"Пятая книга" - читать интересную книгу автора (Величко Андрей Феликсович)

Глава 22

– Я тут недавно твоих любимых Стругацких перечитала, – сообщила мне ее величество Мария Первая, когда я заехал к ней утрясти один финансовый вопрос. – Действительно, классики. Ладно, будущее кто только не предвидел, тут они не монополисты. Но вот предвидеть прошлое – это сильно! Помнишь, что Румата подумал про Вагу? «Кажется, он кошек любит. В берлоге у него, говорят, целое стадо, и специальный человек к ним приставлен. И он этому человеку даже платит, хотя скуп и мог бы просто пригрозить». Откуда они так точно все про тебя знали? Причем ладно там кошки, о них уже полмира в курсе, но вот как они про скупость-то твою догадались? Вроде раньше в глаза не бросалось. Но тут…

Маша сделала трагическую паузу и продолжила:

– Приближается важнейшая операция, исход которой окажет сильное влияние на сроки окончания войны, а главное – станет одним из решающих факторов послевоенного мироустройства. Понимая это, мы с Гошей напрягаем все возможности моего департамента, прикидываем, что еще можно выжать из бюджета, оцениваем наши кредитные перспективы… И вот ко мне приходит твоя бумаженция, где ты объявляешь потребную тебе на эту операцию сумму. С душевным трепетом, мучаясь гамлетовским вопросом «хватит или не хватит», я ее открываю, и что, скажи мне на милость, я там вижу? Шесть с половиной миллионов! Ты издеваешься, да? Такую мелочь Гоша тебе и сам в любой момент даст, причем между делом и не спрашивая, на что она тебе понадобилась!

– У меня же там так прямо и написано, что сумма предварительная, и в процессе развития операции могут потребоваться дополнительные средства, – пожал плечами я.

– А могут, значит, и не потребоваться? Вот я и говорю – скряга. Надо было написать максимальную сумму, а в конце добавить, что при благоприятном стечении обстоятельств она может быть немного уменьшена. Или это у тебя опять моральные принципы разыгрались? Мол, свою же супругу на трон сажаю, не чужую, тут нужна особая щепетильность. Неужели угадала? Ну, блин, до чего же людей борьба с коррупцией-то доводит… Надо будет тебе в жалованье ввести надбавку за вредность и в меню ваших с Гошей ужинов добавить специальный стакан молока для тебя. В общем, забирай чек на твои копейки, я своей властью округлила сумму до десяти лимонов. И в ближайшее время все-таки пришли мне настоящую цифру, исходя из только что высказанных тут соображений. Вот специально не скажу, сколько мы с Гошей на это надыбали, чтобы ты свою цифру под нашу не подгонял. И Гоша не скажет, я его уже предупредила.

Деньги нужны были мне для подготовки референдума, на первом этапе которого народ свободной Ирландии выберет государственное устройство своей страны – будет ли это республика, монархия конституционная или монархия самодержавная. После чего на втором этапе подавляющим большинством голосов изберет себе в королевы датскую принцессу Дагмару, то есть ее величество Марию Федоровну Найденову-Романову.

В преддверии занятия новой должности Мари выучила ирландский язык, причем как-то походя, без напряжения, и теперь помаленьку обучала Настю. Понятно, что когда свободно говоришь на пяти, то добавить к ним шестой уже не очень трудно, причем это относилось как к дочери, так и к жене. Мне же это было не обязательно, потому как стану я в той Ирландии всего лишь принцем-консортом. Да и вообще, надо будет – они меня не только на английском поймут, но и на русском устном! Тем более что найти в Ирландии человека, свободно говорящего по-ирландски, было не проще, чем, скажем, в двадцать первом веке отыскать в древнем украинском городе Ялте человека, владеющего языком Тараса Шевченко. Можно, конечно, но трудно, придется перебрать всех отдыхающих из Полтавы и Чернигова.

Черновик конституции был уже не только написан, но и показан Роджеру Кейсменту. Причем если поначалу он относился к идее посадить на трон Мари с некоторым предубеждением, то, почитав творение моего информбюро, стал горячим сторонником восшествия на престол королевы Дагмары Первой. Ибо при первом чтении казалось, что эта королева будет самым бесправным существом в Ирландии. Даже права Эдика по сравнению с предполагаемыми для Мари казались безграничными! Она не могла назначать премьера, объявлять или прекращать войну и не имела никаких рычагов воздействия на бюджет. Даже право вето у нее было каким-то игрушечным, то есть для его преодоления требовалось всего-то две трети голосов в верхней палате парламента. Ей оставили только право объявлять амнистию, помилование и, на что простодушный Кейсмент не обратил совершенно никакого внимания, право получать деньги, не отчитываясь об источниках, и право тратить их по своему усмотрению. Ну и финансируемые на собственные средства королевы гвардия и секретариат…

Тут я вовсю использовал великое изобретение демократии – конституцию непрямого действия, то есть без вторичных законов и подзаконных актов не работающую. В такой бумаге можно писать все что угодно, вплоть до права гражданина на личную безопасность, например. Пока там не будет четко прописано, сколько лет давать за лишение этого гражданина возможности нормально защитить себя, и так по каждой статье, ничего работать не будет. То есть каждая статья должна выглядеть так: народ имеет право на что-то. Воспрепятствование этому праву со стороны должностных лиц карается тюремным заключением на срок от и до. Видели вы где-нибудь такую конституцию? И не увидите, потому что их пишут не дураки. Даже подаваемая как образец американская тоже, если к ней приглядеться, окажется из этого же непрямого ряда.

Так что проект ирландской конституции представлял собой просто красивую бумагу – даже, пожалуй, малость покрасивее российской.

Ну, а зарплата королевы была установлена в две тысячи ирландских фунтов, что соответствовало примерно девяти тысячам рублей. Думаете, в месяц? Как же, держите карман шире. В год! Принц-консорт должен был получать пятьдесят фунтов в месяц, и на этом траты ирландцев на королевскую фамилию исчерпывались.

Думаю, понятно, почему мы решили сделать именно так. Ну на кой черт нам с Мари еще и заморочки с ирландским бюджетом? Там все равно ничего нет, и вряд ли в ближайшее время картина радикально изменится. Общая же ситуация очень располагала к вложениям, потому как дешевизна всего там просто потрясала. Основание общеирландской газеты обошлось всего в две с половиной тысячи рублей! И она уже начинала давать прибыль. Революционеры увлеченно собачились на тему своего будущего государственного устройства, совершенно не обращая внимания на то, что, например, сорок процентов акций судостроительного комплекса в Белфасте уже были в нужных руках. Причем процесс все еще продолжался, а суммы, которые приходилось тратить, я называть не буду во избежание сравнения с Абрамовичем и Потаниным. Так что предстояло еще подумать, куда бы приткнуть всученные мне курильской королевой дополнительные деньги. Наверное, лучше всего будет учинить университет, как это сделали в аналогичной ситуации Джефф Питерс с Энди Таккером. Ах, да, и пару православных храмов не забыть, пропиарив их как символ примирения католиков с протестантами.

На очередном ужине Гоша поинтересовался моими ирландскими делами, в частности тем самым проектом конституции.

– Бумага как бумага, – хмыкнул я, – не хуже нашей. До эрэфовской, правда, маленько недотягивает… А что?

– Да вот возникла у меня тут мысль, причем как раз по поводу нашего, так сказать, основного закона. Именно что так сказать, потому что ты прав на все сто – какой же это закон, если за его нарушение прямо в нем не прописано сроков? Это набор благих пожеланий, и не более того. Не спорю, мы именно такой и заказывали, его и получили. Но не было ли это ошибкой? Ведь, по сути, конституция – это перечень того, чего запрещается делать элите по отношению к своему народу. Естественно, раз такую бумагу элита и писала, то откуда в ней возьмутся санкции за ее нарушения? Унтер-офицерские вдовы на самом верху не встречаются. Но мы-то на что? То есть я предлагаю дополнить наш чрезвычайно демократический основной закон статьей «Воспрепятствование должностными лицами осуществлению конституционных прав и свобод граждан». Сроки – от десяти до двадцати пяти лет, при наличии отягчающих обстоятельств и высшая мера. А заниматься квалификацией содеянного будет Конституционный суд! То есть в его компетенции будет не только признание какого-нибудь нормативного акта неконституционным, но и раздача сроков всем подписавшим этот акт. Потому как сейчас война, в силу чего Дума на каникулах, но ведь сразу по окончании они снова соберутся. Пока наше взаимодействие с этим органом народовластия, скажем прямо, балансирует на грани произвола… Но проведем мы вот такую правовую реформу, и все станет по закону!

– А вдруг они не станут принимать ничего антиконституционного? – поинтересовался я.

– И воровать перестанут, и служебным положением злоупотреблять, жить будут на одну зарплату… Тогда это будут сущие ангелы, а не люди, за что же их сажать-то? Пусть работают на благо России. Правда, сейчас в такую благодать поверить не очень-то получается, но будем надеяться на светлое будущее. А пока, значит, надо продумать организацию Конституционного суда. Одно мне ясно уже сейчас – его председатель должен назначаться императором. А вот для снятия с должности пусть нужно будет и решение Думы, причем принятое квалифицированным большинством.

– Зачем? Ты что, думаешь, они будут питать к этому председателю хоть сколько-нибудь теплые чувства?

– Нет, они просто раскинут мозгами примерно так. Мол, этот, само собой, зверь. Но с чего бы тогда императору его заменять? Небось нашел кого-то еще хуже, такого, по сравнению с которым нынешний покажется образцом всепрощения! И упрутся.

Меня начали потихоньку терзать смутные догадки по поводу личности предполагаемого первого председателя.

– Правильно думаешь, – кивнул Гоша, – и вот почему. Дело новое, прямо с ходу кого угодно в такое кресло не посадишь. Но ты будешь потихоньку готовить преемника на этот пост. И, как только подготовишь, я тебя освобожу. Дума же это поддержит, потому как будет считать, что кандидатуры хуже Найденова не может быть по определению.

– А если вдруг окажется, что я малость напортачил с преемником, и он впадет в неуместный либерализм? Думцы же тогда ни за что не подтвердят его отставку.

– Так ведь канцлером-то ты все равно останешься! Не спорю, придется, конечно, малость напрячься, поработать с людьми, и тогда подтвердят как миленькие.

И вот во исполнение новой просьбы величества после ужина с ним я не сразу отправился к ждущему меня во внутреннем дворе лимузину, а спустился этажом ниже и немного прошел по коридору правительственного крыла Зимнего. В отличие от большинства высших чиновников министра народного контроля в десятом часу вечера следовало искать в его кабинете. Он действительно находился там, и вскоре я здоровался с генеральным комиссаром Иосифом Виссарионовичем Сталиным.

– Я и сам думал на эту тему, – кивнул Сталин, – потому что заметное количество сигналов от народных контролеров касается именно нарушения конституционных прав граждан.

– Но вы, надеюсь, понимаете, что реагировать новому органу придется далеко не на все нарушения?

– Да, я это не только понимаю, но и поддерживаю. И навскидку могу предложить четыре возможных варианта вердикта этого суда по каждому конкретному случаю. Первый – нарушены и буква, и дух конституции. Второй – нарушен дух, но соблюдена буква. Третий – нарушена буква, но соблюден дух. Ну, и четвертый, где все соблюдено. Я так понимаю, вы хотите, чтобы я составил предварительный пакет документов по этому Конституционному суду?

– Как первый этап. Потом вам придется проследить за прохождением ваших бумаг в юридическом отделе Императорского комиссариата, ну, а затем стать секретарем того суда. Имея в виду, что через некоторое время вполне возможна смена поста на председательский.

– Хорошо, – кивнул Сталин, набивая трубку, – к завтрашнему вечеру проект будет готов. Зайдете?

– Обязательно. Ну, тогда до завтра.

Интересно, думал я, выезжая из заснеженного рождественского Питера. То, что Сталин предоставит проект завтра, означает, что он у него уже готов. Только прочитать еще разок и, может, что-нибудь поправить по мелочи.

На следующий день после ужина с Гошей я зашел к Сталину, поздравил его с наступающим Новым годом и забрал приготовленную для меня папку с документами. Пожалуй, еще успею прочитать в этом году…

Итак, начнем с состава суда. Что это тут за такие Конституционные Присяжные? А, их выбирают из народных контролеров со стажем не мене трех лет. Выборщики – те же контролеры, но уже все. Избирается двенадцать присяжных сроком на пять лет, но в каждом заседании участвуют только четыре. Ротация происходит в алфавитном порядке, но в исключительном случае председатель или секретарь могут и заявить отвод.

Дальше пошло про действия суда в случае частичных нарушений. Тут он не мог навесить обвиняемому реального срока. Но мог снять с должности и, как исключение, влепить условный срок, это если рассматриваемое деяние было совершено или повторно, или с особым цинизмом, или нанесло существенный вред Российской империи. В случае осуждения имеющего условный срок от КС по любой другой статье этот срок автоматически прибавлялся к наказанию, причем без ограничения давности.

Я откинулся на спинку стула. Как-то тут что-то немножко не очень… Это про случай с нарушением буквы при соблюдении духа. Хотя, конечно, суд не обязан давать сразу на всю катушку, тут как вариант прописано и устное порицание… А, так я вкладку пропустил, как раз про это самое. В случае, если зафиксировано нарушение буквы конституции при сохранении ее духа, суд обязан рассмотреть вопрос – а можно ли было достичь того же результата, но без нарушений? И только если он ответит на этот вопрос положительно, разрешался переход к следующему пункту повестки. Если же нет, писалось далее в бумаге, то на нет и суда нет. Но есть Особое Конституционное Совещание, которое по результатам таких случаев будет вносить предложения о поправках в конституцию.

Дальше шло про порядок принятию дел к рассмотрению и про соревновательность сторон. Итак, суд мог завести дело по представлению народного контроля, а также императорского либо государственного комиссариата, и далее обвинение должен был поддерживать представитель этой конторы. Защитника же обвиняемый выбирал себе сам, причем накладывалось единственное ограничение – этот защитник должен был иметь российское подданство. Ни от обвинителя, ни от защитника не требовалось наличия юридического образования. Правда, председатель или секретарь суда могли отвести кандидатуру представителя обвинения по причине выдающейся некомпетентности, и тогда инициировавшая процесс сторона должна была представить другого. На адвокатов подобное право не распространялось, тут все решал сам обвиняемый.

– Георгий Андреевич, – отвлек меня от раздумий голос секретаря из динамика, – Мария Федоровна напоминает, что уже без пятнадцати двенадцать.

Да, меня же ждут, Рождество я с семьей провести не смог, так хотя бы новый год. Ладно, а то, действительно, и свою-то дочку уже два дня не видел, а Алисиных дочерей и вообще не помню когда. Алеша, правда, сегодня днем чуть не сбил меня с ног в коридоре, когда я шел в столовую. А он мчался туда же в сопровождении Рекса с Рыжиком. Добился таки права для котов обедать там на общих основаниях, и вот сейчас бежал присмотреть за его реализацией. Вообще-то тут Алиса молодец, хорошо придумала…

Месяц назад Алешу с Настей заинтересовала проблема – почему, когда они идут в столовую (такое случалось, хоть и не каждый день), котов туда не пускают? Настя пообещала набраться смелости и попросить меня распорядится про прекращение дискриминации, но Алиса посоветовала детям действовать как положено. И они написали прошение в мой секретариат. На следующий день оттуда пришел ответ, что данный вопрос находится в компетенции коменданта дворца и прошение отправлено в его канцелярию, после чего дети начали беготню по инстанциям. Сначала потребовалась бумага о признании котов подданными российской короны – эту они получили в министерстве двора, которым заправляла Алиса. Справки о благонадежности им выдала Татьяна, ДОМ имел такое право. Затем котам было предложено подписать обязательство о неразглашении гостайны, что представляло собой общую для всех обитателей Гатчины процедуру, и специально для них составленную бумагу, где они обязались в столовой не царапаться, не кусаться и не издавать воплей интенсивностью более восьмидесяти пяти децибел. Пункт про не гадить из бумаги был вымаран по письменной просьбе Насти, которая заявила, что для Рекса он оскорбителен. После чего кошаки приложили лапы к документам и теперь мчались пользоваться обретенными правами.

Все правильно, подумал я, уступая дорогу процессии, пусть наши наследники с детства посмотрят, что такое круговорот бумаг в природе.

Боря тоже обещал приехать, но только послезавтра, так что, действительно, пора идти, должен же быть хоть один взрослый мужчина на празднике в этом дамском царстве.

Я убрал бумаги в сейф и пошел к семьям, своей и Бориной, встречать новый, тысяча девятьсот двенадцатый год.