"Рассказы" - читать интересную книгу автора (Долгопят Елена)

Опасное сходство

Письма приходили раз в две недели, без обратного адреса, с почтовым штемпелем Северного округа. Во всяком случае, Ляля была жива, но видеть Ивана Андреевича она не хотела.

Первое письмо пришло через месяц после исчезновения. К тому времени ни одного следа Ляли не обнаружилось. И письмо – как след – Иван Андреевич не мог предъявить милиции, так как Ляля заклинала никаких даже шагов к ее розыску не предпринимать. Она писала, что живет хорошо и боится эту новую жизнь потерять, то есть, на самом деле, просто потерять жизнь.

Первая мысль, которая пришла Ивану Андреевичу, была, что письмо поддельное и что с настоящей Лялей произошло что-то страшное. Он не мог даже вообразить что. Сразу подумал о шантаже. Иван

Андреевич даже стал готовить себя к пустоте и молчанию в заветной комнате и, когда чистил и заводил драгоценные механизмы, мысленно с ними прощался.

Он позвонил в тот вечер, когда все мои были дома, и я остро почувствовала его одиночество. Назавтра Иван Андреевич пришел в точно назначенный час. Я успела всех проводить в школу и на работу, приготовить обед и убраться. Я надела строгое лиловое платье, серебряную тонкую цепочку, уложила волосы. Иван

Андреевич пришел, как всегда, гладко выбритый, аккуратный. Так что мы встретились как будто в парижском ресторане.

Я сварила кофе. Иван Андреевич расспросил меня о детях и только потом выложил письмо.

– Есть ли у вас образец Лялиного почерка, желательно недавний?

Иван Андреевич передал мне новогоднюю открытку "Дети на елке в

Кремле".

– Эта открытка выпущена в тот год, когда я осмелился познакомиться с Лялей. Ляля надписала ее в прошлом январе, нашла пустую в бумагах и надписала.

На взгляд почерки казались идентичными. Но точный ответ мог дать только эксперт. Эксперт мог и многое другое определить по письму, даже судьбу. Конечно, не рядовой эксперт. На первый раз

Иван Андреевич решил ограничиться моим поверхностным анализом.

Старикам трудно менять жизнь. Ежедневные свидания с Лялей оборвались, но все так же в любую погоду Иван Андреевич уходил из дома после завтрака. Он шел до Тверской, заходил во двор за

Телеграфом, глядел в пыльные Лялины окна. Через год Ляля будет считаться вне живых и квартира перейдет в полную собственность муниципалитета, который пустит ее на продажу, и новые жильцы вынесут Лялины вещи во двор на помойку.

Иван Андреевич выходил со двора и переходил на другую сторону

Тверской. В небольшом, безлюдном по утрам кафетерии брал чай, садился за круглый столик у окна и перечитывал последнее, уже наизусть вытверженное Лялино письмо. Все письма заканчивались просьбой не предпринимать никаких шагов по разысканию Ляли.

Через месяц Иван Андреевич попросил устроить ему встречу с лучшим экспертом-почерковедом.

– Ожидание – величайшее из страданий, – сказал Иван Андреевич.

Эксперт жил в дальнем глухом Подмосковье. К его дому подходил густой еловый лес, и в дому стояла невыразимая современным языком тишина. Электричка наша опоздала, и Иван Андреевич чувствовал себя потерянно. Чтобы заплатить за консультацию, он продал дамские часики начала века в серебряном корпусе.

Эксперт ушел с письмами в кабинет, мы же остались в застекленной террасе. Темнело, скоро мы уже не различали лиц друг друга. У порога лежала черная, без единого пятна, дворняга. В темноте странно горели ее глаза. Все долгие часы ожидания мы не перемолвились ни словом. Собака один раз зевнула, и глаза ее на мгновенье погасли. Я задремала. Разбудил меня голос хозяина.

Была глубокая ночь.

Мы прошли в дом с большой русской печью, с множеством книг на самодельных стеллажах от пола до потолка. Свет электрической лампы казался ослепительным. Мы сели за стол, на котором лежали все Лялины письма. Эксперт снял очки и сказал следующее:

– Письма и новогодняя открытка – от одного и того же человека.

Но это утверждение приблизительно. Что я имею в виду? Человек неидентичен сам себе, меняется не только его организм – растет и стареет, меняются его убеждения, человек переживает любовь, страх, болезни. Это известно. В описание личности входят все ее ипостаси, все реализованные состояния. Разумеется, не все возможные состояния реализуются и не все состояния возможны.

Совершенно очевидно, что есть личности, ни при каких условиях не могущие стать убийцами, а есть могущие покончить собой по пустяковому поводу. Человек – явление парадоксальное, он неидентичен сам себе, и в то же время его нельзя, при внимательном рассмотрении, идентифицировать с другим человеком, то есть спутать с другим человеком. Простейший пример – отпечатки пальцев. Мы же с вами имеем дело с исключительным случаем. Человек меняется настолько, что становится возможным идентифицировать его с другим человеком.

Полагаю, что вы, – он обратился к Ивану Андреевичу, – интуитивно это почувствовали и потому решились нарушить запрет, налагаемый автором. Могу сказать, что автору писем 79-80 лет. Это женщина.

Когда-то она была певицей и, видимо, много выступала на сцене.

Стиль первых пяти писем подобен стилю открытки. Но если открытка написана в ровном, мирном настроении, то автор писем – в смятении. Письма написаны в неудобном положении, возможно, при плохом освещении, тем не менее – здоровье их автора соответствует здоровью автора открытки. В последних письмах я даже вижу улучшение. Насколько могу судить, женщина страдает сердечной недостаточностью, язвой желудка, мигренями. Очевидно, что местожительство ее переменилось. Не нужно быть экспертом, чтобы описать мир, который ее сейчас окружает, достаточно собрать вместе все обмолвки автора. Земля – далеко внизу. Окна глядят на небо. В квартире три комнаты, у автора – отдельная.

Молодая женщина постоянно присутствует в доме. Автор ограничен в передвижениях, но, очевидно, как и прежде, по здоровью.

Теперь позвольте небольшое отступление. В учебниках криминалистики рассматривается случай, произошедший в

Соединенных Штатах Америки в начале этого века. Мужчину приняли за другого. Совпадали все признаки: голос, рост, походка и привычки, и даже – что кажется уже совсем невероятным – шрамы.

Тем не менее это были два разных человека.

Со здоровьем стариков случаются странные метаморфозы. Бывают внезапные, немотивированные улучшения, которые быстро гаснут.

Разумеется, это лишь предположение, но, возможно, автору писем, точнее, открытки – писем еще не существовало – внезапно стало лучше. Настолько лучше, что автор, потрясенный и возбужденный своим состоянием, вышел на улицу, на которой не был не менее десяти лет, по моим расчетам. Разумеется, это всего лишь предположение.

В эйфории автор мог довольно далеко отойти от дома и – почувствовать резкое ухудшение. Прохожие могли вызвать "скорую помощь", или среди прохожих мог оказаться врач. Я склоняюсь к последнему.

О моем следующем предположении вы догадались. Вашу знакомую приняли за другого человека. Ее отказам от "самой себя" не верили. В новом доме окружили любовью и заботой, показали старые фотографии, письма, вещи – следы прежней жизни. Насколько я могу судить, ваша знакомая выбрала новую судьбу. Очевидно, ей страшно вновь оказаться одной. Вы были ее добрым знакомым, но вы не были вместе. Она пожертвовала всем прошлым, и вами в том числе.

Полагаю, в скором времени письма вообще прекратятся.

Мне повезло в годы учебы, нам читали лекции прекрасные специалисты. Этот человек прочел всего одну. Четыре часа мы сидели не шелохнувшись. Один из студентов спросил, возможно ли вот так, по почерку Пушкина, определить состояние его мыслей, здоровья, его окружение и судьбу.

– Специалисту такого уровня, как я, – возможно. Но этот специалист должен ориентироваться в первой трети ХIХ века как у себя дома, чем, к сожалению, я не могу похвастаться. Шерлок

Холмс в нынешнее время не смог бы воспользоваться своими познаниями. Сейчас не курят табак тех сортов, которые он знал. И мел на рукаве значит слишком много, то есть слишком мало, чтобы делать какие бы то ни было выводы.

Через месяц письма от Ляли прекратились.

Иван Андреевич составил реестр Лялиных песен, пластинок, концертов, полную о ней библиографию. С разрешения новых хозяев

Лялиной квартиры Иван Андреевич забрал архив и несколько любимых

Лялей вещей. Теперь сразу после завтрака Иван Андреевич пишет о

Ляле мемуары. Чтобы след ее не стерся.

"