"Все. что могли" - читать интересную книгу автора (Ермаков Павел Степанович)

«Дорогой отец! Наверное, взглянув на штемпель полевой почты на конверте, вы удивитесь. Да, она незнакома вам, но теперь обер-лейтенант Леопольд Богаец ее адресат. Вы хотите спросить, где она находится? В районе самой Москвы, столицы покоренной нами России. Нам остается сделать последний шаг, и мы войдем в нее. Через замечательную цейсовскую оптику в солнечный день видны купола кремлевских церквей. Там лежит Красная площадь, где русские проводили свои военные парады. На этот раз, седьмого ноября, в годовщину их национального праздника по знаменитой площади триумфальным маршем пройдут немецкие победоносные войска.

Так сказал фюрер, а его слово свято, оно — закон. В числе марширующих победителей, дорогой фатер, будет ваш сын. Я в это верю, в этом я убежден, как в том, что вернусь к вам победителем. С нетерпением жду завтрашнего дня, он еще на несколько километров приблизит нас к Москве.

Конечно, вы спросите о том, как получилось, что я здесь? Почему не сообщил вам о своем отъезде? Все произошло стремительно, я не успел даже написать. С дороги не захотел, подумал, пусть это станет моим сюрпризом.

Скажу вам откровенно, господин Стронге не сразу меня отпустил. Но, поразмыслив, он поддался моим верноподданническим чувствам. «Поезжайте, мой мальчик, — сказал он. — Вы представите там наше управление. Потом вернетесь со славою и мы продолжим совместную работу, так необходимую рейху. Я знаю, — добавил он, — ты обязательно отличишься и там, новые чины и награды не заставят себя ждать». Я облачился во фронтовую форму, господин Стронге дал мне рекомендательное письмо к командованию. И вот я здесь, я офицер фронтового тыла. Хочу успокоить вас, отец, эта служба не опасная. Она не опаснее той, какая была у меня вблизи от родного дома.

Не хотел вас расстраивать, но не могу и умолчать. Там за мной охотились, меня выслеживали. Во время последней операции бандиты (партизаны) напали на меня. Осколком гранаты мне пропахало борозду на щеке. Но я расквитался с ними, провел акцию возмездия. Перед моим отъездом на фронт мы уничтожили банду партизан. Рана моя зажила, господин Стронге, провожая меня, вдохновил: «Боевые шрамы и рубцы украшают мужчину. Ты боевой офицер, Леопольд, и фронтовики сразу это оценят и поймут, что мы недаром едим свой хлеб». Так и произошло, я быстро стал своим в среде фронтовиков.

И еще один сюрприз, майн либер фатер. В губернском городе я отыскал наш антиквариат. Он хранится в тайнике, известном мне и еще одному человеку. Некоторые люди, имевшие отношение к сокровищам, устранены, как враги рейха. Другие, кто содействовал в их спасении, вознаграждены. Им обещан еще больший гонорар за сохранение ценностей в полном порядке. Они дождутся меня.

Итак, нах Москау!

«Сынок, мой славный мальчик! Слезы умиления застилали мне глаза, пока я читал твое письмо. Нет, то, что ты оказался на фронте, в самой гуще событий, не напугало, не расстроило меня. Ведь ты станешь свидетелем и участником исторического события. Ты достоин его. Ты из рода Богайцов, а они всегда были на первых ролях в обществе. Меня радует и то, что ты заслужил внимание и благосклонность господина Стронге.

Я благословляю тебя, верю, ты войдешь в Москву победителем. Этим ты отомстишь красным за нашу поруганную честь, за лишение нас родового гнезда.

Рад сообщить, особняк твой (подчеркиваю — твой!) в полном порядке. Управляющий, стараниям которого я поручил его, ведет хозяйство рационально, надеюсь, к твоему возвращению приумножит его. Я за этим присмотрю.

Завод наш продукцию поставляет в армию. Мне удалось повернуть дело так, что интендантство переводит на мой счет значительный капитал. Микола Яровой сторожит завод. Но, как я подметил, он большой плут. Поэтому я поручил управляющему контролировать, как он исполняет обязанности. В свою очередь, и Яровой доносит мне, как соблюдает наши интересы управляющий.

Извини, что утомил тебя излишними деловыми и хозяйственными подробностями. Но скажу еще об одной коммерческой новости. В Варшаве один мой конкурент имел неосторожность нелестно отозваться о новом порядке, установленном немцами. Кого надо я об этом поставил в известность. Теперь фабрика по производству сукна стала моей. Через посредство господина Стронге сукно тоже идет для армии. Мы с ним негласные компаньоны. Я делю с ним доходы, он поставляет даровую рабочую силу. По возвращении и ты получишь свою долю прибыли.

Жду тебя. Подумай о женитьбе, пора тебе обзаводиться семьей. Здесь имеется для тебя блестящая партия. Первый пробный шар я бросил и получил благосклонное согласие ее родителей. Будешь доволен и счастлив.

Обнимаю и еще раз благословляю на подвиг.

«То, что я хочу сообщить вам, отец, не пропустит военная цензура. Поэтому посылаю письмо с попутчиком. Мы встретились с ним в госпитале. После излечения он едет в отпуск и побывает у вас. Примите его.

Минула неделя, как меня привезли сюда, сделали операцию и почти по локоть отняли раздробленную левую руку. За эту неделю я еще не отошел от того ада на фронте, какой разверзся подо мной, не свыкся, да вряд ли и свыкнусь со случившейся со мной трагедией.

Мы были у стен Москвы. Я слышал от многих официальную версию — русская армия окончательно разбита нами и развалилась. И вдруг грянуло ее наступление, как снег на голову, которого здесь так много, что мы увязли в нем, а мороз приморозил наши ноги к подмосковным ледяным полям.

Но самое главное, на нас неожиданно обрушился удар огромной силы. Артиллерия била так, что качалась и стонала земля, взлетала в воздух мерзлыми глыбами и хоронила под собой наших солдат. Особенно эти «катюши», как русские называют свои реактивные минометы. Они швыряют на наши головы снаряды с огненными хвостами. Войска бежали, слышались вопли раненых, мольбы не оставлять их в снегу на погибель. Слава Господу, мне помогли взобраться в отъезжающий грузовик. Одного такого дня достаточно, чтобы постареть на десяток лет.

Извините, отец, нервы… они натянуты, как стальные струны. И не только я, другие фронтовики тоже, кто в состоянии, вскакивают со своих кроватей, когда до слуха долетают звуки разрывов. Кажется, что русские подошли и сюда, в наш глубокий тыл.

Прошу вас, отец, не поймите это изображение русского наступления за мою растерянность. Дух мой не сломлен. Я и одной рукой смогу не только держать оружие, но метко стрелять. Я буду жестоко мстить за крушение моей мечты.

Либер фатер, после госпиталя я приеду к вам, отдохну, потом отправлюсь в свое имение. Очевидно, господину Стронге я больше не пригожусь. Но, как вы помните, у меня еще остались важные дела в губернском городе.

Теперь та «блестящая партия», которую вы мне прочили, не откажется от однорукого жениха?

Мне очень хочется встретить Рождество дома, под вашим отчим кровом, в семейном кругу. За два месяца я столько увидел крови, страданий, трагедий и смертей, что душа просит покоя и отдыха. И все-таки… прежде я побываю в губернском городе. Я должен убедиться, что в моей единственной руке лежат мои ценности. Только это принесет успокоение».