"Убийство и Дама пик" - читать интересную книгу автора (Потоцкая Светлана, Потоцкая Наталья)

Глава 2 «То ли девушка, то ли виденье»

Он подумал — в который уже раз! — о том, что пора все-таки переходить от сладких грез к конкретным действиям. Каждый человек — сам кузнец своего счастья, и если сидеть и злиться, то ничего толкового не выйдет. Разумеется, совершенно необязательно делать все собственными руками. Нужно найти исполнителя.

Исполнителя — чего? Не убийства же, в самом деле! Да, эта женщина надоела ему до чертиков, она невероятно осложняла жизнь, договориться с ней было совершенно невозможно, но — убивать? Нет, немыслимо. Вот если бы она сама наложила на себя руки… Или попала под машину… Или поскользнулась на какой-нибудь корке — и затылком о камень…

Она ему мешает! Он не может полностью отдаться своему новому увлечению, он вообще ничего не может. Не может наслаждаться жизнью. Он собственной матери не простил бы, вздумай она мешать ему. Нет, надо что-то делать.

И вдруг он понял — что именно. В его голове слов- ' но сверкнула молния, и весь план предстал перед ним невероятно четко. Да, именно так и нужно поступить, и больше она не станет ему докучать. Никогда и ни при каких условиях. Придется, конечно, потратить время и кое-какие деньги, но дело того стоит. Сегодня же. Сейчас же. Пока она не разболтала, пока снова все не испортила. Провернуть задуманное — и обрести прежний вкус к жизни.

Это было тем более важно, что его помощница уже приготовила двух совершенно очаровательных дам. Об одной он еще почти ничего не знал, но тем интереснее было предвкушать развитие событий. О другой он знал уже почти все, и оставалось только сделать решительный шаг. Но перед этим следовало развязать себе руки…

Если бы кто-то мог в этот момент наблюдать за ним со стороны, то подумал бы, что мужчина либо вкусно пообедал, либо приятно провел время в женском обществе. В любом случае он был похож на сытого, довольного кота, который вот-вот замурлыкает, а не на человека, замыслившего преступление.

«Осенняя пора, очей очарованье», — невольно вспомнилось Павлу, когда они с Андреем вышли из бывшего родного здания на улицу. Похоже, сама природа призывала их не лить слезы о преждевременном уходе с привычного места работы, а извлечь из этого самого ухода только положительные эмоции.

Сколько реформ перенесла так называемая контора за последние десять лет — уму непостижимо. Недавно руководство сменилось в очередной раз. Казалось бы, ну и что? Одним генералом больше, одним меньше… Как бы не так! Первым делом новый начальник пожелал узнать, сколько народных денег тратится «на шпионов». А когда узнал, вызвал непосредственного начальника Павла на ковер и предложил чистосердечно признаться, сколько коттеджей было построено и квартир с машинами куплено на несусветную эту сумму. Сергей Андреевич, их шеф, человек старой закалки, к подобным обвинениям не привык. Тем паче, что ни он, ни его подчиненные никогда копейки не присвоили. Все, что имели, было куплено на честно заработанные деньги. У Павла, равно как и у Андрея, дачи нет, живут оба в однокомнатных квартирах отнюдь не улучшенной планировки. Да, у Павла есть машина, «ауди» 1989 года выпуска. Купил ее в то время, когда таможенные пошлины были просто смехотворными, да и то деньги копил несколько лет. Конечно, мог купить и новые «Жигули», как это сделал Андрей, но его всегда тянуло к иномаркам.

В общем, Сергей Андреевич написал рапорт об увольнении. И его никто не удерживал! Фактически выбросили на улицу специалиста экстра-класса с тридцатилетним стажем работы. Тогда и остальные — тридцать с лишним человек, чуть ли не весь отдел, — тоже решили уйти, потому что всякому терпению есть предел. Павел отдал конторе пятнадцать лет жизни, кроме благодарностей и премий никогда ничего не получал, но и его отпустили с фантастической легкостью, даже с каким-то, пожалуй, удовольствием. Андрей, естественно, тоже не остался.

Вот так и случилось, что в ясный сентябрьский день они с Андреем оказались совершенно свободны: расчет получили, к новой работе в сыскном агентстве еще не приступили. Когда они вышли из всегда чуть мрачноватого здания на улицу, солнце буквально ослепило, а то, что в Москве иногда в шутку называют свежим воздухом, действительно казалось свежим и бодрящим.

— Что будем делать? — лениво спросил Андрей. — Посидим, попьем пивка или поедем к нам? Отметим, так сказать…

— Давай лучше завтра, — выдвинул Павел встречное предложение. — Наташа что-то говорила о поездке за город. К какой-то ее подруге. Там и отметим.

— Почему нужно откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? — удивился Андрей. — Впрочем, у тебя, наверное, свои планы. И Милочка ждет.

Планов-то у Павла как раз особых не было, а вот Милочка его в последнее время немного беспокоила. Какая-то она стала странная, непохожая на себя обычную. Ему хотелось посидеть с ней вдвоем, поговорить, выяснить, что ее мучит. Поэтому он попрощался с Андреем, сел в машину и отправился к своей невесте — наконец-то, слава Богу, официальной. По дороге прикидывал, чем бы ее порадовать, и в конце концов решил отправиться на рынок и накупить фруктов. Ест Милочка — как птичка клюет, но фрукты любит, и он старался почаще ее баловать.

К тому же сегодня Павлу не очень хотелось встречаться с Наташей. Относился он к ней неплохо: она — жена его друга. Ну, почти жена. Но именно те черты характера, которые притягивали к ней Андрея, Павла активно отталкивали. Эта ее манера надо всем подшучивать и одновременно способность все забыть, перепутать и совершать такие поступки, которые нормальному человеку просто в голову не придут. В больших количествах он Наташу переносил с трудом, хотя… Хотя насмешливость Андрея его почему-то ни капельки не раздражала.

Андрей всегда говорил, что Наташа — натура творческая, посему ее странности объяснимы и простительны. Павел этого решительно не понимал. Милочка — тоже творческий человек, и вот она-то уж действительно не от мира сего, но не потому, что витает где-то в заоблачных далях, а потому… Господи, как же ему трудно всегда говорить о Милочке! Наверное, потому, что она совершенно особенная, ни на кого не похожая. Нежная и удивительная. Бесконечно добрая. Чистая… Вот именно — чистая. Чистейшей прелести чистейший образец.

Как всегда, когда думал о Милочке, он проехал нужный поворот. Пришлось вернуться на несколько кварталов назад. Павел никогда бы не поверил, что еще способен на такие чувства. Его первый и пока единственный брак так стремительно развалился, так тяжел был разрыв, что он сознательно не хотел никаких прочных привязанностей, не давал женщинам никаких обещаний, да и от них, если уж на то пошло, ничего не требовал и не ждал, кроме легких, ни к чему не обязывающих отношений.

На рынке царила обычная суета, заморские фрукты после августовских событий подскочили в цене раза в три, не меньше, но и сугубо отечественные огурцы-помидоры от них не намного отстали. Павел загрузил пакеты в машину и отправился дальше, предвкушая тихий и во всех отношениях приятный вечер у Милочки…

Впервые попав в ее квартиру, он удивился сочетанию в ней в принципе не сочетающихся вещей. Потрясающий, просто стерильный порядок — и, мягко говоря, бедность обстановки. На старой, с бору по сосенке собранной мебели не было ни пылинки, немодные, давно требующие замены плита, раковина и прочие атрибуты быта сверкали чистотой, ковер возле дивана был аккуратно заштопан. Павлу все время казалось, что он одним своим присутствием нарушает сложившийся порядок вещей. И еще — чувствовал себя полным профаном.

— Видите вот этот комодик? — спрашивала Милочка, указывая на нечто странное и, с точки зрения Павла, даже кривобокое. — Это приданое моей прабабушки. Девятнадцатый век. Ну где еще можно встретить такую прелесть?

«Под лестницей у нашего вахтера, — чуть не ляпнул он в первый раз. Один к одному, только там сверху стоит электроплитка, а на ней — вечно закопченный чайник». Слава Богу, удержался. Позже научился отличать старые вещи от старинных, даже мог примерно определить время появления каждой на свет, стиль, особенности. Но это пришло позже. Милочка же просто жизни себе не представляла без истории, каждая вещь в ее квартирке была реликвией, с каждой было связано какое-то событие. О какой-нибудь вазочке, доставшейся ей по наследству, могла рассказывать часами. И штопаный ковер существовал не потому, что не было денег на новый. А потому, что это тоже была память, которую невозможно купить ни за какие деньги.

Прошло несколько месяцев, прежде чем Павел почувствовал себя в доме Милочки комфортно, и то исключительно благодаря необыкновенному такту хозяйки. И еще — ее теплоте и отзывчивости. За каждую сделанную для нее мелочь, будь то приклеенная плитка в ванной или отремонтированный утюг, она благодарила так, словно ей преподнесли невероятно дорогой подарок. И всегда находила повод вспомнить об этом и лишний раз восхититься.

Павел запер машину, поднялся по лестнице и позвонил в знакомую уже до мелочей дверь. Никто не отозвался. Он посмотрел на часы: ну конечно же, так рано он никогда не приезжал, а об изменениях в своей жизни предпочел Милочке до поры до времени не рассказывать — из суеверия, что ли? А еще потому, что ее мучили какие-то неведомые Павлу проблемы. Узнать бы какие. Для того чтобы в жизни Милочки не было вообще никаких проблем, он бы ничего не пожалел.

Отпер дверь, вошел… И сразу его охватило знакомое чувство покоя. Квартира просто дышала Милочкой. Как он мог жить без этого удивительного создания, подумал Павел, а одновременно почувствовал привычное беспокойство: как бы его фея не исчезла, не растворилась в каких-то неведомых сферах. Всегда этого боялся, с первой минуты знакомства, хотя и понимал, что выглядит старым сентиментальным идиотом.

Наверное, это была любовь с первого взгляда. А познакомились они почти как в романе — чуть ли не на улице. В тот день Павлу пришлось оставить машину на станции техобслуживания: что-то в ней забарахлило, теперь уже и не вспомнить, что именно. Домой возвращался на двух троллейбусах с пересадкой и по дороге решил зайти в магазин: дома в холодильнике было почти пусто. Вот в магазине все и произошло.

Очереди практически не было. Стоявшая перед Павлом миниатюрная, хрупкая девушка попросила продавщицу найти ей кусочек колбасы поменьше. Продавщица же швырнула на весы нечто явно неподходящее и чуть ли не на весь магазин высказалась о «голытьбе, которой дома надо сидеть, если нет денег». Девушка буквально отшатнулась от прилавка, и Павел увидел ее глаза: большие, голубые, полные слез. Глаза несправедливо обиженного ребенка. И его будто кипятком обдало. Лишь потом он понял, что это была огромная жалость и желание защитить это белокурое, ангельское существо. Он испытал чувства, ему в принципе несвойственные. Этот-то неожиданный всплеск эмоций все и решил.

Павел придержал девушку за руку, а сам повернулся к прилавку. Наверное, у него был не слишком приветливый вид, потому что барышня за прилавком как-то слиняла, утратила весь свой гонор и пролепетала:

— Слушаю вас.

— Вот и хорошо, что слушаете, — отозвался Павел противным и скрипучим голосом. — Обслужите покупательницу, как полагается, а потом мы с вами поговорим отдельно. Нет, я лучше поговорю с директором этого заведения.

Продавщица сделалась сначала пунцовой, потом синюшно-бледной, но первое пожелание выполнила беспрекословно. Девушка снова взглянула на Павла, на сей раз с благодарностью. Так ему, во всяком случае, показалось. Сам в этом магазине он покупать ничего не стал, а вышел следом за Милочкой на улицу. То есть тогда он еще не знал, как ее зовут. Вообще ничего о ней не знал. Понимал только, что именно эту девушку искал всю жизнь и будет круглым идиотом, если сейчас ее упустит.

Напросился ей в провожатые, по дороге представился, познакомились. Донес сумку до дверей квартиры. Наверное, бедняжка до смерти боялась, что Павел напросится к ней в гости, поэтому просьбу о телефоне восприняла как спасение. И разрешила позвонить.

Павел отважился набрать ее номер лишь неделю спустя, хотя думал о ней непрерывно. Всю эту неделю ходил сам не свой, на что обратила внимание даже Наташа, вполне способная не заметить в двух шагах от себя трейлер с прицепом.

— Павлуша, ты, случайно, не влюбился? — спросила она, когда Павел зашел к ним с Андреем на огонек.

— С чего ты взяла? — изумился Андрей, в то время как его друг тщетно подбирал слова для достойного ответа.

— Сюствую, — ответила Наталья в той самой манере, которая всегда раздражала Павла. — Как тот чукча из анекдота. Он говорит, что по тундре кто-то чужой ходит. Его спрашивают: откуда, мол, знаешь? А он в ответ: «Сюствую, однако».

Андрей покрутил пальцем у виска и посоветовал ей не менять специализацию.

— Занимаешься детективами, ну и занимайся на доброе здоровье. Сама же говорила, что любовная лирика — это не твой жанр.

— Ничего подобного! — возмутилась Наташа. — Не мой жанр — эротика. А вот в лирике я как раз неплохо разбираюсь.

— Кто это тебе сказал, дорогая? — поинтересовался Андрей. — По-моему, тебя, как всегда, надули…

О Павле они, увязнув в своей перепалке, просто забыли, чему он был несказанно рад. Да, Андрею была нужна именно такая женщина, как Наташа: тот самый случай, когда два сапога — пара. Но Павел рядом с такой и суток не прожил бы. Впрочем… говорят же: не критикуй чужую жену, радуйся тому, что она чужая.

И вот он набрался наконец смелости и позвонил Милочке, пригласил ее в кафе. А куда еще он мог ее пригласить в первый раз? Это потом, когда они получше узнали друг друга, он понял, что нужно было звать ее на выставку, в музей, на концерт. Но тогда это не пришло ему в голову, хотя и сам он предпочитал в редкие свободные часы делать что-нибудь полезное. Именно поэтому второй его шаг оказался на удивление удачным: в разговоре по телефону Милочка обронила, что ее единственная связь с внешним миром — старенький черно-белый телевизор — приказал долго жить и она теперь не может смотреть передачи по своему любимому каналу «Культура». Телевизор Павел конечно же починил, хотя о существовании такого канала, если честно, только слышал. Но об этом промолчал и правильно сделал. Иначе чувство благодарности, которое испытала к нему Милочка, могло бы обернуться каким-нибудь совершенно иным чувством. Снисходительной жалости, например. Или презрения к серости. Впрочем, вряд ли Милочка способна испытывать такое низменное чувство, как презрение.

— Вы любите историю? — ошарашила она Павла вопросом, когда они после починки телевизора чинно пили чай.

— Истории? — переспросил он, недослышав. — Какие истории?

— Да нет же, не истории, а историю. Нашу историю, российскую. Я преподаю ее в институте…

— Боюсь, я не слишком хорошо помню школьную программу, — осторожно ответил Павел.

Лицо Милочки слегка затуманилось, но потом снова оживилось.

— О, я не о школьной программе! Я об исторических романах. Вы любите читать?

— У меня так мало свободного времени, — промямлил он, чувствуя себя последним болваном. — Вообще-то, конечно, люблю. Жена моего друга переводит детективы…

Выражение лица Милочки красноречиво сказало Павлу, что он сморозил очередную глупость. Внезапно ему припомнилось излюбленное выражение Натальи: «Он не с нашей полочки». Павел почувствовал, что он — явно не с Милочкиной полочки, и испытал тихую панику при мысли о том, что она не захочет иметь дела с таким… вахлаком.

Но Милочка постепенно привыкла. Павел все чаще и чаще приходил к ней, помогал решать какие-то насущные проблемы, даже привык время от времени покупать билеты на концерты ее любимой классической музыки. Слушать эту музыку он в общем-то не умел, но то удовольствие, которое получала от концертов Милочка, стоило дороже. Она рассказывала ему о своей работе — историческом романе времен императрицы Екатерины Второй, и Павел уже неплохо разбирался в героях и второстепенных персонажах: на память никогда не жаловался. Правда, подавать умные реплики так и не научился, но похоже, Милочка ему это простила, потому что видела: ему интересно. Как было интересно все, что составляло ее жизнь. И когда Павел осмелел и признался ей в любви, не отвергла его. Он же все время думал: пусть она меня не любит, пусть по доброте своей и интеллигентности только терпит, для меня главное — быть рядом с ней. Заботиться о ней, ограждать от реальной жизни, к которой она была совершенно не приспособлена, баловать…

В общем, он с полным на то основанием мог применить к себе стихотворение кого-то из классиков: «О, как на склоне наших дней нежней мы любим и суеверней!» Двадцать с лишним лет тому назад, когда он женился в первый раз, все было совершенно по-другому. Они оба были слишком молоды и — что еще хуже слишком разные. Жена происходила из старой интеллигентной семьи, а он даже не знал своих родителей. Да и что мог предложить выпускник школы милиции? Живи они отдельно, все, возможно, и утряслось бы, но он пришел в семью жены примаком, о чем постоянно напоминала теща. Да еще ребенок… После одной не слишком красивой сцены Павел собрал свои нехитрые пожитки и хлопнул дверью. Потом развелись уже официально. А он был настолько молод и глуп, что не настоял на своем законном праве: видеться с сыном. Честно говоря, ни единой попытки не сделал…

Почему он именно сегодня вспомнил о делах давно минувших дней? Наверное, потому, что жизнь круто менялась. А еще потому, что его действительно беспокоили некоторые странности в поведении Милочки. Она почему-то перестала говорить с ним о своей книге, хотя это было делом всей ее жизни, уходила в свои мысли, отвечала невпопад… Существование другого мужчины исключалось — он слишком хорошо знал кристальную чистоту своей любимой. Так что же тогда?

Зазвонил телефон, вырвав Павла из размышлений, и он поспешно схватил трубку. Милочка? Предупреждает, что задерживается?

— Слушаю вас, — почти спокойно сказал он. В трубке была тишина — абонент на другом конце провода сдерживал дыхание, не желая говорить. Такие нюансы Павел различал чисто автоматически. Поклонник? Или не туда попали? Он подождал еще какое-то время, потом попросил:

— Перезвоните, пожалуйста, вас не слышно. — Перезванивать, однако, не спешили. Что ж, значит, ошиблись. Наверняка ошиблись. Не станет Милочка заводить романы за его спиной. Не тот случай.

Милочка была первой, на ком он захотел жениться после краха первой семьи. Что там захотел — просто мечтал об этом. Она была еще так молода, у них вполне могли родиться дети. А ему всю жизнь не хватало семейного тепла и уюта. И каждый новый шаг на пути к совместной жизни — официально совместной, гражданский брак его ни в коем случае не устраивал, — воспринимал как счастливые вехи. Милочка позвонила ему по собственной инициативе. Милочка позволила остаться у нее на ночь, Милочка дала ключи от своей квартиры, Милочка познакомилась с его друзьями… Все это казалось ему триумфальным шествием к маршу Мендельсона и обручальным кольцам.

Правда, он слегка побаивался знакомства Милочки с Наташей. Слишком уж они были разные. Наталья к тому же могла выпалить что-нибудь насмешливо-ехидное и обидеть человека, сама того не желая.

К счастью, Милочкиного такта хватило на двоих. Тем не менее Павел старался не оставлять их с глазу на глаз — во избежание, так сказать. Бог знает, что способна ляпнуть Наталья в самый неподходящий момент! Конечно, потрясение, которое она не так давно перенесла, ее несколько оправдывает, но это вовсе не значит, что Павел готов был пожертвовать Милочкиным спокойствием и потакать Наташиным причудам. Для этого есть Андрей, который во всех этих играх, кажется, просто купается. Воистину любовь зла… Черт побери, где же Милочка?

В этот момент повернулся ключ во входной двери. Павел мысленно обругал себя: вот болван, сидел и придумывал невесть что, вместо того чтобы приготовить ужин. А теперь его к плите не подпустят, потому что для Милочки «святые женские обязанности» — это действительно святое, и готовит она с такой же тщательностью и вдохновением, как работает над своим романом. Впрочем, она все так делает…

— Освободился пораньше, — сказал Павел, выходя из комнаты в коридор. Привез тебе фруктов. Устала?

Почему-то он всегда говорил с ней телеграфным стилем. А быть может, вообще не умел красиво говорить. И уже никогда не научится, судя по всему.

Милочка чмокнула его в щеку и негромко сказала:

— Спасибо, Павлик. Опять меня балуешь. — Он хотел возразить, что никакое это не баловство, но посмотрел на нее — и у него перехватило дыхание. Никогда еще не видел ее такой красивой и такой… странной, что ли. Щеки разрумянились, глаза блестят, чуть приоткрытые губы подрагивают, а дышит так, будто всю дорогу бежала бегом. И взгляд совершенно отсутствующий. Его снова кольнуло предчувствие каких-то неприятных перемен в жизни.

— Проголодалась? — спросил он, просто чтобы что-то спросить.

— Что? Ах нет, совсем не хочу есть. Может быть, позже…

Милочка упорно не смотрела Павлу в глаза. Она сняла плащ, аккуратно повесила его на плечики и убрала в стенной шкаф. Туфли тоже спрятала в специальное отделение и надела домашние. Он невольно посмотрел на свои ботинки: всегда забывал переобуваться, хотя специально для него были приобретены тапочки и поставлены на видное место. Конечно, Милочка никогда не станет делать замечания, но это, пожалуй, еще хуже.

Он молча стал переобуваться, ожидая традиционного глубокого вздоха облегчения: порядок восторжествовал. Но Милочка, похоже, не заметила ни самой оплошности, ни неуклюжей попытки ее Исправить. Мысленно она явно была где-то в другом месте.

— Нас завтра приглашают за город, — сказал Павел, когда они оба прошли в комнату и Милочка скрылась за дверцей шкафа, чтобы переодеться. — Ты ничего не имеешь против?

— Завтра? — приглушенно отозвалась она. — Н-нет. А кто приглашает?

— Наташа с Андреем. Поедем?

— Если ты хочешь…

— Я тебя спрашиваю.

Помимо его воли голос прозвучал резко. Милочка выглянула из-за шкафа:

— Ты сердишься? Я просто неудачно выразилась. Конечно поедем. Мне очень нравятся Наташа и Андрей. Да, я рада.

Павел присел в кресло и стал рассматривать давным-давно знакомый узор ковра. Сигнал тревоги внутри звучал все громче. Обычно Милочку приходилось уговаривать оторваться от ее романа, подышать свежим воздухом, пообщаться с людьми. Сегодня она согласилась почти сразу. И почему-то сочла нужным сообщить, что его друзья ей нравятся. Нет, профессия все-таки оставляет на человеке неизгладимый отпечаток: скоро он самого себя будет подозревать в неточностях биографии и неадекватности поведения.

— У тебя все в порядке? — осторожно спросил он.

Милочка появилась перед ним в домашнем платье, которое ей удивительно шло, и присела на ручку кресла:

— Павлик, у меня все хорошо. Кажется, я почти закончила роман. Остались сущие пустяки, так, дошлифовка. Мне оставалось найти одно письмо Екатерины к Григорию Орлову — и вчера я его нашла! Теперь все встало на свои места, я закончила эпилог так, как хотела. Я практически все закончила. Даже странно чувствовать себя свободной…

Он испытал невероятное облегчение. Господи, как все, оказывается, просто! Она закончила десятилетний труд, вот и разгадка задачки. Отсюда странность поведения, ответы невпопад, отсутствующий взгляд. Теперь все будет по-прежнему, только еще лучше. А он хорош, ревнивый, подозрительный дурак!

Павел притянул Милочку к себе на колени и спросил:

— А как мы будем отмечать окончание твоего труда?.

— А мы не будем это отмечать, — засмеялась Милочка. — Вот издам его, получу гонорар, стану лауреатом какой-нибудь потрясающей премии, и тогда мы с тобой поедем в Париж и все там отметим. Вдвоем. Хорошо?

Ему было так хорошо, как никогда в жизни…