"Крупская" - читать интересную книгу автора (Кунецкая Людмила Ивановна, Маштакова Клара...)

НОВЫЙ ПОДЪЕМ РЕВОЛЮЦИОННОГО ДВИЖЕНИЯ

Начиная с 1910 года стал нарастать в России новый подъем революционного движения. Почта приносила все больше фактов, свидетельствовавших о том, что усталость после поражения в 1905–1907 годах проходит. Обстановка в России изменилась. Пролетариат вырос, борьба его приняла иной характер. Многим стало ясно, что в новой резолюции пролетариат будет не ведомым, а ведущим, что речь пойдет не о куцей конституции, а о коренной ломке существующего в России социального устройства. Царское правительство тоже учло опыт 1905 года и постаралось опутать революционные организации сетью провокаторов.

"Как грибы", по выражению Надежды Константиновны, росли различные ликвидаторские группы, с которыми Ленину и его соратникам приходилось вести непримиримую борьбу. Отзовисты организовали в Болонье школу для рабочих, где лекции читали видные лидеры меньшевизма.

Оживление рабочего движения в России ставило перед партией новые задачи. Ленин считал, что прежде всего необходимо возродить легальную марксистскую печать. В декабре 1910 года в Петербурге начала выходить еженедельная газета "Звезда", в Москве — легальный марксистский журнал "Мысль". Владимир Ильич направлял работу обоих изданий, много печатался в них.

В 1911 году по предложению Ленина было решено организовать во Франции большевистскую школу для рабочих. Школу открыли в деревне Лонжюмо близ Парижа. Деревню эту выбрали потому, что вокруг не было никаких дачников, никаких русских эмигрантов. В Лонжюмо был кожевенный заводик, и квартиру Ульяновы сняли у рабочего-кожевника — две небольшие комнатки во втором этаже каменного дома.

На другом конце деревни Инесса Федоровна Арманд сняла большой дом, где в первом этаже находилась столярная мастерская, которую и приспособили под класс.

Здесь же организовали столовую и общежитие для учеников.

Из России в школу были делегированы местными партийными организациями лучшие их представители: из Петербурга приехали рабочие-металлисты И.С. Белостоцкий и М.Е. Клоков, работница фабрики "Треугольник" А.И. Иванова, из Москвы — кожевник И.В. Присягни, из Сормова — кровельщик И.Д. Чугурин, из Екатеринославской губернии — рабочий Я.Д. Зевин, из Баку — рабочий А.И. Догадов, из Домбровского района Польши — электромонтер Э. Прухняк. В школе занимались и профессиональные революционеры Г.К. Орджоникидзе, И.И. Шварц и Б.А. Бреслав.

Квартиры для некоторых учеников нанимали Надежда Константиновна и Инесса Федоровна Арманд. Хозяевам сказали, что съезжаются сельские учителя из России, чтобы отдохнуть и познакомиться с историей и культурой Франции.

Занятия начались в мае. Большую часть лекций — по политической экономии, по аграрному вопросу, теории и практике социализма — прочел Владимир Ильич. Кроме того, лекции читали Семашко, Арманд, Зиновьев, Рязанов, Луначарский и другие. На долю Надежды Константиновны достался семинар по газетной корреспондентской работе. Она рассказывала ученикам, как писать заметки, очертила круг вопросов, интересующих партийный центр. С присущей ей деловитостью и доскональностью учила их правилам конспирации, шифровке, эзопову языку. Она старалась воспитать у них зоркость, умение в малом увидеть проявление больших подспудных общественных процессов. В этих семинарах ярко раскрылся педагогический талант Крупской.

Кроме непосредственных занятий в школе, на плечи Надежды Константиновны легла связь с Парижем, с партийной экспедицией, все деловые контакты. Она как бы представляла большевиков в городе, так как нельзя было Допустить, чтобы в Лонжюмо хлынули все, у кого была необходимость поговорить, посоветоваться с Лениным. Ведь школа работала нелегально. Все ее ученики должны были вернуться в Россию, и нельзя было ставить их под УДар. По утрам два-три раза в неделю Надежда Константиновна отправлялась на велосипеде в Париж. Она везла корреспонденцию для газеты "Звезда" и журнала "Мысль", ленинские корректуры, письма к товарищам, вечером возвращалась в Лонжюмо.

Дела в школе шли успешно. Владимир Ильич был доволен. Между учениками и учителями установились самые добрые дружеские отношения. Вечерами шли в поле, садились на стога свежескошенного сена. Говорили о работе, шутили, пели русские песни.

В Лонжюмо, как всегда и везде, Ульяновы наблюдали быт трудового люда. Вот возвращался домой после изнурительного рабочего дня их квартирохозяин — кожевник. Жена, только что вернувшаяся с поденщины, постукивая деревянными башмаками — сабо, выносила ему стол и стул, ставила прямо на улице у дома. И он бездумно сидел, опустив голову на натруженные руки. По воскресеньям всей семьей отправлялись в церковь. Как-то заглянула туда и Надежда Константиновна, послушала мессу, и сразу ей стало ясно, что тянуло сюда рабочего. В церкви пели монахини с хорошо поставленными голосами. Музыка Бетховена, Гайдна, Баха великолепно звучала под высокими сводами. Эти минуты, несомненно, были счастливейшими в тяжелой, полной беспросветной нужды жизни бедняков. В этих людях, задавленных работой, не было протеста, они считали, что бог создал бедных и богатых и так будет вечно.

В августе школа закончила работу, Ульяновы вернулись в Париж.

Большевистская группа в Париже в 1911 году состояла из сорока человек, она имела обширные связи с родиной, боролась против оппортунистов всех мастей.

О работе Крупской в Париже в 1911 году один из старейших членов партии, Т.Ф. Людвинская, писала: "Надежда Константиновна принимала активное участие в работе парижской секции большевиков, и мне, как члену комитета этой секции, действительно часто приходилось обращаться к ней за советом и помощью. Организация весьма нуждалась в деньгах. Они добывались обычно устройством лекций, рефератов, лотерей, вечеров-концертов и т. п. Один из вечеров секция поручила организовать мне, и я решила посоветоваться по этому делу с Надеждой Константиновной. Мы принялись вместе разрабатывать программу вечера".

Надежда Константиновна хотела, чтобы это были идейно направленные вечера. На один из них пригласили Монтегюса, который пел с большим успехом революционные песни французских рабочих.

И здесь, в Париже, Ленин и Крупская объединяли людей, связывали всех единомышленников в одну группу. Как-то осенью Надежда Константиновна зашла к жившему на бульваре Монпарнас Курнатовскому. Бледный, страшно худой, почти оглохший, он встретил ее с радостью. Теперь Курнатовский отошел от активной работы — ушли физические силы, но он с огромным интересом слушал рассказ Надежды Константиновны о школе в Лонжюмо, о нарастании нового подъема революции в России. Вернувшись домой, Надежда Константиновна рассказала о разговоре Владимиру Ильичу и попросила его навестить Виктора Константиновича. Они не встречались некоторое время, так как Курнатовский занимал примиренческую позицию, теперь он целиком был согласен с большевиками. Владимир Ильич, обрадовался и стал частенько заглядывать в бедную комнатушку на Монпарнасе.

Надежда Константиновна вместе с Людмилой Сталь вели еще и работу среди женщин русской эмиграции и среди француженок — шляпочниц, швеек. На собраниях женщин Крупская выступала с докладами о роли женщин в революционной борьбе.

В 1911 году на повестку дня встал вопрос о возрождении руководящего партийного центра, о созыве общепартийной конференции. В конце мая 1911 года происходило совещание ЦК, на котором было принято решение о созыве конференции.

Владимир Ильич отдавал все силы подготовке VI партийной конференции. Крупская, как всегда, помогала ему. Надежда Константиновна поехать в Прагу не смогла, она осталась в Париже, чтобы держать Владимира Ильича в курсе событий, чтобы вести всю текущую партийную и издательскую работу. К ней приезжали за направлением на конференцию, от нее узнавали адрес в Праге. И она помешала попасть на конференцию некоторым подозрительным лицам. Она обладала каким-то особым чутьем к фальшивым, лживым людям. И теперь она внимательно выслушивала приезжающих, выясняла их связи, сферу их деятельности. Так, подозрение товарищей вызвал некто Бряндинский. Крупская попросила Филиппа (Голощекина) привести Бряндинского (тот был арестован незадолго до приезда в Париж, затем выпущен. — Авт.) и пока ему не говорить, где будет конференция. "Разговор с Брендинским[30] у нас вышел очень странный… Я стала спрашивать Брендинского, по какому адресу, кому он передает литературу, а он смутился, сказал, что передает не организации, ибо теперь это опасно, а своим знакомым рабочим. Я стала спрашивать фамилии. Он стал называть явно наобум — адресов-де не помнит. Видно было — врет человек. Я стала расспрашивать о его объездах, спросила что-то о каком-то городе, кажется Ярославле; он сказал, что не может туда ездить, ибо там был арестован. Я спрашиваю: "По какому делу?" А он отвечает: "По уголовному". Я так и опешила. Чем дальше, тем путанее были его ответы. Я ему чего-то наплела, что конференция будет в Бретани, что Ильич и Зиновьев туда уже уехали, а потом сговорилась с Филиппом, что они с Григорием уедут ночью в Прагу, и он оставит записку Брендинскому, что уезжает в Бретань. Так и сделали. Потом я откомандировалась к Бурцеву, который специализировался в то время на раскрытии провокаторов… Я очень гордилась тем, что уберегла конференцию от провокатора".

Пражская конференция имела большое значение, так как это была первая партийная конференция с русскими работниками, созванная после 1908 года. На ней были приняты резолюции о современном моменте и задачах партии, о выборах в IV Государственную думу, о социал-демократической фракции в Думе, о ликвидаторстве и группе ликвидаторов и другие.

Конференция избрала Центральный Комитет партии. Центр работы, борьбы переносился теперь в Россию. Конференция определила политическую линию и тактику партия в условиях нового революционного подъема. Велико и международное значение конференции.

Большевики рвались на работу в Россию. Владимир Ильич и Надежда Константиновна решили тоже перебраться поближе к русской границе. Самым удобным местом казалась Польша. Надежда Константиновна пишет письмо Карпинскому с просьбой выяснить условия жизни в Польше:

Начались энергичные сборы, в Польшу ехали почти как домой, ведь это так близко от России. Квартиру на улице Мари-Роз передавали но объявлению поляку, краковскому регенту. Он придирчиво осмотрел комнатки, в которых уже все было готово к отъезду, кухню, вышел на малюсенький балкончик. Затем повел с Владимиром Ильичей "солидный разговор" о хозяйстве, о дороговизне, о жизни в Париже. Надежда Константиновна и Елизавета Васильевна с трудом удерживались от смеха, видя, как Владимир Ильич недоуменно пожимает плечами в ответ на вопросы о рыночных ценах. Поляка интересовало, сколько стоят гуси, телятина и другие продукты, которых русские эмигранты и не пробовали. Когда регент наконец ушел, Надежда Константиновна сказала: "Ну, Володя, почему же ты не просветил его? Разве ты не помнишь, сколько стоил последний рождественский гусь?" — "Последнего гуся я ел в Шушенском, и он мне ничего не стоил", — смеялся в ответ Владимир Ильич.