"Внуки наших внуков" - читать интересную книгу автора (Сафронов Юрий Павлович, Сафронова Светлана...)
Сон прошел без сновидений. Открыв глаза, я увидел над собой ровный белый потолок. Позади меня кто-то тихо сказал: — Кажется, проснулся… Я оглянулся. Два врача в белых халатах и шапочках внимательно следили за каждым моим движением. Спросонок я не мог сообразить, что произошло. Все тело мучительно ныло, словно я был жестоко избит. Правая рука онемела и не двигалась. Я снова откинулся на подушку. Врач со смуглым, как у цыгана, лицом нагнулся ко мне и тихо спросил: — Как вы себя чувствуете, Александр Александрович? — Ничего. Где я? — В Верхоянском санатории. Не волнуйтесь, через два-три дня вы будете совсем здоровы… — Что со мной? Врач замялся, видимо тщательно подбирая слова для ответа. — Ничего страшного. Сейчас уже нет никакой опасности. Вам нельзя много говорить. Второй врач незаметно вышел из комнаты и вскоре вернулся с тарелкой дымящегося бульона на подносе. Только теперь я почувствовал, как я проголодался, и с жадностью съел бульон. Следующие два дня я был в полузабытьи. Всякий раз, открывая глаза, я видел перед собой врачей, дежуривших возле моей постели. Только на третий день я окончательно пришел в себя. — Вы сообщили обо мне в экспедицию Брадова? — спросил я врача, похожего на цыгана. — Нет. Мы не имели такой возможности. — Странно… Но все же, что со мной случилось? Врач наложил мне на запястье левой руки небольшую резиновую пластинку, от которой к незнакомому мне прибору тянулись провода, и, глядя на стрелку прибора, ответил: — Вы очень долго проспали в пещере у осколка метеорита. — То-то я чувствую, что у меня все тело ломит. Сколько же я спал? Врач, не отрывая взгляда от стрелки прибора, повторил: — Долго, очень долго. — Сколько же? День? Два? Неделю? Врач покачал головой. — Неужели больше? — Да, гораздо больше. Я даже не знаю, поверите ли вы, если я вам скажу, какой сейчас год. Я почувствовал вдруг волнение и тут же увидел, как стрелка заметалась из стороны в сторону. — Успокойтесь, пожалуйста, успокойтесь, — сказал врач. — Вы проспали много десятилетий. — Что?! Десятилетий?! Не может быть! Какой же сейчас год? — Две тысячи сто седьмой. — Какая чепуха! Да знаете ли вы, когда я заснул? — Знаю. При вас был паспорт и бумаги, удостоверяющие, что вы из экспедиции Брадова. Но вы не волнуйтесь. Мы проведем всестороннее обследование вашего организма и поставим вас на ноги. До этого ли было мне сейчас! Проспать полтора века! Потерять всех своих родных и близких, остаться одному в чужом, неведомом мире. — Послушайте, — оказал я, чувствуя, что горло у меня сжало спазмой, — но, может быть, пока я спал, изменилось летоисчисление? — Нет, летоисчисление осталось прежним. Но вы успокойтесь, все будет хорошо, — повторял врач. В голове у меня все смешалось. То я думал о своей семье, то вспоминал о радужном свечении осколка в пещере, то вдруг ловил себя на мысли, что мне наверняка предстоит узнать много интересного, нового, то вдруг мне начинало казаться, что я продолжаю спать и вижу сон. — Сейчас вам лучше всего еще ненадолго уснуть, — решительно сказал врач. Он достал из кармана своего халата небольшую ампулу с темной жидкостью и, надломив стеклянный отросток, поставил ее на тумбочку рядом с моей постелью. Из ампулы пополз темный газ. Я почувствовал незнакомый запах и через минуту забылся. — Ну вот, теперь вам значительно лучше, не правда ли? — сказал врач, когда я открыл глаза. — И мое сообщение уже не кажется вам таким ужасным? В самом деле мне стало лучше, и я не чувствовал прежнего волнения. Врач объяснил: — Это действие газа. Он заглушает любую душевную боль. Теперь можно поговорить. Я многое должен рассказать вам. — Постойте, доктор. Не можете ли вы показать мне хоть что-нибудь, что подтвердило бы ваши слова? Вы меня простите, но я до сих пор не могу поверить, что все это правда. — Я прекрасно понимаю вас и прихватил с собою номер газеты, где напечатано сообщение о вашем пробуждении. Я взял газету, взглянул на дату: действительно, год 2107. Внизу левой колонки была обведена красным карандашом небольшая заметка, подписанная «Кинолу». — Кинолу — это вы? — Да. — Как все это странно! А вы знаете, доктор, что я нашел осколок метеорита? — Да, знаю. Вот с него и начнем. Болиды, упавшие здесь полтораста лет назад, состояли из вещества, отличающегося особым излучением, которое усыпляет людей. Тот осколок, который вы нашли в пещере, и усыпил вас. К счастью для вас, это излучение не вредит здоровью. Наоборот, оно оказывает целебное воздействие на организм. Оно вызывает радиационный сон и устраняет заболевания, в возникновении и развитии которых особую роль играет перевозбуждение центральной нервной системы. — Неужели я мот проспать полтораста лет, ничем не питаясь? — На первый взгляд это действительно кажется странным, но вспомните, что у человека даже во время обычного сна жизнедеятельность организма резко замедляется, уменьшается интенсивность физиологических процессов: газообмена, сокращений сердца и т. д. Во время же радиационного сна, вызванного излучением осколков, деятельность организма ослабевает еще больше. Во много раз больше. Во всех органах наступает сильное торможение их деятельности. Организм как бы застывает, а излучение благоприятно воздействует на тело человека, на его нервную систему. Жизнедеятельность организма поддерживается только за счет тех запасов, которые были накоплены им во время бодрствования. В нашем санатории этим излучением лечат многих больных. Говоря это, Кинолу в то же время внимательно осматривал меня и проводил какие-то измерения с помощью приборов, стоящих на столике у постели. — Если хотите, вы можете встать и немного походить. Мы вместе подошли к большому, почти во всю стену, окну. Перед зданием санатория был разбит парк. Справа от нас виднелось большое круглое озеро. — Это воронка от Верхоянского метеорита, — сказал Кинолу. — Озеро очень глубокое. — Кажется, совсем недавно я ходил около этой воронки, — проговорил я задумчиво. К парку санатория подступала непроходимая тайга. Но от бурелома, через который мне пришлось пробираться в поисках осколков, не осталось и следов. Время успело залечить огромный ожог на поверхности планеты. Сто пятьдесят лет — срок даже для истории немалый. Я спал, а жизнь в это время шла своим чередом. По-прежнему каждое утро над землей вставало солнце, люди просыпались после недолгого сна и начинали свой обычный трудовой день. Они трудились — и менялось лицо земли, менялась их жизнь, менялись они сами. — Скажите, — обратился я к Кинолу, — какой же теперь в Советском Союзе общественный строй? — Коммунизм, — ответил он. — И не только у вас на Родине, а на всем земном шаре. |
||
|