"Вторжение" - читать интересную книгу автора (Хватов Вячеслав)

Михаил Гришин

За стеной послышались приглушенные голоса. Два. Мужской и женский. Он что-то доказывал, она пыталась возразить. Муж и жена. Пожилая пара. Он, наверняка, настаивал, на том, что меня нужно выпроводить, и рассуждал, как это сделать. Она говорила, что это не по-людски.

Что значит старой закалки, да еще деревенские. Попадись городские и помоложе, не то, что приютили бы, а, воспользовавшись моим состоянием, обобрали бы, да еще и по голове чем-нибудь стукнули для верности.

От таких мыслей сразу поплохело, и я засуетился, пытаясь найти пистолет.

Фу-у! Вот он, на стуле лежит.

За стеной опять заспорили.

Да успокойтесь, чудаки. Никто не собирается у вас задерживаться. Сейчас соберусь и уйду. Зачем ставить в неловкое положение хороших людей?

Я их помнил. Отпаивали меня травами, суетились…

А вот как я сюда попал, не помнил.

Память сохранила лишь какие-то обрывки. Я иду куда-то, не разбирая дороги и волоча за собой рюкзак. Натыкаюсь на колонну беженцев, меня отгоняют. Снова иду. Потом провал. Вот я уже сижу у костра с мужиками. Они коптят рыбу, я рыбу ем, но из консервной банки. Жирные шпроты без хлеба. Рыбаки собираются, заливают костер водой. Я выхожу вместе с ними, но они идут быстро, и я не выдерживаю их темпа. Вот что значит не вылезать из офиса. Снова провал. Все.

Не знаю, то ли мне крышу снесло от пережитого, то ли сказалось лазанье по речкам, но кажется, меня свалила лихорадка. Ничего не помню.

— Я смотрю, ты уже пришел в себя? — на меня внимательно смотрел хозяин дома. — Тогда мой руки и за стол.

Слава Богу, на 'Ты'. Значит, разговор будет без всяких там церемоний.

— Петя…

— А что? Такой здоровый лоб, не вечно же его с ложечки кормить.

— Да спасибо, я нормально. Сейчас соберусь и пойду.

— Это ты, как знаешь, — мне показалось, он выдохнул с облегчением, — а пока пошли завтракать.

В десять часов я перекусил картошкой, между прочим, с моей тушенкой, а уже в полдень топал на юго-восток.

Куда теперь?

К Женькиным родственникам точно не пойду. С какими глазами я к ним заявлюсь и что скажу?

Моя родня уже и забыла о существовании такого Мишки Гришина. Да и я знать не знаю, где кто живет. Остается только Марат. Но он когда еще звал? С тех пор все изменилось, да и приглашал Марат не одиночку. Примут ли? И что там теперь под Казанью твориться? Как туда добираться? Одни вопросы. Чтож будем получать ответы по ходу дела.

Я замедлил шаг и уставился на несколько брошенных иномарок. Выглядели они вполне себе нормально, в одной даже торчали ключи.

А почему бы и нет? Заряд картечи в голову я могу получить и в пешем порядке, а тачка значительно приблизила бы меня к цели.

Вот он, момент истины! Кабы уметь эту хреновину водить.

Я плюхнулся на мягкое сидение, хлопнул дверцей, положил руки на руль.

Шумахер!

Еще месяц назад в такой тачиле мне не разрешили бы просто сидеть. Теперь сижу. Ну и…

Я повернул ключ. Тишина. По идее должна завестись. Не завелась.

Посмотрел на приборную доску. Какие-то лампочки, стрелочки, кнопочки. Или приборная доска, это у самолета? А здесь что?

Потыкал несколько кнопок. Ничего.

Ага, это я знаю — бардачок. Посмотрим.

Бумажки какие-то, диски, сигареты…

Это нам без надобности. Хотя почему? Вспомнил, как сегодня утром Петр спрашивал у меня, есть ли закурить.

Берем.

Три педали… Какая из них газ, какая тормоз? А третья на что? Придется определять опытным путем.

Я повернул ключ зажигания, и двигатель завелся.

Это хорошо.

Нажал на левую педаль. Ничего. На правую. Тоже ничего. Средняя аналогично.

Кажется, вот этот рычаг нужно двинуть. Им вроде скорость переключают. А на фига скорость, если я еще стою?

Потянул рычаг на себя. Ноль эмоций. Нажал на левую педаль. Тоже. Нажал на правую… Машина прыгнула вперед, краем въехала в стоящую перед ней и заглохла.

Отлично! Теперь еще надо задом отъехать, а я еще вперед ездить не научился.

Наверное, нужно нажимать несколько педалей одновременно, но явно не тормоз и газ.

В общем, я экспериментировал добрых полчаса. Жал на все педали, дергал рычаг, матерился. Машина то прыгала, как ошпаренная лошадь, то глохла…Внедорожник этот, я основательно побил о соседние машины. Сам взмок, как собака.

Епт. За это время пешком прошел бы километра два.

Наконец поставил рычаг в какое-то положение, нажал левую педаль, потом дернул рычаг и, плавно отпуская левую, нажал правую педаль. Машина покатилась вперед.

Так, теперь бы еще запомнить, что сделал и не отпускать педаль.

Виляя по шоссе и взрыкивая мотором, мой болид мчался аж со скоростью шестьдесят пять километров в час по разделительной полосе.

Ух, а как оказывается здорово-то!

Но радовался я рано. Не успел я проскочить пару деревень, каким-то чудом умудрившись не свалиться с моста, как мотор внедорожника перестал гудеть.

Прокатившись по инерции еще несколько десятков метров, машина встала.

Бензин закончился что ли?

Я матюгнулся и выбрался наружу. Осмотрел машину. Вроде ничего не дымиться и не отвалилось. На заднем сидении валяется скомканный плед со следами крови.

Опа! А ведь следов от пуль на тачке вроде нет.

Заглянул в багажник как следует проверил салон. Моей добычей стали всего лишь не распечатанная бутылка газированной воды и те самые сигареты.

Эх, не додумался все те брошенные тачки обыскать. Хотя, думаю, там все уже подчистили.

Видимо, на роду мне написано быть пешеходом. Закинул рюкзак на плечо и пошел в направлении. Карты-то как не было, так и нет.

Наученный горьким опытом, в речки больше не лез. Хотя сразу за мостами сворачивал вдоль берега и обходил деревни стороной. Один раз мне показалось, что дорога все время забирает на север, и я свернул с нее в лес. Шел по нему часа два, пока впереди между деревьями не стало просматриваться асфальтовое полотно еще одной дороги.

Вышел на нее и двинул в нужном направлении. Через пару километров я остановился, достал из рюкзака найденную в машине бутылку, отвинтил пробку и сделал несколько глотков. В колышущемся мареве жаркого воздуха впереди блеснуло на солнце лобовое стекло машины. Сюда кто-то едет и машина там только первая. 'Хаммер', кажется называется. Остальные: броневики, бронетранспортеры, танки, немного грузовиков. Перед ними дорога уходила в ложбину, и создавалось впечатление, что вот они, рядом.

Сразу почувствовал себя уязвимым. Они-то уж меня точно заметили, раз и я их. Недолго думая сбежал вниз по насыпи. Впереди метров тридцать одинокое дерево дальше, еще через восемьдесят редкие кусты.

Успею.

Ага. Я вас не вижу, значит я в безопасности. Это я хорошо придумал. А что остается делать?

От приближающегося гула дизелей затряслась молодая листва на кустах. Надо же уже лето наступило, а я с этими скачками наперегонки со смертью и не заметил. Кажется, что еще вчера топтался в весенней грязи на подмосковном рынке, когда покупал себе пистолет.

Напряжение нарастало вместе с оборотами танковых двигателей. Я не выдержал и попытался вскочить, чтобы драпануть в сторону пересохшего русла реки.

— Куда лезешь, придурок? — Чья-то сильная рука схватила меня и впечатала в траву.

— Саньчик, вали козла, а то нас всех тут из-за него накроют. — зашипели из соседнего куста.

— Не мельтеши, Огурец, они его давно засветили. — ответили из-за спины, не убирая ладонь с моего затылка. — Была б нужда, уже шарахнули бы. На всякого бомжа снарядов по сто тыщ бакинских не напасешься.

— Чегой-то бомжа? — огрызнулся я, отплевываясь от травы.

— А кто же ты еще?

И действительно кто?

Колонна уже прошла, меня отпустили, и теперь можно было спокойно рассмотреть соседей по кустам.

Сунувший меня мордой в землю парень закатал на лоб шапку-гандошку цвета хаки с прорезями для глаз и рта, которую он зачем-то напялил в такую жару. У остальных были такие же. Автоматы Калашникова, разгрузки и камуфлированная одежа всех троих как-то не вязались с дурацкими кроссовками на их ногах. На этом сходство заканчивалось. Мой мучитель по имени Саньчик — здоровый, коротко стриженный парень. Автомат в его руках казался детской игрушкой.

Как это я его при таких габаритах не заметил?

Огурец, наоборот, был худым, невысоким, с редкими светлыми волосами и прыщавым лицом. Тот, кто все время молчал, на уроке физкультуры стоял бы между Огурцом и Санчиком. Звали его Поп, но ни напузного креста, ни окладистой бороды я у него не углядел. Обычный парень. Только верхняя губа справа рассечена глубоким шрамом.

Еще через пару минут к ним присоединился четвертый с длинной снайперской винтовкой.

— Фу, пронесло. — выдохнул он. — Так хотелось кого-нибудь из них завалить.

— Я те, Тихоня, завалю! — Ответил ему Саньчик, который, удя по всему, тут был главный.

— А я че? — пошел в попятную Тихоня.

— Ну что, мужики, что с этим-то делать будем? — Подал голос Огурец. — Сдаст он нас с потрохами. Ей Богу сдаст.

— Это почему?

— Не нравится он мне. Рожа какая-то хитрая.

— Кхм. Ну ты, Огурец, в своем стиле. Слушай, ребя, сюда. Парень сам от пиндосов прятался, рожа не в счет. И вообще нам люди нужны. — Саньчик посмотрел на меня. — Пойдешь с нами, или у тебя свои планы?

— А вы что, партизаны? — спросил я, а сам начал лихорадочно соображать, как выкрутиться из этой гнилой ситуации.

Огурец от моего вопроса чуть не подавился водой из фляги, а Саньчик как-то задумчиво на меня посмотрел и ответил:

— Ага, вроде того.

Что-то этот Огурец нервный какой-то. Мания преследования у него что ли? Чего я такого спросил? Кто будет по лесам с оружием шляться и за колоннами наблюдать, как не партизаны? Однако надо принимать какое-то решение. Пристану, пожалуй, к ним. Сил наберусь, снарягой кое-какой для дальнейшего похода обзаведусь, нормальным оружием и запасом продуктов. А потом и свалю. Я вытер пот со лба и сказал:

— Тогда пойду. Только у меня оружия нормального нет.

— Ну, с этим проблем не будет, а пока держи. — Командир группы достал из разгрузки небольшой сверток и протянул его мне. — Бинт есть?

Развернув то, что мне дали, я с удивлением уставился на тонкую пищевую фольгу.

— Бинт есть. А это зачем?

— Обернешь плечо там, где наночип вживлен. Полностью, конечно, это сигнал не заглушит, но ракета в лобешник уже не прилетит. Хотя все равно, если захотят поймать, флажками обнесут и захапают.

— Понятно. — Я достал из рюкзака бинт, снял рубашку и, положив фольгу на то место, где были следы от разных прививок, принялся бинтовать плечо.

Вот оно что! Большой брат видит все. Как-то я об этом не подумал. Микрочип мне вкололи, как и всем, во время одной из очередных кампаний по вакцинации от гриппа приложили такую хреновину вроде маленького степлера, (подумаешь одним уколом больше, одним меньше), чпок, и эта штука стала просто частью организма, как дырка под сережку в ухе, пломба в зубе или нательный крестик. Кто бы мог подумать, что он окажется 'троянским конем'? Тогда, помниться, ходили разговоры, что типа вот так начинается 'матрица', но я их никогда не воспринимал всерьез. М-да.

— Ну что, познакомимся что ли? Меня, кстати, Саньчик зовут. Главный я, понял? Как скажу, так и будет. Вот этого товарища Огурцом кличут. Он наш спец по всему, что горит и взрывается. Это Тихоня. Снайпер. А этого кекса Попом кличут.

— Миша.

— Потопали, Миша.

Поначалу, воспрянув духом, я бодренько семенил за четверкой партизан, изредка поправляя бьющий по заднице рюкзак. Но уже через полчаса начал задыхаться, через час, обливаясь потом, сквозь мушки, пляшущие в глазах, смотрел на удаляющуюся спину Огурца и рывком догонял своих новых знакомых, чтобы через пару минут снова отстать.

Когда я уже было решил, что умру прямо здесь, на едва заметной тропинке посреди леса, среди деревьев мелькнула покрыая чем-то светлым крыша какой-то развалюхи, и ко мне подошел Саньчик.

— Что, плохо?

Ага. — ответил я, согнувшись пополам и пытаясь сплюнуть тягучую слюну.

— Москвич?

— Ага.

— Ну я так и думал. Пошли я тебя с твоим земелей познакомлю. Тоже из столицы, но не такой дохлик, как ты. — Саньчик поднял руку и ткнул указательным пальцем в небо. — Командир нашего партизанского отряда.

Так и вошли в село четверо парней без каких-либо признаков усталости и пятый, едва пересавляющий истертые в кровь ноги.

Никакой охраны поблизости не было. Хотя и первых всреченных мною партизан я тоже поначалу не заметил.

Возле крепкого дома со стенами из бежевого цвета кирпича и блестящей на солнце крышей из оцинковки, рядом с колодцем обливался водой из пластмассового ведра невысокий загорелый парень. Из одежды на нем были только синие спортивные трусы с двумя белыми полосами и резиновые шлепанцы. Он громко фыркал и хлопал свободной рукой себя по груди.

Арбат, я еще одного бойца привел в наш партизанский отряд. — заорал чуть ли не на ухо парню Саньчик. — Принимай. Земеля твой. — Добавил он.

— Арбат. — парень поставил ведро на траву, вытряс воду из левого уха, вытер обе руки о полотенце, висевшее на ветке яблони, и протянул правую мне.

— Миша. — Ответил я на рукопожатие.

— В армии служил?

— Нет.

— Ну а стрелять умеешь?

— Умею. — Ответил я, а сам вспомнил свои стрельбы из ПМ в лесу на даче.

— И то хлеб.

— У него из оружия один Макарыч с запасной обоймой. — Встрял Саньчик.

— Заходи, подберем тебе что-нибудь. — Арбат взял прислоненный к яблоне автомат, который я и не заметил, и взлетел на крыльцо.

Пошел вслед за ним. Внутри просторная терраса с двумя диванами, газовой плитой, холодильником и старым кухонным гарнитуром. Дальше две двери. Одна закрыта, а в глубине второй комнаты виднеется большой накрытый линялой скатертью стол, на котором на сошках стоит разобранный пулемет РПК. В нос сразу шибанул запах ружейной смазки. Здесь вдоль стен тоже стояло по дивану, на которых валялась полно деталей от партизанского рабочего инструмента — пистолетные магазины, чашки от подствольного гранатомета, пара запасных стволов от РПК… Особенно меня напрягла висевшая на крючке сетчатая авоська, разбухшая от гранат.

Арбат это заметил, но лишь ухмыльнулся и подошел к стенному шкафу. В нем, за рассохшимися дверцами, покрытыми пузырями вздувшейся краски, стояло четыре автомата калашникова, три карабина СКС и две винтовки незнакомой мне марки.

— Выбирай, — Арбат отошел в сторону, жестом приглашая меня к шкафу.

Черт его знает, что взять. Незнакомое оружие сразу на фиг. С карабином, боюсь, тоже не справлюсь. А вот старый добрый 'калаш' по мне. Только какой взять? Разные они. Один весь черный, с пластмассовым прикладом. Хлипкий какой-то. Два вообще со складным прикладом, коротким стволом и раструбом таким на стволе. Пукалка. А вот четвертый хот и потертый, но с настоящим деревянным прикладом и длинным стволом. Беру.

— Сорок седьмой взял, одобряю. В лесу самое то. — Арбат отодвинул в сторону железяки и уселся на диван. — Вон из ящика возьми пачку семерки и пару рожков вон с дивана. Набьешь потом.

Я посмотрел в ту сторону, куда он мне указывал. В самом углу стоял большой ящик, содержимое которого было скрыто под кучей рассыпаных патронов. Сверху всего этого змеились пустые пулеметные ленты. Рядом на прибитой к стене вешалке висели ленты снаряженные.

— Так это от пулемета.

— К АК сорок семь тоже подходят.

Я разворошил тускло блестящие тушки патронов и вытащил увесистую пачку. Она и два пустых рожка тут же оказались в моем рюкзаке. Просто я боялся, что Арбат передумает, и решил, что набью их потом.

— Небось, жрать хочешь? — Спросил командир, натягивая рубашку.

— Ага. Еще бы помыться.

— Это сколько угодно. Сам видел, во дворе у нас помывочная. А насчет пожрать иди в столовку. Третий дом отсюда.

Народа на улице заметно прибавилось. Из четверки моих знакомых олько Огурец дрых прямо под домом на грязном матрасе, да Тихоня шумно обливался из ведра, которое я у него и отобрал. Остальные явно куда-то собирались. Пятеро в разношерстном камуфляже, от модного 'марпата' и обычного российского, до замысловатой пятнашки китайского производства. Остальные человек двадцать — так, обычные парни, среднего роста и телосложения, в рубашках, футболках, джинсах и трениках. Практически все в кроссовках и кедах.

Мне бы такое тоже надо.

Я закончил с водными процедурами и пошел в столовую, под которую приспособили высокий сруб с цокольным этажом из бетонных блоков. Из его крыши торчали целых две трубы. Две печки. Наверное, это сыграло свою роль, когда выбирали помещение для столовки.

Во дворе валялась разбитая хозяйская мебель, часть которой уже пошла на дрова. Ее вынесли из дома, чтобы освободить место для полутора десятка столов, собранных по всему поселку. За одним из них, возле немытого еще с прошлой осени окна сидел Тихоня. Я получил на раздаче тарелку борща, два больших куска хлеба и бокал компота, присоединился к нему. Поп и Саньчик тоже были здесь. Они сидели рядом с большой компанией, которая с интересом слушала мужика с красным лицом и такими же красными руками.

Я тоже от нечего делать начал прислушиваться, осторожно хлебая горячий борщ.

— Я тогда отошел с одним клиентом перетереть. — рассказывал краснолицый. — Стоим, курим. Там много народу толкалось. Очередь в паспортный стол. Вдруг слышу выстрелы. Что такое? Смотрю, а в окне в доме напротив дырки от пуль. Немного затормозил, а потом схватил клиента и в за угол. И вовремя. Как раз в жопу стоящему рядом УАЗу граната прилетела. Водила шустрый оказался, выскочить успел.

Мы с клиентом по стеночке и в РОВД. Гляжу, а на асфальте к то-то из той очереди в луже крови лежит.

Наш участковый Саша Бричкин всю третью чеченскую оттрубил. С самого начала, когда Рамзанчика шлепнули и его подопечные принялись радостно громить все, что отстроили к тому времени на деньги из Москвы.

Так вот он сразу сориентировался и погнал всех остальных в здание РОВД. Потом Бричкин и несколько оперов вскрыли оружейку и начали раздавать личному составу стволы. Видели бы вы рожи этих бумажных крыс. Из нормальных мужиков там были те самые опера, да ППСники. Между прочим, я сразу заметил, что все азеры и ингуши из начальства с утра как в воду канули. Гурам Мамедов — начальник паспортного, который очередь собрал, часов в десять выскочил на улицу, прыгнул в свою 'Мазду' и умчался.

— Поднялись на второй этаж, заняли позиции, — продолжал свой рассказ мужик, — женщин всех в коридор. Нас полтора десятка всего: я, участковый, пять оперов и восемь ППСников, а нападавших тьма тьмущая. И откуда только повылазили? Сроду не видел столько джигитов заgt; один раз. Может, приехали откуда?

У каждого из нас было по четыре рожка к автомату, у некоторых еще и ПМ. ППСниками толковый лейтенант командовал. Они заняли оборону возле лестницы. Хорошо, думаю, значит, там никто не пройдет. Пока.

Один из оперов, Димка, решил посмотреть, что творится на втором этаже, и прошел вглубь коридора. В последнем кабинете сидел следак Вася Сочнев. Денис открыл окно и выглянул на улицу. Прямо под окном он увидел лежащую на газоне женщину.

Она лежала в необычной позе, как я понял, прикрывала собой ребенка.

Вот нахера его было тащить с собой, да еще в такое время?

Сидящие за столом закивали головой, хотя у меня чего-то сложилось мнение, что и на женщину и на ребенка им было начхать.

Краснолицый продолжал:

— Чурки, увидев Димона, саданули сразу из нескольких стволов. Посыпались оконные стекла, разлетелась люстра, комнату заволокло пылью.

Не дожидаясь пока эти козлы кинут гранату, Димка со следаком выскочили из комнаты. Я в это время тоже высунулся из окна и увидел, как по улице едет патрульная 'Тойота' Абреки ее тоже обстреляли. Тачка свернула в сторону и уткнулась в столб. Мужик в камуфляже попытался подбежать к ней. Наверное, хотел вытащить водителя, но его самого срезало очередью. Несколько машин, ехавших следом, взвизгнули тормозами, лихо развернулись и рванули прочь.

— Откуда тачки-то? — удивился парень, сидевший по левую руку от краснолицего и весь рассказ катавший шарик из хлебного мякиша по столу.

— Я говорил, — раздраженно пояснил рассказчик, — тогда еще было электричество, и бензин продавали. Так вот. Эти уроды были всюду: и на улице, и с другой стороны здания РОВД во дворе и в окнах девятиэтажки напротив. Поздно мы просекли, что среди них были снайперы с эсведехами. Только когда Вовке Пантелееву башку прострелили. Прям рядом со мной стоял.

Шарахнувшись от окна, я прижался к стене между проемами.

С улицы бросили гранату, но мы успели выскочить в коридор. В это время на лестничной клетке загрохотали автоматы, это чурки пошли на штурм. Но, потеряв троих в дверях, дальше только просовывали в двери автоматы и стреляли наугад.

Обернулся на Витька, а у того вся рожа в крови. Осколками от стекла посекло, ничего страшного.

Где-то в кабинетах, одна за другой, взорвались еще две гранаты, взрывной волной вышибло одну из дверей в коридор. Это ничего. Главное, что не из РПГ шарахнули. Тогда заряд мог бы влететь в коридор, где женщины.

Стреляли уже все. Мне удалось завалить одного в окне напротив. Хорошо видел, как две пули вошли ему в грудь, и эта падла кувыркнулась вниз с седьмого этажа. А до этого он выбросил из этого самого окна, прямо сквозь стекло, какого-то старика. Смотрел гад вниз и ухмылялся. Тут я его и отправил следом.

Грохот в здании РОВД стоял, дай боже. Оборачиваюсь и вижу, Андрюха мне что-то орет. Думал, опять граната, но оказалось, он расстрелял все патроны и просил подкинуть рожок.

На улице заорали Аллах акбар, и по зданию ударили сразу из нескольких гранатометов.

Я тоже сменил магазин. Пустые не выбрасывал. Вдруг будет какая оказия их набить.

На время все затихло, и от такого резкого перехода у меня зазвенело в ушах. Но это продолжалось недолго, чурки опять пошли на штурм.

К этому моменту нас осталось двенадцать человек. Упал возле окна Пашка Горченок. Опять снайпер. Да ППСнику одному ногу оторвало. Перевязали его во время затишья и оставили умирать в углу дежурки. Медика-то среди нас не было, а всех моих знаний хватило на то, чтобы перетянуть обрубок жгутом, залепить рану БКП и вколоть промедол. Хоть этот нано шмано биокристалический пластырь и моментально заживляет входные отверстия, порезы и ожоги, тут он в ряд ли поможет.

У большинства из нас стали заканчиваться патроны. Правда и у этих энтузиазма поубавилось. Опять пауза. Слышу: переговариваются на своем чучмекском. Один по рации начал орать Мне показалось, помощи просил. Мы-то их здорово потрепали. Я хоть и сохранил целый рожок, но завалил троих.

Сигналом к третьей попытки взять здание РОВД стали несколько взрывов гранат. Я в это время уже занял позицию и очень удачно успокоил одного с эфкой в руке. Он упал навзничь и тут же скрылся в облаке пыли вместе еще с двумя. Не успел порадоваться, как что-то ударило в плечо. Смотрю, потекло. Я и себе БКП прилепил. Он когда подсыхает и опадает чешуей, на месте, где была рана, даже шрамика не остается. Обидно. Даже перед бабами не похвастаешься.

Посмотрел на Андрюху, а у него по виску кровь течет. Кусок скальпа осколком срезало. Поставил и ему заплатку, жить будет.

Стреляли, казалось отовсюду. Пули дробили панели подвесного потолка, расщепляли оконные рамы, вгрызались в стены и корежили мебель. В воздухе висела цементная взвесь. Пробираясь на карачках по коридору мимо лестничной клетки, я посмотрел вниз. Там на первом этаже лежал труп пожилого милиционера. Сколько себя помню, он служил здесь, и вот дослужился до пули в лоб.

Участковый наш время от времени связывался с Андрюхой по рации. Он с операми левое крыло держал. Вдруг слышу, сквозь помехи чей-то голос пробивается. А это он, — краснолицый хлопнул по плечу сидящего рядом смуглого паренька, — Мишка со своим напарником нас о бэтре предупредить пытается. Тогда за нашими по всему городу охота шла. Только не услышали мы ничего. Поэтому подошедшая броня стала полной неожиданностью. Когда заработал ее пулемет, полетела кирпичная крошка. Стены он прошивал на раз. Первыми накрыло Бричкина с операми. Живыми я их больше не видел. Мы лежали с Андрюхой на полу и думали, когда этот агрегат разберет наше здание по кирпичикам. Начался пожар.

Стало ясно, что пора отсюда линять. Но в коридорах оставалось много безоружных сотрудников.

Димка с Андрюхой стали полоскать остальным по этому поводу мозги. Двое с ними остались, да так и сгинули там, а мы с одним сержантом пробрались в конец коридора и спрыгнули со второго этажа из окна, находившегося в торце здания.

Я упал, перекатился и нырнул в кусты, где напоролся на кавказского юношу с автоматом. Он какое-то время таращился на меня, сука. Я среагировал первым и просто свернул ему его тонкую шею.

А сержант неудачно приземлился, и его всего буквально изрешетили.

Из города я выбирался долго и насмотрелся всякого. Видел, как одного омоновца вытащили из дома, облили бензином и подожгли. Многие люди не сразу поняли, что происходит в городе. Было много случайных прохожих, которые с ужасом смотрели, как живой факел с криком бросается в разные стороны, потом падает на землю и догорает там.

Один мальчик лет десяти ехал на велосипеде и его подстрелили из проезжавшего навстречу 'Форда'. Тачка поехала дальше, а из стоявшего рядом дома через несколько минут выглянул хозяин-старик. Увидав лежащего на земле мальчика, он подбежал к нему и взял на руки. Понес к себе домой, но тоже был ранен выстрелами и вернувшегося 'Форда'. Не дошел до порога нескольких шагов. У старика были перебиты обе ноги. Чурки вышли из машины и добили обоих. Я сидел в кустах и не мог ничего сделать. Джигиты уже не встречали в городе организованного сопротивления и, расслабившись, развлекались таким образом. Они стали врываться в дома и квартиры и выгонять людей наружу. Те, кто отказался подчиниться, мочили на месте, прямо на глазах у родни. Если хозяева отказывались открыть дверь, стреляли через двери. Несколько раз видал смеющихся чурок, которые идут по улице и держат за волосы чью-нибудь отрезанную голову.

Как добрался до леса, не помню. Вон Мишка если что расскажет.

— Да. Ты, Слон, шел, как поленом пришибленный. — подал голос смуглый парень.

Я сидел, опустив ложку в давно остывший борщ и, зажав кусок черняшки в левой руке, и думал, что по-другому, чем сейчас в нашей стране быть и не могло. Если, кажем так, совсем не рядовой сотрудник РОВД Егорьевска удивляется, откуда это взялась орда этих духов, в то время, как еще в восемнадцатом году завершилась программа переселения бездельников с Кавказа в среднюю полосу России. На Урал эти обделенные трудоголизмом селиться не желали, а в Сибири их не было совсем. Зато в подмосковье уже сейчас можно провозглашать халифат, и никто ничего не скажет. Они уже давно были готовы сделать это, силенок не хватало. А теперь интересы духов и американцев, и раньше работавших рука об руку, сошлись в одной точке. Недаром в Москве они вместе патрулируют улицы.

Что-то не нравится мне такой партизанский отряд с бойцами, бросающими в бою своих товарищей, а так же женщин и спасающих свою задницу. А может, я сгущаю краски? Ну ладно, будем посмотреть дальше.

Я быстро дохлебал холодную жижу и уже было собирался встать из-за стола, как в столовку вкатился пухлый паренек с щеками, как у хомяка и маленькими пронзительными глазками.

— Ты чтоль новенький? — крикнул он так звонко, что все присутствующие уставились на меня.

— Ну я.

— Тогда пошли прибарахляться.

— Пошли.

Через пятнадцать минут мы уже стояли посреди мешков, баулов и ящиков и Витя Хомяк подбирал мне снарягу. К моему разочарованию ни камуфляж, ни берцы, ни какая-либо другая радость страйкбольная радость мне не обломилась. Обломились: бэушная разгрузка, такой же подсумок и дырявый рюкзак десантный (РД), от которого я отказался.

— Мне бы обувку какую покрепче.

— А, этого говна навалом. — Хомяк толкнул дверь в соседнюю комнату. — Выбирай, а я пока покурю. Я вошел в помещение, перечеркнутое пыльной солнечной дорожкой, и застыл у порога. Весь пол был завален толстым слоем хаотично перемешанных между собой шмоток. Ничего нового, все явно с чужого плеча, и кое на чем, как мне показалось, были бурые пятна крови. Валялись здесь и кеды и кроссовки всех размеров, но я ничего брать не стал. Почувствовал себя по-настоящему плохо. Кажется, стало доходить, куда я попал.

Врачей я терпеть не мог с детства, а тут еще этот местный доктор Менгеле предложил мне в качестве наркоза на выбор чистый или разбавленный спирт. Я вздохнул и выбрал разбавленный. Пил с отвращением, как лекарство, чем вызвал полное непонимание публики, собравшейся поглазеть на экзекуцию.

На самом деле все прошло намного менее болезненно, чем я ожидал. Док извлек из моего плеча этот долбанный микрочип быстрее того травматолога, что выковыривал из коленки клеща, что я словил в походе, когда мне было пятнадцать лет. Я в общем-то и опьянеть не успел. Только зря травился.

— Теперь ты полноценный боец. — На лице Арбата невозможно было прочитать рад он этому обстоятельству или нет, как и невозможно было вытрясти из него, когда я пойду на свое первое дело. Но на нет и суда нет. Подождем.

Меня разбудили пинком в бок. Кому такое понравится? Вот и я уже было собрался встать и навалять гаду, (тем более, что это был Огурец) как он ошарашил меня сходу:

— Вставай, хватит дрыхнуть, партизанить пошли.

— В смысле?

— Через пятнадцать минут выезжаем, в смысле. Набег у нас на склады. О! Понял?

Понял. Отчего же не понять.

Я с трудом встал и начал собираться. Спросонья соображалось туго, да и мое разбитое вдрызг тельце сопротивлялось, как могло.

Весь вчерашний день я провалялся на тряпках, служивших мне постелью. После марш-броска, что пришлось совершить накануне, тело болело во всех мыслимых местах. Получился в каком-то смысле выходной. Только ел, да спал, но долго, как оказалось, прохлаждаться здесь мне никто давать не собирался.

На площадке возле бывшего ДК тентованный ЗИЛ с работающим движком принимал в свой кузов первых партизан, но часть вооруженного народа садилось в мерсовский микроавтобус. Он первым и сорвался с места.

Слава Богу, ехали недолго, потому что грузовик не был предназначен для перевозки людей, сидеть на корточках долго лично я бы не смог, а ходить потом неделю с отбитой синей задницей в мои планы не входило.

Перемахнув через борт, успел заметить наш микроавтобус, притаившийся в тупике, возле начала высокого бетонного складского забора. Ехавшие в 'мерсе' уже проникли на территорию, и сейчас открывали массивные железные ворота. Среди них невозможно было не заметить двухметровую фигуру Саньчика. Остальная гоп-компания тоже принимала участие в спецоперации, больше похожей на банальный налет.

Вон Огурец крутится под ногами у мужиков, закидывающих коробки с макаронами в ЗИЛ, который подогнали к вскрытому ангару. Тихоня прогрохотал по крыше этого циклопического сооружения и занял позицию. Поп тоже в погрузке трофеев не участвовал, Он стоял у ворот и, положив руки на автомат.

Мне тоже не хотелось таскать коробки с консервами в две газели, которые подъехали позже, поэтому взял, да назначил сам себя в дозорные. Именно мне первому и удалось засечь колонну из разномастных машин, о чем я тут же и сообщил невозмутимо покуривавшему рядом Арбату.

Первой там шел черный 'Лэнд Ровер', за ним пылил короткий, пузатый автобус, лишенный стекол, и еще пара легковушек. Грузовик у них был всего один, в самом конце.

Арбат весь сразу как-то подобрался. От былой вальяжности не осталось и следа. Он что-то буркнул в рацию, и тут же над моей головой, будто щелчок хлыста, раздался выстрел. Автобус завилял и завалился на бок. Его еще немного протащило по асфальту, а на складе, тем временем, весь свободный от погрузки народ рассредоточился вдоль забора, с внешней его стороны.

Я плюхнулся в какие-то колючие заросли и снял автомат с предохранителя. Справа залег Огурец, слева незнакомый парень с тем самым здоровым пулеметом, что стоял у Арбата в углу комнаты.

Из опрокинутого автобуса, прямо через окна, начали выбираться люди. Они ничем не отличались от нас: та же разношерстная одежда, те же не выспавшиеся небритые лица. Вооружены, как и мы, ко чем попало. Даже похуже. Один парень был даже внешне похож на меня: невысокого роста, с небольшим брюшком, русоволосый, коротко стриженный, с залысиной. Он как-то нелепо держал в руках автомат и испуганно озирался по сторонам.

Я прицелился. На мушку взял не его, а похожего на цыгана мужика, с хитрой небритой мордой и вороватым взглядом.

Слева загрохотал пулемет, и всех, кто был у перевернутого автобуса, мигом накрыла стена пыльных фонтанчиков, взметнувшихся от попадания крупнокалиберных пуль в сухую июньскую землю.

Огурец тоже открыл огонь. Он стрелял короткими очередями, быстро выбирая себе новую цель после каждой из них. С той стороны практически не отвечали, и через несколько минут все было кончено.

Постепенно выстрелы стихли, и наши бойцы начали вставать и осторожно продвигаться в сторону дороги.

Я слегка прибалдел от грохота пулемета, и поэтому подниматься не спешил.

— Давай бля тащи свою жопу вместе со всеми. — Огурец закинул за спину гранатомет, которого я раньше у него не видел, и зло зыркнув в мою сторону, засеменил к разбитой колонне. Теперь она представляла из себя довольно жалкое зрелище: три изрешеченных легковушки, одна из которых загорелась и чадила вонючим черным дымом, грузовик, с простреленными колесами и изорванным тентом, и конечно опрокинутый автобус. Он, кстати, практически не пострадал. Несколько рваных отверстий в крыше и всего-то.

Обойдя вокруг него пару раз, Арбат приказал подогнать наш 'зилок', с помощью которого автобус 'поставили на ноги'.

Звякнув, обвалились внутрь салона осколки от немногих уцелевших ранее стекол. Огурец залез на место водителя и с третьей попытки завел этот живучий агрегат неизвестной модели. Не фонтан, конечно, но добраться до дома на нем можно, а значит, теперь в наш грузовик на места, где должно было ютиться все голопузое воинство, можно дозагрузить еще до фига хабара.

Арбат с довольным видом расхаживал между суетившимися грузчиками и, проходя мимо, похлопал меня по плечу.

Я так понял, это он отметил мою необыкновенную дальнозоркость. На самом деле колонну я заметил не от какого-то там героизма или желания выслужиться, а из-за элементарной ссыкливости. Слишком уж страшно жить стало последнее время, и если раньше вид пыливших по дороге машин не вызывал никаких эмоций, то сейчас такое скопление народа на колесах могло означать что угодно.

Собрав валявшееся возле искореженных машин оружие, не обращая никакого внимания на стонущих раненных, наши бойцы, наконец, погрузились в покоцанный автобус и отбыли восвояси.

Мне досталось место в правом ряду возле окна. Стряхнув с сидения стеклянную крошку, я сел, вытянул ноги и положил автомат на резиновую ленту, которая раньше удерживала стекло.

Ехалось неспокойно. В голову постоянно лезла мысль о том, что какие-нибудь гаврики запросто могут устроить нам такую же засаду, какую мы сами час назад устроили бывшим хозяевам этого автобуса.

Похоже, об этом думал я один. Большинство уже откупорило найденные на складах поллитрушки и весело с песнями коротало дорогу домой.

Вечером веселье продолжалось. Никто и не думал выставлять посты и вообще как-то организовывать охрану поселка. Задумай те люди, чью колонну мы раздолбали, отомстить нам, или заявись сюда те же американцы, они взяли бы нас тепленькими.

Я предпринял слабую попытку откосить от пьянки, но тут началось это вечное "уважаешь, не уважаешь", и мне пришлось пить водку.

Правда, больше делал вид, что пью, просто прикладываясь к наполненному стакану. Но к ночи так наприкладывался, что едва держался на ногах. С остальными дело было еще хуже. Наоравшийся песен Тихоня, храпел в саду под старой яблоней, Поп с разбитой мордой спал в обнимку с тем, с кем полчаса назад дрался не на жизнь, а насмерть, Саньчик отдыхал за грубо сколоченным столом, уронив голову между тарелками с квашенной капустой и солеными помидорами. И только Огурец, будь он не ладен, мотылялся по двору и докапывался до всех тех, кто еще был в строю. В том числе и до меня.

— Слышь, Михей, а ты чего сегодня не стрелял-то? Я за тобой следил. Да. — Он вцепился мне в плечо тонкими сильными пальцами. — Я за тобой давно слежу, и ты мне не нравишься. Ты мне сразу не понравился. Склизкий ты какой-то А кто Огурцу не нравится… Сто-о-ой, куда потащил? — Так и не договорив, Огурец рванул за парнем, пытавшимся утащить в неизвестном направлении целый ящик водки.

Тогда мне все это было по барабану, но протрезвев и вспомнив эту сцену, я призадумался.

Этот Огурец просто так от меня не отстанет.

Утром тревожные мысли о моем собственном будущем, наложившись на неизбежное похмелье, не дали мне валяться и стонать, как это делало большинство в отряде. Наоборот. Мне не сиделось на месте.

Нужно что-то делать. К тому, чтобы слинять отсюда я еще не был готов ни морально, ни физически, но прибарахлиться стоило. Я ведь здесь как раз из-за этого и остался.

Для начала обобрал спящих мертвецким сном. Совесть моя при этом чувствовала себя очень даже хорошо. Она спала как и все окружающие.

У дрыхнувшего на полу в одной из хибар парня, что вчера лупил из здорового пулемета над моим ухом, вытащил из ножен отличный нож, а потом им же эти самые ножны и срезал с его широкого кожаного ремня.

Ничего, новый найдет. Вон храпит, запрокинув голову, а в разинутой пасти золота блестит, целый танк купить можно.

У прикорнувшего под грузовиком пожилого дядьки с казацкими усами позаимствовал солнцезащитные очки, а у одного из братьев-близнецов Урузбаевых большой, явно трофейный импортный пистолет и коробку патронов к нему. Хотя любые два узбека запросто могли бы назваться близнецами, я бы поверил. Но эти действительно были копией друг друга. Даже спали в одинаковых позах.

Затарившись на кухне долгоиграющей жратвой, вспомнил, как Поп хвастался своей охренительной флягой, где вода все время остается холодной. Она тоже перекочевала в мешок, который я до поры, до времени припрятал в лопухах во дворе заброшенного дома.

Ну а сейчас спать. Типа пока дрых и меня обнесли.

К моему удивлению особого кипиша моя мародерка не вызвала. Как я потом узнал, взаимное воровство здесь было обычным делом. Нечто вроде местного вида спорта. От скуки.

Меня даже видели за моим занятием и не заложили. Это был тот самый краснолицый мент. Он подошел ко мне, когда я возвращался из того самого дома с грудой шмоток с чужого плеча, куда, пересилив себя, я сходил за кроссовками.

Краснолицый сразу просек, для чего я прибарахлился и одобрил мое решение свалить отсюда.

— Правильно, парень. Нечего тебе здесь делать. — Краснолицый достал из кармана замызганный платок и промокнул вспотевший лоб. — Этот Огурец не успокоится, пока не грохнет тебя. Он уже двоих, которые ему чем-то не понравились, замочил, и ему это с рук сошло. Потому что он единственный у нас, кто разбирается во всем, что горит и взрывается. Вот Арбат и закрывает глаза на его закидоны. Короче, уходи, если есть куда идти. А даже если и нет, все равно сваливай.

Договорить нам не дала команда на выезд. Наш отряд опять отправлялся не взрывать железную дорогу, громить американскую комендатуру или устраивать засаду на ооновскую колонну, а ехал кого-то грабить или, что скорее всего, прибирать, что плохо лежит.

А лежало пока еще много чего. На тот большой склад уже присела более крупная группировка. Потом с ней сцепилась другая, и склад сгорел. Но еще были живы хранилища ништяков помельче. К одному из таких и подъезжал наш зилок.

Схема была та же, что и в прошлый раз: первой подкатывается разведгруппа на микроавтобусе, потом основная группа на зиле, и через некоторое время две газели с грузчиками. Разве что, теперь в аръегарде полз еще и трофейный автобус, оказавшийся на редкость живучим.

Но на этот раз все с самого начала пошло не так. Сначала разведка прохлопала посторонних на объекте, а когда заметила, отчего-то постеснялась сообщить, что это американский патруль.

Как они могли не увидеть броневик, крыша которого была сплошь утыкана всякими прибамбасами, ума не приложу. Стояла тележка у самых ворот с внутренней стороны, и любому самому дремучему крестьянину сразу стало бы ясно, чья это броня.

Думаю, узнай о наличии пиндосов Арбат, он сразу бы скомандовал полный назад.

Однако когда из первых рядов наших налетчиков по американцам открыли беспорядочный огонь, было уже поздно.

Эффект неожиданности все-таки сработал, и двух морпехов во дворе буквально нафаршировали свинцом. Срезали и пулеметчика, торчащего из люка на крыше броневика. Водитель попытался захлопнуть дверцу, но ему перебили ноги очередью из автомата, а потом разможжили голову прикладом.

Тем временем из хибары выскочил офицер и, застрелив одного из братьев Урузбаевых, сам словил пулю от Саньчика.

Кто-то еще отстреливался из дома, и даже ранил двоих наших, но Тихоня, устроившись во дворе дома напротив, с первого же выстрела из своей эсведехи вынес ему мозги.

Арбат не мешкая рванул внутрь хибары.

Да. Это был совсем и не склад. Просто крепкий деревенский дом и множество пристроек и сарайчиков.

Минут через пятнадцать злой как черт Арбат вышел обратно. Я уже знал, что он искал внутри и чего не нашел.

Кто-то нашептал нашему атаману, что здесь в промышленных масштабах бодяжат что-то вроде синтетического героина, и мы должны были его захапать якобы чисто в медицинских целях.

Ага. Знаем мы эти цели. Как же. Вон у Огурца едва ли не каждый день от такого лекарства глаза блестят.

Могу только догадываться, что сделают с информатором, если героин не найдут. Разве что этим информатором окажется Огурец. Тады ой.

Вот он мотается по двору и в отчаянии заламывает руки, замечает меня и подбегает.

— Сука! Ты чего бля опять не стрелял? На чужом горбу в рай въехать хочешь? Хули мы тебя кормим?

— Я тоже не стрелял, что с того? — Подошел Поп и встал между нами. Мне сразу стало стыдно за спертую у него флягу.

— Да пошли вы! — Огурец махнул рукой и поплелся к гаражу.

Пока хлопцы шмонали сараюшки, я подошел к кучке пятнистых тряпок, в которую превратились те двое морпехов. Рядом со мной встал Саньчик. Он перевернул труп. Азиатский разрез глаз, желтая кожа. По документам — Чен Су Хо. Гражданин США.

Саньчик толкнул мыском ботинка второе тело. Безусое, смуглое лицо. И этот не настоящий пиндос. Латинос. Среди шести упокоенных — азиат, пара мулатов, латиносы, и конечно, обязательный сержант-негр. Черный, как ботинок с китайской барахолки.

Пока Саньчик и остальные потрошили карманы и разгрузки морпехов, Поп уже разжился точно такой же флягой, что лежала сейчас в моем тайнике, и изучал снарягу американцев.

— У них тут в забрало встроены тонированные очки и интересный такой мониторчик. — Пояснил подошедший Тихоня. — На нем все: и навигация и целеуказание и внутренняя сетка подразделения и внешняя сеть. Еще куча всяких данных. Типа давления, температуры тела, сердечного ритма и даже количество воды во фляге и количество патронов в ихней пукалке.

— Мощно, мощно. А в Червы на нем играть можно? — Заинтересовался Саньчик.

— Нет.

— Хе-ер-р-р-р-н-я-я-я!

Одних из благодушного, а других из депрессивно-агрессивного состояния вывела ожившая в броневике рация. Кто-то в их центре заметил, что у целого подразделения перестали поступать на сервер параметры жизнедеятельности, что могло означать либо смерть, либо плен. А это значит, жди гостей.

Пора рвать когти.

Для того чтобы я решился удрать, должно было что-то произойти, мне нужен был толчок, и я его получил.

Так уж устроен человек. Немногие могут не откладывать решение важного дела на понедельник, а приступить к нему сегодня, прямо сейчас. Вот и у меня все время находились какие-то причины отложить побег на потом: то надо было выспаться как следует, то дождь зарядил на три дня, то живот разболелся. Вот с животом-то как раз и маялся в густых зарослях борщевика, когда в просвет между толстыми зелеными стеблями увидел, как двое парней, которых я раньше не видел, тащат за волосы девушку в изодранном сарафане. Третьим шел водитель одной из газелей. Его я запомнил, потому что во время налета на склады он был просто в зюзю пьян. Тогда еще удивился, как это существо поведет машину обратно в лагерь. Однако в тот раз все обошлось. Сейчас этот тип, опять накачанный под завязку, тащил за собой на поводке из тонкого ремня худощавого мужика, по возрасту годившегося той девушке в отцы. Из одежды на пленнике были одни трусы.

— Пожалуйста, не трогайте ее. — Держась двумя руками за ремень, сдавленно заверещал мужик.

— Так ведь уже тронули. — Ухмыльнулся водитель. — Че с нее убудет что ли? Ты не бойся, ей больно не будет. Наоборот. Слыхал, туда сюда обратно, тебе и мне приятно? — И конвоир заржал. Его гогот потонул в пронзительном женском крике, который прервал звук удара.

Мужик задергался, пытаясь достать водителя, но тот натянул поводок и сместился в сторону.

— Что рвут целку твоей дочурке, папаша? Ниче, ниче, не переживай.

Пленник издал звук, похожий на рычание и рванулся к своему мучителю, но водила ловко отскочил с тропинки и резко дернул за ремень.

Мне показалось, что он специально провоцирует пленника, играет с ним. Но, похоже, ему это надоело, да и чесалось, видимо, присоединиться к дружкам. Еще какое-то время водитель наблюдал, как кашляет задыхающийся в удавке мужик, потом наморщил нос, ловко выхватил из голенища нож и полоснул им по горлу пленника. Тот захрипел, забулькал и начал заваливаться в противоположную от меня сторону, но натянувшийся поводок не давал телу принять горизонтальное положение. Покуражившись еще какое-то время со своей жертвой, из распоротого горла которой толчками вытекала кровь, водила оттащил уже бездыханное тело в высокую траву и присоединился к тем, двоим, занимавшимся более интересным делом.

Что они там делали с девушкой, я уже не видел. Кое-как вытерев задницу, уже летел в деревню окольными путями.

Хватит, напартизанился по самые гланды! Пора и честь знать. Решено, утром мотаю отсюда.

Раньше меня проснулся только петух, которого не сожрали, наверное, только потому, что не сумели поймать. Кукареканье деревенского горлопана, конечно же, не могло разбудить никого из партизанского отряда, ушедшего полным составом в запой. Постов, как обычно, не выставили, поэтому я рассчитывал без помех собраться, взять заначку и свалить по-тихому.

Потянулся, вылил на голову кружку холодной воды, закинул за спину рюкзак и стал искать свой автомат.

Нет нигде! Что такое? Отлично помню, что прислонил его вчера вечером к стенке возле своей лежанки.

Я окинул взглядом комнату. У ночевавших здесь были либо СКСы, либо маленькие такие автоматы, неизвестной мне марки.

Не то, не то. Ладно, если в других домах не найду либо своего, либо чужого 'калаша', возьму что-нибудь из этого.

Жаль. В заначке-то четыре запасных рожка к моему автомату.

Еще пару минут пошарившись по дому в поисках своего оружия, я вышел на улицу и…

— Далеко собрался? — Возле калитки стоял Огурец и поигрывал тем самым ножом, что я стащил у пулеметчика.

— Поссать. — не придумал ничего лучшего я, хотя итак было ясно, что Огурец вычислил мою заначку, а значит и прекрасно понял, что я собираюсь сдернуть.

— Нашим сортиром брезгуешь что ли? — Этот гад перекрыл мне единственный путь к бегству.

Небольшой кусок высокого забора с воротами и калиткой справа упирался в гараж, а слева от него вообще начинался навес, перекрывающий оставшуюся часть двора.

Бежать обратно в дом? Ерунда. Все равно я не успею открыть окно, чтобы выскочить на улицу.

— Знаешь, пацан, что вход в наш отряд рубль, а выход десять? — Огурец продолжал ловко перебирать пальцами, заставляя нож вращаться с непостижимой быстротой.

— Могу и десять. — Промямлил я.

— Интересно, интересно. Рыжья припрятал что ли? — оживился этот гад.

— Да.

— Ну, давай.

Не знаю, на что я рассчитывал. Ясен пень, что даже если и было бы чем откупиться, Огурец все равно меня грохнул бы. Утопающий хватается за соломинку, мне оставалось лишь тянуть время.

Шли мы, как конвоир и зэк. Я впереди, Огурец за мной, чуть справа. Нож к тому времени он убрал, и топал, положив правую руку на автомат, болтающийся у него на пузе. На левом плече Огурец нес мой рюкзак. 'Калаш', кстати, тоже мой.

Зою Космодемьянскую ведут на расстрел. Ага. Со стороны смешно выглядит, наверное. Только мне че-то не смешно совсем.

Солнце уже набрало силу, достаточную, чтобы греть мое непокрытое темечко. Легкий теплый ветерок разогнал утренний туман. В сочной, свежей еще листве, весело чирикали какие-то пичужки. Плескалась водичка в пожарном пруду возле церкви. Пахло настоящей деревней. Так здорово не пахнет ни то что в городе, но и на даче. Распогодилось, и день обещал быть что надо. В общем, как пишут о таких моментах, помирать в такой день совсем не хотелось, но кто-то, как иногда бывает, этот вопрос не только для меня, но и для всех временных жителей поселка Дергаево по-своему.

Едва заметная тень промелькнула над нами с Огурцом, и церковь, что стояла возле пруда, вмиг лишилась колокольни.

Чем тогда ударили миротворцы, я и сейчас могу лишь предполагать. Может, крылатыми ракетами, может, MLRS, но жахнуло знатно. И это было только начало.

Первый залп накрыл именно те дома, в которых ночевал весь запойный гарнизон Дергаево, и это говорит о том, что стреляющим горе-повстанцев было видно как на блюдечке.

Как, почему, отчего так вышло теперь-то я догадываюсь. Рупь за сто, какой-то жадный до гаджетов вьюноша прибрал у одного из убитых американцев его планшет, по которому миротворцы и вычислили налетчиков.

Огурец как-то сразу потерял ко мне всякий интерес. Лежа у горящего забора, я видел, как мелькают белые подошвы его кед.

Теперь миротворцы били уже по площадям, и штатный подрывник партизанского отряда, петляющий по улице словно заяц, скрылся за сплошной стеной разрывов, а когда пыль и дым немного рассеялись, никого уже не наблюдалось. Ни мертвого, ни живого. Вряд ли он выжил.

Впрочем, до Огурца мне не было никакого дела. Если бы накануне не просрался по полной программе, наверняка наложил бы в штаны. Все вокруг: деревья, дома, кусты и, кажется даже земля, горело. Я прятался под каким-то ржавым трактором. Потом полз куда-то. Потом снова прятался. Потом опять полз. Меня трясло. То ли от того, что ходила ходуном земля, то ли самого по себе от страха. А может быть, и то, и другое сразу.

Закончилось все так же внезапно, как и началось. Птички, правда, уже не пели, и солнце заволокло дымом от горящих домов и пороховой гарью.

Я встал на ноги и, пошатываясь, неуверенно побрел в сторону леса. Какое-то время шел по нему, пока не оказался на грунтовой проселочной дороге. По ней вышел к шоссе. Сколько времени я тащился по нему в выбранном наугад направлении, точно сказать не могу. Однако, когда силы стали окончательно покидать мое измученное тело, наткнулся на огромный фургон, брошенный возле изрытой танковыми гусеницами обочины.

Его прицеп был настолько длинный, что сзади под здоровенной белоснежной тушей находилось аж три пары сдвоенных колес. Кабина грузовика съехала в кювет. Внутри нее, слава Богу, не было ни трупов, ни крови, но и поживиться тоже ничем не удалось. У самого фургона его задние дверцы кто-то распахнул, посмотрел на содержимое, да так и оставил. А вез неудачливый водитель упакованные в целлофан одеяла и подушки. Весь прицеп был забит ими доверху. Товар китайский, набитый всякой ненатуральной дрянью, и, видимо, не показавшийся грабителям. Что же, а мне в самый раз.

Я с трудом забрался вовнутрь. Оставшихся сил хватило лишь на то, чтобы закрыть дверцы, разорвать несколько упаковок и зарыться в мягком китайском барахле.