"Кинжалы Джезма" - читать интересную книгу автора (Говард Роберт Эрвин, Де Камп Лайон Спрэг)

9. СУДЬБА ЯНАИДАРА

— Кром, Митра и Асура! — рявкнул Конан, бросив свой топор. — Не могли же собаки удрать до того, как их хотя бы ранили!

Он шагал взад и вперед по балкону, пытаясь рассмотреть, что же случилось, но масса брошенной осадной башни заслоняла ему обзор. Тогда он бросился в арсенал и поднялся по винтовой лестнице на наблюдательную площадку.

Он посмотрел на север, мимо крыш Янаидара, вдоль дороги, которая простиралась за ним в утреннем свете. С полдюжины людей бежали по этой дороге. За ними через укрепления на краю плато неслись другие фигуры. Свирепый, глубокий вой доходил до ушей, прислушивающихся в неожиданно затихшем городе. И в этой тишине Конан снова услышал загадочный барабанный бой, который встревожил его в прошлые разы. Но сейчас его не волновало бы, если бы и все дьяволы Ада барабанили под Янаидаром.

— Балаш! — закричал он.

Снова небрежность часовых на Лестнице помогла ему. Кушафцы спустились по не охраняемой Лестнице как раз тогда, когда часовые только приближались к ней. Число несущихся по плато людей было больше, чем мог обеспечить Кушаф, и Конан даже отсюда смог узнать красные шелковые брюки своих казаков.

В Янаидаре оцепенелое изумление сменилось торопливой деятельностью. Люди кричали на крышах и бежали по улице. С крыши на крышу неслась новость о вторжении. Конан не удивился, когда несколько секунд спустя услышал резкий голос Ольгерда, отдающего приказы.

Вскоре люди начали заполнять площадь, выбегая из садов, дворов и домов вокруг площади. Конан увидел Ольгерда далеко внизу на улице среди сверкающей группы вооруженных гирканцев, впереди которых блестел украшенный плюмажем шлем Захака. За ними шли сотни езмитских воинов, выстроившись в боевой порядок. Очевидно, Ольгерд обучил их основам грамотного ведения войны.

Они двинулись вперед, будто собирались выйти на открытое место и встретить приближающуюся орду в бою, но в конце улицы рассеялись, укрывшись в садах и домах по бокам улицы.

Кушафцы были еще слишком далеко, чтобы видеть, что творилось в городе. Когда они достигли места, с которого была видна улица, та казалась пустой. Конан, с его возвышенного места, мог видеть сады на северном краю города, где угрожающе собрались в группки фигуры, крыши, на которых засели люди с луками, приготовившись к действию. Кушафцы шли в ловушку, а он стоял здесь и ничем не мог им помочь. Конан издал сжатый стон.

Один из зуагирцев тяжело дыша поднялся по лестнице и встал рядом с Конаном, наматывая примитивную повязку вокруг раненого запястья. Он сказал сквозь зубы, которыми удерживал лоскут.

— Это твои друзья? Глупцы несутся прямо в зубы смерти.

— Я знаю, — проворчал Конан.

— Я знаю, что сейчас произойдет. Когда я был в дворцовой охране, я слышал, как Тигр рассказывал офицерам его план защиты. Ты видишь вон тот фруктовый сад, на конце улицы, с восточной стороны? Там прячется пятьдесят человек с мечами. Через дорогу находится сад, который мы называем Стигийским Садом. Там тоже засели в засаде пятьдесят воинов. В следующем за ним доме полно воинов, как и в первых трех домах на другой стороне

улицы.

— Зачем ты мне это рассказываешь? Я и сам вижу собак, приникших в фруктовом саду и на крышах.

— Да! Потом люди в фруктовом и Стигийском садах подождут, пока иллбарцы не минуют их и не окажутся между домами. Тогда лучники на крышах засыпят их стрелами, а мечники зажмут со всех сторон. Ни один человек не спасется.

— Если бы я мог их предупредить! — прошептал Конан. — Идем, спустимся вниз.

Он спустился вниз по лестнице и позвал Антара и других зуагирцев.

— Мы идем драться.

— Семеро против семисот? — спросил Антар. — Я не трус, но…

В нескольких словах Конан обрисовал ему то, что увидел с крыши.

— Если, когда Ольгерд захлопнет западню, мы сможем напасть на езмитов с тыла, то будем в состоянии изменить ход событий. Мы ничего не теряем, так как если Ольгерд уничтожит моих друзей, он вернется сюда и покончит с нами.

— Но как мы будем отличаться от собак Ольгерда? — настаивал зуагирец.

— Твои разбойники разрубят нас вместе с остальными, а потом начнут задавать вопросы.

— Идите сюда, — сказал Конан. В арсенале он вручил им покрытые серебром кольчуги и бронзовые шлемы старого образца с высокими гребнями лошадиных волос, непохожие на те, которые носили в Янаидаре. — Оденьте вот это. Держитесь вместе и кричите «Конан!» как свой боевой клич и все будет в порядке. — Один из шлемов он одел сам.

Зуагирцы заворчали под весом снаряжения и стали объяснять, что они полуослеплены шлемами, чьи пластины над щеками закрывали большую часть их лиц.

— Оденьте их! — закричал Конан. — Это ближний бой, а не набег пустынных шакалов по правилу ударил-и-беги. А теперь ждите здесь, пока я не позову вас.

Он опять взобрался на верх башни. Свободные Компаньоны и кушафцы двигались по дороге тесным строем. Затем они остановились. Балаш был слишком хитрым старым волком, чтобы нестись сразу в город, о котором он ничего не знал. Несколько человек отделились и поехали к городу на разведку. Они исчезли за домами, потом появились вновь, несясь назад к главным силам. Их преследовало около сотни езмитов, бегущей шумной толпой.

Нападающие растянулись в боевую линию. Солнце блестело от массы стрел, летающих между двумя группами. Несколько езмитов упали до того, как остальные приблизились к кушафцам и казакам. На мгновение все скрылось в пыли и были видны только искры мелькающей стали. Затем езмиты были сломлены и побежали обратно к домам. Как и боялся Конан, нападавшие стали их преследовать, ревя как обезумевшие от крови демоны. Конан знал, что эта сотня была послана для того, чтобы заманить его людей в ловушку. Иначе Ольгерд не послал бы такие слабые силы против нападающих.

Они выбежали с обеих сторон на дорогу. Там, хотя Балаш и не мог их безудержный поток, он по крайней мере выровнял их ряды и направил более компактным строем, когда они нахлынули к концу улицы.

До того, как они достигли ее, отставая не более пятидесяти шагов от последнего езмита, Конан бросился вниз по лестнице.

— Идем! — крикнул он. — Нанайя, закрой за нами дверь на засов и оставайся здесь!

Они понеслись вниз по лестнице, выскочили в дверь, миновали покинутую осадную башню и брешь в стене. Никто не встретился им на пути. Ольгерду пришлось забрать из дворца каждого человека, способного держать в руках оружие.

Антар провел их через дворец к главному входу. Когда они там появились, оглушительным ревом бронзовых труб в руках гирканцев Ольгерда езмитам был дан сигнал к атаке. Когда они добрались до улицы, ловушка захлопнулась. Конан увидел спины массы езмитов, которые сражались с нападавшими, заполнив улицу от края до края, в то время как лучники засыпали стрелами их толпу с крыш домов на другой стороне.

Молчащим напором Конан повел свою маленькую группу прямо в тыл езмитам. Последние из тех ничего не заметили, пока копья зуагирцев не проткнули им спины. Когда упали первые жертвы, пустынники шемиты вытянули свои копья и ударили снова и снова, в то время как в центре строя Конан махал своим топором, раскалывая черепа и отрубая руки до самых плеч. Когда копья поломались или застряли в телах езмитов, зуагирцы бросили их и взялись за свои мечи.

Атака Конана была такой бешено яростной, что он и его маленький отряд уничтожил в три раза больше врагов, чем было их самих до того, как заметили, что их атакуют с тыла. Когда они обернулись, незнакомые доспехи и искромсанные тела заставили их броситься назад с криками страха. В их воображении семеро отчаянно сражающихся людей превратились в целую армию.

— Конан! Конан! — ревели зуагирцы.

С этими криками пойманные в ловушку войска воодушевились. Между Конаном и его силами было только два человека. Одного пронзил казак, столкнувшись с ним. Конан опустил свой топор на другого с такой силой, что расколол не только шлем и голову, но и ручку топора.

В мгновенном затишье, когда Конан и зуагирцы оказались лицом к лицу с казаками и никто из тех не мог определить, на чьей стороне они сражаются, Конан снял свой шлем так, чтобы было видно его лицо.

— Ко мне! — проревел он над грохотом битвы. — Разбейте их, собачьи братья!

— Это Конан! — крикнул ближайший Свободный Компаньон и его крик был подхвачен толпой.

— Десять тысяч золотых монет за голову киммерийца! — послышался острый голос Ольгерда Владислава.

Звон оружия усилился. Он смешался с хором криков, проклятий, угроз, воплей и стонов. Битва распалась на сотни единоборств и стычек маленьких групп. Они носились взад и вперед по улице, перепрыгивая через мертвых и раненых; они хлынули в дома, крушили мебель, с грохотом бегали вверх и вниз по лестницам, вылились на крыши, где кушафцы и казаки быстро справились с размещенными там лучниками.

После этого исчезла всякая видимость порядка или плана, не было ни возможности выполнять команды, ни времени их отдавать. Это была слепая, задыхающаяся, потеющая бойня, рука к руке, с напряженными ногами, шлепающими по лужам крови. Окончательно смешавшись, масса дерущихся крутилась в водовороте вверх и вниз по главной улице Янаидара и выплеснулась в аллеи и сады. По численности сражавшиеся стороны мало отличались друг от друга. Исход битвы качался на весах и ни один человек не знал, как в целом протекает сражение; каждый слишком был занят тем, что убивал и старался не быть убитым, чтобы смотреть, что происходит вокруг него.

Конан не стал напрягать дыхание, пытаясь командовать в этом хаосе. Хитрость и стратегия остались на доске; исход драки решался только мышцами и свирепостью. Он был окружен воющими безумцами и ему ничего не оставалось делать кроме как расколоть столько голов и распотрошить столько кишок, сколько он мог, и позволить богам решить исход сражения.

Затем битва стала распадаться, запутанная масса разделялась на группки и на отдельных людей, как туман рассеивается под порывами ветра. Конан знал, что одна сторона или другая не выдержит и люди побегут. Дрогнули езмиты. Яростное безумство, вызванное наркотиками, полученными от своих начальников, стало проходить.

Затем Конан увидел Ольгерда Владислава. Шлем и кираса запоросканца были помяты и заляпаны кровью, одежда висела лохмотьями, тугие мышцы напрягались узлами с молниеносной скоростью играя саблей. Его серые глаза горели, а на губах была дерзкая улыбка. У его ног лежало трое мертвых кушафцев, а его сабля, словно играючи, отбивалась еще от полудюжины лезвий сразу. Справа и слева от него гирканцы в латах и узкоглазые кхитайцы в покрытой лаком коже лицом к лицу дрались со свирепыми кушафцами.

Конан также увидел Тубала, продирающегося сквозь круговорот боя, словно чернобородый бизон, с бешеностью дикого животного наносящего по сторонам сокрушительные удары. Он увидел и покрытого кровью Балаша, крутящегося в битве. Конан начал прокладывать себе путь к Ольгерду.

Ольгерд засмеялся с диким блеском в глазах, увидев приближающегося к нему киммерийца. Кровь стекала вниз по кольчуге Конана образуя крошечные ручейки на его массивных загорелых руках. Его нож был по рукоятку в крови.

— Подойди и умри, Конан! — крикнул Ольгерд.

Конан приблизился по казацки, горя от нетерпения. Ольгерд прыгнул ему навстречу, и они начали драться как дерутся казаки, делая ложные выпады, нанося удар за ударом так быстро, что глаз не успевал за ними уследить.

В круге вокруг них тяжело дышащие, выпачкавшиеся в крови воины прекратили свою резню и стали наблюдать за двумя лидерами, которые решали судьбу Янаидара.

— Ай! — вскрикнула сотня глоток, когда Конан споткнулся, утратив контакт с лезвием запоросканца.

Ольгерд звонко крикнул и замахнулся мечом. Но до того как он успел ударить или хотя бы понять, что киммериец перехитрил его, длинный нож, направляемый железными мускулами Конана, пробил его нагрудник и пронзил чуть ниже сердца. Он умер еще до того, как упал на землю, вырвав из раны из раны лезвие при падении.

Когда Конан выпрямился, оглядываясь по сторонам, до него донесся крик, непохожий на тот, что он ожидал услышать от своих людей, разбивающих езмитов. Он посмотрел наверх и увидел новую силу вооруженных людей, которые грохотали вниз по улице плотной, дисциплинированной группой, круша и сметая со своего пути группки дерущихся. Когда они приблизились ближе, Конан смог различить позолоченную кольчугу и раскачивающие перья иранистанской королевской гвардии. Впереди всех бушевал могучий Готарза, нанося удары своей кривой саблей и по езмитам и по казакам.

В мгновение ока ход битвы полностью переменился. Некоторые езмиты стали удирать. Конан закричал: «Ко мне, казаки!», и его банда начала собираться вокруг него, смешавшись с кушафцами и некоторыми езмитами. Последние поняли, что Конан оказался единственным действенным лидером, который может противостоять их общему врагу. Они объединились с людьми, с которыми только что сцеплялись в смертельной хватке, а в это время между двумя массами продолжали сверкать мечи и падать люди.

Конан оказался лицом к лицу с Готарзой, разметающим все на своем пути ударами, которые могли свалить небольшие дубки. Зазубрившееся лезвие Конана звенело и сверкало быстрее, чем глаз мог уследить, но иранистанец не уступал ему. Кровь из царапины на лбу текла по щеке Готарзы; кровь из раненого плеча Конана темнела на его кольчуге. Но лезвия все крутились и лязгали, не находя брешей в защите соперника.

Вдруг шум битвы перерос в крики отчаянного ужаса. Со всех сторон люди бросили сражение и побежали по дороге к Лестнице. Паническая толпа вплотную прижала Конана к Готарзе. Они напрягались и боролись грудь к груди. Конан открыл свой рот, чтобы крикнуть, но туда набилась длинная черная борода Готарзы. Он выплюнул ее и прокричал:

— Какого черта, что здесь творится, дворцовая болонка?

— Истинные владельцы Янаидара вернулись, — ответил Готарза. — Посмотри, свинья!

Конан рискнул мельком осмотреться по сторонам. Со всех сторон приближались орды серых теней с немигающими, бездушными глазами и искаженными собачьими челюстями, цепляющихся за каждого человека, встретившегося им на пути, хватаясь за что попало своими когтистыми человекообразными руками и начиная разрывать его на куски и пожирая на месте. Люди отбивались от них маниакальным ужасом, но их мертвенная кожа казалось почти неуязвима для оружия. Там, где падал один, трое других занимали его место.

— Вампиры Янаидара! — закричал Готарза. — Нам нужно бежать. Пообещай мне не бить меня в спину, пока мы не выберемся отсюда, а я не буду трогать тебя. Мы можем свести наши счеты позже.

Поток беглецов сбил обоих с ног. Конан почувствовал, как чьи то ноги бегут по его спине. С невероятным усилием он встал сначала на колени, а потом на ноги, работая кулаками и локтями освобождая место, чтобы можно было дышать.

Беспорядочная толпа потекла на север по дороге к Лестнице, езмиты, казаки, кушафцы и иранистанские гвардейцы, все смешались вместе забыв о трехсторонней битве перед лицом этой нечеловеческой угрозы. Женщины и дети перемешались с воинами. По бокам этого беспорядочного потока вампиры, похожие на больших серых вшей, хватались за людей, выдергивая их из толпы. Толчками беглецов Конана вынесло к краю потока и он увидел Готарзу, сражающегося сразу с четырьмя вампирами. Тот потерял свой меч, но схватил двоих за глотки, каждого одной рукой, в то время, как один вцепился ему в ноги, а четвертый обвился вокруг, пытаясь дотянуться челюстями до горла.

Сильный удар меча Конана разрезал одного вампира пополам; второй остался без головы от второго удара. Готарза перебросил остальных через себя и они вцепились в Конана, кусая и царапаясь когтями и клыками. На мгновение они почти повалили его. Он смутно осознал, что Готарза оттянул одного из них, бросил его на землю и растоптал хрустящие прутья ребра. Конан поломал свой нож о другого и раскроил череп рукояткой третьему.

Потом они снова побежали с остальными. Они пронеслись сквозь ворота в циклопической стене, по Лестнице, по уклону, через ущелье. Вампиры преследовали их до ворот, вытаскивая из толпы человека за человеком. Когда последние беглецы толпясь миновали ворота, вампиры повернули обратно, суетясь вдоль дороги и в фруктовых садах, и облепили огрызаясь тела людей, образуя уже свои свалки и драки.

В ущелье люди валились с ног от усталости и ложились прямо на камень, не обращая внимания на близость своих недавних врагов, или садились, прислонившись спинами к утесам и валунам. Большинство было ранено. Все были запачканы кровью, растрепаны, в оборванной одежде, с разбитым и помятым вооружением. Глаза у всех налились кровью. Многие потеряли свое оружие. Из сотен воинов, которые собрались на сражение в Янаидаре на рассвете, меньше половины выбралось из города. Некоторое время было слышно только тяжелое дыхание, стоны раненых, треск разрываемой одежды, когда люди делали из нее примитивные повязки, да случайное звяканье оружия о камень.

Хотя он дрался, бегал и карабкался почти все время со вчерашнего дня, Конан одним из первых поднялся на ноги. Он зевал и потягивался, морщась от боли своих ран, а потом начал собирать вместе своих людей. Из своего отряда зуагирцев он смог найти только троих, включая Антара. Нашел он и Тубала, а Кодруса найти не удалось.

На другой стороне ущелья Балаш, сидя с перебинтованными ногами, слабым голосом отдавал приказы кушафцам. Готарза собирал своих гвардейцев. Езмиты, которые понесли самые тяжелые потери, беспомощно топтались как потерянные овцы, с опаской наблюдая за другими собирающимися группами.

— Я убил Захака своими собственными руками, — объяснял Антар, — так что у них нет сейчас ни одного старшего офицера, чтобы управлять ими.

Конан подошел к месту, где расположился Балаш.

— Как дела, старый волк?

— Вполне сносно, хотя я не могу ходить без посторонней помощи. Так значит старые легенды говорили правду! Время от времени вампиры выползают из своих жилищ под Янаидаром и пожирают всех людей, которые опрометчиво располагаются здесь. — Он пожал плечами. — Я не думаю, что в ближайшее время кто-то попробует восстановить этот город.

— Конан! — позвал Готарза. — Нам нужно кое-что обсудить.

— Я готов, — проворчал Конан. Тубалу он сказал: — Приведи людей в порядок, тех, кто меньше ранен и лучше вооружен, построй отдельно. — Затем он зашагал по усыпанному камнями дну ущелья и остановился на полпути между своей группой и группой Готарзы. Тот тоже выступил вперед, говоря:

— У меня все еще есть приказ доставить тебя и Балаша обратно в Аншан живым или мертвым.

— Попробуй, — ответил Конан.

Балаш отозвался со своего места:

— Я ранен, но если ты попытаешься увести меня силой, мои люди будут изматывать тебя в этих безжизненных горах пока хоть один из них будет жив.

— Смелая угроза, но после еще одной битвы у тебя будет очень мало людей, — сказал Готарза. — Ты знаешь, что другие племена воспользуются вашей слабостью и разграбят ваш город и увезут ваших женщин. Король правит Иллбаром, потому что иллбарские племена никогда не объединялись и никогда не объединятся.

Балаш помолчал мгновение, потом спросил:

— Скажи мне, Готарза, как тебе удалось нас найти?

— Мы пришли в Кушаф прошлой ночью и пригрозив одному мальчишке ножом, узнали, что ты отправился в Друджистан и заставили его провести нас по твоему следу. В утреннем свете мы добрались до того места, где ты вскарабкался на утес по веревочной лестнице и твои глупцы в спешке не подняли ее за собой. Мы связали людей, которых ты оставил охранять лошадей, и поспешили вслед за тобой.

— Но теперь к делу. Я ничего не имею против вас обоих, но я поклялся Асурой выполнять приказы Кобада Шаха и я буду их выполнять до последнего вздоха. С другой стороны, позорно начинать дальнейшую резню, когда наши люди так слабы и много славных воинов уже погибло.

— Что ты имеешь в виду? — проворчал Конан.

— Я думаю, что ты и я могли бы решить этот вопрос в личном поединке. Если я погибну, ты можешь идти своей дорогой, тебя никто не будет останавливать. Если проиграешь ты, Балаш вернется в Аншан со мной. При этом ты сможешь доказать свою невиновность, — добавил Готарза главарю кушафцев. — Король узнает о твоем участии в том, чтобы покончить с культом Прячущихся.

— Но только не безумно подозрительному Кобаду, — сказал Балаш. — Но я согласен, если ни одна иранистанская собака не будет мешать Конану в этой дуэли.

— Согласен, — коротко сказал Конан и повернулся к своим людям. — У кого самый большой меч?

— Готов, — сказал Готарза и бросился в атаку.

Два лезвия вспыхивали огнем и звенели друг о друга в танце стали так быстро, что зрители не могли ясно видеть, что же происходит. Воины прыгали, кружились, наступали, отступали и уклонялись от ударов, а лезвия продолжали свой танец не останавливаясь ни на секунду. Ударить… парировать… сделать выпад… рубануть… увернуться… парировать. Никогда за все прошедшие тысячелетия Янаидара эти утесы не были свидетелями такого завораживающего фехтования.

— Прекратить! — крикнул голос. Затем, когда поединок продолжался: — Я сказал прекратить!

Конан и Готарза осторожно отступили друг от друга и повернулись, чтобы увидеть кто это кричал.

— Бардия! — воскликнул Готарза на крепкого дворецкого, который стоял в проеме ущелья, ведущего к веревочной лестнице. — Что ты здесь делаешь?

— Прекратите ваш поединок, — сказал иранистанец. — Я загнал до смерти трех лошадей, догоняя тебя. Кобад Шах умер от ран отравленного огненного ножа и его сын Аршак вступил в царствование. Он отбросил все обвинения против Конана и против Балаша и предлагает Балашу снова приступить к защите северных границ а Конану вернуться на свою службу. Иранистану нужны такие воины, так как король Турана Ездигерд, рассеяв казацкие банды, снова отправил свои армии на разорение и захват соседних территорий.

— Если это так, — сказал Конан, — то в туранских степях снова будет богатая нажива и я устал от интриг вашего изнеженного двора. — Он повернулся к своим людям. — Те из вас, кто хочет вернуться в Аншан, могут идти; остальные поедут завтра со мной на север.

— А как же мы? — запричитал гирканский воин из Янаидара. — Иранистанцы перебьют всех нас. Наш город захвачен вампирами, наши семьи перерезаны, наши главари убиты. Что будет с нами?

— Те, кто хочет, могут идти со мной, — безразлично ответил Конан. — Другие могут попроситься к Балашу. Многие из женщин его племени будут искать себе новых мужей… Кром!

Конан пробежал глазами по группе женщин, среди которых он узнал Парусати. Их вид напомнил ему об одной забытой вещи.

— Что такое, Конан? — спросил Тубал.

— Я забыл про девушку, Нанайю. Она все еще в башне. Как же мне теперь спасти ее от вампиров?

— Тебе не нужно этого делать, — произнес голос. Один из выживших зуагирцев, которые последовали за Конаном, стянул с себя бронзовый шлем и все увидели лицо Нанайи и рассыпавшиеся по спине волосы.

Конан вздрогнул, затем громоподобно рассмеялся.

— Мне казалось, я сказал тебе остаться… о, хорошо, как хорошо, что ты не сделала этого. — Он громко ее поцеловал, а затем пошлепал. — Один из нас создан для того, чтобы драться, другой — чтобы не подчиняться. Теперь иди вперед. Поднимайтесь, собачьи братья; вы что, собираетесь рассиживаться на этих бесплодных скалах, пока не умрете с голоду?

Ведя высокую темную девушку, он зашагал к трещине, которая вела к дороге на Кушаф.