"Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана" - читать интересную книгу автора (де Берньер Луи)

22 о том, что на самом деле произошло в Ринконондо

Накаленные праведной восторженностью и застрахованные от ошибок духовным авторитетом церкви, отец Валентино и отец Лоренцо прибыли в Ринконондо как раз в начале сиесты, когда отвесно палящее солнце льяносов пребывало в особо немилосердном настроении. Ни дуновения; птицы замертво падали из гнезд на сейбе, а скотина мечтала превратиться в слонов и хоботами поливать себя водой из реки. Над красной землей парила туманная дымка живого марева, и в очаровательном мираже из крыши алькадии беспечно росли пальмы. Ночные летучие мыши срывались с насестов в дуплах деревьев и носились над прудами, в поисках воды отваживаясь на самоубийство, а лимоны в цитрусовых рощах поспевали прямо на глазах. Блохи ускакали с собак в тень, а городских обитателей в человеческом облике охватила вялость сродни похмелью. Жители единодушно удалились на покой, чтобы прохрапеть в гамаках весь полдень.

Несмотря на весь этот ад, отцу Лоренцо и отцу Валентино не терпелось начать выполнение миссии. Они устроились на площади под деревом и зазвонили в колокольчик. Ничего не произошло, отцы зазвонили громче и стали хором выкликать:

– Услышьте слово Божье, вы, лишенные веры, и покайтесь!

Мэр Ринконондо раздраженно дернулся в ускользающем сне. Он заткнул уши руками, тотчас пожалев о движении, поскольку сразу обильно вспотел, и попытался досмотреть сон с того места, где уже почти раздел Сильвию – смазливую дочку полицейского. Но ужасный шум повторился именно в момент, когда Сильвия необъяснимо преобразилась в игуану; мэр сел в гамаке и злобно выругался. Натянув кобуру, он прошел в соседнюю комнату, где ругались двое разбуженных полицейских.

Втроем они поспешно выбрались на улицу и, ныряя из тени в тень, перебежками добрались до сокрушительного солнцепека площади в тот момент, когда восстали из прострации еще несколько рассерженных горожан, у которых тоже сдали нервы. Плод гуайявы, описав в воздухе изящную дугу, радостно взорвался на сутане отца Лоренцо.

Мэр, решительно выставив щетинистый подбородок, шагнул вперед:

– У нас закон – чтоб никакого шума во время сиесты. По правилам, под страхом ареста за поведение, вызывающее нарушение покоя, я вправе обеспечить, чтоб вы тут немедленно прекратили шуметь; могу также конфисковать у вас колокольчик и оштрафовать.

– Мы подчиняемся высшему закону, – ответил отец Валентино.

Отец Лоренцо попробовал другую линию поведения:

– Покажите мне, где это написано в законе.

Мэр вздохнул и обвел рукой жителей:

– Это общее правило, с ним тут все согласны, бумажек не требуется. Или ведите себя тихо до четырех часов, или я вас арестую.

Священники не испугались; полные решимости показать, что спасение важнее покоя, они переглянулись и в один голос вызывающе затянули псалом. Отец Лоренцо громко звякнул в колокольчик, но отпрыгнул, когда рядом срикошетила пуля. Мэр наставил пистолет прямо на них и заявил:

– До четырех часов вы находитесь под арестом, а ваш колокольчик объявляется конфискованным в собственность города. Он будет передан в школу. И вам очень повезло – не будь вы попами, заслужили б смертный приговор.

Шумно протестующих и предрекающих адский огнь священников увели и заперли до означенного времени в здании школы. Здесь они пели церковные гимны, молились, перебирая четки, и сравнивали себя со святым Павлом. Когда дверь не поддалась их совместным усилиям, ликующее негодование сменилось скукой, и священники стали, коротая время, листать книги, что годами собирала учительница, создавая ядро школьной библиотеки. Отец Валентино прочитал «Красную шапочку», потом сказку про дикобраза, потерявшего иголки, а отец Лоренцо освежал начальные познания английского с помощью древней книги, предлагавшей определить, что означают и когда используются такие предложения и обороты, как «Холодная погода для этого времени года» и «Я веду свою собаку к ветеринару». Потом они наткнулись на полку, где учительница держала книги для себя, и обнаружили много такого, что привело их в ужас.

Ринконондо преобразился много лет назад с прибытием «сирийцев»; это слово обозначало любого торговца родом откуда-нибудь с Ближнего Востока, а потом так стали называть всех мусульман. Самым первым сирийцем был человек с подходящим именем Магомет, который прибыл с ручной тележкой, нагруженной кожаными сумками, серебряными безделушками и приворотными средствами сомнительного происхождения. Вначале он озадачил народ своей манерой стукаться лбом о землю, когда молился, обратившись лицом на восток, – туда обычно поворачивали голову барашка перед тем, как зарезать. Людей впечатлили одежда сирийца и утверждения, что там, откуда он пришел, ламы в два раза больше. Бахвальство вызвало некоторое подозрение: не переодетый ли он янки?

Затем, словно из ниоткуда, появились его жена и многочисленные родственники и обустроили свою колонию в большом доме на площади. Народ предположил, что жена, видимо, уродлива, потому как всегда скрывает лицо, но, объяснил Магомет, это для того, чтобы избавить красавицу-жену от домогательств и уберечь мужчин от жалящих уколов внебрачной похоти. Естественно, все мужчины страстно возжелали хоть мельком увидеть ее лицо; вуаль с годами соскальзывала все ниже и ниже, потом незаметно для сирийцев пропала совсем, а мужское население забыло о своих похотливых мечтах.

Поскольку не было ни священника, ни имама, чистота верований разжижалась. Семьи роднились и перемешивались, детей нарекали Абдулой и Фатимой, какие-то исламские законы привились в местный обычай, соединились Великий пост и Рамадан, христиане изготавливали статуэтки Пророка, а мусульмане носили на шее крестик. Некоторые мужчины брали по две-три жены, что разумно, ибо мужчины жили меньше и явно были не способны к единобрачной верности, а певцы вводили муэдзинские вопли и завывания в искаженные церковные гимны предков.

Все бесконечно упрощалось тем обстоятельством, что почти никто не умел читать, и со временем все позабыли, какая история про Иисуса, а какая – про Магомета, словно мудрость двух сказаний неприметно соединилась в одну божественную ткань.

А потом Рикардо-козопас выгуливал у водопада своих подопечных, и ему нанесли визит. Рикардо, можно сказать, был придурковат, или, если помягче выразиться, – святая простота. Он почти не говорил, хворал чем-то вроде паралича, отчего у него сильно подергивалась голова, и обиходить себя совершенно не мог. Но он обладал сверхъестественным даром заботиться о животных и тем обеспечивал себе право на существование в сельской общине, где собаки по непонятным причинам вдруг начинали грызть себе хвосты или коровы сутками не могли отелиться, а потом давали чудо-приплод с двумя головами и двумя парами внушительных гениталий.

Рикардо сидел в теньке и угощался оладьями из подорожника, когда в цветастой радуге на водяной пыли водопада стало вырисовываться нечто. Одним глазом Рикардо наблюдал за видением, другим караулил коз. Нечто разделилось натрое, и он отчетливо увидел: это – Мария, а по бокам у нее – две мужские фигуры, которым она матерински возложила руки на плечи.

– Смотри! – повелела Мария, и очертания Магомета и Иисуса выдвинулись вперед, соединившись в одно.

– Слушай меня! – сказала она. – Сие сын мой, он вернулся, поелику ни един человек не понял, что есть любовь, пока не познал ее во всех проявлениях.

Она заставила Рикардо повторить эти слова, и лишь затем он осознал, что впервые произнес законченную фразу, а паралича больше нет.

Рикардо бросил стадо и с сияющими глазами помчался на площадь – он исцелен и благословлен откровением! Его чудесное выздоровление убедило всех до одного, что видение – не галлюцинация дурачка, и без долгих разговоров все пришли к выводу (возможно, ошибочному): Иисус вернулся в облике Магомета, чтобы познать любовь женщины. В честь события жители установили под водопадом изваяния, что на время вызвало кой-какие нехорошие чувства у тех мусульман, кто полагал, что не следует изображать человека, но в конечном счете водопад стал излюбленным святилищем, где молились и размышляли в ожидании мелких чудес.

На полках в классной комнате отец Лоренцо и отец Валентино обнаружили неумело отпечатанный учительницей рассказ о богоявлении, несколько экземпляров Корана, преданно переведенного на кастильский диалект, отыскали собрание писем Камило Торреса – священника, что принял марксизм и тут же стал мучеником, проявив бессмысленный героизм не там, где нужно. Прищелкивая языком от праведного отвращения, попы свалили книги в кучу возле двери и стали дожидаться освобождения в четыре часа.

Когда полицейские отперли дверь, двуличные отцы изобразили смирение. Они просили прощения и умоляли показать им святыню у водопада. Мэр, более благодушный, поскольку дневная жара остывала, выразил готовность лично их проводить, и священники, как подобает, восхитились святым местом, вознесли пару молитв и вообще вели себя дружелюбно и сговорчиво. У мэра зародились подозрения, но он все же организовал отцам ночлег в ратуше, а те сказали, что в знак примирения хотели бы пожелать спокойной ночи каждой семье.

Домов с книгами нашлось совсем немного, но где книги все же были, один из отцов ухитрялся стащить и спрятать предосудительное чтиво в складках просторной сутаны. Вот так они унесли томики Ортеги-и-Гассета, несколько экземпляров Корана, протестантскую Библию, романы Маркеса и книгу Пауло Фрейре о просвещении бедняков. Потом забрали кучу книг из школы и спрятали в своей комнате в ратуше. В конце, перед отходом ко сну, они посетили бордель, где опасных книг не нашли, но, вероятно, попытались перевоспитать несколько заблудших душ.

Городок проснулся на рассвете от звучной вдохновенной проповеди и запаха гари. Горожане с кружками кофе и еще не прояснившимися от подвигов во сне мозгами выходили из домов и видели двух священников, которые жгли груду книг, призывая город к покаянию и отказу от ереси. Одно это оскорбляло, но тут люди стали различать в обугливающейся куче дорогие сердцу книги, да еще донна Сисимота на всех парах примчалась с известием, что изваяния в святом месте разбиты вдребезги.

Волна гнева прервала увещевания попов, излившись шквалом плодов и камней. Отцов схватили, связали им ноги в лодыжках, перебросили через ветку дерева, безжалостно избивали палками и плашмя лупили мачете до прибытия мэра, который попытался всех успокоить. Когда его известили о происшедшем, он отвязал священников и опять запер в школе, пока советовался со старейшинами, как быть.

Порешили на традиционном наказании кечуа и заставили отца Валентино и отца Лоренцо неделю таскать камни. Из этих камней построили по небольшому минарету по углам местной церкви – вот так завершился проект, из-за которого несколько лет спорили. Затем отцов освободили, измазав им лица навозом и напустив в сутаны кусачих рыжих муравьев, и попы двинулись в скорбный путь к столице, чтобы доложить монсеньору Рехину Анкиляру о жестоком с ними обращении, а тот немедленно принял решение навербовать отряды верующих для защиты своих проповедников.

Рассказывают, что в годовщину явления Непорочной Девы и ее спутников Рикардо-козопасу изваяния самопроизвольно восстановились у водопада, и народ считал, что теперь они еще божественнее, живоподобнее и безмятежнее.