"Сбежавшее лето" - читать интересную книгу автора (Бодэн Нина)6 «МЕНЯ УКРАЛИ!»— Дедушка, детей сажают в тюрьму? —спросила Мэри за завтраком. Накануне вечером, лежа в теплой постели, пока дедушка с тетей Элис еще досматривали «Гибель Бисмарка», она пришла к выводу, что именно на это намекал Саймон. Того, что они сделали, хватит, чтобы попасть в тюрьму. По правде говоря, мысль эта не очень встревожила Мэри — побывать в тюрьме было бы интересно и любопытно,— но она понимала, что Саймона такая возможность не радует. Раз его отец полицейский, значит, ему никак не следует нарушать закон. — Нет, в тюрьму не сажают. Если они плохо себя ведут, их отправляют в специальные колонии. А что? Что ты натворила? — Ничего. Я просто так спрашиваю.— Мэри смотрела на дедушку таким простодушным взглядом, чуть, пожалуй, даже переборщив, что дедушка положил газету на стол и поверх очков уставился на нее. — Я сочиняю историю про детей, которые помогли преступнику уйти от ареста,— объяснила она.— Этот преступник... Он вор, ограбил банк, а дети прячут его от полиции. — То есть помогают преступнику? Понятно. Да, это, разумеется, серьезное злодеяние. Но, поправляя очки и снова углубляясь в свою газету, дедушка улыбался. — А что бывает, если об этом становится известно?— настаивала Мэри. — Зависит от многих обстоятельств. От того, сколько этим детям лет, в какой семье они воспитываются, сознавали ли, что делают. — Да, сознавали. Это была девочка примерно моих лет и мальчик чуть постарше. Девочка сирота, но из богатой семьи. Она живет со своим злым дядей, который держит ее у себя, потому что хочет завладеть ее деньгами. Она знает, что он ее ненавидит, но не решается кому-нибудь об этом сказать, потому что боится его. Мэри хотела было сказать «с тетей», но вовремя спохватилась. — Ее в тюрьму не посадят,— сказал дедушка и посмотрел через стол на тетю Элис. Тетя Элис вытерла губы салфеткой. — Какая печальная история, милочка! Почему бы тебе лучше не сочинить что-нибудь про хороших людей? — Потому что про хороших скучно.— Мэри нахмурилась, делая вид, что мыслит, а потом продолжала небрежным тоном:—Предположим, они помогают не грабителю, а нелегальному иммигранту, например индийцу из Кении... — Как ты можешь их сравнивать? —Тетя Элис была так возмущена, что у нее покраснела даже шея. — Твоя тетя хочет сказать, что нелегальный иммигрант — не преступник,— с удовольствием объяснил дедушка.— А индийцы из Кении — тем более. Кения когда-то была английской колонией... — Я знаю,— сказала Мэри. Она ужасно не любила, когда ей рассказывали то, что она уже слышала. — Когда Кения получила независимость, индийцы, которые там живут, начали опасаться, что африканское правительство будет их притеснять, и на всякий случай сохранили свои британские паспорта. А сейчас обстановка сложилась так, что британских подданных предпочитают не брать на работу, ограничивают прием их детей в школу и так далее, поэтому многие из них решили переехать на постоянное жительство в Англию. Однако наше правительство только что приняло закон, ограничивающий их въезд. Во всяком случае, они не имеют права въехать, когда захотят, а должны встать, так сказать, в одну очередь вместе с желающими поселиться здесь людьми из других стран. — Какой срам!—сказала тетя Элис.— Не держать своего обещания! — Да, пожалуй,— согласился дедушка.— Но есть и оборотная сторона этого дела. — Боюсь, я ее не вижу,— заметила тетя Элис. — Я тоже,— сказала Мэри.— Позор принимать закон, мешающий людям жить в стране, гражданами которой они являются. — Это, конечно, резонно.— Дедушка смотрел на нее так задумчиво, что хотя Мэри была уверена, что ничего лишнего не сказала, ей вдруг стало тревожно. Он был из тех, кто умеет слышать не только слова, но и мысли... Дедушка опять начал крутить себя за ухо, оттягивая мочку и поглаживая раковину большим пальцем. — Тетя Элис,— заторопилась Мэри,— можно мне взять с собой на пляж несколько сэндвичей? Я вчера ужасно проголодалась. Тетя Элис обрадовалась, хотя ее и смутила такая крутая перемена разговора. — Разумеется, милочка. Только не испорть себе аппетита к обеду. — Как можно, когда дышишь таким целительным морским воздухом? Наоборот, мне все время хочется есть. Хожу голодная, как лошадь. — Как собака, милочка,— ласково поправила ее тетя Элис.— Какие сэндвичи ты хочешь? С помидорами? — Он, наверное, не любит помидоров,— заметил Саймон.— Чересчур разборчив. Я сделал ему сэндвич с яичницей, а он посмотрел на него так будто ему предложили дохлую мышь. — Холодную яичницу и правда противно есть,— заметила Мэри. Облезшими золочеными буквами над дверью лавки было написано: «Хорейс Трампет. Антиквариат и старинные безделушки». Через покрытую пылью витрину на Мэри печально взирали две большие фарфоровые собаки. — Хоть бы сказал спасибо,— пожаловался Саймон.— А то только по смотрел на сэндвич и спросил: «И это все?», словно он какой-нибудь принц или магараджа. А потом сказал: «А когда меня отвезут к моему дяде?» Будто к слуге обратился. Тон у него был очень мрачный. «Может, он боится?» — думал Мэри. — Знаешь, тюрьма нам не грозит,— решила она обрадовать его. — Знаю. Детей в тюрьму не сажают. Просто я не могу придумать, что делать. Вчера, когда мы ему помогли, мы совершили благородный поступок, я знаю, но с тех пор голова моя непрерывно занята разными мыслями. Сегодня ночью я не сомкнул глаз.— Он со злостью посмотрел на Мэри, словно она была в этом виновата, потом, глубоко вздохнув, пнул ногой выпирающую из земли плиту — такими плитами была замощена вся набережная.— Несколько дней, пока не вернется дядя Хорейс, он может провести в лавке, но вечно жить там нельзя. — Да он и не захочет! У него же дядя в Лондоне, верно? Нужно ему позвонить и сказать, что здесь его племянник. Потом отведем Кришну на станцию, посадим в поезд, и пусть дядя сам его встречает. Если у Кришны нет денег на билет, у меня в копилке хватит. Жаль, что все их проблемы, в общем-то, так легко разрешаются. Приключение еще и не началось, а уже ему пришел конец. — Еще чего? — возразил Саймон.— Почему тогда, раз у тебя такое настроение, сразу же не позвонить в полицию? Ты что, не понимаешь, что за поездами следят? Наверное, и на станции кто-нибудь наблюдает за всеми подозрительными субъектами. Его поймают, и вот тогда-то нас действительно ждет беда... — Тебя именно это заботит больше всего? — Если хочешь знать, нет!—Саймон покраснел как рак, а Мэри вспомнила, что вчера вечером он вернулся с полдороги предупредить их о приближении полицейских, хотя вовсе не был обязан это делать. — В нем-то уж нет ничего подозрительного. Как ты мог такое сказать! — Обожди говорить, пока не увидишь его,— сказал Саймон.— Нога у него распухла, на голове здоровенная шишка. Вчера в темноте ее не было видно, а сегодня она величиной с яйцо. У него такой вид, будто он побывал в хорошей драке. — Тогда его дяде придется самому за ним приехать,— рассудила Мэри.— Объясним ему, что Кришна ушибся и что за ним нужно приехать на машине. — Сначала надо разыскать его дядю. — Что ты хочешь этим сказать? — Если у него в Англии дядя, который должен был встретить его в аэропорту, тогда почему он приплыл на лодке? — Чего ты ко мне пристал? — огрызнулась Мэри.— Я-то откуда знаю? — Меня украли! — объяснил Кришна. Он сидел на кушетке, положив больную ногу на здоровую и накинув на плечи китайскую шаль. Шаль, темный цвет кожи и огромная шишка на лбу, наполовину закрывавшая один глаз, превращали его в какого-то таинственного чужеземца. Да, если привести его на станцию, он, безусловно, сразу обратит на себя внимание — Мэри вынуждена была признать правоту Саймона, хотя насчет сэндвичей с помидорами он и ошибся: Кришна, пока рассказывал, ел их с большим аппетитом. — Наш самолет должен был лететь из Найроби прямо в Лондон, но из-за неисправностей в одном из моторов мы приземлились во Франции. Сначала мы немного подождали, а потом нас посадили в поезд. Вагон был набит битком — какие-то бедняки, крестьяне и женщины в черном. Я заснул, а когда проснулся, уже совсем стемнело и мне хотелось есть. Один человек из нашего вагона угостил меня конфетами и спросил, где мои родители. Я ответил, что им пришлось остаться в Найроби, потому что мама заболела, но что они приедут вслед за мной, купят в Лондоне дом и я буду ходить в школу. Неужели я думаю, спросил он, что меня одного пустят в Англию? «Меня встретит дядя»,— ответил я, но он только рассмеялся и поинтересовался, есть ли у меня деньги. «Если есть,— сказал он,— то можно легко и просто попасть в Англию». Человек этот не очень хорошо говорил по-английски. Он был тоже индиец, но не из Кении и очень плохо одет. Я решил, что он вор, и сделал вид, что сплю. Через некоторое время он встал и ушел. По приезде в Париж нас посадили на автобус и повезли в аэропорт. А там нам сказали, что рейс на Англию есть, но мест на всех не хватит. Люди начали кричать и толкаться, а некоторые даже заплакали. Ко мне подошла стюардесса, которая летела с нами из Африки, и сказала, что в Англию я уже опоздал и что мне лучше возвратиться домой в Кению. Она пообещала посадить меня на ближайший обратный рейс, поэтому, когда она отошла, я спрятался в уборной. — Что значит «опоздал в Англию»? —спросил Саймон. — Из-за нового закона. Ты разве об этом не слышал? Он вступил в действие после полуночи, и так как наш самолет должен был приземлиться в Лондоне после полуночи, нас все равно бы уже не впустили. — Интересно,— заметил Саймон.— Словно в сказке про Золушку,— засмеялся он. — Помолчи, пожалуйста,— остановила его Мэри.— Мне понятно, о чем он говорит, я тебе потом объясню, а сейчас, пожалуйста, помолчи...— Она повернулась к Кришне, который только что расправился с первым сэндвичем и смахивал крошки с шали.— И сколько же ты просидел в уборной? — Довольно долго...— Он содрогнулся, вспомнив, как страшно ему было прятаться ночью в уборной в чужой стране. Потом выпрямился и продолжал свой рассказ:—Я, конечно, не боялся. Я просто не знал, что делать. Прошло немного времени, и я снова вышел в зал. Там было полно людей, все чего-то ждали, и я увидел того человека, который заговорил со мной в поезде. Он сидел на скамейке, и я подумал, что, может, он вовсе и не вор. Увидев меня, он улыбнулся, поэтому я подошел к нему и спросил, как попасть на самолет в Англию. Он ответил, что самолеты переполнены, но что, если у меня есть деньги, можно дать взятку. «У меня есть пятьдесят английских фунтов, которые мне дал отец для передачи дяде»,— объяснил я. Он сказал, что этого достаточно, и велел мне подождать, пока он пойдет и разузнает. Он посадил меня на свое место, и я заснул, а когда проснулся, пришел этот человек с еще одним индийцем и каким-то французом. У француза был вид простого крестьянина. Я начал вынимать деньги из кармана, но француз меня остановил. Тогда я решил, что он, наверное, служащий аэропорта и боится, что увидят, как он берет взятку, поэтому я вышел вместе с этими людьми на улицу. Мы сели в машину, я вынул деньги, француз взял их и засмеялся. Машина тронулась, и я, решив, что мы едем на другой аэродром, обрадовался и стал разглядывать город. По сравнению с Найроби Париж показался мне очень грязным. Я удивился, потому что считал Францию богатой страной. Мы ехали по каким-то бедным улицам, и я сказал: «Как же далеко до аэродрома!», на что мой индиец ответил, что мы не полетим в Англию, а поплывем. Я, конечно, очень рассердился, но, когда сказал им об этом, они только посмеялись надо мной. Тогда я велел им остановиться и выпустить меня из машины, но человек, который сидел вместе со мной на заднем сиденье, скрутил мне руки назад, да так, что чуть их не сломал. У меня до сих пор болит... Он дотронулся до плеча, и на мгновение при воспоминании о прошлом по его лицу снова скользнуло выражение страха. Мэри, которая до сих пор исходила завистью от того, что ему посчастливилось принять участие в таком увлекательном приключении, тоже стало немного страшно. — Вот тогда-то я и понял,— продолжал Кришна,— что это плохие люди, преступники, и что, если я не замолчу, они могут натворить бог знает что, например перерезать мне горло и бросить истекающего кровью на дороге. Поэтому больше я не произнес ни слова и сидел неподвижно несколько часов. Я старался придумать, как бы перехитрить их, но их было трое против меня одного. И хотя оба индийца через некоторое время заснули, француз то и дело поглядывал в зеркало и следил за мной. — Они вовсе не были настоящими преступниками,— перебил его Саймон.— Ведь они в конце концов доставили тебя в Англию, а могли, забрав деньги, бросить во Франции. — Они бы не решились на это! — гневно засверкал здоровым глазом Кришна.— Потому что боялись, что я пойду в полицию — и тогда их поймают. Они не успели бы и добраться до лодки. — Успели бы, если бы сначала убили тебя! Мертвые молчат как рыбы!— торжествовал Саймон.— Тебе это и в голову не приходило, а? Ты просто врешь сейчас? — Да что ты к нему пристал? — вспыхнула Мэри. Она рассердилась на Саймона за то, что он перебивает Кришну и не дает ему дорассказать такую интересную историю. Саймон порозовел, но упрямо стоял на своем: — Не понимаю, для чего все преувеличивать. Назвать их преступниками! У него был несчастный вид. Сначала Мэри разозлилась: упрямый, а сам обижается! Но уже через минуту ей стало его жаль. И кроме того, Саймон прав: те двое ни в коем случае не выглядели преступниками, наоборот, они были жалкими и напуганными. — По-моему, они не собирались убить его,— сказала она.— Просто, чтобы добраться до Англии, им нужны были его деньги. Но он-то, наверное, боялся, что его убьют. На его месте я бы тоже так думала. — В лодке они меня жалели,— продолжал Кришна.— Я ни разу в жизни не был в море и не знал, как страшно, когда на многие мили вокруг холодная серая вода и огромные волны! Когда меня стало тошнить, француз дал мне отхлебнуть коньяку, а индийцы пообещали, что, как только мы сойдем на английский берег, они отвезут меня в Лондон, где я смогу разыскать дядю. Но стоило нам очутиться на берегу, как они убежали. — Наверное, испугались,— заметила Мэри. — Наверное,— кивнул Кришна.— Все получилось совсем не так, как я себе представлял. Я-то мечтал, что первым делом увижу высокие дома и солдат в красных мундирах и меховых шапках. Мой дядя прислал мне такую открытку. — В такую форму одеты только солдаты, охраняющие Бэкингемский дворец в Лондоне,— объяснила Мэри,— где живет королева. А что бы она думала увидеть в Африке, если бы ей суждено было там очутиться? Львов, наверное, жирафов, куда ни глянь, пустыню и голых негров, потрясающих копьями. — Должно быть, и Африка выглядит совсем не такой, какой я ее себе представляю,— заметила она. — У нас очень красиво,— сказал Кришна.— Особенно там, где я живу. Он с печальной улыбкой посмотрел на Мэри, а потом перевел взгляд на Саймона, который сидел на краю кушетки, опустив глаза. «Обиделся,— подумала Мэри,— или просто не верит Кришне?» Она и сама не понимала, верить ему или нет,— слишком уж много приключений. Но Саймон-то... Сделал бы вид, что верит. — И зачем только я уехал из дома? — дрожащим голосом сказал Кришна.— Зачем приехал сюда? Саймон поднял глаза. — Теперь уже поздно об этом жалеть! Приехал, и все. Нужно только придумать, что делать дальше. — Можешь не думать!—Кришна спрыгнул с кушетки и гордо выпрямился, хотя губы у него дрожали.— Мой дядя богатый. Он приедет за мной в «кадиллаке.» Можешь не помогать мне, если не хочешь! Он топнул ногой, застонал и чуть не упал, но Саймон, вскочив, поддержал его и усадил обратно на кушетку. — Нога болит...— всхлипнул Кришна, и, хотя в этом уж не приходилось сомневаться, Мэри догадалась, что он пожаловался на боль, только чтобы скрыть обиду на Саймона. К ее удивлению, Саймон тоже, по-видимому, понял это. — Разумеется, я хочу помочь тебе! Поэтому я и думаю все время, как поступить. Чтобы не наделать глупостей, причинив тем самым неприятности не только тебе, что самое важное, но и самим себе. Если тебя задержат как нелегального иммигранта, тогда нам попадет за то, что мы тебя укрывали, а мне особенно достанется, потому что, во-первых, эта лавка принадлежит дяде Хорейсу, который приходится моему отцу родным братом, а во-вторых, мой отец служит в полиции. Ему тоже несдобровать. Кто поверит, что он ни о чем не знал? И правда, подумала Мэри, Саймону приходится беспокоиться куда больше, чем ей. Этим и объясняется его подавленное настроение и раздражительность. Но сейчас он как будто немного оживился. Может, то, что он сидел и думал, пошло ему на пользу, потому что голос его теперь звучал уверенно и бодро: — Ты не сумеешь добраться до Лондона самостоятельно, полиция быстро тебя поймает. Но мы можем позвонить твоему дяде и сказать ему, что ты здесь. Пусть он решает, что делать. Он сказал это так, будто сам придумал. Словно Мэри с самого начала не подала ему эту мысль! Она хотела было рассердиться, но потом решила быть великодушной и лишь улыбнулась про себя. Кришна тоже улыбнулся. — У меня нет номера его телефона, но я помню его адрес. Он живет недалеко от Бэкингемского дворца. Улица называется Бэкингем-пэлес-террас, а дом номер четыре. «У Саймона какой-то странный взгляд»,— подумала Мэри. — Ты не ошибаешься? — Вроде нет,— запнулся Кришна.— Его адрес был у меня в записной книжке. Но она вместе с чемоданом осталась во Франции. — А! — протянул Саймон. — Мы можем написать ему письмо,— предложила Мэри. — Писать письмо опасно,— покачал головой Саймон.— Оно может попасть в чужие руки. Особенно если...— Он замолчал и покраснел. — Если у нас есть имя или адрес, мы можем найти номер его телефона в телефонном справочнике,— подсказала Мэри. — Пожалуй,— согласился Саймон. Он выглядел озабоченным и, вздохнув, добавил:—В лавке должны быть телефонные справочники. Поднимись туда и найди тот, который нам нужен, а я пока займусь его ногой. Я принес из дома эластичный бинт. Если крепко забинтовать щиколотку, то нога будет меньше болеть и он сможет на ней стоять. — Я бы просил тебя не говорить обо мне так, будто меня здесь нет,—рассердился Кришна. Он лег на кушетку и вытянул ногу.— Можешь забинтовать, если хочешь,— добавил он таким снисходительным и любезным тоном, будто он король, а Саймон — один из его придворных. «Жаль, что он не король,— подумала Мэри,— потому что, будь он королем, вся эта история стала бы совсем сказочной! Нет, он больше похож на единственного в семье, а потому избалованного ребенка». — У тебя есть братья или сестры? — спросила она, и мальчики с таким удивлением взглянули на нее, что она не могла не усмехнуться в глубине души. — Братьев у меня нет. А сестер пять, и мой отец очень опечален тем, что у него только один сын,— ответил Кришна. — А почему ты спросила? — Просто так,— ответила Мэри. «Пять сестер! — думала она, поднимаясь по лестнице.— Вот почему он так важничает. В Индии женщины прислуживают мужчинам. Сестры Кришны, наверное, крутились вокруг него день и ночь!» — Письменный стол в углу у окна,— крикнул ей вслед Саймон. Письменный стол она увидела сразу. В лавке было темно и пыльно — пыль не только лежала на мебели, но и клубилась в лучах света, еле проникавших сквозь грязное окно. И кроме того, в помещении было еще много такого, что стоило посмотреть в первую очередь. За всю ее жизнь, решила Мэри, ей ни разу не довелось видеть столько собранных вместе интересных вещей. Старая музыкальная шкатулка с крошечными барабанами внутри, которые застучали, как только она подняла крышку; часы, вставленные в фасад необыкновенной росписи фарфорового замка с башнями и бойницами; миниатюрная лошадь-качалка с крошечным алым седлом и с кудрявой гривой, сделанной, по-видимому, из настоящих волос; большая старая арфа, которая, когда она провела пальцами по ее струнам, издала какие-то пузырчатые звуки, словно на ней играли под водой. Письменный стол спрятался позади арфы. Это был обычный письменный стол, заваленный бумагами, поверх них лежал стеклянный куб, в середине которого плавал странный лиловый цветок. Она подняла куб, он показался ей тяжелым и прохладным. Она посмотрела в него, потом перевернула, и лиловый цветок сначала растекся, а потом снова уменьшился. Она подняла куб к свету и принялась разглядывать через него свою руку: рука казалась огромной, стали отчетливо видны все линии на пальцах. Она совсем забыла, что ее могут увидеть с улицы, и, когда в окно постучали, с испугу чуть не уронила куб. На секунду она забыла обо всем: чуть не разбила такую прекрасную вещь, которую никто ни за что не сумел бы починить! Но как только она поставила куб на место, ей стало страшно совсем по другой причине. На улице возле лавки стоял кто-то и смотрел на нее. По какому праву она проникла сюда... |
||
|