"Все. что могли" - читать интересную книгу автора (Ермаков Павел Степанович)

2

Прильнув к маленькому круглому оконцу, Богаец жадным взором шарил по мелькающим под самолетом зеленокудрым рощицам, нивам начинающей золотиться пшеницы, извилистым жилкам полевых дорог. Внешне он был невозмутим, и никому из сидевших рядом с ним в салоне самолета не приходило в голову, какие страсти бушевали в его душе. Он помнил, знал эту землю с детства, все перелески, речки и ручьи были знакомы ему. Нет, не потому что он пахал ее и сеял хлеб, а потому что не так давно владел ею. Бродил по ней с охотничьим ружьем, травил собаками зайцев, верхом гонял лисиц и косуль.

С высоты полета владения, когда-то принадлежавшие ему, выглядели иначе, нежели с седла. Но все равно он их узнавал, и потому кровь в жилах забилась горячо, пошла тугими толчками. Он потянулся рукой к воротнику габардиновой гимнастерки с лейтенантскими кубиками на малиновых петлицах, расстегнул верхнюю пуговицу. Скосил глаза на желтый нарукавный треугольник, брезгливо усмехнулся, передернул литыми плечами. «Спокойно, Лео, — мысленно сказал он себе. — Ты еще погоняешь здесь зайцев и косуль. Сейчас к черту сладенькие, расслабляющие волю воспоминания. Надо думать о деле, ради которого летишь через границу».

Но память не радиоприемник, не повернешь рукоятку, не выключишь. И кричит она громче любого радиоприемника. Ну, и пусть кричит, он и ее подчинит своим целям и замыслам. Не долго ждать их осуществления. Он вернет все, что потерял, и больше того. Он сдерет три шкуры с тех, по чьей вине пострадал, лишившись богатства и привилегий, ниспосланных ему Господом.

Ярость и злоба заклокотали в нем, как только память высветила всю картину унижения.

Конечно, если по-честному, то он изрядно хитрил перед собой, перенося на себя все то, что произошло в позапрошлом году с владельцем здешнего края Казимиром Богайцом. Но он член семьи и прямой наследник, потому не мог отделить себя от отца.

Он помнил, как родитель его с вожделением потирал руки, когда немцы вторглись в Польшу. Он ждал их. Немцы шагали резво, как на параде, и были уже близко от его вотчины, но нежданно-негаданно остановились, сюда нагрянула Красная Армия. Отцу пришлось бежать столь поспешно, что имущество и ценности, собранные в особняке за многие годы, не смог вывезти. Но батюшка глядел далеко вперед и потому свои основные капиталы хранил в берлинском банке. Имение, получше здешнего, и дом, обставленный по последней моде, ожидали их в предместьях Варшавы.

Как выяснилось, отец не случайно ждал немцев. С ними у него были давние и прочные связи, о которых Лео до поры не знал. Не только с дельцами, каким был он сам, но и с военными. Наверное, поэтому не прошло и года, как Леопольд уже щеголял в форме лейтенанта немецкой армии. Это льстило ему, казалось, та сила, власть над людьми, какими обладала немецкая армия, теперь дарована и ему. Он, будьте уверены, воспользуется ими сполна.

Хитрец батюшка объявил его наследником оставленного здесь имения со всем имуществом, а главное земель, над которыми в эту минуту проносился немецкий военно-транспортный самолет. Богаец летел навстречу собственному богатству. Оно делало его совершенно независимым от отца и сильно возвышало в глазах знакомых военных немцев. Он рассчитывал на их поддержку и надеялся выжать из своих владений такие доходы, какие отцу и не снились.

Потому, когда готовилась группа диверсантов в тыл к красным, он вошел в нее. Еще бы, удача сама давалась в руки. В группе было семеро готовых на все головорезов, солдат-диверсантов во главе с гауптманом. Он тоже взял с собой трех «хлопцив», питающих такую же «любовь» к советам, как и он. В свое время и они бежали на Запад. И сегодня на службе у немцев ждали случая пустить красным петуха. Никто из них не догадывается о его тайных замыслах. Для Богайца главное — их родовое поместье, несметные ценности, хранившиеся в нем.

Мысли мельтешили, путались в голове, и он еще не решил, с чего начнет «там», как самолет нырнул в лесную прогалину и потянул над гравийным шоссе, почти касаясь крыльями придорожных кустов. Богаец увидел внизу одинокую повозку, заметил, как взвилась в оглоблях, шарахнулась в сторону испуганная лошаденка.

Самолет коснулся колесами дороги, спружинил, немного прокатился и встал, дрожа всем корпусом. Из кабины торопливо выскочил пилот в кожаном шлеме и открыл дверную створку. Стараясь перекрыть рокот незаглушенного мотора, крикнул:

— Битте, гауптман! — качнул головой на дверь, за которой открылся нескошенный луг. — Шнеллер, господин Богаец!

Заносчиво кивнув, дескать, можешь не торопить, он сам знает, как ему поступать, ведь именно от него зависит маршрут группы, Богаец ощупал кобуру на ремне и кинулся в проем двери. Гауптман скомандовал, солдаты и «хлопци» в необмятом еще обмундировании красноармейцев горохом посыпались вслед. Офицер шагнул последним. Не успели они пробежать и десяток шагов, как мотор взревел, самолет взмыл над дорогой. Он уже исчез за лесом, а в воздухе еще клубилась пыль и сеялись поднятые вихрем от винта клочья соломы.

Перемахнули лужок, остановились в молодом низкорослом дубняке, огляделись. Шоссе по-прежнему оставалось пустынным, лишь доносилось испуганное лошадиное ржание. Богаец сказал гауптману, что сходит и посмотрит повозку. Тот согласился, Богаец поманил за собой двух парней, направился к дороге.

Поставили перевернутый возок на колеса. Сивобородый старик возница поднял помятый соломенный брыль, поглядел на него как бы не узнавая, водрузил на голову и похромал к лошади.

— Злякалась, ридная, — ласково задребезжал он, осторожными прикосновениями вытирая разбитые конские губы, с которых падали в пыль крупные тяжелые капли. — Налетив як сатана. Скаженный, — он погрозил сухим кулаком вслед исчезнувшему в небе самолету, схватился за поясницу. — Чуть не вбился, када коняга сиганула с дорози. Болыть усе…

— Ничего, дидусь, до свадьбы заживе, — усмехнувшись, сказал Богаец. — Як же ты на ровном месте свалывся?

Леопольд Богаец был доволен собою, что в эту минуту смог разговаривать с холопом на равных, не сорвался на злую выходку, на которую так и подмывало его. Значит, он вписывается в местную среду и сможет тут выглядеть «своим».

— Дэ вы булы? А ще червонные армейцы. Чи вам очи позастило? — старик сердито накинулся на Богайца. — Или сами злякались того литака? Так-то вы стережете ридну землю.

— Якого литака? — притворно удивился Богаец, повел взглядом поверх гребенки леса. — Не бачив.

— Да нимець же, холера его батькови. Як коршун визля чужого куреня шукав. Треба ж було пулять, вон у вас яки самопалы, — старик сердито стриг седыми щетинистыми бровями.

— Нимець? Можа наш?

— Чи я зовсим ослеп? На крыльях кресты.

— Помстилось тебе, диду. Геть до своей бабки.

Старик, бурча под нос, коснулся рукой помятого брыля, взмахнул кнутом, и повозка затарахтела.

— Зловредный дед, а вы его отпустили, пан Богаец, — нахмурился сутуловатый, длиннорукий парень. — В возке надо было пошукать. Можа, чего ховал.

— С этим погодим, — отмахнулся Богаец, мысленно переносясь к своему особняку, уходя в собственные заботы. — По воробью выстрелишь, куропатку до времени спугнешь. Наперед, Хижняк, не лезь с советами, не суй своего носа, куда не следует.

— Слушаюсь, пан Богаец, — смиренно отозвался длиннорукий.

В ночной темноте дом выглядел тяжелой громадой, заполнившей собой просторную поляну, окруженную вековыми липами и дубами. Когда-то почти вся она была сплошным благоухающим цветником. Вдоль широких, посыпанных желтым песком дорожек теснились кусты роз, жасмина, сирени. Богаец зажмурился, вызывая из глубины памяти далекие видения. Но сколько ни старался, не мог учуять тонкий, размягчающий сердце аромат роз. Пахло илом, мокрой осокой от недалекого пруда.

Кажется, большевички запустили усадьбу. Когда-то на всю округу славилась, люди за радость почитали хотя бы издали полюбоваться на нее, а уж побывать тут — вовсе счастье. Теперь, нате вам, в особняке солдаты грязными сапогами топчут и коверкают художественный паркет. Богаец скрежетнул зубами, резко выругался.

Он лежал в кустарниковой чащобе. Подался вперед, чтобы получше разглядеть весь дом. Под коленом хрустнул сучок, и он вздрогнул. Но не от этого слабого треска, а от того, что всего в десятке шагов от себя неожиданно увидел человека с винтовкой на ремне. Тот, очевидно, не услышал хруста, вышагивал неторопливо, размеренно, остановился напротив Богайца. Пристукнуть бы его, да пробраться в особняк. Теперь тут военный штаб, он это знал точно. Вот бы в сейфах пошуровать. После хорошего улова акции Богайца у немцев сразу бы подскочили. Толк в этом они понимают. Разведка у них поставлена крепко. Пожалуй, одному не осилить. Под видом разведки надо подбить на вылазку гауптмана. Это тебе не телефонные столбы подпиливать, не солдат-одиночек ночами подкарауливать. Надо посулить гауптману Зонгеру куш. Он кичится своей принадлежностью к разведке. А в штабе этом кой-какие секреты есть.

Впрочем, о разведке пусть болит голова у Зонгера. У Леопольда Богайца своих хлопот хватает. Похоже, пришел к разбитому корыту. Особняк-то, оказывается, пуст. Где имущество, владельцем которого нарек его родитель? Где богатство? Прохлопали его доверенные люди, не углядели лазутчики. Куда вывезли? Кто вывез? В штабе, без сомнения, знают. Да ведь разве спросишь? Действовать надо с умом.

Богаец опять скрипнул зубами, теперь от бессилия и злости, пополз назад от дома, извиваясь, как змея, которой отдавили хвост.

«Ничего, мы еще ужалим», — мстительно подумал он, выбираясь на дорогу, где в былые времена шелестели резиновые шины его коляски.