"Загадки древних времен" - читать интересную книгу автора (Бацалев Владимир Викторович)

Война-II

Согласно Гомеру, основателем Трои был внук Дардана, сын Эрихтония, по имени Трос. От брака с дочерью реки Скамандр он имел сыновей. Одного из них — Ганимеда — похитил Зевс (по методу сына капитана Гранта), а другой — Ил — каким-то образом тоже стал основателем Трои и назвал ее по своему имени Илионом[29].

Сын Ила Лаомедонт окружил город высокой стеной. Для этого он нанял не кого-нибудь, а Посейдона и Аполлона. Те возвели стену, которую невозможно было разрушить, так как камни они впервые скрепили цементом (или похожим составом). Только они это и могли сделать: ведь цемент, разбавленный водой (а вода — стихия Посейдона), затем затвердевал на солнце (солнце — стихия Аполлона), превращая сооружение в монолит. Сделав дело, боги потребовали гонорар. Лаомедонт им ничего не дал. Для этого у него были два основания: во-первых, Посейдон с Аполлоном были у троянского царя как бы в ссылке за бунт против Зевса; во-вторых, логично рассуждал Лаомедонт, у богов и так все есть. Аполлон согласился с его логикой и тихо ушел, но Посейдон (кстати говоря, в большинстве мифов проявивший себя как явный психопат) затопил все пашни Трои и потребовал, чтобы дочь царя Гесиону отдали на съеденье морской чуде-юде. Гесиону — в лучших традициях Андромеды — привязали к прибрежной скале. Все рыдали, но слезами делу помочь не могли: воды у Посейдона и без них хватало. Но тут появился Геракл; он возвращался из похода на амазонок. Лаомедонт пообещал ему за спасение дочери коней. Этих коней дал троянцам Зевс, когда похитил и растлил Ганимеда. Геракл сразил чуду-юду одной стрелой. Но Лаомедонт, верный принципу абстинента: всё добро — только в дом, — и тут ничего не заплатил. Геракл рассвирепел и с горсткой своих дружинников взял неприступную Трою в один день (немного позже лучшим героям древности числом в сто тысяч на это потребовались десять лет и гнусная хитрость Одиссея). Геракл убил всех сыновей царя, сделав исключение лишь для юного Приама. Гесиона принуждена была выйти замуж за Теламона, который первым ворвался в Скейские ворота Трои. Теламон увез троянскую царевну на Саламин, где она родила ему Тевкра[30], другая женщина родила ему Аякса.

Распрощавшись с Гераклом и пожелав ему (про себя, разумеется) побыстрей надеть хитон Несса, Приам обзавелся гаремом и деятельно стал восполнять собственным потомством демографический урон, нанесенный Гераклом. У него было пятьдесят сыновей и столько же дочерей, из которых наиболее известны Гектор, Парис, Деифоб, Кассандра и Поликсена. В Кассандру влюбился Аполлон и получил отказ. Другие боги в подобных случаях, не стесняясь, брали дев силой, но Аполлон придумал более изощренное издевательство: плюнув ей в рот, он сделал Кассандру пророчицей, которой никто не верил. Собственно, наказание было совсем другого рода: он обрек бедняжку на вечную девственность[31]. А не верили ей совсем по другой причине. Есть подозрения, что Кассандра, мягко говоря, была от рождения либо дурой, либо сумасшедшей. И в самом деле, будь у нее хоть капля мозгов, она бы сообразила, как ей выкрутиться: если люди не верят ее пророчествам, надо говорить все наоборот. Например, она пророчествовала, что в троянском коне сидят вооруженные ахейцы, и ей не поверили. А ведь стоило сказать, что внутри коня никого нет, и она спасла бы родной город!

Париса, как известно, при рождении выбросили, потому что его матери приснился дурной сон. Жизнь с детства приучила его быть хитрым, изворотливым, когда нужно — льстивым, когда надо — наглым. При всем при этом он был прост и неотесан от беспрерывного общения с природой и животными. Парис, он же Александр[32], поселился с пастухом на соседней горе Иде. Здесь он женился на нимфе ближайшего источника Эноне и был вполне счастлив, играя на дудочке овцам. Энону же когда-то любил Аполлон и за любовь наградил даром прорицания (ничем другим он, видимо, за любовь никому не платил). Энона поведала мужу, что ему суждено похитить Елену, стать причиной гибели многих славных мужей, да и самому снизойти в Аид. Парис не придал ее словам никакого значения: весь мир для него замыкался горой Идой и овцами.

— Каких мужей? Баранов, что ли? — спросил он.

Сию пастораль решили разрушить боги. Можно привести тысячи примеров, когда олимпийцы не могли спокойно спать, если кому-то на земле жилось счастливо.

На свадьбе, последствием которой должно было быть рождение Ахилла, три богини переругались из-за яблока (на самом деле это был гранат или айва). Зевс отправил их на Иду к третейскому судье Парису. Решение — более чем странное. Ну что за судья Парис? Пастух, предположительно знавший, какого он роду-племени. Мыслимое ли дело, чтобы три величайшие богини доверились такому судье? (Представим, что Македонский, Цезарь и Наполеон за решеньем, кто из них самый великий завоеватель, обратились бы к эскимосу!) Парис был в состоянии судить только о красоте своих овец, да и судил он только своих овец, и, как правило, приговор у него был один — смертная казнь и через час ужин. Расчет Зевса мог строиться только на одном: когда богини поймут, что судить об их красоте поручили сельскому дураку, они просто не примут его решение всерьез, посмеются и забудут о кознях Эриды, богини мщения.

Плохо же Громовержец знал женщин!

Все богини предстали перед Парисом обнаженными и предложили взятки. Пастух поначалу опешил от такого количества голых дам и решил дать деру, но прибывший на суд Гермес убедил его, что «так надо».

Будь Парис опытным бабником, он легко бы справился с задачей. Ведь достаточно бьшо бы сказать:

— Та из вас, которая уйдет отсюда быстрей всех и никогда больше не появится, та и самая красивая, — и он бы вышел победителем.

Но что взять с неотесанной деревенщины? Парис видел перед собой трех женщин: Геру, возраст которой уже несколько тысяч лет не позволял ей прибегнуть к спасительной поговорке: «В сорок пять — баба ягодка опять»; Афину — ее растренированные ежедневными упражнениями бицепсы и икры пригодились бы, если б деревня Париса вышла стенка на стенку с соседней деревней, но на конкурсе красоты от них было мало толка (потому-то Афину никогда и не изображали голой); и Афродиту! — богиню любви и дальнюю родственницу.

В самом деле, трудно найти другой такой царский род, в котором все мужчины были бы как на подбор. Боги от их красоты просто млели. Первым отличился Зевс. С этой же горы, на которой Парис теперь судил и рядил, Кронион украл юного красавца Ганимеда и «отдал самому себе на поругание». (Потом, правда, одумался и сделал виночерпием на Олимпе.) Отсюда же «младая с перстами пурпурными Эос» утащила к себе родного дядю Париса — красавца Тифона. Наконец, и сама Афродита явилась однажды чуть ли не в этот самый шалаш к двоюродному дяде Париса Анхизу (этот и сейчас с Афродитиным приплодом живет в Трое) и сказала:

Больше всего меж людей походили всегда на бессмертных Люди из вашего рода осанкой и видом прекрасным, —

после чего отдалась на подстилке и сделала Анхиза отцом Энея. Так что Парис воспринял предложенную ему первую красавицу Греции как само собой разумеющееся. Не богиня Елена, конечно, но все-таки. Все-таки дочь Зевса!

Парис поступил, как честный судья: вынеся приговор, он воспользовался только одной взяткой, а две другие вернул.

Скоро на празднике в Трое Парис был опознан родителями и вернулся в отчий дом, забыв бедняжку Энону на Иде. Далее — опять несуразица: Приам вдруг решает послать Париса на Саламин и потребовать выкуп за свою сестру Гесиону. Как троянскому царю могло прийти в голову такое безрассудное желание? Ведь Гесиону взяли как военную добычу, да и самому малолетнему Приаму Геракл сохранил жизнь лишь после того, как Гесиона, ползая возле его ног, умолила пощадить последнего брата! Рассчитывать на то, что раз Теламон не сделал ее рабыней и как честный человек женился, значит, должен платить калым — не приходится. Следовательно, Приам считал себя правым требовать выкуп, из чего вытекает, что «врут всё» греческие мифы «за древностию лет». Не брал Геракл Трою, да и не мог взять: ведь построившие стены Посейдон и Аполлон сделали их неприступными. К тому же, согласно решению Зевса, Троя не могла пасть, пока в ней находился Палладий — деревянный истукан на согнутых ногах и высотой около 140 сантиметров. В одной руке истукан (точнее, истуканша) держал копье, в другой — веретено и прялку. Этот Палладий Зевс сам сбросил в Трою, а троянцы поставили его в храме Афины. Каким же образом Геракл мог взять город, не владея Палладием и не имея возможности перебраться через стену? Никаким. Он и не брал город. Историю об этом придумали сами греки, дабы приписать своему любимому герою еще один подвиг и себя воодушевить памятной доблестью предка. А Гесиону действительно похитил Теламон. И Геракл даже хотел его за это убить. Греки и этот факт сумели переделать в удобном для себя свете: будто бы Теламон ворвался в Трою первым, опередив Геракла, чего первый герой Эллады не мог спустить соратнику. Наконец, чего стоила доблесть сотни тысяч ахейских героев, просидевших под Троей десять лет и взявших ее лишь обманом, когда такое дело было по плечу Гераклу со своим отрядом?

Итак, Парис сел на корабль и во главе посольства поплыл на Саламин, где царствовал Теламон. Здесь он потребовал выкуп за тетку или саму тетку. Теламон ответил ему так (цитирую средневековый рыцарский роман о Троянской войне):

— Не хочу я расстаться с драгоценной моей добычей, и ты немедля оставь мою землю, а не то умрешь страшной смертью!

Перепуганный Парис тут же ретировался и, вероятно, решил обратиться к третейскому судье — самому могущественнейшему в то время царю Эллады Агамемнону. Однако ему показалось (опять-таки вероятно), что идти одному к Агамемнону — мало толка, и решил заручиться поддержкой его брата Менелая. Может быть, о последнем в те времена ходили по ойкумене слухи как о порядочном человеке. Парис приехал в Спарту и был принят хорошо, по тем временам. Но Менелай ввязываться в возможные неприятности не собирался, он охотно проводил с Парисом время в пирах, но просить за Гесиону и Приама перед Агамемноном у него никакого желания не было. Менелай только ждал повода, чтобы куда-нибудь улизнуть из города и дождаться, когда лопнет терпение Париса и тот отчалит к родным пенатам. Такой повод скоро представился: Менелаю потребовалось «срочно» ехать на Крит, где умер его дед с материнской стороны и оставил ему наследство. Парис понял, что над ним издеваются. В гневе и в восточных пурпурных одеждах он был прекрасен. Об этом нашептывала Елене и верная данному на Иде слову Афродита. Та и сама была не слепая: в овечьих шкурах на голое тело и пропахшие потом ахейцы давно ей опостылели. Менелай был ничем не лучше — мужлан из проклятого богами рода! Разве он пара дочери Зевса?

По вечерам Парис рассказывал Елене о Трое, но и тут нехотя попадал в точку, ибо между Троей и Спартой в те времена была такая же разница, как теперь между Парижем и Крыжополем. Нам остается только предполагать, от кого исходила идея увезти Елену в Трою. Вся логика событий свидетельствует, что именно от Елены. Ведь ее уже один раз умыкал Тезей. Погуляла она тогда, повеселилась, порезвилась вволю, потом братья вернули ее обратно. Что в этом плохого? Чем прозябать в Спарте, сидеть, портя гибкий стан, за прялкой целыми днями в гинекее, лучше мир посмотреть и себя показать. Елена принадлежала к тому типу женщин, которых поэты называют «красивыми и бездушными дурами». Действительно, искусство обольщения мозгов не требует. Известно, что из десяти совращений девять провоцирует женщина. Если б это было не так, то человечество давно бы вымерло. Виновность Елены подтверждали уже древние. «Отец истории» Геродот писал о ней:

«До сих пор происходили только временные похищения женщин. Что же до последующего времени, то несомненно тяжкая вина лежит на эллинах, так как они раньше пошли походом в Азию (поход аргонавтов), чем варвары в Европу. Похищение женщин, правда, дело несправедливое, но стараться мстить за похищение, по мнению персов (Геродот имеет в виду всех азиатов), безрассудно. Во всяком случае, мудрым является тот, кто не заботится о похищенных женщинах».

По вечерам Елена сладострастно нашептывала Парису:

— Увези меня! Можешь даже со всеми моими драгоценностями. Тогда ахейцы не смогут отмолчаться и заставят Теламона обменять меня на Гесиону. Меня уже увозил Тезей, и ничего ему за это не было. Наоборот, все его только зауважали, а от женщин с тех пор отбоя не было. Даже племя амазонок к нему специально на свидание прискакало.

И Парис купился: если ахейцы воруют женщин, то чем троянцы хуже?

(Самое интересное во всей этой истории, что Елена прекрасно понимает, кто она такая и чего стоит. Уже в Трое она говорит брату Париса Гектору: «Твою душу объяло больше всего страдание из-за меня, суки (так дословно у Гомера; в переводе Гнедича — недостойной), и из-за помрачения Париса, которому Зевс положил злую гибель».)

В ту же ночь Парис и Елена бежали. Елена захватила свои драгоценности и служанку Эфру — мать Тезея. Она не взяла только прижитую от Менелая дочь Гермиону. Именно это событие оказалось решающим в десятилетней осаде Трои. И этот же факт косвенно свидетельствует, что Елена собиралась уезжать навсегда, оставляя по законам тех времен бывшему мужу прижитых от него детей.

До дворца Приама беглецы добрались в три дня; в первую же ночь, в порту Елена овладела Парисом: семь бед — один ответ.

Когда Менелай вернулся в обесчещенный дом, то ужас его вызвало не столько бегство супруги и пропажа ее драгоценностей (которые он давно считал своими), сколько тот факт, что он больше не царь. Он и раньше был царем постольку поскольку, он был мужем царицы и в Спарте правил волей случая: на его месте мог оказаться любой жених. Спартанская родовая оппозиция теперь запросто могла послать его обратно в Микены и сделать царицей девятилетнюю дочь Елены Гермиону, а над ней поставить выбранного ими же опекуна. Потом ее выдадут замуж за какого-нибудь мессенского или аркадского царевича — и тогда песенка Менелая точно спета. А ведь он рассчитывал на царскую гробницу, а не на грубое антропоморфное надгробие на городском кладбище. Правда, Гермиона от рождения помолвлена с Орестом, сыном Агамемнона. Но пока она войдет в брачный возраст, всякое может случиться. Те же троянцы заявят свои претензии на Пелопоннес.

Менелай бросился к брату. Агамемнон с ходу оценил сложность «внутриполитической» ситуации и сказал (опять цитируется средневековый источник):

— Что ты, брат мой, плачешь не переставая? Лучше вспомни о том, что ты храбрый воин!

Менелай постарался.

Братья деятельно стали собирать войско, объезжая удельных царьков, большинство из которых только таковыми назывались, а на самом деле были голь перекатная. Вожди среднего достатка, как правило, владели небольшой крепостью и держали при себе банду, которая грабила всех проходящих и проплывавших и скудно питалась за счет окрестных селян. Самые же бедные цари легко могли указать границы своих владений, плюнув на четыре стороны света. Но были и такие, которые могли бы выставить тысячу, а то и две воинов. Общий сбор назначили в беотийском порту Ав-лиде. Туда якобы (по Гомеру) прибыло 1186 кораблей[33], а войск чуть ли не сто тысяч. Все это, конечно, «поэтический вымысел». Население Греции не насчитывало тогда столько людей. Но что оставалось делать Гомеру: песни его должны были наполнять души современников тоской по ушедшей эпохе. Ведь ничем другим в тот момент греки гордиться не могли. Дикие орды дорийцев и эолийцев низвели их до такого первобытного состояния, что они даже письменность свою забыли[34].

Итак, «армия» представляла собой сброд авантюристов, проходимцев и людей, оставшихся без всяких средств к существованию и способных лишь продать умение владеть мечом или луком[35]. Недостающее оружие предоставили купцы — наиболее заинтересованные в падении Трои как торгового и перевалочного центра. Возможно, они провели и соответствующую идеологическую обработку «мстителей», и дали свои пиратские корабли (в те времена слова «купец» и «пират» были синонимами).

Возглавил карательную экспедицию Агамемнон. Среди других вождей выделялись: Менелай; владыка мирмидонян (то есть муравьев) Ахилл; царь трудно различимого на карте острова Итака Одиссей; царевич Саламина Аякс; другой Аякс из Локриды; царь Крита Идоменей; царь Аргоса Диомед; царевич Эвбеи Паламед; царь Пилоса Нестор; царевич фессалийского городка Филака Протесилай и еще несколько будущих «героев». Был и штатный прорицатель Калхант. Других участников карательной экспедиции упоминать не имеет смысла. Есть подозрения, что в «Каталоге кораблей» Гомера перечислены все, кто отплыл к Трое. Имена их легко найти в любом издании «Илиады» в разделе «Указатель имен». Все они совершенно не интересовались ни Менелаем, ни Еленой. Большинство рассчитывало лишь поживиться, а наиболее дальновидные рассчитывали, уничтожив Трою, продолжить разбой в Черном море.

Так началась Троянская война!