"Предполагаем жить" - читать интересную книгу автора (Екимов Борис)
Глава VIII "НЕ НАДО ТРЕВОЖИТЬ…"
Еще вчера Волга синела, лаская взгляд, у берегов, на отмелях, золотясь и переливаясь по песчаному дну солнечной сетью. Сочной зеленью, серебром отливала листва прибрежных кустов и деревьев. На луговинах сиял многоцветный ковер кашек, чабра, зверобоя, клевера, других трав. Ветер пахнет – и медовый дух голову кружит. Рай земной или просто – красное лето.
Но подул северный ветер, нагоняя низкие тучи. Косматые, сизые, с седым подбоем, они день и другой тянулись чередой бесконечной. То и дело шел дождь: холодный ситник, а то и вовсе – ледяной ливень.
Лето спряталось. Сумрачный лес шумел тревожно. На Волге, по свинцовой воде, бежали и бежали сердитые волны, оставляя на мокром сером песке грязную ноздреватую пену да спутанные косы водяных растений. Не то что купаться, глядеть на воду было зябко. В сосновой роще – сумрачно, сыро, холодная капель.
У Ангелины – беда за бедой: розарии, лилейники, все под дождем поникло и сорит мокрыми лепестками – поистине жалкое зрелище; и срочно все надо опрыскивать, потому что с дождем приходит фитофтороз и прочие хвори, а, как назло, заболел садовник. Красавчик прячется по углам, истошно ревет: мяу да мяу. То ли настроение плохое, а может, не дай бог, заболел.
Тимофей дома лишь ночует. На носу день рождения шефа. И в отличие от лет прошлых, когда хозяин не придавал значения таким праздникам, и хотя дата была вовсе не круглая, Феликс решил, что все будет на достойном уровне. Он лично составил список приглашенных, в который не вошли некоторые люди из обычного круга, зато появились имена из провинции, и не всегда первого ряда. Из одной области – губернатор ли, мэр, из другой – народ неизвестный. Попал в этот список и
Алексей Хабаров. По знакомству ли, по землячеству, а может, на будущее загад.
Тимофей всякий день куда-то летал и ездил, заметно нервничал, чего с ним обычно не бывало. Как правило, держал он себя в руках. А здесь…
Может быть, виною был возраст, а может, иное.
– Тимоша, у тебя неприятности? Что-то не получается? – тревожилась
Ангелина.
– Все у нас получается, – отвечал Тимофей. – Как приказано. На достойном уровне. Удивим народ. Вы тоже готовьтесь.
– А в каком ресторане? И какой будет, Тимоша, дресс-код? – старательно выговорила Ангелина новое для себя слово. – Дресс-код – это важно. А то в последний момент… У меня и надеть будет нечего.
– Не волнуйся. Дресс-код свободный. И мы его обеспечим.
– Свободный? Но это еще хуже. Не знаешь, чего и придумать.
– Вот именно, чего и придумать, – вздыхал Тимофей о своем.
Дресс-коды его интересовали мало, заботило иное. Не очень нравился ему этот большой сбор со всего белого света.
У молодого своего хозяина Тимофей работал почти десять лет, за многое уважал. Дивился жесткой деловой хватке, умению видеть далеко вперед, порой по-крупному, но по-умному рисковать. И не было в хозяине новоявленного барства, желания пустить пыль в глаза, что было бы объяснимым и даже простительным, когда в короткий срок попадаешь из грязи да в князи. Все личные приобретения молодого хозяина подтверждались нужностью или очевидной выгодой. Все просчитано, без эмоций.
И вдруг – иное: гульба на полсвета. Тут поневоле начнет мерещиться всякое. Тем более что подступали заботы очень серьезные, не ресторанным чета.
В день последний, перед днем рождения хозяина, Тимофей уехал рано, предупредив: "Не ждите меня сегодня. Буду на объекте. Там и встретимся. А вы Алешу встречайте. И готовьте приличный дресс-код",
– посмеялся он.
Алексей Хабаров от приглашения Феликса, конечно, не отказался. Ведь это – возможность с нужными людьми познакомиться и, может быть, поговорить с Феликсом о своих делах в обстановке свободной. Словом, от таких приглашений отказываться нельзя и незачем. И Алексей прибыл загодя, чтобы не опоздать.
С тетушкой Ангелиной он давно не видался, не слушал речей ее, тем более в новом гнезде.
Но на воле было дождливо и неуютно, цветники не покажешь. И потому
Ангелина провела племянников по всему дому, снизу доверху: от просторной кухни с плитами и печами, сияющей утварью; а рядом – малая столовая и, конечно, – огромная ванная комната, с кабиной водного массажа, кварцем, а потом – наверх: гостиная, столовая, спальни. Было что показать и, конечно же, рассказать.
– Илюша не понимает, – сетовала Ангелина, – но ты, Алеша, – человек деловой. Ты должен объяснить Маше. Нельзя жить в пещерном веке, как вы живете. У нее одна песня: "Мне некогда, мне некогда…" Это все отговорки. Сейчас много хороших дизайнерских контор, – внушала она старшему племяннику. – Ты и должен заняться жильем. Нанять дизайнеров. Они предложат проекты. Ты выберешь… Проследишь. Даже я могу приехать, посоветовать. И все сделают. Будете жить как люди.
Только не ошибись с дизайнером. Я Тимоше доверилась. А теперь просто стыдно. Надо было самой заниматься. Например, у нас, честно признаюсь, плохие зеркала. Запомните, во-первых, в доме должно быть не менее семнадцати зеркал. Но это не основное. Какие зеркала?!
Согласно фэн-шуй, в зеркалах старинных может сохраняться плохая энергия от старых владельцев. Но с другой стороны, новые зеркала – моветон. Что делать? Как быть? – вопрошала она.
– Да-а… – сочувственно вздыхал Илья. – Это вечный русский вопрос.
– Ты не ёрничай. Это очень серьезно.
С веранды верхней нынче открывался вид печальный: ветер, дождь, мокрые деревья, сердитая Волга, низкое небо.
И потому для чая полуденного расположились на веранде нижней, закрытой жалюзи. Большая хрустальная люстра сияла здесь полуденным летним солнцем.
Ангелина пела и пела свое:
– Зеркала надо брать венецианские, а рамы стекла муранского, прозрачного, но с добавлением черного тона. А вот у Колкеров – отделка мехом и кожей. Тоже оригинально…
Ярко светила люстра, сиял начищенный самовар, светило добротой тетушкино лицо, приветливая прислуга подносила и подносила горячие парящие блинчики с мясом, капустой, рыбой. Вся непогода где-то там, снаружи, а здесь – тепло, светло, уютно, тем более за щедрым столом.
– Мамочка Аня… – расчувствовался Алексей. – Ты – сама мудрость. Нам и вправду надо заняться бытом. Наша квартирка – старье, – оглядывал он убранство нижней веранды, сравнивая со своим жильем. – Но маме и вправду сейчас некогда. И мне – тоже. Новый завод, выборы, осень – все разом. Занялся бы ты, Илюшка, квартирой, а может быть, лучше дом построить. А то забиваешь себе голову… Этот мальчик, о котором ты просил, конечно, жалко его. И мы все сделали. Но сколько их, таких мальчиков, девочек, стариков да старушек. Разве поможешь всем? Еще один веский довод на тему: почему надо идти во власть. Ведь старичками и детьми государство должно заниматься. Мы платим большие налоги. Куда уходят деньги? Почему не лечат детей, а старики беспризорные? – вопрошал Алексей. – Почему с утра до ночи все просят: "Дай, дай и дай!" Милиционеры просят денег на новые машины, чтобы догнать преступника. Священники – на храмы, на колокола.
Детские дома – на пеленки. Все просят и просят. Илюшка – жалостливый, мамочка расстраивается. Надо ее беречь. С такими вопросами обращайся лучше ко мне.
Илья не очень внимательно слушал брата, но при слове "старушка" вдруг вспомнил слепую Чуриху и сказал:
– На хуторе старая женщина ослепла, отца вспоминала, говорит, вот он бы помог…
– Илюшка, милый, – мягко ответил брат. – Туда сто тысяч да сюда сто тысяч. Ты думаешь, что это – пустяки. Это – деньги. Феликс может себе позволить создать благотворительный фонд. Он – миллиардер, долларовый. Пойми, Илюшка. Деньги сначала надо заработать. А потом их тратить. А у нас что? Правильно мама Аня говорит: у нас даже приличного жилья нет. И сколько оно стоит? Я уж не говорю о таком… – повел он рукой, предлагая взглянуть брату пристальней на тетушкин дом.
– Ты прав, Алеша, – поддержала Ангелина племянника. – Сейчас очень дорогая жизнь. И мамочку надо беречь. Прежде всего думать о своих близких. Надо, Илюша, осторожней. Иногда лишнее слово… Ты вот пожалел Тимошу. Конечно, он устает, ему трудно, возраст. Но что делать? Ты сказал о собачке и о прогулках в сосновой роще. Это прекрасно. Но до этих прогулок нам еще так далеко. Такие расходы.
Этот дом, обслуга. Надо наших американцев поддерживать и поставить на ноги. Детвора растет. Миша мечтает поступить в школу "Севенокс", частная, дорогая школа, но очень престижная. Вбил себе в голову. И
Тимоша ему уже обещал. Образование в Штатах дорогое. Но не ходить же в муниципальные школы. Там одни негры. Просто ужас…
А Тимоша какой-то стал беспокойный в последнее время. Я заметила. Вы с ним говорили об утренних прогулках с собачкой, и он стал, наверное, мечтать. А ему это вредно… Не надо его тревожить. Ты должен хорошо кушать, Илюшечка. Такие пирожки замечательные. Ты кушай, поправляйся. Бери с Алеши пример. У него всегда аппетит отменный. И посмотри, какой вид – настоящий мэр. А ты мало кушаешь, это плохо, потому тебе в голову всякое лезет ненужное.
– Хорошо, мама Аня. Будем кушать и не будем никого тревожить, – согласился Илья, принимаясь за пирожки, которые и в самом деле были приглядны, вкусны: поджаристая корочка, пышное тесто, сочная начинка.
А что касается Тимофея, то Илья знал, что вовсе не он и не милые разговоры об утренних прогулках в сосновой роще встревожили дядюшку.
Там были заботы намного сложнее, и появились они не вчера. И недавно был знак: приезжал к Тимофею гость, один из старых друзей по милицейской службе; теперь он, как многие отставные генералы, числился советником, но не в частной фирме, а при власти, где-то на самых верхах.
Приехал он вечером, неожиданно позвонив. Разговор был недолгим.
Вначале, как и положено, о здоровье, о близких. Новый дом поглядели, по рюмочке выпили, не присаживаясь, у бара. Вышли в сад, походили да побродили, любуясь Гелиными цветочками. Хозяйка находилась в отсутствии, на каком-то девичнике. Но все было и так видно: дом, усадьба, цветы.
– Рад за тебя, – на прощанье похвалил Тимофея гость. – И все у тебя по заслугам.
Гость пошел к воротам, к машине. Тимофей напрягся: сейчас должно прозвучать главное. И оно прозвучало:
– Тима… Два ваших последних проекта не всем нравятся. Первый, по
Арктике, даже он – уже перебор. Слишком большой кусок. Даже по мировым меркам. Можно и надорваться, если в одиночку. Конечно, перспектива, прямо скажем, захватывающая дух. Но надо быть реалистами. И понимать, что кроме вас есть еще и страна, ее интересы. Их вы пока не учитываете. Ваш второй проект… Тима, – построжел гость. – Головочка не закружилась кое у кого? Почитай-ка
"Сказку о рыбаке и рыбке". Пушкина, Александра Сергеевича. – И прощальное, мягкое, дружеское: – Надо бы встретиться. Да не так, на бегу, а пригласить кое-кого из наших, кто живой остался. Вспомнить
Камчатку, Туркмению, молодость. Нам ведь есть что вспомнить, Тима. И нам не стыдно в глаза друг другу взглянуть. А мы ведь через такие времена прошагали вместе, рука об руку. Надо встретиться по-хорошему, Тима… Давай!
С тем и уехал гость нежданный, хотя вести, которые привез он, не были для Тимофея открытием. Он их прежде чуял, старый лис. Он их чуял и даже намекал хозяину, что нынче не ельцинские времена, а иные. Феликс его не понял или не хотел понять. И вот он – знак.
Дождались.
Проводив гостя, Тимофей недолго постоял у ворот, подумал и, ухмыльнувшись, пошел к дому, громко позвав:
– Илюша, ты где?!
Илья сидел в библиотечной комнате, у компьютера, и отозвался сразу:
– Я здесь!
– Срочное дело, Илюша.
Библиотечная комната была невеликой. Сюда перевезли из города лишь
часть книг.
– У нас Пушкин есть? Должен быть. "Сказка о золотой рыбке".
Илья не понимал дядюшку, но тот настаивал:
– Ищи, должен быть Пушкин. "Золотая рыбка"…
И объяснил озадаченному племяннику, когда нужный том был найден, тяжелый, в красном переплете, из собрания сочинений:
– Будешь мне сказку читать, вслух. Старый что малый. Сказки просит душа. Читай, читай…
Илья ничего не понял, но, дядюшке не переча, открыл, начал читать, иногда поглядывая на Тимофея. Тот внимательно слушал, от первых строк:
Жил старик со своею старухой
У самого синего моря;
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года.
Старик ловил неводом рыбу,
Старуха пряла свою пряжу.
И до последних:
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто.
– Хороший какой конец, – дослушав и подумав, похвалил Тимофей. -
Счастливый конец. Как нынче говорят, хеппи-энд, сказка. – Он повторил, запомнив: – На пороге сидит его старуха, а перед нею разбитое корыто.
– Какой же это – счастливый? – засмеялся Илья.
– Очень счастливый, Илюша. За это надо выпить обязательно.
Принеси-ка, объясню.
И уже с бокалом в руках, после добрых двух глотков пахучего и крепкого пития, откинувшись в кресле, Тимофей объяснил глупому, молодому племяннику:
– Где старуха сидит? Как там написано?
– У разбитого корыта.
– У своей землянки она сидит, дурачок, на пороге дома родного.
А могла бы так загреметь… Рыбка-то не простая, друг мой, а золотая.
Могла бы эту старушку так законопатить… А она ей и землянку оставила, и старика-кормильца. Все живые, здоровые… Одним словом, как в сказке.
Тимофей, отхлебнув из бокала добрую толику, попросил:
– Прочитай-ка еще раз. Все сначала.
Дядюшкиной блажи не поняв, Илья снова начал читать, теперь уже медленнее, вдумчивей, для себя. Тимофей слушал внимательно, потом остановил племянника:
– Стоп. Перечитай последнее, медленнее. С выражением, – пошутил он.
– Как в школе учили.
Не хочу быть вольною царицей,
Хочу быть владычицей морскою,
Чтобы жить мне в Окияне-море,
Чтобы служила мне рыбка золотая
И была б у меня на посылках.
– Очень, очень похоже, – похвалил Тимофей, подливая себе в бокал. -
Очень похоже.
От выпитого Тимофей не хмелел, даже, напротив, прояснивалось многое.
И хотелось получить подтверждение нынешним мыслям своим.
– Ты можешь себе представить, Илюша, – спросил он, – что такое пять ли, десять миллиардов долларов? Вот для тебя, например, для неглупого молодого парня? Обычно прикидывают, мечтают: мол, будут деньги – куплю дом, машину, поеду туда да сюда. А ты как себе представляешь десять миллиардов? Что с ними делать? Как жить?
– Никак не представляю, – честно ответил Илья. – Поменьше бы…
Что-нибудь придумал. А это уж слишком большие деньги. Их потратить трудно, даже нельзя. С ума сойдешь с такими деньгами.
– Да, – согласился Тимофей. – Это вполне возможно. Ум за разум может зайти.
– Как у старухи, – сказал Илья. – Она ведь с дворянством и с царством своим ничего не успела сделать. Как-нибудь распорядиться, насладиться этим в конце концов. Лишь пряник печатный отпробовала да заморские вина. Она все спешила да спешила. Ну, стала бы она владычицей морскою, с золотой рыбкой на посылках? Какой прок? Ведь захотелось бы еще чего-нибудь? Золотую рыбку, например, поджарить и съесть.
Тимофей усмехнулся:
– Вполне возможно. Я и сам для себя прикидываю: чего бы я захотел, как распорядился пятью ли, десятью миллиардами долларов. Или фантазии у нас нет? Еще не привыкли. Ну, отделил бы какую-то часть дочери, внукам, чтобы они спокойно жили. А дальше? Себе? Нам, честно говоря, и этот дом, – обвел он глазами стены, – уже ни к чему. Можно и поменьше. Как-то будет уютней, привычней. Нет, мой милый, нет у нас размаха. Советские мы еще люди. Надо бы Геленьку пригласить. Она бы наверняка что-нибудь придумала. Хотя она, – заступился он за жену, – конечно же, не эта старуха. Просто у нее есть фантазия.
По-серьезному она переживает за Катю и внуков. Забота о них. А в остальном – лишь завлекательная игра. Ничего ей не надо, кроме всех нас, – сказал он убежденно. -
Остальное лишь милая игра от скуки и от возраста тоже. Но фантазия есть. Как сейчас, например, с зеркалами. И она смогла бы повеселиться, людей повеселить. Но ей мы таких вопросов задавать не будем, – твердо сказал он племяннику, разговор завершая, хотя – конечно же! – хотелось ему – именно сейчас! – поговорить, обсудить, пусть даже с племянником, который ничего не поймет ни про арктический шельф, ни про политические амбиции Феликса… Не поймет, но хоть выслушает. Это уже легче. Потому что, кажется, пришла пора принимать решение. То ли спрыгнуть с "поезда", который пошел в направлении опасном. Но тогда очень серьезный багаж в этом "поезде" придется оставить и начинать новую жизнь лишь с генеральской пенсией. А ведь возраст – серьезный. В таком возрасте тяжко начинать с "побегушек". Да и возьмут ли? Ножки не те. Тут большой вопрос.
С другой стороны, Феликс – не зеленый юноша, не фантазер. Голова у него трезвая, очень умная, многое видит наперед. И опыт немалый.
С бухты-барахты он ничего не решает. Значит – и это точно! – есть у него серьезная поддержка и в стране, и на Западе. И капитал серьезный. Даже по меркам мировым. Вполне возможно, что это уже не просто "поезд Феликса", а "бронепоезд". Спрыгнешь – никто не заметит. Лишь кости поломаешь, а он – попер вперед и вперед, к полной и окончательной победе. Потому наверху и забеспокоились. И может быть, поздновато. А может, и нет.
Так что думать было о чем. И, как всегда, нужно было решать самому.
Хотя бы вот это, нынешнее. Когда и как доложить Феликсу о сегодняшнем визите, о "золотой рыбке"? Сказка Пушкина. Как там:
"Сказка – ложь, да в ней намек, добрым молодцам урок". Хороший намек. Откровенный. Неволей задумаешься.
Илья, конечно же, о дядюшкиных делах не ведал, но понимал, что
Пушкин и сказка его неспроста нужны были Тимофею. Речь о делах и заботах сегодняшних. Недаром про миллиарды шла речь, про доллары, о которых в пушкинские времена, слава богу, не слыхали еще.
И в который раз из недавнего вспомнилось: больница, сосед, который тоже о пушкинских стихах говорил: "Пора, мой друг, пора… Покоя сердце просит". Тот читал наизусть, верил, мечтал всего лишь о костерке на берегу, о тихой жизни, которая наступит вот-вот, а потом умер на ходу, доказав правоту поэта: "Предполагаем жить, и глядь – как раз умрем". Что-то страшное почудилось ему. Он глядел на дядюшку, тот был немолод: усталость в глазах, в лице. Но все равно еще жить да жить. Но что-то чудится, грезится нехорошее.
"Предполагаем жить…"
Стараясь отогнать тяжкое наваждение, Илья начал говорить:
– Я понимаю, это сказка для нас, для всех нас. Даже для тех, у кого не миллиарды долларов, а много меньше, но все равно… И вы правы, дядя Тимоша, для старика и старухи все хорошо обошлось. А могло как со мной случиться или еще хуже. Мама говорит: "Это ошибка". Но разве бывают такие ошибки? – спросил он, глядя Тимофею в глаза.
Тимофею не очень хотелось горькое вспоминать. Но и отмолчаться нельзя.
Слава богу, что все обошлось. Ты – человек взрослый. Видишь, слышишь, понимаешь, что у нас в стране происходит. Не ельцинская пора, но все равно серьезная. Не все еще прибрали к рукам. Есть возможности для передела. Думаю, что Маша права. Это ошибка. Но чья
– пока непонятно. Связано это, видимо, с выборами мэра. Большой город, миллионник. Много возможностей. У Алеши хорошие шансы на победу при нашей поддержке. Вот и щелкнули по носу, предупредили: не лезьте! Это не столько Алеше, сколько нам, Феликсу. Чья-то грубая работа. Может быть, намеренно грубая. Но все эти тонкости не для тебя. Верь матери: это ошибка. Остальное – забота наша, Алешина.
Такие дела, особенно вначале, всегда связаны с риском. Феликса когда-то дважды взрывали. Один раз уцелел чудом.
– Зачем это все Алеше? – горько посетовал Илья. – У нас в Питере чуть не каждый день всякие истории: стреляют, взрывают, в тюрьму сажают. Зачем это Алеше? Хватило бы маминых дел. Зачем еще взваливать на себя какие-то заботы? Целый город.
– Что ты, что ты… – искренне посмеялся Тимофей. – Там такие возможности открываются. Алешка – амбициозный, энергичный, голова – на плечах. Один-два срока пробудет, и до него уже рукой не достать.
Ваш старый мэр пришел к власти с квартирой-двушкой, а ушел с миллиардами, пусть и рублей. И вроде ничего не украл. У Алеши есть хватка, он сможет. Мы ему подберем команду. Пусть поработает. Там очень большие возможности. Для молодого человека – это начало большой карьеры. И может быть…
Но Илья уже не слушал дядюшку, иное пришло на ум внезапным озареньем:
– Я знаю… Конечно, я знаю, – перебил он речи Тимофея. – Я знаю, куда можно с пользой употребить миллиарды. Мы ведь об этом говорили.
Он набрал на компьютере нужный адрес, и по экрану поплыли детские лица, милые, доверчивые. Они смотрели в глаза, живые. А рядом – сухие строчки: 56 000 рублей, 125 000 рублей, 89 300 рублей… Не что-нибудь, а их жизни цена.
Он набирал за адресом адрес, открывал за страницей страницу.
Sirotinka.ru. "Сиротская душа", "Форум "Лепта". Движется лента. На ней детские лица, одно за другим: Ваня, Леня, Илья, Оля, Артем,
Саша… Рядом: "Просьбы о помощи", "О детях-сиротах", "Бездомные дети"… Таня, Миша, Костя… Взгляд открытый и взгляд недоверчивый, исподлобья. Улыбка, печаль в глазах. Саша, Алена, Петя… "Ищу маму",
– Вы видите… – шепотом проговорил Илья. – Вы понимаете? Им всем можно помочь. Можно спасти. Этих и других…
Тимофей не сразу, но племянника понял. Несмотря на долгую милицейскую службу, он остался человеком добросердечным. Тем более есть свои внуки. Он поглядел на экран, повздыхал и мягко сказал:
– Пойдем, дружок, прогуляемся. В рощу. Там так славно. Конечно, это беда. Конечно, ребятишек жалко. Но что делать? Мы – люди советские.
Конечно, и там по-разному жили, но все – скромнее. Такого, как сейчас, не было. Когда-то твой отец из Индии убежал, не выдержал: там нищета, голодные ребятишки. А он близко к сердцу все принимал.
Посмеивались над ним, но понимали. А нам теперь куда убегать?
Некуда. Значит, надо привыкать. Или уезжать в Индию, – усмехнулся он. – У нас один парень, хороший специалист, прекрасно зарабатывал.
И квартира, и семья – все было. И вдруг все бросил и уехал куда-то в
Индию. Кажется, Ауровиль называется. Живут там коммуной. Изо всех стран приезжают. Но это тоже, я считаю, не выход. Думаю, нужно просто привыкать к новой жизни. И помаленьку привыкнем. Хотя, конечно, ребятишек жалко. Мы кое-что делаем. У нас был специальный фонд, мы этим занимались. И еле разгреблись. Там столько оказалось мошенников. У кого глотка шире, тот урвет. А кто поскромней, те – мимо. Все это теперь передали матери Феликса. Она – во Франции, она занимается. Много, Илюша, в мире несчастий, болезней, беды. Разве спасешь всех? Пойдем прогуляемся. Скоро наша королева придет. Будем ужинать.
В сосновой роще, в час предвечерний, было как-то особенно тихо.
Уходящее низкое солнце пробивалось меж стволов косыми красноватыми лучами. В безветрии молчали вершины деревьев. Не было слышно птиц.
Лишь мягкое шуршанье хвои под ногами да карканье ворона где-то высоко, над лесом.
Но в муравейниках кипела жизнь. Тимофей похвалил:
– Работают мужички. Без отдыха. Вроде нас…
Илья улыбнулся, поправил дядюшку:
– Нам до них далеко.
– То есть? – не понял Тимофей.
– Они мудрее живут, по-братски, все одинаково. Ни олигархов у них нет, ни нищих. Делают свое дело: работники, воины, няньки. Кормятся из одной чашки. Ни дворцов персональных, ни яхт, ни часов "Роллекс" за сто тысяч долларов. И жемчужных ожерелий нет, пиджаков да платьев от Пьера Кардена да Нины Риччи. Обходятся. Живут.
– Но у них вроде тоже есть царица? – усомнился Тимофей. – Значит, есть и какие-то приближенные, знать.
– Матка? Ей не позавидуешь. Плодит и плодит. Работа. Вам надо почитать Фабра. Будет интересно.
– У нас есть в библиотеке?
– Вряд ли. Но найти можно.
– Ты найди. Я обязательно почитаю. Хорошие ребята, трудяги.
Тимофей пристально вглядывался в живой холмик, будто хотел увидеть, понять, что – там, в глубине.
Размеренное, неустанное движение муравейника словно завораживало.
Глядя на него, просила душа и понемногу полнилась вечерним светом, сосновым духом, покоем – всем, что было жизнью старых сосен, муравейника, трав, теплой земли.
Время умерило бег и потекло медленно, за каплею капля. Светло и легко думалось, ни о чем и обо все разом: о жизни своей и чужой, о прошлом, о завтрашнем. Казалось, что так будет долго, всегда.
– Тимоша! Илюша! – звала их из мира иного Ангелина. – Вы где?! Пора ужинать!
Вернувшись и встретив жену у ворот, Тимофей оправдался с улыбкой:
– Гуляли, Геленька. Так хорошо… Молодец Илюша, что подсказал.
Я буду теперь стараться гулять. С тобой, конечно, с тобой, Геленька…
Тем и закончился вечер – тихо и мирно. О приезде неожиданного гостя
Ангелина не узнала. Но неладное почуяла.
За долгие годы изучив своего супруга, она уже в следующие несколько дней поняла, что Тимофей чем-то всерьез озадачен, расстроен.
И потому в сегодняшнем разговоре с племянниками Ангелина мягко, но попеняла Илье:
– Не надо его тревожить. Мы люди старые. Везде головную боль найдем.
Погода такая: вдруг дожди да дожди. Все розочки мои погубит. И
Тимоша не назвал ресторан. Вроде хотели в Кускове, чтобы на природе.
Но дождь… А теперь говорит: "Сюрприз". Зачем нам сюрпризы? Одна головная боль. Нет, лучше давайте о зеркалах поговорим. Мне Колкерша целую лекцию прочитала. Но, по-моему, она сама ничего не понимает: с одной стороны, понятно, что старые зеркала – это хороший тон, а с другой стороны… Забила мне голову…
На воле по-прежнему непогодило. Временами срывался дождь. И сумерки подступали совсем не по-летнему рано. А за столом, под яркой люстрой, у кипящего самовара было тепло, светло и сладко пахло печеным.