"Мятеж номенклатуры. Москва 1991-1993. Книга 1" - читать интересную книгу автора (Савельев Андрей Николаевич)

Белые одежды голого короля (Юрий Лужков)

Вот наш новый герой ведет светскую беседу с американским бизнесменом. Его глаза светятся добродушием, лицо сияет улыбками. Он — само обаяние. Вот он возвращается в свой кабинет. Лицо становится злым. Наш герой бросает своему секретарю что-то грубое и властное. Тот суетится, боясь попасть под горячую руку. А вот цветная фотография нашего героя в голом виде на обложке журнала «Столица». Здесь все перемешалось. На лице одновременно и улыбка, и колючие глаза. Луноликая голова посажена на распертое жировыми прослойками и покрытое редкой щетиной тело. Образ, созданный фотожурналистом, настолько ярок, что кое-кому может напомнить «видеоужастики» о сексуальных маньяках.

Это Юрий Михайлович Лужков. В Москве его, как говориться, каждая собака знает.

Рассказывают о таком эпизоде. В апреле 1994 г. накануне праздника Пасхи мэр Москвы Лужков в компании друзей смотрел часовую заказную телепередачу о своей роли в восстановлении православного храма на Красной площади. Хозяин Москвы выглядел в фильме весьма и весьма солидно. После окончания передачи телевизор случайно не выключили и вслед за рекламной паузой с экрана вдруг начали вещать что-то совсем непонятное. "Что сделали с нашей Москвой", — говорил голос за кадром. А в кадре целых 20 минут демонстрировались явные признаки бесхозяйственности, антисанитарии и запустения в столице. Лужков тогда пришел в ярость. Такими трудами созданный образ хозяина прекрасного города рассыпался на глазах. Такого города не существовало! В тот же вечер мэр оказался в кабинете начальника московских телепрограмм и устроил разнос. Передачу запретили, сняв с эфира другие подготовленные материалы. Борьба за чистоту и незапятнанность образа мэра Москвы продолжалась.

Вокруг личности главного московского администратора Ю. М. Лужкова столичная пресса несколько лет создавала ореол выдающегося хозяйственника, "своего парня" и в чем-то даже интеллигентного человека. Поток интервью, портретных зарисовок, телерепортажей не ослабевал. Лужков становился все краше и привлекательней. Точнее, все краше был его образ, созданный газетной и телевизионной мифологией. Только крайне оппозиционные издания, рассчитанные на узкий круг читателей, публиковали критические материалы, касающиеся Лужкова.

Прессе, освободившейся от опеки КПСС, но тут же попавшей в зависимость от денежных мешков (вынесенных из подвалов той же КПСС), приходится сегодня обходить наиболее щекотливые моменты из биографии всесильного Лужкова. Например, о его роли в октябрьских событиях октября 1993 г. Где в эти дни находился Лужков, какие команды отдавал? Если журналисты не задают вопросов на эту тему, то и вся предыстория уходит в тень. Исчезают события 1 мая 1993 г. на Гагаринской площади, забываются расправы над демонстрантами в Останкино, меркнет в памяти первая кровь, пролитая в праздник Вооруженных Сил в 1992 году.

От созданного прессой и телевидением наваждения рано или поздно все-таки надо избавляться. Для этого придется посмотреть на биографию Лужкова без восторгов, без наивности, без такой привычной для журналистов любви к сильным мира сего.

ВДРУГ-БИОГРАФИЯ

Дономенклатурное прошлое хозяина Москвы скрыто мраком. Кроме его работы дворником во время тяжких студенческих лет в Институте нефти и газа им. Губкина, почти ничего о нем не известно. Говорят, отец Лужкова был сначала плотником, а потом как-то вдруг превратился в замдиректора нефтебазы. Такое же «вдруг» получается и в биографии Лужкова, который только поначалу пошел по нефтяным отцовским стопам. В НИИ пластмасс за шесть лет он прошел путь от научного сотрудника до начальника лаборатории. Вроде бы неплохое начало для карьеры.

Но лужковское «вдруг» по-настоящему произошло в другой области. В 28-летнем возрасте стал он начальником отдела автоматизации в Минхимпроме СССР и долгие девять лет ждал очередного витка карьеры, очередного «вдруг» ("ВМ", 27.04.90 «Тверская-13», 12.08.93).

В середине 70-х годов вдруг-гендиректор НПО «Нефтехимавтоматика» Ю. М. Лужков стал депутатом Моссовета. Как говорится, крыша не капала над Почетным химиком, Заслуженным химиком и Отличником химической промышленности, лауреатом Государственной премии СССР. Потом Лужков был председателем комиссии Моссовета по коммунально-бытовому обслуживанию. Вероятно, в нагрузку к химии. Работали лучше, чем нынешний депутатский корпус, были асами своего дела — так считает Лужков. Как же! Партия — не только крыша для карьериста, но и рулевой его судьбы… А то, что в 1990–1993 гг. существовало в результате случайной демократии, для Лужкова оказалось неприемлемым — очень уж сковывало "хозяйственную инициативу" асов номенклатуры.

Послужной список Лужкова впечатляет: 14 лет работал во главе НПО, 13 лет депутатствовал в Моссовете… Жаль, что документы об этой деятельности нам недоступны. Немало интересного к портрету нашего героя они могли бы, наверное, добавить. По крайней мере, к портрету любого из современных политических деятелей подобные страницы биографии добавляют достаточно, чтобы им никогда уже не светило всенародное признание.

Номенклатура любит пылких демагогов. Отраженный свет их «горения» исправляет от роду порочные физиономии и лепит мягкие образы самозабвенных работяг, тоже не чуждых борьбе за справедливость. Лужков сиял отраженным светом. Начав однажды дружить с Ельциным, он до сих пор не может выйти из-под лучей его славы. Сейчас это мешает, а тогда…

Тогда первый секретарь МГК Б. Н. Ельцин помог Лужкову сделать очередной рывок по номенклатурной лестнице — добился в 1987 г. назначения в Мосагропром человека, считающего, что эта структура в Москве — нелепость. Заодно Лужков стал и первым заместителем председателя исполкома Моссовета. В 1988 г. он уже — депутат ВС РСФСР, что и соответствовало новой номенклатурной должности в качестве обязательного довеска. (Кстати, чем он там занимался, за что голосовал?)

Мосагропром, а в особенности включенное в него плодоовощное хозяйство Москвы, был в той системе наиболее удобным местом для теневых махинаций по усушке-утруске и утечке отечественной гнили и шикарного продовольственного импорта, которым традиционно наполняли витрину развитого социализма — Москву. В течение 1988–1989 гг. только однажды всплыли дела о нанесении госбюджету ущерба около 100 млн. рублей от оплаты Мосагропромом торгово-закупочным организациям деятельности, которая должна была дотироваться только в отношении реально проданных населению картофеля и овощей. Тогда все проверки были заблокированы партхозноменклатурой. Лужкова спасло от прокуратуры лишь партийно-принципиальное разбирательство в Комитете народного контроля. После партийного вердикта о добропорядочности, прокуратура могла только безмолвствовать ("ЭиЖ", № 24, 1990 «ЛГ», 10.06.92).

Сделав отступление, отметим, что в 1993 г. выяснилось, что лужковская агропромовская система сгноила огромные запасы продовольствия, сделанные заботливым мэром. Зато невероятно взвинченные цены обеспечили и невероятные прибыли привыкшим к обогащению за счет москвичей и облагодетельствованным приватизацией плодоовощникам ("Куранты", 11.08.93).

В 1989 г. Лужков начал дружить с кооператорами. К должности липли не только ордена (только до звания Героя Соцтруда не успел дослужиться Лужков, а орден Ленина от партии, которой отдал полжизни, имел). "Деловые люди", которым будущий мэр оказывал всяческую поддержку, тоже суетились вокруг него. Так сформировался клан из «своих» предпринимателей, которые без всякой конкуренции, без каких-либо особых усилий получили начальный капитал и прочно захватили пустовавший рынок. Не даром старый номенклатурный волк КПСС Зайков, уходя со своего поста "отца Москвы", высоко оценил работу Мосагропрома под руководством Лужкова.

Вспомним, что тем же путем — через кооператоров к демократизаторам, но только от университетской кафедры, шел и предтеча Лужкова — Г. Попов. Это была верная дорога. Особенно, если не торопиться пройти ее до конца.

Вопрос о председателе Мосгорисполкома демократического Моссовета в 1990 г. решился однозначно. В основном потому, что лидеры демдвижения давно искали тесной связи с хозяйственной номенклатурой. Ельцин тогда посоветовал Попову не предлагать на эту должность занимавшего ее Сайкина ("Куранты", 11.06.91). (Припомнил, поди, выступление Сайкина на «историческом» Пленуме ЦК КПСС, где вынимали душу из будущего Президента России.) Сайкин был уж больно одиозной для демократов фигурой. А вот Лужков тогда обаял готовых бороться с номенклатурой депутатов, ответом на вопрос: "Вы в КПСС на какой платформе?" (Тогда была небезызвестная "Демплатформа в КПСС".) Лужков ответил: "На хозяйственной".

Депутатам ответ понравился (при утверждении на пост Лужков получил 297 голосов из 360), а Лужков стал всюду твердить, что он не политик. Лишь изредка он проговаривался и формулировал так: "Кто определяет власть в Москве, тот влияет на ситуацию в стране." Вот Лужков и взялся «определять». С такой энергией взялся, что надругательство над здравым смыслом и законом стало основным признаком столичной власти. В конце концов Лужков так основательно определился с властью в столице, что ситуацию в стране можно было менять без особых усилий. Если оставить подробности изменения ситуации в октябре 1993 г. для других глав, то хорошим примером могущества столичной власти может служить такой факт. В сентябре 1994 г. начальник Мосэнерго отключил электропитание командного пункта ракетных сил стратегического назначения и на полтора часа вывел его из строя. Формальным поводом была неуплата долгов по оплате электроэнергии. За это лужковский чиновник не только не был тут же арестован, но даже не потерял свой пост. Теперь понятно, с кем надо договариваться, чтобы брать Россию голыми руками.

Думается, если у Лужкова спросить, за большевиков он или за коммунистов, он смог бы гордо ответить: "Я за исполнительную власть". Вот она — настоящая и единственно прочная "хозяйственная платформа", определяющая ситуацию в стране.

Достаточно мирно просуществовав год за спиной профессора Попова, решившего взять на себя грех хозяйственного развала Москвы (чтобы потом вовремя смыться), Лужков к исходу 1991 г. приобретает в столице практически неограниченную власть. Во многом этому способствовало обильное мифотворчество о его главенствующей роли в подавлении августовского путча.

В качестве основной заслуги Лужкову приписывается создание вокруг Белого Дома оборонительных сооружений. Но любой очевидец, здраво вспомнив те дни, не обнаружит в своей памяти ни бетонных сооружений, ни тяжелой строительной техники, якобы забившей все подходы к парламенту. Зато кое-кто вспомнит, о саботаже лужковских чиновников попыткам наладить серьезное сопротивление путчистам (см. главу "Продолжение спектакля"). Для окончательного растворения газетного мифа стоит сравнить оперативность и массированность вмешательства в события команды Лужкова в августе 1991 г. и в октябре 1993 г. Контраст очевиден.

Добавим еще, что лично для Лужкова слегка приоткрытая закулисная сторона августовского путча, практически не несет никакой тревоги. Вместо раскрытия истинных механизмов заговора (Ельцина против ГКЧП или ГКЧП против Ельцина) он вспоминает в книге с длинным названием "72 часа агонии. Август 1991 г. Начало и конец коммунистического путча в России" милые сердцу подробности. Он вспоминает, как Ельцин на своей даче в тапочках на босу ногу организует сопротивление ГКЧП и предлагает всем (как трогательно!) сушеные им лично яблоки. Вот такой домашний штаб сопротивления путчу…

Кстати, публикация книг — своеобразный метод пополнения личного бюджета номенклатурных деятелей. Вряд ли кто-то поверит, что Лужков или Ельцин при своей загруженности по работе и природной косноязычности могут что-то написать. Вот и нанимаются за государственный счет литературные негры. А потом в игру вступают книгоиздательские фирмы, которым требуется высокое покровительство. Они могут и за рубежом издать бессмертное творение очередного хозяина. А хозяин получит вполне законный гонорар.

Упражнение по арифметике.

Дано: В 1992 г. зарплата мэра составляла 14.5 тыс. рублей в месяц ("Сегодня", 07.07.93), в 1993 г. — 50 тыс. ("НГ", 10.03.93). Вопрос: может ли мэр построить себе дачу, оценочная стоимость которой в ценах 1993 г. составляет 100 млн. рублей? Может ли он еще и дочь отправить обучаться за границей на 3,5 года при общей стоимости обучения 14 тыс. долларов ("АиФ", № 41, 1992)?

Ответ: может, но зарплата тут не причем.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ ГЕНИЙ

Полтора месяца проработал Лужков в послепутчевом Комитете по оперативному управлению страной в качестве первого заместителя И. Силаева. Работа комитета с треском провалилась. Принять бразды правления Союзом оказалось некому. Способные к этому люди сидели в тюрьме. Да и задачи такой, как видно, не ставилось. Поэтому Лужков решил в Комитете вопрос обеспечения Москвы продовольствием и сбежал на прежнее место работы. Москва в результате получила за подавление ГКЧП свою пайку, а страна распалась.

Дальнейшая работа Лужкова на высшем хозяйственном посту Москвы связана с распространением другого мифа, который даже ярых его противников вводит в смущение. Это миф о хозяйственных успехах столицы под руководством Лужкова, якобы держащего город "на плаву" в трудные времена. Неискушенный читатель «мэрских» газеток легко верит, что все в Москве прекрасно: и жилье строится, и дороги ремонтируются, и тепло в каждой квартире.

Простейший анализ официальных статистических данных показывает, что Москва не только наравне со всей страной хлебает горькую кашу, заваренную безответственными реформаторами, но еще и дополнительно страдает от комбинаций собственной администрации (см. часть 2 книги). Москва, несмотря на громадные льготы от российского правительства, несмотря на иностранные инвестиции и прочие преимущества своей столичности, поражена кризисом заметно более других крупных городов.

Здесь Лужкову совершенно нечем похвалиться. Даже успехи в жилищном строительстве, которыми он привык козырять везде и всюду, на поверку оказываются чистейшим блефом (см. главу "Ралли на квадратных метрах"). Моссовет не раз пытался разоблачить лживые восторги по поводу успехов строительного комплекса. Его разогнали и за это тоже. Чего теперь ждать 700.000 очередников на получение жилья? Вероятно их снова будут кормить мифическими цифрами и радостно сообщать, что квартиры в 1994 г. получали уже (!) очередники 1981 года.

А чего стоит тот «интим», который Лужков постоянно вводил в процесс формирования бюджета города! «Интим» нужен был Лужкову для того, чтобы скрыть свою профессиональную несостоятельность. «Интим» — это та «заначка», вынув которую в конце года, можно свести в городском бюджете концы с концами. При этом не надо надрывать свой административный организм — собирать налоги, разворачивать социальные программы, отчитываться за каждый рубль. Лужков лучше будет обвинять в непрофессионализме депутатов, а потом ликвидирует всю эту игру в демократию под корень.

Лужков начинал готовиться к корчеванию демократии заблаговременно — с районного звена управления Москвой. На развалинах районов появились префектуры и муниципальные округа. Хрен редьки не слаще, ведь более года продолжался паралич управления городом в низовом звене, да расцвели буйным цветом коррупция и воровство мелких чиновников. Эти издержки Лужкову были известны, но зато ему удалось бюджет огромного города полностью забрать под себя и практически приватизировать, приняв в долю свое ближайшее окружение.

Средства массовой информации, привыкшие лебезить перед начальством, твердят: Лужков распорядился выделить средства, Лужков профинансировал, Лужков нашел деньги… Спрашивается откуда? Должен бы из бюджета, должен бы при соответствующем контроле, должен бы в рамках своих полномочий. А реально получается, что есть такой благодетель, который единолично распоряжается всем бюджетом Москвы, как своим карманом. Конечно, роль благодетеля весьма полезна для Лужкова, для укрепления его мифологического образа. Но его конкретная деятельность была разорительна для города и государства, вынужденного содержать прожорливую столичную бюрократию.

Сокрытие доходов и сокращение под предлогом дефицита бюджета социальных программ — обычное для Лужкова дело. Зато суперпроекты, вроде «Сити», Детского парка чудес, торгового суперкомплекса в Нагатино и тому подобного, грозят перенапряжением всей социальной инфраструктуры города. Не то чтобы всерьез что-то собираются строить, но есть свой интерес в громадье планов. Масштабность замыслов всегда как-то приподнимает их потенциального вершителя и придает смысл суете его соратников. Избавиться от захватывающего воображение плана и его автора становится так непросто — ведь такие проекты рухнут! (А может и пусть их?).

Гигантомания — вечный порок номенклатуры. Для московского градоначальника это тоже непроходящий синдром. Мыльный пузырь АО «Сити» был сначала наполнен средствами от льготного налогообложения ("МК", 19.05.93), а потом и прямыми вливаниями из бюджета ("РГ", 31.07.93). В другом случае — для нужд Нагатинского суперкомплекса — из городской казны только на первом этапе под строительство казино и ресторанов планировалось зачерпнуть ни много ни мало — 100 млн. долларов ("Тверская 13", 18.03.93). Третий пример разорительной гигантомании — коттеджное строительство. Якобы для преодоления жилищного дефицита за 10 лет предполагалось обчистить казну на 4 трлн. рублей ("НГ", 18.03.93).

Скрывать доходы города в суете гигантских проектах и лабиринтах финансовых махинаций выгодно еще по одной причине. При администрации кормится все та же армия «своих» предпринимателей и общественников. Они настолько полезны городу (а на самом деле Лужкову с компанией), что грех не предоставить им всевозможные льготы. Только приходится наводить тень на плетень всякими разговорами о поддержке предпринимательства, чтобы не дать ходу мысли обывателя о судьбе выплаченных им налогов. А то еще начнет судить, да рядить — мафия! мафия!

ЗАБОТЛИВЫЙ ОТЕЦ ГОРОДА

Итак, хозяйственная деятельность Лужкова разорительна для Москвы и России. Он и сам иногда проговаривается на этот счет. "Плохо делаем, но ведь делаем!" — так впопыхах оценил свою работу на хозяйственной ниве сам Лужков ("Тверская-13", 12.08.93). Но вот в чем никогда не признается Лужков, так это в презрении к неимущим.

Мэр московский всюду и везде подчеркивал свою заботу о стариках, детях и инвалидах. Но так ли он озабочен, как говорил и говорит, как писали и пишут о нем? Хороший повод для размышлений на эту тему дают воспоминания самого Лужкова.

Когда обстановка вседозволенности для Лужкова была обеспечена, главе столичной номенклатуры можно было, разомлев, вспомнить без сожаления и о былых грехах. В одном из интервью Лужков рассказывает, что с самого начала (лето 1990 г.) «продавливал» строительство Северной ТЭЦ, несмотря на решение Моссовета, только что назначившего его на высший хозяйственный пост Москвы. Тогда Лужков молчал, ибо его положение было еще не столь прочно. Теперь же от сознания своей неуязвимости он может позволить себе фантазии: мол, у ТЭЦ такая труба, что отходы производства скорее под Архангельском почувствуют, чем в Москве. Теперь эта громадная полосатая труба «украшает» пейзаж и наполняет атмосферу ядами, от которых будут болеть дети и чахнуть старики. И нипочем Лужкову ни болезни людей, ни текущие теплосети. На суперпроекте привычно погреют руки не только отечественные «хозяйственники», но еще и зарубежные их партнеры. А это уже выход на международный уровень! Для пущей важности Северную ТЭЦ можно сделать образцовым объектом, вытряхнув необходимые ресурсы за счет усечения средств на реконструкцию других «грязных» предприятий. Такая вот «теплая» забота о городе и горожанах…

Лужков, говорят, заботится о москвичах? Но при Лужкове армия московских чиновников выросла чуть ли не вдвое. Одновременно удельный вес затрат на важнейшие продукты питания в бюджете московских семей вырос более чем в три раза. Кого же кормит Лужков из своего (уже не московского!) бюджета? Конечно же брата-чиновника.

О ком там еще заботится Лужков? А, о порядке на улицах!

При Лужкове Москва стала центром преступного мира. В 1993 г. В Москве зарегистрировано около сотни криминальных взрывов, за девять месяцев 1994 г. — еще столько же, использование автоматического оружия в столице стало обыденным делом. Милиционер с автоматом, зашедший в булочную, уже стал привычным признаком столицы. По некоторым данным, в руках у москвичей к середине 1994 г. находилось около 400 тыс. стволов самого разнообразного оружия (от духового и газового до гранатометов). А Лужков все продолжает наращивать оснащение милиции. Может быть, все это оснащение как раз и пополняет арсенал криминальной мафии, которая срослась с милицией (особенно в верхнем эшелоне)? Мы еще подробнее обсудим эту тему в разделе "Силовые резервы номенклатуры".

Так о чем заботится Лужков? Может быть, о нравственности? Вот он восстанавливает храм иконы Казанской Божьей Матери на Красной площади, жертвуя на это из своего кармана 50 тысяч деревянных, планирует целую программу восстановления церквей и даже Храма Христа Спасителя (см. главу "Номенклатурным лицом к церкви"). Замечательно! Но разыгрывать добродетель за счет городского бюджета — одно, управлять городом — другое. Если вспомнить, что наша Москва стала в это же самое время экспериментальной площадкой для производителей порнографии (законодатели порноэстетики — обласканные Лужковым "Московский комсомолец" и его редактор), да еще и центром "интимных услуг" (в 1993 г. количество соответствующих фирм достигло 1000), можно понять цену мэрским стараниям и той табличке с мэрским именем, «украшающей» построенный храм.

Какие там заботы еще остались? Бесплатный проезд для пенсионеров? О бесплатности мы уже говорили, она дорого обходится для москвичей. Добавим к этому еще один штрих. Один из чиновников, оставленных Лужкову в наследство от прежнего мэра, однажды неосторожно заявил, что в процессе приватизации мы только проедаем собственность Москвы. Действительно, если отдавать за бесценок накопленное веками, останется средств только на бесплатный проезд и завтраки для школьников. Остальным будут владеть те, кто вовремя завоевал доверие московских властей.

Большой успех московской мэрии в 1992–1993 гг. состоял в том, что торговое ворье из категории работников и чиновников переместилось в категорию собственников, а воровство и хамство стали законными правами частных владельцев 10 тысяч магазинов и нескольких десятков тысяч киосков (см. главу "Приватизация через черный ход"). Это по Лужкову и есть забота о москвичах и рыночная реформа.

Лужков всегда строит из себя правдолюбца, не стесняющегося говорить о своем хозяйстве все до конца. Но вот данные о том, какие товары и в каких количествах потребляет средний москвич, Лужков выдать журналистам отказался. Он прямо заявил, что не хочет обременять себя лишними обязательствами на этот счет ("МП", 18.05.93). Возникает вопрос, а на каком основании тогда этот мэр занимает свой пост? Если он не желает нести ответственность за реальную ситуацию и получать "обратную связь" от москвичей в полной мере, то стоит заняться чем-то другим. Например, торговать в частном киоске, подтверждая свою деловую хватку.

Необходимо отметить и такой момент. Что бы ни делал Лужков в городе, он всегда пользовался теми идеями, которые давным-давно высказывались, но всегда представлял их как новинку, продукт своего хозяйственного гения. Мэр приходил к этим «новинкам» год-полтора, когда первые попытки внедрения новых управленческих и экономических решений уже основательно забывались. Заодно, бывало, ситуация выходила из-под контроля. Это касается, например, лицензирования торговли и введения в удобоваримые рамки расплодившегося палаточного бизнеса. Сначала джин выпускается из бутылки, а потом делается выдающийся вклад в наведение порядка на улицах Москвы. Это метод Лужкова.

Паразитизм номенклатуры известен давно. Дело в том, что общественные тенденции развития необратимы, а в борьбе различных группировок и кланов решается только один вопрос: кто лично будет использовать новые возможности и присваивать себе лавры прогрессистов. Поэтому номенклатура затаптывает все проблески интеллекта, чтобы, ограбив действительных авторов новых идей, внедрять эти идеи на свою пользу. При этом цена, выплаченная обществом, — это упущенное время и номенклатурные извращения здравых предложений.

ОНИ ВСЕ ЗА НАРОД

Кого бы ни поддерживал Лужков, с кем бы ни боролся, он следует главному правилу номенклатуры — необходимо создавать видимость борьбы за интересы народа. Вот Лужков распекает публично и с завидной периодичностью своих подчиненных, вот он вступает в бой с Правительством России, вот он с запальчивым патриотизмом выступает перед ветеранами… Он то требует, то выпрашивает, то обещает, то негодует, то жалуется, то умиляется — целое представление.

Со своим показным человеколюбием Лужков иногда выходит даже на международную арену. "Как гражданин и мэр" он вынужден был подать свой голос в защиту соотечественников за рубежом и приостановить поставки продовольствия Латвии. Поставки действительно одно время притормозили. Это позволило Лужкову хвастаться изобретением термина "моральный геноцид". "Этот термин придумал я!" — скромно сообщает он корреспонденту. Что Лужкову до русских в России или в Прибалтике! Ему важно показать, как он болеет за народ, пусть даже через ощущение пустоты в желудке у того же народа.

Для Лужкова тут главное — иметь сиюминутный политический эффект. Он уверяет, что ругался с Гайдаром по поводу антинародной политики последнего. Но не упоминает при этом, что скорее просто держал кукиш в кармане, пока тот был премьером и вице-премьером. Ведь Гайдар с точки зрения Лужкова все-таки создал Рынок (именно так — с большой буквы!). А рынком мэр московский называет ситуацию, когда при наличии денег можно купить все, что угодно ("Известия", 13.04.93). Как известно, перед ослом, груженым золотом, открываются ворота самых неприступных крепостей. К такому средневековому рынку и вели нас, слегка переругиваясь, Гайдар, да Лужков. Только в условиях финансового и экономического краха осенью 1994 г. Лужков вдруг понял, что надо проклясть прежний режим, чтобы выжить самому. В связи с планами введения новой налоговой системы он вспомнил о реформах Гайдара, почти прихлопнувших водочный завод «Кристалл»: "Это были преступные действия первого вице-премьера господина Гайдара. За такие вещи надо судить" ("НЕГ", 12.10.94).

Летом 1994 г. Лужков публично сцепился с Чубайсом по поводу собственности, которая приватизировалась в городе. Оказалось, что самый жирный кус — промышленность — уплывает из-под контроля столичной администрации. Все дело в том, что ваучерная приватизация предполагала изъятие собственности у государства почти за бесценок. Поскольку ваучеры были скуплены в основном теми структурами, которые контролировал сам Чубайс, Лужков вынужден был сделать ответный ход. Он выставил себя перед публикой защитником интересов москвичей и интересов трудовых коллективов, которые работают на приватизируемых за бесценок предприятиях.

Действительно, все основные фонды ЗИЛа были оценены тогда в 3 миллиарда рублей (около 3 млн. долларов по курсу), в то время как оборудование одних только автоматических линий стоило 30 млн. долларов. Таким образом, слишком уж богатый подарок достался бы тем фирмам, которые скупили выброшенные на рынок акции. Просчитав ситуацию, Лужков заявил, что необходимые городу производства должны акционироваться только членами трудовых коллективов ("Куранты", 05.08.93). В этом случае для городской администрации оставалось достаточно рычагов для воздействия на предприятия. Правда, все остальные москвичи по-прежнему оставались посторонними в таком процессе приватизации.

Лужков сравнивал положение ельцинского правительства с положением пловца, достигшего середины бурной реки и не собирающегося поворачивать обратно ("Известия", 13.04.93). Не понятно только, кто просил, вместо поисков брода лезть в бурный поток, который номенклатура, может быть, и преодолеет с вполне ощутимыми приобретениями, а простые граждане могут и ко дну пойти? Никто не просил экспериментаторов, и никто права им на эксперимент не давал. Сами взяли и швырнули страну в этот поток и, если не выплывет, так черт с ней — не жалко.

Чиновник всегда стремится сделать вид, что он на стороне большинства населения. И население готово этому верить. Но времена меняются, приходят другие благодетели, а развенчанным "отцам города" вместо благодарности плюют вслед…

ВНЕ ПОЛИТИКИ

Вернемся к "хозяйственной платформе". Вот высказывание Лужкова, начисто снимающее его утверждения о том, что он чурается политики: "Я одобряю, что Гавриил Попов на торжественном собрании в Большом театре в честь 8 марта, когда Горбачев спровоцировал голосование за сохранение СССР, единственный во всем театре проголосовал против". Так самораскрываются: нас мало, но мы продавим свое, несмотря ни на что! Поэтому Лужкову и импонирует во всем жесткость. Ему нравится подавлять. Впрочем, эта некрофильская черта присуща большинству политиков-"демократов", выпестованных КПСС.

Тут к месту упомянуть об одной истории. Как-то раз Лужков попытался вышвырнуть из своего кабинета одного навязчивого депутата. Схватил народного избранника за грудки и раскроил о депутатский значок ладонь. Выкинуть депутата не удалось, даже несмотря на то, что тот руки держал по швам, чтобы не вляпаться в историю с «жесткой» разборкой. Наверное, в этот момент Лужков физически почувствовал, что собственных сил для подавления противника у него недостаточно, что для решительных действий нужно собирать головорезов.

Вот еще одна цитата: "Борьба за власть — захватывающее занятие. Нередко весьма опасное. Сегодня идти против реформ с голыми руками — занятие безнадежное. Остановить реформы способны лишь танки, и ГКЧП-2, помня о попавших на скамью подсудимых предшественниках, патронов не пожалеет. Голосуя за Ельцина, народ спасает себя от кровопролитных переворотов." И вот пришлось Лужкову по злой шутке судьбы, по должности и велению души ровно через пять месяцев после произнесенных слов работать на подхвате у ГКЧП-2. Патронов действительно не жалели.

Создавшие Лужкову мифологический ореол этой стороной биографии своего любимца не интересуются. Ведь сказано — "вне политики!" Приходится борзописцам выполнять заказ и демонстрировать калейдоскоп превращений: Лужков-стихотворец (трудно вынести его рифмованные словоизлияния), он же дипломат (бесчисленные вояжи по заграницам отнюдь не по хозяйственным нуждам), он же и писатель (упомянутая выше книга о путче 1991 г.), он же и спортсмен (морж и футболист), он и семьянин, и интересный собеседник… В своей профессиональной деятельности Лужков и химик, и аграрник, и строитель, и торговец, и великий градостроитель… В общем — корифей всех наук и специалист всех отраслей, способный к народной смекалке и без труда рассчитывающий параметры трубы Северной ТЭЦ на глаз.

Мифологический облик Лужкова — это "свой парень" в пролетарской кепке (где-то это уже было?). Он со строителями может пустить в ход мат, а в обществе "культурной элиты" начать без удержу читать свои вирши. Он порой надевает галстук-бабочку, а когда хочет пошутить, выражается так: "Как я могу сказать, пойду ли я пить пиво, если не знаю точно, нальют ли мне пиво в кружку или жидкость похожего цвета?" В другом месте он говорит о своих оппонентах: "…я у многих, как кость в горле, а может, не в горле, а в заднице, что еще хуже — свербит постоянно" ("Тверская-13", 12.08.93).

Ельцин в обществе испанских журналистов шутит на счет анализов мочи. Лужков тоже не отстает — он на том же уровне юмора. И на том же уровне нравственности. Тут, видать, и сошлись. На этом, пожалуй, и возникла у Лужкова прочная привязанность к политике Ельцина, к способу существования режима, который вынес Лужкова к власти. Но в 1994 г. та же привязанность к Ельцину уже тащила Лужкова в пропасть. Прежний политический курс уже глядел в могилу.

Поэтому московский градоначальник в 1994 г. как никогда нуждался в поддержке газетчиков и новой рекламной кампании. Впереди перемены политических декораций и дружить с большим и давним другом Ельцина многим будет не с руки. Лужков и рад бы «отмазаться», да если это сделать раньше времени — можно попасть под горячую руку. Причем по судам никто таскать не станет. Просто внезапно сгорит человек на работе, и его светлый образ не успеет замутниться в глазах старых товарищей. А в качестве предупреждения столицу могут на время лишить топливной соски, как это было в ноябре 1994 г. Другой вариант предупреждения — декабрьская силовая акция против группы «Мост», руководство которой вместе с мэрией было на несколько часов обложено в здании СЭВ вооруженными до зубов гвардейцами Президента. Тут понимание приходит быстро и к обывателям, стоящим в очередях за бензином или глазеющим на людей в масках и с автоматами, и к чиновникам, сразу понимающим кто в самом деле "держит кон".

Именно поэтому Лужков всячески избегает высказываний о планах дальнейшей карьеры. Мол, буду себе тихо править на Москве, а вы уж там — в верхах — сами разберитесь. Мол, я мирный, я на "хозяйственной платформе" при любом режиме, хоть по рейтингу влияния и занимаю место в первой тройке.

В действительности Лужков — честолюбец. И даже считает, что фактор честолюбия является важнейшим в развитии общества ("Тверская-13", 12.08.93). Для него (и не без его участия) специально готовился пост вице-премьера российского правительства, главное дело которого — держать в узде столичный регион ("НГ", 30.05.94). До поры до времени этот проект пришлось заморозить. Кто знает, надолго ли..?

ПАРАДОКС ЛЖЕЦА

Известный логический парадокс состоит в том, что на острове, обитатели которого известны своей абсолютной лживостью (древние греки считали, что это о. Крит), утверждение об истинности или ложности какого-либо утверждения теряет смысл. Если один из аборигенов говорит — "все критяне лжецы", то его ложь должна означать неправильность исходного утверждения о фатальной лживости критян. Предполагаемая истинность заявления аборигена означает, что не все критяне лжецы, поскольку один из них все-таки не врет. Опять противоречие. Таким образом, в предложенных условиях нельзя установить истинность или ложность любого утверждения. Зато уж если в мире лжецов кто-то заявит, что он правдив — это будет вполне закономерно.

Именно такой мир лжецов сформировался на архипелаге номенклатуры. В качестве иллюстрации приведем пример схватки между Лужковым и Чубайсом по поводу приватизации. Лужков говорит: "Мы, начиная приватизацию, хотели получить средний класс собственника. Собственника нет. Ваучеры скуплены теми, кто готов скупить по программе Чубайса заводы, фабрики. Собственность спущена за бесценок. Ее владельцами стали не хозяева, настроенные на расширенное воспроизводство, а скупщики недвижимости, заинтересованные лишь в том, чтобы с выгодой ее продать. Многократно обещанные Чубайсом каждому россиянину две «Волги» на ваучер — обман. Обещанной народной приватизации не получилось." Чубайс отвечает: "Господин Лужков каждый шаг правительства в приватизации сопровождает собственными «антимерами». Он счел возможным выпустить некую антиприватизационную «конституцию», которую назвал программой приватизации. Лужков запретил регистрацию уже приватизированных предприятий, нарушив не только закон, — в частности закон о приватизации, — не только постановление правительства, но и указы Президента, в верности которому клянется" ("Правда", 03.06.94).

Теперь стоит задать вопрос: правда ли то, что говорил Чубайс про Лужкова, а Лужков про Чубайса? Парадокс лжеца не дает возможности ответить однозначно, где тут правда, а где ложь. Одно понятно: все жители номенклатурного архипелага — лжецы.

Попробуем для понимания реальной логики номенклатурных политиков немного расширить логическую схему. Будем считать, что лживость всегда намеренна, всегда преследует цель дать неверную информацию. Поэтому члены номенклатурного племени все-таки иногда, сами того не ведая, говорят правду. Так, чаще всего они лгут по поводу своей правдивости и, скорее всего, правдивы относительно лживости своих оппонентов из той же среды. А еще есть безотчетная правдивость, которую называют фрейдистскими оговорками.

Разыгрывая правдивого мыслителя, Лужков пытается рассуждать по поводу тех кровавых событий, к которым он имел прямое отношение. Его патологическая страсть прорывается в безотчетных мыслях: "Я невольно задаю себе вопрос: а до конца ли прорвался нарыв? Кончилась ли болезнь?… Стала ли на этот раз наша победа окончательной?… Неужели мы и в третий — а, может, и в четвертый, и в пятый раз должны пройти через кровавый коридор, чтобы окончательно победить?…" ("Правда", 01.06.94).

Лужков откровенен именно там, где сам этого от себя не ждет. Зато в других случаях — когда он предпринимает осмысленные поступки — его лживость представляет собой закрепленную в характере черту.

Так 30 сентября 1993 г. Лужков пишет Патриарху Алексию II письмо, заверяя, что "со стороны Правительства Москвы не будет предпринято никаких попыток применить силу для разрешения возникших противоречий." Лужков обещал проявить милосердие и обеспечить защитников Белого Дома медикаментами, пищей, водой. А в это время в Москве высаживались прибывшие из горячих точек страны отряды штурмовиков.

Лужков обвинял в октябрьском кровопролитии тех, кто сорвал переговоры при посредничестве Московской Патриархии. Но внимательное изучение документов показывает, что именно он всеми силами препятствовал достижению соглашения. Лужков сознательно шел на обострение, на кровь. Это было его целью, когда он 2 октября 1993 г. проводил провокационную пресс-конференцию, когда запрещал показ по телевидению выступлений других участников переговоров, когда по его «милости» представителей Патриархии часами держали у оцепления и не пускали в Белый Дом. Лужков, зная о полной нелепице своих слов, смел утверждать: "Блокада "Белого дома" установлена исключительно для того, чтобы избежать бесконтрольной утечки оружия и проникновения в город вооруженных лиц". Цену его информированности показало утверждение, что у парламента на вооружении находится ракета «стингер», которая, как выяснилось потом, была работником аппарата с такой фамилией.

Мэр Москвы знал, что оружие, направленное против парламента, по своей мощи многократно превышает силу оружия, которое держали в руках защитники Белого Дома. Но Лужков выполнял возложенную на него миссию — подготовиться к оправданию крови, доказать общественному мнению ее необходимость. Такие доказательства он готов привести в любой момент, потому что его путь к власти — это путь через "кровавый коридор". И пока этот лицемер не будет лишен всех взятых им силой полномочий, кровь будет литься "и в четвертый, и в пятый раз" — столько, сколько потребуется Лужкову, чтобы вернуть Москву и Россию в то состояние, в котором править могут только подлецы.

Главное для Лужкова — это активнейшее участие в силовом решении политических проблем, новаторство и инициатива именно в этой области. Лужков лично отдавал команды по аресту депутатов во время исполнения ими своих полномочий в 1991 г. (см. главу "Взять этого"), он пролил кровь в Останкино в 1992 г. (см. главу "Наступление началось"), он организовал бойню 1 мая 1993 г. (см. раздел "С праздничком"), он приказал отключить все виды жизнеобеспечения Белого Дома и раздать оружие из мэрского арсенала в октябре 1993 г. Некрофильство и лживость, объединенные в одном лице, дали Москве страшного по своим разрушительным способностям руководителя.

Злодейство, лживость и непрофессионализм всегда идут рука об руку. Люди, подобные Лужкову, легко одерживают свои победы над здравым смыслом и справедливостью в негодяйские времена.

Так сложилось, что в большинстве своем мы легковерны. Мы доверяем развязным и слезливым журналистам, нахрапистым проходимцам и вздорным мудрилам. Мы часто не верим глазам своим, не видим или не хотим видеть, в какую помойку превращают нашу жизнь. Поэтому так легко приживаются среди нас мифы о голых королях, будто бы обряженных в белые одежды, а мы не замечаем пятна крови на их нечистых руках…