаре, по которому через парк и далее через лесополосу каждый день шла на работу толпа народу. Уже заметно рассвело, но тропинка была пустой — значит, еще рано, семи нет.

На деревьях то тут, то там можно было увидеть людей в одинаковых костюмах, некоторые имели лишний комплект верхних конечностей.

Дурдом преследовал Пивораса даже на улице.

Куда теперь идти? Может, на лесопилку? Там у Димы с Раей друзья живут, человек двадцать. У них вагончик, ему место тоже найдется, наверное…

В смятении Альбин бросился к дороге, по которой уже носились машины.

Шум успокаивал. Шум значил, что жизнь продолжается, что ничего странного и страшного не случилось, все спешат по своим делам. Да здравствует шум!

Повеселев, Пиворас решил идти вдоль дороги до пристани, а там и до лесопилки рукой подать. Все лучше, чем мимо Хрущей топать — кто знает, что у них на уме?

Большой черный «Опель» промчался мимо, но через сто метров с визгом и дымом из-под колес остановился — и начал сдавать назад. Пиворас хорошо знал, что это за машина, и начал пятиться…

Автомобиль не стал приближаться вплотную. Из салона вышли трое: пожилой мужчина и одинаковые с лица и прочих мест молодые люди.

— Альбин Петрович, вас ищут.

— Пусть ищут, — отмахнулся Пиворас. — Отстаньте.

И пустился наутек.

Молодые люди, проявив чудеса физической подготовки, в три прыжка догнали Альбина и потащили к «Опелю».

— Нельзя, Альбин Петрович, по улице сейчас ходить. Сумасшедших что-то слишком много развелось. — Пожилой с подозрением всматривался в кроны деревьев. Оттуда доносился смех.

Упирающегося и визжащего о своих правах Альбина силой запихнули в автомобиль, и минуту спустя только сизый дымок выхлопа свидетельствовал: здесь только что стояла машина.

А Марина Васильевна проснулась с цифрой в голове.

Восемь.

Это же проще пареной репы! Сначала — один. На следующий день — двое.

Потом — четверо. Геометрическая прогрессия.

Хороша перспективка: таким манером к концу недели их будет двести пятьдесят шесть. Это нужно как-то остановить!

Она вскочила с постели и заметалась по квартире. Звонить кому-нибудь? Пожалуй, не стоит. Да и кто поверит? Есть, конечно, Наташа, но она слишком далеко, в Лосьве… хотя, если подумать, не самая плохая мысль.

Отыскав в сумке среди бланков, счетов и рецептов бумажку с номером сестры, Марина подошла к телефону, и тут оказалось, что он не работает. Несколько раз нажав на рычаг, Марина вновь поднесла трубку к уху, но результат остался прежним — мертвая тишина в эфире.

Похоже, кто-то перегрыз провод. Или нассал на розетку. Теперь только одному Богу известно, сколько продлится коммуникационная блокада.

Монтеры боялись Марину Васильевну как огня. Во-первых, воняет в квартире жутко, во-вторых, косоглазый сиам Шах порвал год назад их коллегу, когда тот приходил устранять похожую неполадку.

Чтобы не психовать понапрасну, Марина занялась уборкой. Половина седьмого утра, самое время! Вытерла лужи, убрала кучи и как бы между прочим вспомнила, что раньше, еще когда в Таджикистане жили, у них на две семьи живности имелось — одна собака Жулька, стерва и развратница, которую неясно кто любил. Просто подарили щенка, а выросла озабоченная неврастеничка — даже котов во дворе пыталась совращать, Марина сама видела. И при каждой любовной неудаче бросалась в драку. А теперь Жулька вспоминается как золотая собачка…

Ведь никакой радости или даже приснопамятного глубокого удовлетворения от своего подвижничества Кулик не ощущала. Только бесконечную тупую злобу на людей.

Ну вот, стоит о людях вспомнить, и опять эти подкидыши на ум приходят. Ну кто их ей навялил, как бы узнать?

Собак выводила с опаской, то и дело вздрагивая от приближающихся шагов. Но в конце концов бояться надоело, и Марина Васильевна смело сходила в магазин, смело купила масла, сыра и батон, смело позавтракала и, прямо-таки кипя отвагой, устремилась на работу. Она обязательно что-нибудь придумает. В крайнем случае — спросит совета у Наташи.

После третьей пары на кафедру заглянула секретарша из ректората, сказала, что просят к телефону Кулик. Марина Васильевна похолодела: вот оно, началось.

Но это был всего лишь Леня Бухта, бывший студент, договориться насчет решеток на окна.

— Ну посмотри на себя, Алик, ты же весь запаршивел! Что тебе надо: все есть, какого ляда ты по подвалам шляешься? Случайно ведь отыскали.

— Отъе…тесь от меня все, — вяло повторил Пиворас. Он был чисто вымыт, пострижен и красиво одет.

— Ты как с матерью разговариваешь? — ахнула мама.

— Отъе…тесь…

Чуть поодаль Двое-из-ларца сосредоточенно изучали внешнее устройство своих ботинок.

— Аскольд, врача уже вызвали? — спросила мама у секретаря.

— Машину за ним отправили.

— Господи, за что мне это… Мальчики, смотрите, чтобы он опять не убежал.

Пиворас мрачно оглядел Одинаковых-с-лица. Он им не завидовал. Любой, кто встанет между ним и волей, горько пожалеет. Дромомания — это вам не фунт изюму, это серьезно.

И, надо сказать, как в воду глядел. Не прошло часу после того, как утомленный психиатр отбыл восвояси, а какой-то обалделый Хрущ влетел в распахнутое окно второго этажа и радостно завопил:

— Лёт идет! Живой кто есть?

Одинаковый-с-лица, который был просто Коля, бросился проверять, кто вломился в дом. Коля-второй на время потерял бдительность, и тогда Альбин щучкой нырнул в мамин кабинет и заперся изнутри.

Наверху началась буча. Дикие крики, изумленные вопли, истерика — это, очевидно, мама вышла на шум и увидела, что происходит…

Теперь оставалось лишь выйти на веранду, быстро осмотреться, и поминай как звали.

Сзади ухнула дверь. Коля-второй понял, что не успеет обогнуть дом и поймать хозяйского сына на улице, и решил идти напролом и растерзать барчука, пока он живой. Пиворас, не теряя времени, поставил на пути преследователя стеклянный журнальный столик и бросился наутек.

Во дворе было пусто, только Жулик и Бандит, кавказские овчарки, свободно бегали по двору и лаяли на шум, доносившийся из дома. На Альбина они даже внимания не обратили.

Теперь дай бог ноги! Пиворас просочился через щель в заборе: доску он расшатывал целую неделю до предыдущего побега, а потом тщательно замаскировал. Пригодилось.

Он бежал, не особенно задумываясь, куда именно направляется. Ноги сами знали, куда надо в данный момент.

На работе доброй тетки не оказалось. Пиворас, воспользовавшись цивильным пока видом, выяснил, где именно она живет, и отправился к дому Марины Васильевны, но никого не застал. И тут заметил дверь в подвал. Осторожно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, он пару раз прошелся мимо. Не похоже было, что подвал запирается. Ну что же, вот и новая жилплощадь!

Прикинувшись невидимкой, Альбин Петрович скользнул в темноту.

В темноте обнаружился выключатель. Лампочка в шестьдесят ватт не могла осветить весь подвал, но и этого было вполне достаточно, чтобы Пиворас понял — то, что надо. Сухо, в углу шкаф здоровенный стоит, в таком и спать можно. Только тряпок побольше принести…

В желудке противно заурчало: хотелось жрать. Пора идти на заработки.

Всех китайцев в Большой Ольховке звали Димами, а китаянок — Раями.

Жили они, как инопланетяне, — то ли изучали местное население, то ли пытались наладить контакт, стараясь при этом оставаться незаметными и максимально эффективными. Чем бы они ни занимались: торговлей, починкой обуви или изготовлением ключей, — выручку тут же переводили в доллары и транслировали родственникам в Китай. Сами же добытчики ели в день по горстке риса, в который добавляли такую же горстку термоядерных специй и смотрели по видео душераздирающие фильмы типа «Снеговик-убийца», где кровища выплескивалась прямо с экранов и забрызгивала тапочки зрителей.

У Пивораса на рынке было много знакомых, но предпочитал он именно Диму и его дочь Раю.

— Варас! — улыбнулась девушка, когда голодный Альбин, урвавший уже два здоровенных яблока и коробку «Бизнес-ланча», забрался к ней в палатку.

— Жадные все стали, — пожаловался Пиворас подружке, придерживая культей бич-пакет. — Честно хлеб заработать не дают, а воровать тоже не дают. Лидка только хорошая. Я ей носки помог выгрузить, а она мне полтинник дала. Будем есть?

— Кушай, Варас, мы ели.

— Уже?

— Жуки у вас вкусный, большой жуки!

— Фу! Фу! Противно же! Фу!

— Не, Варас! — рассмеялась Рая. — Вкусный! Много мяса! Большой жук!

Марина Васильевна провела на удивление спокойный день. Успела к ветеринару, сдала сапожнику прохудившиеся зимние сапоги, стрясла деньги со всех репетируемых и набрала продуктов на неделю. Вернулась домой поздно. И тут же нахлынуло ужасное чувство, будто она что-то забыла. Кое-как отмахнувшись от навязчивой мысли, она стала готовить для дворняг. Когда все сварилось и остыло, Марина вспомнила о подкидышах. До сих пор — а часы показывали уже десять минут одиннадцатого — детей не было видно. Неужели все?

Она выскочила из подъезда и наткнулась на участкового.

— Добрый вечер, Марина Васильевна. Можно вас проводить немного?

— Тогда держите сумку.

Лопаницын смиренно принял кошелку с провизией.

— Не появлялись? — спросил он, едва вышли со двора.

— По счастью, нет.

— По счастью?

— Да! Или вам было бы приятно, приходи к вам якобы ваши дети и всякий раз вдвое больше, чем раньше?

— О, вы и закономерность вычислили? Сегодня, получается, восемь должны были заявиться?

— Пока никого не было. — Марина суеверно поплевала через плечо.

— Хм… Я вам свой телефончик оставлю, если что-нибудь произойдет… ну, вы понимаете… Постараюсь сразу прийти.

— Спасибо, — холодно поблагодарила Кулик. — Я могу идти?

— А я разве вас удерживаю?

— Сумку отдайте.

Петр Ильич покорился. Когда Марина Васильевна скрылась за углом, участковый вернулся во двор и уселся на скамеечке, ждать продолжения.

Однако продолжение последовало совсем в другом месте. Кулик подошла к первой точке кормления, и там ее ждал Евгений. Один.

— Привет, ма.

Марина Васильевна сдержанно поздоровалась с ребенком, но об остальных спрашивать не стала.

— Можно, я тебе помогать буду? — Евгений взял сумку и не без сноровки начал доставать кошачью еду.

Возражать сил не осталось, и Марина опять покорилась ситуации.

Нужно сказать, что обузой Евгений не был, под ногами не мешался и весьма ловко управлялся с животными. Просто был рядом и ни о чем не говорил. Только когда осталась последняя точка, он потянул Марину за руку и спросил:

— Мама, а зачем мы это делаем?

— Но их же никто кормить не будет. Ты хочешь, чтобы они с голоду умерли?

— А в лесу никто зверей не кормит.

— Кормят, когда зима суровая.

— Но сейчас почти лето.

— А здесь не лес, а город! — рассердилась Марина Васильевна. — Сначала люди берут животных, потом выгоняют на улицу, и никто не думает, что с ними будет. Они не могут себе пищу добывать, в городе не на кого охотиться.

— А на крыс, на птиц?

— Чтобы охотиться, родители должны научить детенышей, как правильно подкрадываться, как самому не стать добычей.

— Но почему ты?

— А кто еще?! Тут одна кошка родила котят в подвале нашего дома, я ее подкармливать ходила. А сосед узнал об этом, пошел и ногой их всех раздавил. Может, его попросишь? Альфочка жила, безобидная собака, зачем ее палками забили?

Евгений слушал, втянув голову в плечи, а Марина Васильевна продолжала зачитывать обвинительный приговор человечеству, покуда они не пришли на место кормежки. Там, выпустив пар, Кулик приступила к кормлению, а мальчик стоял рядом и гладил Матана.

Наконец, когда вся еда закончилась, усталые защитники животных побрели домой…

Вернемся ненадолго к участковому. Петру Ильичу сегодня не суждено было встретиться с подкидышами. В половине двенадцатого ночи он заметил, как незнакомый пышноусый мужик в коричневом пиджаке пополз по стене дома, явно намереваясь залезть в чье-то окно. Непонятно было, как это у него получается, — стена хоть и шершавая, но больших выступов на ней сроду не имелось. Тем не менее мужик полз, живо перебирая руками, и в какой-то момент Лопаницыну показалось, что у злоумышленника имеется лишняя пара рук.

— Эй, ты! Ну-ка, слазь! — крикнул участковый и начал приближаться к правонарушителю.

Мужик, не обращая внимания, продолжал лезть все выше и выше.

— Стой, стрелять буду! — Петр вытащил табельное оружие.

Ноль внимания.

Сняв «макаров» с предохранителя, Лопаницын выстрелил в воздух. Мужик замер между третьим и четвертым этажом.

— Слезай немедленно!

Пробормотав что-то невнятное, мужик пополз дальше. Тогда участковый почувствовал, как по всему телу разливается приятная, звенящая ярость. Он тщательно прицелился и выстрелил сантиметров на тридцать выше головы злодея. Тот дернулся, отлип от стены и начал заваливаться спиной вниз. Петр, широко раскрыв глаза, смотрел, как мужик, нелепо размахивая двумя парами рук, стремительно теряет высоту.

На уровне второго этажа у злоумышленника неведомо как раскрылся на спине пиджак, и большие, словно из целлофана сделанные крылья удержали своего хозяина в воздухе, падение прекратилось, усатый мужик на бреющем полете со свистом промчался над Лопаницыным и, постепенно набирая высоту, мчался теперь прочь.

— Стоять! — Участковый выстрелил на поражение, промахнулся — и бросился в погоню.

Не догнал. Единственный трофей, доставшийся ему от преследования, — отстреленная рука летающего мужика. Он долго вертел трофей перед глазами, даже понюхал и никак не мог понять: показалось ему или все было на самом деле? Полый и заполненный изнутри какой-то вонючей липкой дрянью, это был муляж, пусть и хорошо выполненный. А снаружи и не отличишь, если не приглядеться: рука гнулась в суставах и выглядела совсем как настоящая. Твердая и шершавая, будто высушенная клешня краба, кисть была выполнена заодно с рукавом пиджака и краешком манжета рубашки.

— Что за хрень такая?.. — бормотал озадаченный Лопаницын. — И что с ней делать?

Аккуратно, чтобы не извозиться, он взял руку за предплечье и отправился домой. Утром жена в поликлинику унесет, на анализы…

В это время, никем не замеченные, Марина Васильевна с Евгением вошли в свой подъезд.

— А где остальные-то? — спросила Кулик, отпирая дверь.

Раздалось радостное лаянье. Марина вошла в квартиру да так и обмерла. Все сияло чистотой, пахло хлоркой, сдобой и цветами, а в прихожей ее ждали семеро ребят. Кира держала в руках торт со свечкой.

— С днем рождения! — хором крикнули дети.

Счастливая мать восьми детей закрыла дверь и молча прошла в ванную комнату, где села на край ванны и заплакала. Ребята столпились в дверном проеме:

— Ма, что случилось?

— Тебе плохо?

— Мы же как лучше хотели!

Марина подняла заплаканное лицо.

— Спасибо. Но кто-нибудь может сказать: почему я?

Все молчали. Только Евгений пробился через толпу, подошел к маме, взял ее за руку:

— А кто, если не ты?