В книге об отважном советском разведчике Рихарде Зорге рисуется обстановка целого десятилетия (1934–1944 гг.), в которой действовала антифашистская организация Рихарда Зорге, защищавшая интересы Советской страны.

Автор на основе документального материала показывает драматические ситуации разведывательной деятельности этой организации в Японии, создает яркий образ бесстрашного человека, кристально чистого коммуниста, патриота нашей Родины — Рихарда Зорге.

Эта книга — результат усилий не только автора М. Колесникова, но и целого коллектива журналистов, переводчиков, работников архивов. Использованы воспоминания соратников Зорге, людей, близко знавших его.

Издательство просит читателей присылать свои отзывы об этой книге и предложения по адресу:

Москва, К-160, Военное издательство.

«ПРОФЕССИЯ — ИНТЕЛЛИГЕНТ ПРИЗВАНИЕ — ПАРТИЙНАЯ РАБОТА»

Он часто размышлял о своем прошлом, так как все его прошлое, по сути, было лишь отправной точкой для того, что надлежало совершить теперь. Операция «Рамзай» подведет какой-то большой итог всей его жизни.

На подвиг не дается права свободного выбора. Это право вначале нужно завоевать, взять с боем примерами своей биографии. На подвиг посылают того, кто достоин подвига, ибо подвиг совершается во имя большой и благородной цели. Но способен ли Рихард Зорге на подвиги?..

…Его прошлое начинается на юге России, в Азербайджане, на Апшеронском полуострове.

Полоска земли, напоминающая по очертаниям клюв горного орла. Промысловые поселки, пропахшие нефтью, — Сабунчи, Балаханы, Сураханы. Тяжелый зной, который не смягчается даже ветром хазри. Ленивые, мутно-зеленые волны Каспия. Край нефти… Она сочится из-под ног, пропитала казармы и катухи — убогие жилища рабочих. Здесь много туберкулезных — нефтяные газы разъедают легкие. Руки людей покрыты незаживающими язвами. Черные вышки — как памятники тысячам загубленных жизней рабочих-нефтяников.

На одной из вышек трудится некто Адольф Зорге, рядовой техник по бурению скважин. Это крупный, благообразный немец лет сорока. Он немногословен, дело свое знает, аккуратен даже в мелочах. Адольф никогда не кричит на рабочих, не грозит штрафами, охотно принимает приглашения на свадьбы, крестины, не чурается черного люда, и за это его уважают. Больше всего на свете он ценит покой. Но жизнь беспокойна…

Проклятая нефть всех свела с ума. Особенно не любит Адольф так называемые шайтан-базары. Стоит забить фонтану, как вокруг него начинается шайтан-базар: жадные предприниматели за баснословные деньги скупают соседние участки, бросают сюда партии буровых рабочих. Скорей, быстрей, без передышки!.. Тут мелкий предприниматель за несколько месяцев может превратиться в миллионера. Предприниматель сам, выпучив безумные глаза, день и ночь просиживает на вышке, поторапливает, подстегивает, сулит награды. Жадность отвратительна.

Адольф скуп, но не жаден. Рисковать, вкладывать капитал в сомнительные участки — не его занятие. Он честным трудом зарабатывает свои деньги. Одевается скромно, кроме пива, ничего не пьет, живет по пословице: «Рубль сэкономленный — все равно что рубль заработанный».

В Россию Адольф Зорге приехал в 1885 году. Сперва обосновался в Аджикенде, в немецкой колонии, а потом перебрался в Баку.

Вести о несметных нефтяных богатствах Ашперонского полуострова давно доходили в Германию. Все началось с небезызвестного Нобеля. Заручившись поддержкой немецких банкиров, он с чемоданами денег примчался в Баку, начал строить заводы для переработки нефти, выписал специалистов из Берлина. И вот за короткое время представители иностранных фирм сотнями устремились на Апшерон, оттеснив всяких там Мирзоевых, Монташевых, Тарумовых. Французский банкир Ротшильд завладел всей торговлей бакинской нефтью на международном рынке, основал «Каспийско-Черноморское товарищество».

Адольф Зорге тоже решил попытать счастья в России. У него была мечта: обеспечить старость. Ему всегда казалось, что люди, не сумевшие обеспечить собственную старость и благополучие своей семьи, зря прожили жизнь.

Отец Адольфа, а также два брата отца не сумели обеспечить себе старость, и это наглядный урок. Все трое были активными революционерами до и после революции 1848 года. Революционная работа была смыслом их жизни. Особую известность на этом поприще завоевал дядя Фридрих. Участник Баденского восстания 1849 года, близкий друг Маркса и Энгельса, он после подавления восстания вынужден был эмигрировать сначала в Швейцарию, а затем в Америку. Фридрих Зорге стал организатором американской секции Первого Интернационала, а на Гаагском конгрессе I Интернационала в 1872 году его избрали секретарем Генерального совета. Слава дяди, видного деятеля международного рабочего движения, ученика Маркса и Энгельса, автора многих социологических и политических трудов, страшила и угнетала обывателя Адольфа Зорге. Он вздрагивал, когда спрашивали: «Уж не родственник ли вы того самого Зорге?!» — «Нет, нет», — спешил заверить Адольф. Он не хотел иметь ничего общего со своими «красными» отцом и дядями. Он стремился обеспечить свою старость и ради этого трудился не покладая рук. Ему революция не нужна. Он доволен существующими порядками.

Иногда в воскресные дни Адольф надевал свой лучший костюм и отправлялся в Баку. Здесь, возле старинного дворца Ширван-шахов, фланировала избранная публика. Адольф смешивался с публикой и так бродил до вечера, снедаемый своими мечтами. Он представлял себе, как чинно идет под руку с фрау Зорге, все на них оглядываются, завидуют тихому, обеспеченному счастью. А рядом — дети… много детей. Это его дети, Адольфа Зорге! Мальчики, девочки — все равно. Много детей. И он придумывал имена этим воображаемым детям. Но не было фрау Зорге, не было детей…

Адольф старел, и за все три года жизни в России фрау Зорге так и не появилась. А ведь он был красив, обеспечен, мог считаться хорошей партией. Его сердце было открыто для любви.

И он наконец-то влюбился… И любовь оказалась сильнее классовых и расовых предрассудков.

Нине Кобелевой исполнилось двадцать два года, но она и не помышляла о замужестве. Были заботы поважнее, они иссушали душу. Сперва умерла мать, потом — отец, Семен Кобелев, подрядный рабочий на железной дороге. На руках Нины остались шестеро сирот мал мала меньше. Всех нужно накормить, одеть, обуть. Беспросветная нужда… Какие уж тут женихи!..

Но он появился. Рослый красавец немец, техник с буровой вышки неподалеку от поселка Сабунчи. Нина и раньше видала его. При встрече всегда опускала глаза, старалась пройти незаметно. А теперь он напрямик заявил, что уже давно любит ее и просит быть женой. Нина Семеновна даже растерялась. Как же так, выйти за немца? Он поживет-поживет да и укатит в свою Германию, бросив ее с детьми… Но сироты просили есть… И Нина согласилась стать женой Адольфа Зорге.

Поселились они в Сабунчи в двухэтажном доме. Здесь 4 октября 1895 года родился Рихард Зорге, будущий ученый и прославленный разведчик.

Брак оказался на редкость счастливым: Адольф любил жену, заботился о ее братьях и сестрах. В доме царила атмосфера довольства и взаимного уважения. Но теперь, когда все мечты Адольфа исполнились, появилась новая: вернуться во что бы то ни стало в Германию! России отдано тринадцать лет… А «Германия — превыше всего!».

И вот, когда Рихарду сравнялось три года, семья переехала в Германию. Адольф Зорге купил небольшой дом в Вильмерсдорфе, юго-западном пригороде Берлина, на Манизерштрассе, развел сад и стал наслаждаться обеспеченной старостью. Он достиг своего идеала. Теперь и умереть было не страшно.

А трехлетний Рихард? Оставила ли далекая Россия какой-нибудь след в его памяти? Позже он писал: «Во мне было нечто такое, что несколько отличало меня от других. Я родился на Южном Кавказе, и меня привезли в Берлин совсем маленьким. Этот факт из моей жизни я всегда помнил… Я, может быть, слишком русский, я русский до мозга костей…»

Первые слова, которым научился Рихард, были русские слова. До четырех лет он не знал немецкого языка. В глубинах сознания осталось неизгладимое ощущение просторов России, яркого кавказского неба и ласкового света Каспия. Неясные образы будут всплывать в памяти на протяжении всей последующей его жизни, манить, звать куда-то, дразнить, распалять воображение.

…В кругу семьи его ласкательно называли Ика. В школе — «премьер-министр». Почему «премьер-министр»? Он рос не по годам развитым. В реальное училище поступил, когда едва исполнилось шесть лет. В классе верховодил, прослыл трудным учеником, упрямым, своенравным и непослушным, первым нарушителем дисциплины, неисправимым драчуном. И наряду с этим поражал учителей глубокими познаниями в истории, литературе, философии и обществоведении. Тут ему равных не было.

Ика ненавидел зубрежку. Он любил рассуждать, давать собственную оценку прочитанному. У «премьер-министра» было свое государство, источник силы и мощи — книги. Они раздвигали границы мира в пространстве и во времени. Французская революция, облик «неподкупного» Робеспьера, наполеоновские войны, сражение на улице Сен-Антуан в дни июньского восстания 1848 года; Джузеппе Гарибальди дал клятву освободить свою родину Италию и дрался, как лев. Гарибальди бывал в России. В Германии тоже была революция. О ней мало писали в учебниках, но Ика знал кое-что от своего отца. Адольф к старости сделался ворчливым. Особенно раздражали его левые социал-демократы. Прочитав за чашкой утреннего кофе газету, он начинал бранить «красных». Особенно доставалось двоюродному деду Рихарда, коммунисту Фридриху Зорге, который в то время жил в Америке и готовил к печати свою переписку с Марксом и Энгельсом. Не щадил Адольф и своего отца-революционера, которого давно уже не было в живых. Из порохового дыма выплывало железное лицо Отто фон Бисмарка. Этот кровавый человек — идеал Адольфа. Бисмарк — истинный пруссак; Адольф — тоже пруссак. Такие, как Бисмарк, создали великую Германскую империю, а «Германия — превыше всего!».

Но Ику почему-то не интересовали дела Бисмарка, ему хотелось знать все о деде и двух братьях деда. Это по-настоящему смелые, дерзкие люди. Их не поддерживали короли, как Бисмарка; они сами делали историю.

Адольф не знал того, что два его сына — самый старший и самый младший — причисляли себя к левым социал-демократам. Ика тайно от отца сделался постоянным членом социал-демократического спортивного общества. Старший сын состоял в революционной социал-демократической организации, призывал на митингах к свержению существующего строя, рассказывал о буржуазно-демократической революции 1905 года в России. Ика бывал на этих митингах, с замиранием сердца слушал старшего брата. Он начинал понимать: история — это не только то, что прошло; история творится и сейчас, у всех на глазах. Вот почему он набрасывался на газеты и знал о том, что делается в мире, лучше взрослых.

В пятнадцать лет Рихард прочитал сочинения Гёте, Шиллера, Лессинга, Клопштока, «Божественную комедию» Данте.

Эти слова Гёте отпечатались в сердце юноши. Их повторяли сотни людей до Рихарда, их будут повторять вечно. В чем смысл бытия? Ика судорожно ищет ответа на этот роковой вопрос в книгах. Гегель, Кант, Шопенгауэр… Ика еще не в силах одолеть труды названных философов. Слишком все здесь мудрено, запутано, противоречиво. Оказывается, существует такое понятие, как диалектика! Целое открытие… Учитесь, «премьер-министр» Ика, мыслить диалектически.

В семью пришло несчастье: в 1907 году умер Адольф Зорге. Он узнал-таки, что два его сына записались в социал-демократы, и не перенес удара.

Снова Нина Семеновна осталась с кучей детей. Но на этот раз в чужой стране, к которой она так и не смогла привыкнуть по-настоящему. Своей тоской по родине она могла поделиться лишь с младшеньким, Икой. Остальные сыновья и дочери не понимали, как можно рваться в какой-то Сабунчи, где нечем дышать от газов и нефти. Но Ика сочувствовал матери. Его тоже тянуло в далекие неизведанные края. Пресная берлинская жизнь опостылела. Хотелось бросить все и удрать на край света, подвергаться опасности, раз и навсегда покончить со школярством.

Адольф оставил семье приличное состояние. У него были не только вклады, но, оказывается, и своя собственность за границей. Еще долго семья могла поминать его добрым словом. Пусть говорят, что жил он скучно, неинтересно. Зато умер как и подобает приличному немецкому бюргеру, верноподданному. А главное — не оставил семью мыкать горе и нужду. Он был образцовым мужем и отцом семерых детей.

Адольф ровно относился ко всем детям, но Рихард не любил отца. Даже много лет спустя Рихард не мог отделаться от неприязни к нему. Это осталось навсегда.

…О начале первой мировой войны Рихард узнал, возвращаясь на пароходе из Швеции, где проводил летние каникулы. Он был тогда еще слишком юн, чтобы сразу разобраться в смысле этого кровавого события.

Он был заражен духом романтики, писал высокопарные философские стихи и мечтал о подвигах. Рихард считал, что человек должен быть оригинальным не только в мыслях, но и в поступках и что подвиг существует ради самого подвига. Долой сытенькое благополучие! Если война, значит, ты должен быть в первых рядах.

И восемнадцатилетний Рихард, так и не окончив реальное училище, бежит из дому, записывается добровольцем в действующую армию. Прочь, прочь от школярства, от прозябания…

Отрезвление наступило скоро. Рядового Зорге, служащего в легкой артиллерии, бросили в Бельгию, где уже развернулось ожесточенное сражение. Тысячи убитых, искалеченных, потоки крови. И тут он впервые подумал: «Во имя чего? Сколько раз до меня немецкие солдаты воевали здесь, в Бельгии, намереваясь вторгнуться во Францию!.. Знают ли люди, во имя чего велись и ведутся вот такие войны?..»

Три ранения — таков итог войны для Зорге. На фронте погибли два любимых брата.

Но не только это.

Война стала большой политической и гражданской школой. Здесь он нашел настоящих друзей, которые открыли глаза на многое. Одним из таких друзей был старый каменщик из Гамбурга, член профсоюза, первый человек, который прямо сказал Рихарду о том, что война выгодна лишь империалистам. В 1915 году в берлинском госпитале Зорге сдружился с двадцатилетним солдатом Эрихом Корренсом. По ночам молодые люди читали стихи, горячо обсуждали положение Германии, говорили о свободе, о месте человека в обществе, об отношении к жизни и о том, что нужно посвятить себя служению великой цели, которая могла бы захватить целиком, без остатка. Полгода лежали они в госпитале и за эти полгода успели навсегда привязаться друг к другу. Переписка между ними будет продолжаться многие годы. (Эриху Корренсу суждено стать видным государственным и общественным деятелем — президентом Национального совета Национального фронта демократической Германии, крупным ученым. Но об этом Зорге не узнает никогда.)

В другом госпитале он близко сошелся с сестрой милосердия и ее отцом-врачом, которые поддерживали самые тесные связи с независимыми социал-демократическими группами. Тут впервые Рихард услышал о Ленине, о международном революционном движении, о политических партиях в самой Германии. Дочь и отец охотно снабжали раненого солдата книгами и политическими брошюрами.

Получив отпуск по ранению, Зорге поступил на медицинский факультет Берлинского университета — на этот шаг его толкнуло сострадание к жертвам войны, он хотел не убивать, а возвращать жизнь, здоровье. И все-таки вскоре он убеждается, что медицина — не его область. Его интересует политика, и только политика. И еще — политэкономия. С медицинского он переходит на политико-экономический факультет. «Великая Германия» разваливалась на глазах. Все чаще и чаще солдаты называли имена Розы Люксембург и Карла Либкнехта. Теперь настольные книги Зорге — труды Маркса и Энгельса, переписка двоюродного деда Рихарда с ними, философские работы Гегеля. «За несколько месяцев я усвоил основы марксизма, уяснил суть диалектического метода, примененного на практике».

Теперь он сознательно готовит себя. К чему? К деятельности революционера-профессионала. Он предчувствует: взрыв близок!

…Великая Октябрьская социалистическая революция в России пробудила в Рихарде небывалую энергию. Выбор был сделан раз и навсегда: революционная работа! Звать к борьбе, к свержению существующего строя… Он вступает в независимую социал-демократическую партию.

В январе 1918 года двадцатидвухлетний Зорге едет в Киль.

Германия бурлила. В Берлине началась политическая стачка солидарности с русскими братьями по классу. Стачка перекинулась в Гамбург, Бремен, Рурскую область.

Революционный взрыв произошел не в столице Германии Берлине, куда были обращены взоры многих, а в небольшом городе моряков Киле. Этот взрыв тщательно подготавливался, и Зорге принял самое деятельное участие в подготовке восстания военных моряков.

И все-таки ему казалось, что революция — дело будущего. Придется еще проделать большую работу по воспитанию масс. Для начала он поступает в Кильский университет, примыкает к левому крылу независимой социал-демократической партии, так как со спартаковской группой не смог связаться, создает в университете социалистическую студенческую организацию, руководит ее работой.

Он идет на боевые корабли кайзеровского флота, разъясняет политическое положение портовым рабочим. И здесь, в порту, на кораблях, его называют ласково — Ика. Голубоглазый юноша, испытавший на себе все ужасы войны. На груди — Железный крест 2-й степени. И когда Ика произносит: «Долой кайзера! Да здравствует Германская республика!» — это берет бывалых моряков за сердце. Они понимают: слова выстраданы, поняты в окопах.

Восстание вспыхнуло 3 ноября 1918 года. К морякам третьей эскадры присоединились портовые рабочие. На мачтах взвились красные вымпелы. Власть взяли солдатский и рабочий советы Киля. Командующий флотом бежал из города на автомобиле с красным флажком. К восставшим примкнули солдаты Любека, рабочие Гамбурга, Бремена. 8 ноября в Мюнхене была провозглашена республика. 9 ноября восставшие рабочие и солдаты свергли кайзера Вильгельма II. Кайзер бежал в Голландию. Буржуазное правительство запросило у Антанты перемирия. Война кончилась!

Зорге радовался: победа близка! В этом есть и его доля.

Но радость оказалась кратковременной. Революцию предали, задушили. Контрреволюционные заговорщики зверски расправились с вождями германского пролетариата Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург.

Зорге в эти тяжелые дни не потерял веры в силы рабочего класса. В Киле оставаться больше нельзя. В начале 1919 года он переезжает в Гамбург. Здесь произошла встреча, которая определила многое в жизни Рихарда: он познакомился «с секретарем Гамбургской коммунистической организации Эрнстом Тельманом. Помятая, замасленная кепчонка, веселая хитринка в глазах… Его трудно отличить от сотен портовых рабочих. Рихарда потянуло к этому человеку. Оказывается, Тельман в самом деле портовый рабочий!..

В конце 1919 года Зорге вступил в КПГ. Он стал коммунистом. И с этого времени началась новая эра в его биографии, биографии революционера-профессионала.

Его назначают советником гамбургской коммунистической газеты, он руководит кружком самообразования при гамбургском отделении партии.

Чердачная комнатенка, где он поселился, завалена книгами. Рихард мало ест, мало спит и много работает. В такой стране, как Германия, революционеру-профессионалу приходится жить двойной жизнью: обыватель хочет знать, на какие средства ты существуешь. Всякий не занятый по службе, не имеющий работы подозрителен. За таким увязываются ищейки. Приходится давать частные уроки, губить драгоценное время. Кроме того, он готовится к экзаменам. И тут же, в Гамбургском университете, ведет пропагандистскую работу, создает социалистическую студенческую организацию.

В день окончания университета в актовый зал набились студенты всех курсов. Профессорам это не нравится. Но ничего не поделаешь — такое время! Все вышли из повиновения. Не так давно Берлин снова покрылся баррикадами. Правительство бросило против бастующих танки, артиллерию и даже авиацию. Мюнхен провозгласил советскую власть, создал свою красную армию… С большим трудом удалось расправиться с восставшими.

Кому нужно сейчас образование, когда в Германии разруха, голод, смерть?!

Двадцатичетырехлетний Зорге выходит на кафедру. Он обрушивает на профессоров сверкающий каскад изречений древних, говорит о «гражданском обществе» Гегеля, о «естественном праве» и «общественном договоре». Затем переходит к современности с ее прозой — «имперские тарифы центрального союза немецкого объединения потребителей».

Давно уже в этих стенах не звучал столь вдохновенный голос. Рихарда поздравляют с окончанием университета. Зорге — доктор государственно-правовых наук и социологии.

Счастливый день!

Известность Зорге росла. То была известность умного агитатора, партийного работника высокой квалификации. Рихарда знали, к нему шли студенты, грузчики.

А однажды пожаловал странный гость: Шейдеман! Заклятый враг коммунистов, душитель революции, правый лидер социал-демократии. Это был тот самый Шейдеман, который по приглашению кайзера занял пост министра, открытый шовинист Шейдеман, не так давно заявлявший: «Теперь большевизм кажется мне большей опасностью, чем внешний враг». «Кровавая собака Шейдеман» — так называли рабочие устроителя «кровавого сочельника» в Берлине. Глава правительства «веймарской коалиции» Шейдеман…

Рихард не знал, что и подумать. Премьер-министр оглядел скромное жилище Рихарда, спросил: «Вы доктор Зорге, если не ошибаюсь?» — «Чем обязан?» — «Вы потомок знаменитого революционера Зорге, последователя Маркса. Я хочу предложить вам важный пост в моей партии. Нам очень нужны молодые, волевые люди, такие, как вы. Революционная слава ваших…». «Я спекуляцией никогда не занимался! — резко ответил Зорге. — Лучше подумайте, господин Шейдеман, нужны ли вы молодым людям…»

Премьер-министры не любят, когда им отказывают в такой форме. Кроме того, университетское начальство пронюхало о том, что Зорге руководит подпольной студенческой организацией. Пришлось срочно покинуть Гамбург.

Он решил устроиться преподавателем высшей технической школы в Аахене. Перед этим его вызвали в Берлин в ЦК партии. В Берлине Зорге сделал обстоятельный доклад о положении в Гамбурге. Новое задание: развернуть работу среди горняков Аахена, которые находятся под влиянием католиков, создать на шахтах коммунистические группы.

События, события… На первый взгляд кажется, что одно не связано с другим, а если вдуматься, все подчинено своей внутренней логике.

В Аахене Зорге назначают членом городского комитета партии. Он частый гость горняков, связывается с руководящими партийными органами Рейнской области. А наряду с этим — лекции в высшей технической школе. Зорге пишет Корренсу: «Люди хорошо слушают меня. Если бы они догадывались, сколько, собственно, мне лет! К счастью, мне почти всегда дают лет на пять больше, так что они мирятся с зеленым ученым мужем там, на кафедре».

Государственный чиновник Капп решил установить единоличную диктатуру в Германии. Опираясь на уголовников, военщину, всякого рода политических авантюристов, Капп устроил путч. Рихард — во главе стачечного комитета. Не допустить Каппа к власти!

И хотя путч был подавлен, реакционеры решили отомстить Зорге. Он вынужден скрываться. Но работа в Аахене еще не завершена. Пришлось уйти в глубокое подполье, переменить профессию. Рихард устраивается горнорабочим на шахту. Кто бы мог узнать в худом, запорошенном угольной пылью молодом человеке известного доктора, которого хотел залучить в свою партию сам Шейдеман!.. Ика орудует лопатой и киркой. Ноет поясница, ноют старые раны, кружится от усталости и постоянного недоедания голова. Но и здесь он не забывает свои обязанности революционера-профессионала: переходя с шахты на шахту, повсюду создает коммунистические группы. Его выслеживают. Приходится бежать в Голландию. В Голландии арестовывают и высылают обратно в Германию.

Начинаются переезды из города в город. В Ремшайде он пропагандист, инструктор. В Золингене в 1921 году неожиданно становится редактором коммунистической газеты «Бергише арбайтерштимме». Таково партийное задание. Редактора-предшественника власти бросили в тюрьму.

В Рихарде проявилась новая страсть: журналистика! Оказывается, он прирожденный журналист. Газета заполнена хлесткими политическими статьями. Кто их автор? Адомль, Хайнце, Петцольд. Их много. А на самом деле это все тот же доктор Зорге. Вот, оказывается, каково его призвание! Но журналистика сама по себе не имеет цены, она должна служить большому делу.

Всех редакторов коммунистических газет постигает одна участь: Зорге арестовали и отправили в тюрьму Эльбенфельда. Отсидев срок, он возвращается в Золинген полный прежнего энтузиазма.

В конце 1922 года его отзывают во Франкфурт-на-Майне: нужен квалифицированный пропагандист и преподаватель на партийных курсах.

А события все нанизываются и нанизываются. Журналистика не забыта: все чаще появляются в журналах и газетах политические статьи Зорге. В партийном издательстве вышла его брошюра «Роза Люксембург и накопление капитала». Брошюру напечатал не под псевдонимом, а под своим именем. Теперь на него уже начинают смотреть как на теоретика-исследователя. Первый опыт подобного рода — и сразу широкая известность. (Позже весь тираж этой брошюры был сожжен нацистами.)

Официально он числится младшим научным сотрудником, ассистентом на факультете социологии Франкфуртского университета, частным порядком читает лекции.

Но это была лишь внешняя сторона его деятельности. Главное состояло в другом: он отвечал за всю секретную переписку и партийный архив, был связным между Франкфуртской партийной организацией и Центральным Комитетом в Берлине. Ему доверили партийные денежные фонды. Он считался самым надежным и неподкупным человеком. Партийные деньги и пропагандистские материалы хранились в университетской комнате Рихарда или же в библиотеке факультета социологии.

Когда в Заксене в результате вооруженного восстания была провозглашена республика рабочих, Зорге поехал туда для оказания помощи восставшим.

Куда ведут тебя события, Рихард Зорге?

Он помнит то апрельское утро 1924 года. Рихарда срочно вызвали в бюро. Секретарь представил ему незнакомых товарищей. «Они прибыли из Советского Союза на съезд КПГ! — сказал секретарь. — Будут жить у тебя на квартире. Ты отвечаешь за их жизнь!..»

Это было не просто партийное задание. Это было высшее доверие. Именно ему, Зорге, доверили жизнь советских делегатов, прибывших в Германию, делегатов — выдающихся представителей Всесоюзной Коммунистической партии большевиков!.. Мануильский, Лозовский, Кууссинен, Пятницкий… И хотя IX съезд проходил открыто (партия временно вышла из подполья), представители коммунистических партий других стран присутствовали на нем негласно: за ними охотились полицейские ищейки. Зорге ни на шаг не отходил от высоких гостей. Эти люди встречались с Лениным, разговаривали с ним… Ленин… Весь мир скорбел в этот год о его утрате.

Рихард оправдает доверие партии.

Он — участник съезда КПГ. Встреча со старым другом Эрнстом Тельманом. Тельман был в Советской России; слышал, видел великого Ленина… Здесь много давних, испытанных друзей… Ведь пройден большой путь — окопы, Киль, Гамбург, шахты Аахена, опыт журналистики. Учился в трех университетах… И Рихарду уже под тридцать.

По вечерам жадно расспрашивает советских товарищей о Советском Союзе. «Ведь там моя родина!..» — говорит он и рассказывает свою причудливую биографию. Мануильский задумчив. Для него ясно: Зорге беззаветно предан идеям коммунизма, глубоко разбирается в вопросах международного рабочего движения. Из такого со временем может выйти деятель крупного масштаба. Брошюра молодого теоретика произвела хорошее впечатление на Мануильского, хотя сам автор был недоволен ею. «А почему бы вам не вернуться на родину?» — спросил Мануильский. Рихард рассмеялся: разве это возможно?

Оказывается, не только возможно, но и необходимо. В Советском Союзе, где не нужно скрываться от ищеек, Зорге в спокойной обстановке займется теоретическими исследованиями, обобщит опыт германского рабочего движения. Товарищ Тельман высоко ценит Зорге.

И исполнилось то, о чем Зорге даже не смел мечтать: в конце декабря 1924 года он выехал в Москву.

…Здесь свой уклад жизни. О коммунизме можно говорить в полный голос. Здесь к вашим услугам лучшие библиотеки и фонды революционной литературы. Вы можете бродить по улицам не оглядываясь. Непривычное состояние. В это даже как-то не верится. Свобода!.. Сколько о ней было сказано прекрасных слов во время ночных бдений с Эрихом Корренсом, сколько стихов посвятил ей Ика!.. Так вот ты какая, свобода! Сердце переполнено восторгом.

Рихард быстро шагает по бульварам Москвы: ему хочется увидеть все сразу, немедленно включиться в общий ритм, делать что-то большое, значительное. Он торопится, боится, что все это может вдруг рассеяться как сон. Советский паспорт… Зорге — гражданин Союза Советских Социалистических Республик! Да в самом ли деле все это наяву?..

В марте 1925 года Хамовнический районный комитет ВКП(б) принимает Зорге в Коммунистическую партию Советского Союза. Ему вручают партбилет. И прежде чем положить билет в нагрудный карман, Рихард украдкой целует его: «Если нужно, я умру за тебя, Партия, Родина!..»

Поселился Зорге в гостинице «Люкс» в комнате № 19. Но в гостиницу приходил только спать. Рано утром отправлялся в Институт марксизма-ленинизма. Он числился референтом, политическим и ученым секретарем, и эта работа требовала не только эрудиции, но и большой усидчивости, отнимала много времени. А вечером — клуб немецких коммунистов, где Рихарда избрали первым председателем правления. И хотя в правление входят тринадцать человек, Зорге самый активный из них.

Тут тоже борьба. Иногда троцкисты навязывают провокационные дискуссии. Тогда Зорге, сверкая глазами, изобличает их в предательстве интересов рабочего класса. К врагам он беспощаден. Чего хотят троцкисты? Загубить пролетарскую революцию? Таким не место в коммунистическом движении! Чем эти людишки лучше Эберта, Шейдемана, Носке?..

Когда он успевает работать над своими статьями и брошюрами? Он их подписывает по-разному: Ика Зорге, Р. Зонтер. За два года в журналах напечатано семнадцать серьезных исследований: «Своеобразный характер возрождающегося германского империализма», «Позиция Второго Интернационала в отношении послевоенного империализма», «Материальное положение пролетариата в Германии», «Экономическая депрессия в Германии», «Национал-фашизм в Германии». И много, много других, всех не перечислишь. За эти же два года написаны объемные работы, которые нравятся самому автору (что бывает с ним редко): «Экономические статьи Версальского мирного договора», «Новый германский империализм», «План Дауэса и его последствия».

Из немецких газет он узнает, что его работы получили широкую известность в Германии. Друзья берут их на вооружение, враги всячески обливают автора грязью.

Да, это тоже борьба. И все-таки Зорге недоволен собой. Активная натура требует действия. Стоять с врагом лицом к лицу, принимать прямое участие в схватках с теми, кто посягает на Советское государство, — вот к чему он стремится.

Своими мыслями он делится с новым другом, частым гостем клуба немецких коммунистов Яном Карловичем Берзиным, которого русские товарищи называют Павлом Ивановичем (так уж повелось со времен гражданской войны!). Ян Карлович заходит в клуб послушать доклады на международные темы. «Я ведь тоже в некоторой степени немец, — говорил он посмеиваясь. — По материнской линии».

Берзин согласен: если хочешь драться по-настоящему, нужно драться. Международная обстановка обострилась до крайности. Мировой экономический кризис. А выход из кризиса империалисты всегда ищут в войне против Советского Союза. Похоже на то, что в Германии правящие классы берут курс на передачу власти Гитлеру. Для Гитлера война — «освежающий ветер».

Гитлеру вторит японский генерал Танака. Он представил своему императору так называемый секретный «меморандум Танака», где намечена политика «крови и железа». Тут дан развернутый план внешней экспансии японского империализма: захватить Манчжурию, Монголию, Китай, Юго-Восточную Азию, Индию, Центральную Азию, Малую Азию, Европу, сокрушить США. Войну с Советским Союзом Танака считает неизбежной и необходимой. Бредовые идеи о мировом господстве? Может быть. Но японцы уже действуют. Не так давно Танака вторично послал войска в Шандунь, зарится на Манчжурию, подбирается к границам Советского Союза, жмет на Чан Кай-ши. Под этим давлением нанкинское правительство разорвало отношения с Советским Союзом, только что спровоцировало инцидент на китайско-восточной железной дороге, являющейся собственностью СССР. Революция 1925–1927 годов в Китае потерпела временное поражение. Только за два последних года погибло почти полмиллиона революционных рабочих и крестьян. Во главе нанкинского правительства и его армии стоит Чан Кай-ши. Ставленник буржуазии и помещиков, заклятый враг Советского Союза, Чан Кай-ши вполне устраивает империалистов всех стран, и они дружно признали нанкинское правительство, оставив за собой «право открытых дверей», то есть право грабить эту страну, вмешиваться в ее внутренние дела.

От Чан Кай-ши и японских милитаристов можно ждать новых провокаций.

Мы должны быть хорошо информированы о том, что происходит в сопредельных с нами странах Дальнего Востока, и в частности в Китае и Японии. Такова логика вещей, продиктованная фактами последнего времени. Советское государство заботится о безопасности своих дальневосточных границ.

Если бы создать своего рода службу информации на территории Китая… Для подобной работы, разумеется, нужны волевые, умные люди, способные на месте разобраться в запутанной обстановке, своевременно сообщать о происках Японии в Китае. Да, да, мы, к сожалению, не всегда в срок получаем информацию. Впрочем…

«Могу поздравить!» — говорит Берзин и протягивает Рихарду книжечку, испещренную иероглифами. Зорге в недоумении. Что бы это могло быть? Вертит книжку и так и сяк. Должно быть, на китайском или японском…

«Р. Зонтер. «Новый германский империализм», — говорит Ян Карлович с улыбкой. — Только что вышла в Токио. Я попросил переслать экземпляр. Для тебя…»

Рихард поражен. Его брошюра на японском языке!

Он уходит от Берзина в глубокой задумчивости. А потом набрасывается на литературу о Дальнем Востоке. Ян Карлович сумел вселить в него жгучий интерес к дальневосточным проблемам. Китай… Япония… Таинственные страны. Что-то из сказок Андерсена… «В Китае, как известно, живут китайцы…»

Берзин… Откуда он знает о секретном «меморандуме Танака»? Ни в одном из источников Рихард не нашел упоминания о «меморандуме Танака».

И наконец Зорге понял.

При очередной встрече с Яном Карловичем он сказал: «Я заболел Дальним Востоком. Пошлите меня в Китай!» Рихард Зорге стал военным разведчиком. «Военный разведчик должен в совершенстве знать военное дело, — сказал Берзин. — Опыта прошлой войны теперь недостаточно». И Рихард занялся военным делом.

Оказывается, в Китае живут не только китайцы.

Во всяком случае, в деловой части Шанхая их почти совсем не видно. Недавно тут висели таблички: «Китайцам и собакам вход запрещен». Здесь хозяин — международный капитал.

Лучшее, что есть в Шанхае, — это, конечно, Банд — набережная. Каменные громады иностранных банков, офисов упираются в грязную Вампу, по которой снуют катера и джонки. Перегруженные океанские суда медленно уползают из реки в море. На рейде — иностранные крейсера с развевающимися флагами. Моросит мелкий дождь. Поблескивают зеркальными стеклами автомобили директоров банков, менеджеров. Это «международный сеттльмент». Рядом — французская концессия.

Зорге неторопливо направляется к Гарден-бриджу. Шанхай… Он наводнен иностранцами. Дельцы-биржевики, русские белогвардейцы, немецкие, американские, английские, французские коммерсанты, советники, эксперты. Резиденты империалистических разведок почти в открытую занимаются сбором сведений. В Вэйхавэе англичане устроили военно-морскую базу. Китай остается децентрализованным. В каждой провинции засел китайский генеральчик, который чувствует себя полновластным хозяином.

Перед Зорге поставлена задача: создать разведывательную организацию, которая действовала бы на всей территории Северо-Восточного и Юго-Восточного Китая: Харбин, Мукден, Шанхай, Кантон.

Прибыли помощники. С одним из них — радистом Максом Клаузеном — Зорге сошелся особенно близко. Это был плотный человек с широким открытым лицом. От всей его фигуры исходило добродушие, в незнакомой обстановке чувствовал он себя свободно, и вообще создавалось впечатление, что за свои тридцать лет Макс повидал немало. Так оно и было на самом деле.

Макс Христиансен Клаузен вырос в семье мелкого немецкого торговца на острове Нордштранде. Он был учеником слесаря, когда его призвали в армию и послали на войну. Служил он в войсках связи радистом. Макс рос на море, и море всегда звало его. Потому-то после войны он стал моряком, устроился на торговое судно линии Гамбург — порты Балтийского моря. Весной 1922 года вступил в Союз моряков. Но не прошло и двух месяцев, как его арестовали и приговорили к трем месяцам тюрьмы за активное участие в забастовке моряков.

Впервые в Советском Союзе ему удалось побывать в 1927 году. Советское государство купило у Германии трехмачтовую шхуну, чтобы пополнить промысловый флот, охотившийся на тюленей. В составе экипажа шхуны был и матрос Макс Клаузен.

До этого он много слышал от товарищей о Советской стране, а теперь вот сам оказался в Мурманске. Он увидел новый мир и пришел к мысли, что только коммунизм может обеспечить людям счастье. В Мурманске у него завязалась тесная дружба с советскими моряками. Вернувшись в Гамбург, он вступил в члены Коммунистической партии Германии.

Макс часто рассказывал в Интерклубе морякам о том, что увидел в Советской стране, и жалел, что не довелось побывать в Москве. Он все время рвался в Советский Союз. И мечта в конце концов осуществилась: он увидел Москву.

В Москве Клаузен поступил на курсы радистов и после их окончания, в марте 1929 года, выехал через Сибирь в Китай. По документам он значился немецким коммерсантом.

Вскоре Зорге убедился, что имеет дело с талантливым специалистом в области радиотехники. Клаузен стал в группе Зорге экспертом по организации радиосвязи. Он смонтировал портативные радиостанции во многих городах Китая.

По совету Рихарда Макс поселился в небольшом доме в восточной части Шанхая. Мог ли тогда Зорге предполагать, что это приведет к значительным изменениям в жизни его друга Макса!

В самый разгар работы, когда им обоим нужно было выехать в Кантон, Макс заявил: «Я женюсь!» Безмерно удивленный Рихард сдержался, ибо знал: с любовью не шутят, если она обрушивается на вас даже в Шанхае. Так как разведчик в подобной обстановке, при выполнении боевого задания, не имеет права совершать подобные шаги без разрешения начальства, Макс поставил обо всем в известность Зорге и просил его совета. Рихард пожелал встретиться с Анни (так Клаузен называл свою невесту). Встретились в ресторане «Астория». После безобидной беседы Рихард пригласил Анни на танец.

Что было известно о ней? Русская. Анна Матвеевна Жданкова. Родилась 2 апреля 1899 года в Сибири. Когда ей исполнилось три года, овдовевший отец отдал ее «на воспитание» купцу Попову. У купца прожила четырнадцать лет. Жизнь была тяжелая. Аню превратили в домашнюю прислугу. Таскала дрова, расчищала в морозы двор, занесенный снегом.

Потом познакомилась с финским инженером Валениусом, который был в два раза старше ее. Чтобы избавиться от Поповых, вышла за него замуж, хоть и не любила. Во время революции Валениус бежал в Китай. Здесь занялся мошенническими операциями, пытался вовлечь в них Анну. Она возмутилась. Развелась с Валениусом, устроилась в госпиталь сестрой милосердия. Вот и вся ее история.

Анна понравилась Зорге. Он был достаточно проницательным, чтобы сказать: Макс сделал удачный выбор, нашел настоящую подругу жизни.

Бытовая сторона жизни не заслоняла главного: работы. А она требовала большого напряжения, беспрестанных поездок по городам огромной страны. Установлена связь с Центром. Посланы первые радиограммы.

Но Зорге ясно сознавал: без помощи людей, хорошо знающих обстановку, успеха не добиться. Такими людьми были японские и китайские журналисты. Он быстро сдружился с иностранными журналистами, аккредитованными в Шанхае, свел знакомства с немецкими военными советниками в нанкинских войсках.

Все пристальнее следил он за деятельностью специального корреспондента газеты «Осака Асахи» японца Одзаки Ходзуми. Недавно Одзаки поместил в своей газете статью, в которой писал: «Возмутительное объявление в шанхайском парке: «Китайцам и собакам вход воспрещен» снято, но подлинными хозяевами здесь по-прежнему остаются англичане». Как удалось выяснить, Одзаки связан с одной из китайских студенческих групп, настроенной прогрессивно, печатает под псевдонимом статьи, разоблачающие захватническую политику иностранных держав в Китае.

Через знакомую журналистку Зорге выразил желание встретиться с Одзаки. Японец сказал, что будет рад встрече.

Позже Зорге даст оценку своему новому другу: «Одзаки был моим первым и наиболее ценным помощником… Наши отношения, как деловые, так и чисто личные, всегда оставались превосходными. Он добывал самую точную, полную и интересную информацию, которая когда-либо поступала ко мне из японских источников. Сразу же после знакомства я близко подружился с ним».

Обычно Рихард встречался с Одзаки на Гарден-бридж у границы японской концессии. Затем они усаживались в автомобиль и уезжали в какой-нибудь парк, подальше от японской полиции.

У них было о чем поговорить, что сообщить друг другу. Они рассуждали о внешней политике чанкайшистского правительства и об его армии, о перемещениях в верховном военном командовании, о том, какие слои и классы поддерживают нанкинский режим, о зависимости этого режима от Англии и Америки.

Догадывался ли Одзаки, что имеет дело с разведчиком? По-видимому, да. Но он понимал: Зорге так же, как и сам Одзаки, — друг китайского народа, он представляет некие силы, противостоящие империализму. Этого было достаточно.

В шанхайские вечера по просьбе Рихарда Одзаки часто рассказывал о себе. Родился он в Токио 1 мая 1901 года, в семье журналиста. Когда Ходзуми исполнилось пять лет, его отца назначили редактором газеты «Тайвань Ници-Ници Симбун». Семья переехала в город Тайхоку на остров Тайвань. Гористый остров, покрытый рощами камфарного лавра, стал колонией Японии в результате ожесточенной японо-китайской войны. Населяли его главным образом китайцы, которые ненавидели захватчиков и на каждом шагу оказывали им сопротивление. Тринадцать лет провел на этом острове Ходзуми. Завоеватели силой согнали китайских крестьян с земли, в принудительном порядке заставили работать на плантациях. Рис, чай, сахарный тростник, цитрусовые — все вывозилось в метрополию. Здесь царил неприкрытый произвол. «Притеснения и насилия со стороны японских властей по отношению к порабощенному местному населению вызвали у меня первые сомнения…» — таково впечатление Одзаки от тайваньского периода жизни.

Сомнения не рассеялись и тогда, когда Ходзуми, окончив среднюю школу в Тайхоку, отправился в метрополию. В Токио он выдержал конкурс в Первый колледж Итико, лучший в стране, куда принимали только наиболее способных; после колледжа, как правило, открывался путь в Токийский университет. В 1922 году по совету отца Ходзуми перешел на юридический факультет Токийского университета и в 1925 году получил степень доктора права.

Еще во время учебы в университете Одзаки понял, что буржуазное право — это право сильного. Подтверждение этой мысли он находил в окружающей действительности. Так, когда в сентябре 1923 года в стране разразилось грандиозное землетрясение, правящие классы, опасаясь народных волнений, решили направить недовольство масс тяжелым экономическим положением и нераспорядительностью властей против коммунистов и «инородцев». Началась дикая расправа: четыре тысячи корейских рабочих было убито, тысячу триста японских революционно настроенных рабочих и крестьян загнали в тюрьмы. Особенно бесчеловечно расправились жандармы с девятью коммунистическими деятелями. Семью руководителя общества аграрного движения Морисаки Генкити бросили в застенок. Облавы на коммунистов и революционно настроенных студентов не прекращались.

Потрясенный этими событиями, Ходзуми оставил университет и уехал на Тайвань. Как-то роясь в библиотеке отца, он нашел книгу о Фердинанде Лассале, одном из организаторов Всеобщего германского рабочего союза. Молодой человек еще мало был подготовлен, чтобы разобраться в путаных оппортунистических взглядах Лассаля, но он открыл другое: сын купца, Лассаль участвовал в революции 1848 года, считался пламенным агитатором, возвеличивал рабочий класс. Одзаки впервые глубоко заинтересовался социальными проблемами.

Он возвращается в Токийский университет. Работает научным сотрудником, усиленно штудирует труды Маркса, Энгельса, Ленина, статьи Сэн Катаяма, вступает в профсоюз «Хёгикай», вечерами посещает «Токийский клуб социальных проблем», где ведутся жаркие споры о судьбах Японии, обсуждаются статьи, напечатанные в журнале «Марксизм». «Большую часть времени я отдавал изучению именно этих трудов…» Одзаки горячо симпатизировал молодому социалистическому государству.

Блестящий ум, доскональное знание истории и культуры стран Азии сделали Одзаки любимцем студентов. У него появилось много друзей. Ходзуми был слишком умен, чтобы поверять все свои мысли этим друзьям — ведь большинство из них происходило из имущих классов, каждый готовился стать влиятельным человеком в государственном аппарате. Друзья могли пригодиться в будущем, когда Одзаки окончательно изберет свой путь. А путь был ясен: Одзаки решил последовать примеру отца — стать журналистом; карьера государственного чиновника его не привлекала.

В 1926 году Одзаки устраивается на работу в токийскую газету «Асахи», активно сотрудничает в профсоюзной печати, где выступает под псевдонимом «Кусано Генкити» (в память о Генкити Морисаки, брошенном правительством вместе с семьей в тюрьму). Если отец Ходзуми служил газетно-издательскому концерну «Майници», то сам Ходзуми перешел в противоположный лагерь — в «Асахи», хотя мог бы, используя знакомства отца, получить высокую должность в «Майници». Через год Одзаки перевели с повышением в крупную газету «Осака Асахи», а вскоре он получил командировку в Китай. Там-то и состоялось его знакомство с Зорге…

Как понимал Рихард, Одзаки был последовательным антифашистом, патриотом своей родины. Он твердо считал, что путь внешней экспансии приведет Японию к гибели.

Таков был новый помощник Зорге. Имелись и китайские помощники в Мукдене, Кантоне, Шанхае и других городах.

Три года жизни в Китае… Чем они были наполнены?

Организационной работой. Бесконечными поездками. Встречами. Изучением страны. Рихард вел научно-исследовательскую работу, писал. Изучал японский и китайский языки. Он словно предчувствовал, что все это может пригодиться в будущем. Его чемоданы были до отказа набиты научными материалами о Китае. В кругу китайских журналистов он цитировал стихи древнего поэта Ли Сянь-юна: «Я исходил страну из края в край… Давно я не был дома, но, как встарь, не знают роздыха копье и щит…»

Это были научные занятия под свист пуль.

В Манчжурии разворачивались события чрезвычайной международной важности.

«Мукденский инцидент», а другими словами — оккупация Японией Манчжурии началась 18 сентября 1931 года. В ночь на 19 сентября были оккупированы Мукден и Чанчунь, 22 сентября — Гирин, 18 ноября — Цицикар. Японцам помогал китайский генерал Чжан Цзин-хой. К началу 1932 года почти все главные города и железнодорожные узлы Манчжурии оказались в руках японцев.

Заняв Северную Манчжурию, японские войска стали концентрироваться на дальневосточной границе Советского Союза.

От организации Зорге требовалась предельная оперативность. И радиограммы беспрестанно летели в Центр. Японцы вербовали белогвардейцев для организации антисоветских банд, писали о неизбежности войны Японии против СССР — этими акциями, направленными против Советского Союза, японский империализм рассчитывал приобрести союзников в реакционных кругах Европы и Америки. В январе 1932 года японцы предприняли наступление на Шанхай.

В это беспокойное время Зорге и его помощники находились на переднем крае событий. Поездки в Мукден, в Харбин, Чанчунь, Гирин. Зорге видел в Чапэе — китайской части Шанхая — ожесточенные бои городской бедноты против японских войск. Да, он видел баррикады, объятый пламенем Чапэй. Японцы ввели в бой артиллерию, авиацию.

В январе 1933 года Зорге отозвали в Москву. Он выполнил свою задачу. Центр заблаговременно был информирован о развертывающихся в Китае событиях. Несколько позже, в августе 1933 года, выехали в Советский Союз через Харбин Макс и Анна Клаузен.

И вот несколько месяцев спустя Зорге вновь на Дальнем Востоке. В Японии…

Как жаль, что рядом нет Макса Клаузена. Они славно потрудились тогда. Для прикрытия Макс весьма умело занимался коммерцией — торговал немецкими мотоциклами…

Одзаки вернулся в Японию еще в прошлом году. Он где-то здесь, в Осака, или, может быть, даже в Токио.

Зорге думал о прошлом. В нем есть яркие страницы. Страницы борьбы, подпольной работы. И на каждом шагу подстерегала опасность. Все было… В одной из анкет он почти с афористичной лаконичностью определил сущность своей деятельности: «Профессия — интеллигент. Призвание — партийная работа».

Но пора было подумать о будущем. Оно требовало действий.