"Мятеж номенклатуры. Москва 1991-1993. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Савельев Андрей Николаевич)

Финал

Гибель Моссовета была заложена уже в первые месяцы его существования. От внимания публики в свое время ускользнули (или были тщательно скрыты) интриги группы "самых демократичных демократов" из ближайшего окружения Попова. Эта группа сразу после избрания постаралась накрыть своим влиянием все структуры Моссовета, превратить сессию в легко управляемый инструмент. С коммунистами в городской исполнительной власти руководству Моссовета довольно быстро удалось договориться. А вот каждый раз увязывать противоречивые позиции среди депутатов демократического крыла — оказалось делом слишком сложным. Поэтому летом-осенью 1990 г. группа Попова уже перестраивала свою тактику захвата власти, ориентируясь на силовые методы.

Нетрудно перечислить объективные причины падения Моссовета: отсутствие системы гражданского общества, реальной многопартийности, социальных групп населения с устойчивыми общественно-политическими интересами… Добавим сюда, что большинство депутатов Моссовета, включая его руководство, состояли в КПСС и прошли там школу лицемерия и «гибкости». Может быть, именно поэтому многих депутатов удалось так просто купить должностями или благосклонностью очередного патрона.

Сыграла свою роль и пробудившаяся страсть к привилегиям и коммерции. Чем больше трудностей встречалось на пути депутатской деятельности, тем больше депутатов переносило свою активность на частный бизнес или частные карьерные программы. Депутатский статус давал дополнительные возможности.

МОГЛИ ЛИ СОВЕТЫ ВЗЯТЬ ВЛАСТЬ?

Из материалов "круглого стола" газеты «Оппозиция» (№ 7, 1994):

А. Тюленев, депутат Моссовета:

"Да, у Советов, в частности у Моссовета, была возможность полностью взять власть в городе в свои руки. По крайней мере такая возможность была в 1990 г. Психологический фон был очень благоприятным. Москвичи ждали, что новый неноменклатурный Моссовет покажет себя властью в городе, накажет зарвавшихся чиновников, примет решения на пользу москвичей и т. д. Ожидания были очень большими. К сожалению, они оказались обманутыми. Почему? Начнем с того, что Моссовет оказался предан своими первыми вождями. Именно предательство было со стороны Попова, Станкевича. А те люди, которые пришли им на смену — Гончар, его заместители Седых-Бондаренко и Белов — не смогли или не захотели организовать работу Моссовета. Достаточно привести такой пример. За все время существования Моссовета ни одна депутатская комиссия ни разу не отчиталась перед сессией за свою деятельность.

Вообще Г. Попова, при всем моем отвращении к нему, как к политику, я считаю человеком весьма неглупым. Он проводил политику разложения довольно тонко. Например, известен случай, когда депутатам Моссовета в 1990 г. от имени руководства Совета вдруг предложили приобрести машины по старой цене — за 10 тыс. рублей, когда на рынке они уже стоили намного дороже. Предложили всем записываться. В списке оказалось человек 300. Не знаю, получил ли кто-нибудь из них машину, но Попов не раз этот список вытаскивал и говорил о депутатах: "Вот каковы они — за машину готовы продать все — и Советы, и мать родную, и все прочее". Это типичный пример политики Попова.

Чью волю выполнял Попов, сказать сейчас трудно. Но то, что с самого начала у него была идея ликвидации такого авторитетного органа власти, как Моссовет, — у меня нет сомнений."

А. Калинин, депутат Моссовета:

"Да, люди типа Попова сыграли страшную роль. В России теперь нет более ненавистного слова, чем демократия. На самом деле никакой демократии не было. Советы были у власти два месяца — пока мы бегали, знакомились друг с другом, узнавали, кто у нас вождь, а кто нет. Моссовет уже тогда имел двух естественных лидеров: Станкевича и Попова. Другого выбора не было. Оба были "видными деятелями демократического движения", Межрегиональной группы. Они рядом с Сахаровым сидели!

Вспомните, кого из вас не проняла слеза, когда худенький еще тогда Станкевич говорил: "Вы, Михаил Сергеевич, коммунист и не имеете права затыкать мне рот. Я представляю 126 тысяч избирателей!" И я тогда, признаюсь, удивлялся, какая отвага в этом тщедушном тельце! Не такие ли люди переломят хребет коммунистической системе лжи, лицемерия и насилия?!! А Попов был теоретик — мудрейший человек. Все остальные были на три головы ниже не очень высокого Попова.

lt;…gt; Но кто сейчас на первых ролях? «Демократические» выдвиженцы! Они раньше прозябали: кто преподавал научный коммунизм где-то в провинции, кто трестом руководил, кто техникумом. Системе нужны такие люди, как Гайдар и Чубайс. А кем они были при старой системе? Вспомните как недавно их отхлестал сановник-боярин Черномырдин: «завлабы»! Вот там их место. А пока они нужны системе, чтобы создать ощущение какого-то развития, движения вперед, перехода в новое качество и т. д.

У нас было время до января 1991 г. — до того момента, когда Попов надел на нас исполком списком. И даже после этого какие-то возможности были. До тех пор, пока Верховный Совет руками "вождя народов" Руслана Имрановича не подписал положение "О реформе органов управления города Москвы". После этого началась агония и пошли арьергардные бои. Кстати, не всегда безуспешные.

Например, в Моссовете была комиссия имущественного контроля. Во-первых, они даже наловчились выигрывать в наших судах дела — опротестовывать сделки по приватизации! Во-вторых, они накопили бесценный материал, который, возможно, какому-то архивисту-историку лет через 20 понадобится.

Я считаю, что шансы стать властью были. Упустили их потому, что имели, во-первых, романтическое сознание, во-вторых, потому что следовали еще одной совершенно ужасной идее: идее исторического компромисса. Мы все время должны были с кем-то договариваться. Но компромисс — это когда речь идет о дележе 50:50 или 60:40. А когда вас держат за горло и говорят: "Все мое, и тогда я задушу тебя не сегодня, а завтра…"?

Люди типа Гончара (не даром он сейчас в верхней палате Федерального Собрания!) доконали наш Совет полностью. Это был конец мучительный и долгий.

Хочу вам сказать, что я лично ни в какие представительные органы больше никогда не полезу. Считаю ныне существующий режим абсолютно незаконным. Он мне совершенно не нужен: он меня не обеспечивает, не защищает, он основан на крови, он омерзителен с головы до пят еще в большей степени, чем большевистский режим. Ни в каких его выборах я участвовать не буду. Это будут выборы в незаконные органы власти. Единственный выход — это восстановление конституционного строя, который существовал до вечера 21 сентября. Мы можем сказать Верховному Совету: "Ребята! Мы возвращаем вас к власти с условием — в течение 3-х месяцев разработать порядок, принять необходимые законы и провести выборы в Учредительное Собрание и там решить вопрос о Конституции".

С. Пыхтин, депутат Моссовета, председатель Черемушкинского райсовета г. Москвы:

"До весны 1990 г. не было ни Советов, ни Советской власти. Это был миф, реально была настоящая исполкомия с весны 1918 г. Миф этот сыграл роковую шутку в истории нашей страны, потому что громадное количество людей каралось за т. н. "антисоветскую деятельность" при отсутствии советской власти. Значительная часть средств пропаганды играла именно на этом: будто бы эти люди боролись против "всевластия Советов".

Что касается Черемушкинского района, то мы в Москве были первыми, кто проанализировал законодательство, которое имелось в 1990 г., и пришли к выводу, что никакого "разделения властей" на низовом уровне быть не может. Низовой слой — это самоуправление, непосредственно избранное населением в зоне пешеходной доступности, и создавать на этом уровне какие-то коллегиальные органы исполнительной власти совершенно бессмысленно. Потому что возникает один вопрос: кто должен подписывать платежные документы? Тот, кто это делает, тот и является властью. Кто подписывает ордер на квартиру, тот и является властью. Если мы обратимся к законодательству 1990 года, мы увидим, что все эти действия поручались исполкому.

Я сумел убедить своих коллег, что никакого исполкома быть не должно. Если мы примем решение о создании исполкома, то тем самым передадим всю власть бюрократии. Все мои старания передать эту идею коллегам из других райсоветов разбились о полное непонимание депутатами того, что как только они выберут предисполкома, они свою власть сдадут. Между прочим, в Москве был еще один район, где был фиктивный исполком — Дзержинский. Они создали исполком из орготдела.

Поэтому я допускаю, что технически было возможно взять власть весной 1990 г. не избирая исполкомы. Но мне кажется, что не реализовалось это закономерно, потому что в нашей стране нет никаких условий для демократии. У нас человек чувствует себя только просителем, ему нужно жить в зависимости от начальства. Поэтому, когда наше население в 1990 г. избрало Советы, оно на второй день о них просто забыло. За исключением небольшого числа чудаков, которые продолжают верить в миф о демократии в России. Поэтому же за 7 лет так и не смогли сформироваться политические партии.

Советы могли технически взять власть и заменить исполкомовскую бюрократию, которая, как я помню, полгода дрожала, боясь быть уволенной. Они сидели на краешке стула в зале заседаний и думали: "Что же эти вновь избранные депутаты о нас решат?" А потом они поняли, что эти люди ни на что не способны, кроме совершения одной глупости за другой.

Могу перечислить. Например, Декларация о независимости России, которая явилась просто шизофреническим решением. Это когда-то Распутин бросил шутку, а они решили ее реализовать. Депутаты с участием бюрократии могли вообще реализовывать только шизофренические идеи. Второй пример — президентская власть — идея, которая была реализована сверху до низу. Для того, чтобы лишить себя всякой возможности влиять на события? Далее: разделение властей, как принцип организации власти. Это вопрос техники, депутаты же превратили его в политику. Причем сделали это также сверху донизу — вплоть до сельского Совета. И там все разделили — т. е. лишили себя возможности принимать решения. Далее: законодательное недержание. Они не могли остановиться! Им надо было каждый день принимать какой-нибудь закон. Иначе, они считали, день прожит зря. Сейчас Дума не приняла ни одного закона. Что нибудь от этого меняется? Кто-нибудь эти законы выполнял? 400 законов, принятых Верховным Советом Союза, которые сейчас мыши грызут, и 400 законов, принятых российским парламентом, — никому не нужны. Наконец, чрезвычайные полномочия Ельцина!

Это была иллюзия власти. Власть перешла к этнобюрократии, к директорскому корпусу, к тем, кто способен оторвать кусок от общего пирога. А всей 90 % массе бросили обглоданную кость демократии — нате, подавитесь, пока мы все поделим. И депутаты в этом обмане сыграли свою роль. Поэтому не надо искать заговоров за рубежом или в каких-то "жидо-масонских кругах". Они возможно помогали, но организовало весь процесс сборище избранных некомпетентных людей, которые вымостили дорогу в ад из благих намерений."

Советы могли взять власть лишь теоретически. На практике шансов «переиграть» номенклатуру не было. Дело в том, что желающих «играть» против номенклатуры было совсем немного, но много было желающих пристроиться к ее рядам. И в Моссовете, и в политических структурах демократического движения. Радикальный демократизм сохранялся лишь до той поры, пока номенклатура не открывала вакансии особо горластым критикам. Те тут же умолкали или становились «плюралистами» на стороне силы.

В Моссовете критиканов собралось более чем достаточно. Их мелкая возня ради личных приобретений показывала — это вовсе не бойцы, вовсе не те, кто старается выполнить то, что расписал в своих предвыборных программах. Эта возня заменила стремление к высокому коллективному статусу депутатского корпуса. Поэтому и аппарат исполнительной власти уже после первой сессии Моссовета мог безо всяких опасений игнорировать Моссовет.

МЫ ВСЕ-ТАКИ ДАЛИ БОЙ ВСЕРЬЕЗ

Схватка с номенклатурой завершилась не в пользу Моссовета. За кем же осталось поле боя, каков образ победителя, кому принадлежит Москва? Чтобы ответить на эти вопросы, надо спросить себя: "Кто контролирует собственность Москвы, ее бюджет, кто устанавливает правила жизни помимо всех законов?". Ответ один — это мэрия во главе с Ю. Лужковым. Никаких других сил с октября 1993 г. в Москве просто нет. До государственного переворота все внешне было несколько иначе, а на деле — почти так же. Различие лишь в том, что была отчетливее видна подноготная тех, кто сегодня заправляет в столице.

Для того, чтобы знать сущность сегодняшней власти, придется посмотреть на человеческие типы, проявившиеся в период номенклатурного мятежа. И для этого мы приведем фрагмент из статьи Ю. П. Седых-Бондаренко "О власти в столице" ("Правда", 16.04.92):

"Мы привычно говорим: парламентская борьба, конфликт между представительной властью и исполнительными структурами. А ведь это всего лишь видимая часть айсберга. И то, что происходит в столице, можно понять, лишь учитывая подводную часть айсберга. А там идет обморочная борьба за власть над Россией на будущие полсотни лет, если не больше. Идет по всем правилам политической войны, лишь на волосок удерживаясь от войны, так сказать, физической — с комендантским часом, патрулями и "черными марусями" на улицах, ночными допросами. Несколько влиятельных сил воюют за право распоряжаться страной в ближайшем будущем. А между ними растерянно мечутся все остальные, если угодно, мы с вами, мои избиратели и сограждане.

Что же это за силы? Рискуя получить ярлык и русофоба, и антисемита одновременно, скажу: за власть дерутся три партии — швондеров, шариковых и мамыкиных. Вы, читатель, конечно, помните бессмертных персонажей повести Булгакова "Собачье сердце" и известной песни Высоцкого "О слухах": "Говорят, Мамыкина снимают…".

Три партии, три мощные группировки: «демократы», национал-коммунисты и бюрократия. Рассмотрим по порядку.

"Демократы". Это умная, тонкая и глубоко эшелонированная политическая сила. Не забудем: в ее активе "Великая октябрьская социалистическая революция", связи с немецким генштабом в военное время, убийство царской семьи, победа с помощью натравливания одной части русского народа на другую в гражданской войне, красный террор, расказачивание… Переигранная в политической игре Сталиным (чего до сих пор не может ему простить), обезглавленная и отодвинутая им в сторону, она десятилетиями накапливала концептуальный и организационный потенциал и сейчас стремится взять реванш. lt;…gt;

Вторая могучая сила — проснувшиеся, а точнее разбуженные от пьянки шариковы. И это еще серьезнее и страшнее, хотя они и находятся в оппозиции. У них в послужном списке — тотальный геноцид, крупномасштабная война против своего народа, стирание его в лагерную пыль, превращение всей страны в единый концентрационный лагерь, разбой в ближних и дальних окрестностях (Финляндия, Польша, Чехословакия, Афганистан, Ангола и др.), тотальная шпиономания и доносительство, антисемитский идиотизм. lt;…gt;

Третья могущественная сила — целый класс мамыкиных, отечественная бюрократия: хозяйственные волки, номенклатурные трубадуры военно-промышленного комплекса, управляющие и директора современных красных избушек. В историческом аспекте — главное отечественное ворье.

Мамыкины держат сейчас реальную власть в обществе, частично деля ее со швондерами. В их руках ключевые государственные структуры. Если присмотреться — это второй эшелон брежневской номенклатуры, отказавшейся от коммунистической фразеологии.

Отличительная черта мамыкиных — их нравственная опустошенность и идейная импотенция, заставляющая их блокироваться хоть с самим дьяволом ради достижения клановых выгод."

И вот после государственного переворота, совершенного Ельциным и его командой, все разнообразие человеческой мерзости собралось под опекой Лужкова. Мерзавцам было удобно именно его единоличное правление. В случае чего можно переориентироваться на нового хозяина. А пока не надо думать о балансе сил и все время опасаться, что те, кого поддерживаешь, будут внезапно сметены. Одна Москва — один фюрер! — так проще и надежнее. И вполне соответствует воровским привычкам номенклатуры. Теперь их даже не нужно скрывать. "Все гнойное, мерзкое прет наружу, поскольку в наличии все условия для этого…" (Ю. Власов).

Возникает вопрос, а стоило ли при такой безнадежности ситуации биться за Моссовет? Ведь шансов победить номенклатуру в отдельно взятом городе не было практически никаких. Достаточно было увидеть позицию депутатов России, «успехи» гайдарономики, повальную коммерциализацию власти, чтобы оценить эти шансы.

И все-таки есть ситуации, когда надо играть заведомо проигрышные партии до конца. И вовсе не из чувства долга перед кем-то или чем-то. Тут возникает ситуация нравственного выбора: "Я иначе не могу".

В замечательной книге Лиона Фейхтвангера «Успех» есть размышления адвоката Гейера, готовящегося защищать своего подопечного на безнадежном процессе. Он думает так: "Что ему вообще надо в это удивительно тупоумном городе? Ведь этот народ сам любуется своей удивительной нелогичностью, блаженствует в студенистом хаосе своих представлений. Бог одарил их бесчувственным сердцем — большим, впрочем, плюсом на нашей планете… И для этого народа он лезет из кожи! Ради чего? К чему старается он очистить грязную машину судопроизводства, когда те, кого она давит, прекрасно чувствуют себя в своем навозе?.. Никто не скажет ему за это ни слова благодарности". В конце концов доктор Гейер приходит к тому, что делает это он из одного стремления к чистоте.

Вот именно из чувства нравственной чистоплотности те, у кого это чувство не отмерло, и продолжали удерживать свой рубеж сопротивления номенклатуре. Нас обошли по флангам, окружили и уничтожили. Но мы дали бой всерьез. Номенклатура это отлично знает, будет помнить и мстить за свой страх.

Говоря «мы» автор вовсе не имеет в виду весь Моссовет или его большинство. Номенклатурному мятежу дал бой разношерстный отряд необученных «ополченцев» численностью не более сотни. Именно они обеспечили противостояние мятежу на тех направлениях, где Г. Попову не удалось внедрить на руководящие места своих продажных ставленников. Это, прежде всего, комиссия по законности, которая, несмотря на активность пятой колонны, постоянно ставила препоны на пути к разграблению города и установлению всевластия номенклатурных паханов. Это новые структуры, созданные без участия «поповцев»: комиссия по жилищной политике и комиссия по имущественному контролю. Когда наиболее нетерпеливые «поповцы» с кресел председателей комиссий бросились в объятия исполнительной власти, сопротивление мятежу оказывала и бюджетная комиссия. Все остальные комиссии были практически полностью дезорганизованы «поповцами». И особенно пострадали именно те направления, в которых «деморосы» обеспечили преемственность своей руководящей роли: это комиссия по делам общественных организаций и комиссия по социальной политике.

Отряд в сто человек за три года мог стать могучей силой на фоне всеобщего разброда. Беда в том, что цинизм «поповцев» и «лужковцев» настолько был противен "могучей кучке" ополченцев, что заставлял ее членов впадать в глубокий романтизм. Романтизм толкал народных мстителей к подвигу: все для других и ничего для себя. Романтики чурались обретения любых признаков власти. Ведь это работа "на себя", что сближает с продажными прислужниками мэрии!

Оппозиция Попову и Лужкову в Моссовете так и не смогла создать устойчивой организационной структуры. Объединение "Законность и народовластие", возникшее в борьбе за проведение выборов мэра-II, выдохлось в течении двух месяцев. Остались лишь бумажные заявления и невыполненные администрацией решения сессии.

Потенциал был достаточно велик. Если и нельзя было выиграть бой с номенклатурой, то вполне реальным было создание постоянной политической группировки, бьющей номенклатуру по болевым точкам. Могли ведь создать общемосковскую политическую организацию! Не стали. Потому что это вроде как для себя, а не для избирателя. Потому что это отвлекает от массы начатых депутатскими комиссиями дел. Ну а кому теперь, после Второй октябрьской революции, после вооруженного мятежа номенклатуры, все эти дела нужны? Да и сами избиратели Москвы в своем большинстве просили об одном: руки прочь от мэра и Президента, депутатов разогнать!

И их желание было выполнено. Моссовет был единственным Советом субъекта Федерации, который удостоился специального Указа.

"В связи с активным противодействием Московского городского Совета народных депутатов, Зеленоградского городского Совета народных депутатов, районных Советов народных депутатов, поселковых и сельского Совета народных депутатов в городе Москве выполнению Указа Президента Российской Федерации от 21 сентября 1993 г. № 1400 "О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации" и содействием вооруженному мятежу 3–4 октября в г. Москве, в целях реформирования представительных органов власти и стабилизации политической обстановки в столице Российской Федерации постановляю:

1. Прекратить полномочия…"

Московский Совет был ликвидирован, как говорится, без суда и следствия. Кто поверит теперь, что политические и экономические проблемы можно решить путем выборов, а не путем кровопролития и диктатуры?

Вместе с Моссоветом исчезли и былые возможности противостоять московской номенклатуре. Почти ничего в политической среде от Моссовета не осталось. Все наследство растащили проходимцы. Кто в парламентарии попал, кто свою коммерцию завел…

Есть ли о чем жалеть? Жалеть тех, кто сыграл с номенклатурой в поддавки? Жалеть тех, кто, ослепнув от эйфории, рукоплескал Попову и Ельцину до конца 1991 г. и лишь потом стал постепенно прозревать, заодно утрачивая интерес к выполнению своих обязанностей перед избирателями? Нет, к этим людям трудно испытывать жалость. Все они без труда и мук совести нашли себе новое место под солнцем.

Чего действительно жаль, так это нереализованных возможностей. Жаль, что наиболее честные люди, пришедшие в Моссовет отнюдь не для удовлетворения своих жалких амбиций, потерпели сокрушительное поражение. Жаль наш родной город.

И все-таки, еще не вечер.