"Двойная игра" - читать интересную книгу автора (Карау Гюнтер)

23

Семь классических вопросов. Эрхард Холле сначала испытывает досаду от того, что товарищ Вернер в иронической форме напомнил ему нечто элементарное, как таблица умножения. Но подобные импульсы извне обычно бывают ко времени. В криминалистике, как в математике, где без таблицы умножения не решишь уравнение с семью неизвестными, без ответа на семь классических вопросов не идентифицируешь обгоревший труп.

Эрхард Холле решает подобно кибернетической мыши Норберта Винера еще раз пробежать но всем ходам лабиринта, несмотря на грозящую ему опасность свихнуться. Он приходит к несколько парадоксальному для его методичного мышления выводу, что только тот, кто рискует заблудиться, может найти правильный путь. Не признаваясь в этом самому себе, он встраивает основанные на фантазии принципы мышления Вернера в свою тщательно проверенную систему. За неимением лучшего он готов исходить из совместно разработанных гипотез, нанизывая на эту тонкую нить факты. Время покажет, выдержит ля нить и образуется ли при этом логическая цепочка.

Эрхарда нелюдимым не назовешь, напротив, он общителен и любит поспорить. А что касается работы, он ценит хорошую дискуссию, в ходе которой из-под груды заблуждений и ошибок совместными усилиями извлекаются новые выводы. Но иногда ему необходимо побыть одному. Ему нравятся эти часы самоуглубленности, даже если они превращаются в часы самобичевания. В это время ему никто не нужен — только собственная голова и стол с чистым листом бумаги посередине. Сидя за этим столом, Эрхард ждет того момента, когда самокопание превратится в источник интеллектуального наслаждения. Тогда он начинает набрасывать схему.

Факт выстраивается за фактом, а рядом косыми прописными буквами записываются гипотезы. Стрелки, линии, прямоугольники и круги покрывают лист подобно сети, в которую должны попасть правильные выводы. Вскоре одного листа уже не хватает, подклеивается еще один и на него наносятся новые комбинации из условных сокращений. Проходят часы. Холле упивается работой и в заключение делает следующие выводы:

Междоусобица банд, занимающихся контрабандой людей (?) — Шмельцер (!)

Подмена одного лица другим или одно лицо спутано с другим?

Проверить еще раз транзитное сообщение!

Проконсультироваться с разведчиками!

Запросить результаты трассологической экспертизы!

Доктор Баум — профессор Штамм (подкрепленное фактами предположение) — исходная позиция для атаки!

Сравнить фишки для го!

В общем и целом это непрочная конструкция, и у Эрхарда Холле дух захватывает от некоторых дерзких мыслей, зафиксированных на бумаге. Но в любом случае намеченные им следственные меры не могут быть неправильными, пусть даже кое-где видны швы. Все еще продолжая воспринимать спор с Вернером и Йохеном Неблингом как вызов, он, заранее испытывая удовлетворение, убеждает себя в том, что в худшем варианте эти семь классических вопросов могут оказаться дешевой имитацией золота. Затем еще раз просматривает свой план. При этом его охватывает предчувствие, что в контексте семи классических вопросов криминалистики один вопрос станет решающим, а именно вопрос «почему?».

Повинуясь интуиции, Эрхард Холле подводит на бумаге черту. После вчерашней интеллектуальной разминки он рад возможности перейти собственно к занятиям. Установлено, что в ту дождливую январскую ночь, когда было совершено убийство на автостраде, по северной трассе проследовало сравнительно немного транзитных легковых автомобилей. Проверке подлежат лишь те, которые выезжали. Таким образом, оба запротоколированных случая: с перепившейся шведкой и с перекупщиком антикварных ценностей без подданства — заранее отпадают.

Через Пенкун выехали два одиночных путешественника, которые на первый взгляд могли бы представлять интерес: французский виолончелист, направляющийся на гастроли, а попутно в Гданьск к невесте, и польский коммерсант, занимающийся экспортом скумбрии и направляющийся домой после деловой командировки в Западный Берлин. В расследуемом случае, где с помощью огня устранены все опознавательные признаки убитого, такого рода маскировка представляется вполне допустимой. Но быстро, без бюрократической волокиты установив контакт с польскими органами госбезопасности, они получают достоверную информацию, что оба упомянутых лица прибыли к месту назначения целыми и невредимыми и однозначно идентифицированы знакомыми и близкими. Французский виолончелист, как между прочим узнает Холле, вернулся домой тем же маршрутом, причем в сопровождении польской дамы, ставшей с благословения церкви его законной женой. Больше в Пенкуне ничего нет. На контрольно-пропускных пунктах в Варнемюнде и в паромном порту Засниц в это глухое межсезонье тоже довольно тихо. Можно сразу же отбросить восемь нагруженных пассажирами и вещами машин «вольво», на которых несколько шведских семей возвращались домой после зимнего отпуска, проведенного в Итальянских Альпах. Через Варнемюнде проехали шесть молодых людей на автомашине, записанной не па их имя. Все они гонщики-спидвеисты из Финляндии и Швеции и возвращались с каких-то соревнований.

Эрхард Холле еще раз заставляет прощупать все места, в которых можно обнаружить лазейку. Но и перепроверка транзитных постояльцев отелей «Варнов» в Ростоке и «Нептун» в Варнемюнде, останавливавшихся там в ту ночь, не дает ничего нового.

А между тем на столе у Холле появляется краткий анализ политической обстановки, составленный разведчиками. Из него Эрхард узнает, что еще не успели высохнуть чернила на подписанном в Хельсинки под давлением мировой общественности Заключительном акте, а вокруг него уже вовсю развернулась мышиная возня. Масштабные операции, прежде всего в Центральной Америке и Южной Африке, свидетельствуют о том, что отклонившийся было в сторону руль взяли в руки люди, чувствующие за собой силу и использующие свое влияние для того, чтобы перекачивать гигантские средства в аппараты секретных служб. Все указывает на то, что многочисленные кадровые перемещения направлены на ужесточение централизации, а также на повышение эффективности секретною аппарата ЦРУ при проведении подрывных акций как внутри страны, так и за рубежом. В программу его деятельности входят путчи, диверсии, убийства. Неуверенная в себе политическая администрация из Вашингтона, похоже, испытывает прямо-таки облегчение, поскольку, имея в своем распоряжении такой аппарат, она может сколько угодно клясться в верности идеям международной разрядки.

Едва па дипломатическом уровне намечается равновесие сил, как тотчас открываются щели и на свободном пространстве начинают накапливаться доселе скрытые, а порой вообще трудно поддающиеся оценке силы, чтобы сорвать этот процесс. Ощущая определенное технологическое превосходство, обладая резервами, которые создаются в результате новых научных открытий и могут быть использованы для совершенствования военно-технического аппарата, влиятельные люди, стоящие во главе военно-промышленного комплекса, внешне по-спартански скромные, а в действительности являющиеся членами клуба миллиардеров, видят единственный шанс спасения капиталистической системы от неудержимо надвигающегося кризиса в разжигании конфликта между двумя мировыми системами. При этом двойная игра прикрывается небывало мощным пропагандистским наступлением, которое организуется и направляется явно из одного центра. В заключение анализа говорится, что необходимо проявлять исключительную внимательность и бдительность. Главное направление новых атак против пас, угадываемое по их ожесточенности, — подрыв и раскол социалистической системы. Наличие обусловленных договорами зон разрядки противник беззастенчиво использует в своих целях. Везде чувствуется направляющая рука Центрального разведывательного управления. Поэтому как в пределах ГДР, так и на ее границах следует в любое время ожидать операций секретных служб.

Знакомясь с этим анализом, Эрхард Холле находит в нем подтверждение своих соображений. Они укладываются в рамки его концепции. Приободренный, он связывается с экспертом-трассологом, руководившим осмотром места преступления по делу «Шаденфойер». Из телефонного разговора с ним и бесед с его подчиненными он узнает, что имеет дело с трассологом высочайшего класса. И Эрхард принимает решение во время беседы не высказывать собственного мнения, а ограничиться вопросами.

Перед ним появляется мужчина лет сорока пяти, с загорелым под зимним солнцем, худощавым лицом, на котором выделяется невероятно большой нос. Острый взгляд слегка прищуренных глаз свидетельствует о независимости мышления. Последующая беседа в своей деловой части суха, по не лишена юмористической окраски. Важнейшие положения Холле позднее протоколирует по магнитофонной записи.

— Вам было поручено осмотреть место преступления и собрать вещественные доказательства?

— Да, правда, после несколько запоздалой передачи дела вашей инстанции. Если вас интересует мое мнение, то на первом этапе сотрудничество было не совсем удачным. Прошу задавать конкретные вопросы.

— В протоколе записано, что вы с помощью снятых гипсовых отпечатков несколько раз зафиксировали след одной автомашины, но не исключаете, что в деле замешан и другой автомобиль.

— Вы наверняка читали в протоколе, что следы зафиксированы на грунтовой дороге, ведущей от стоянки на автостраде в лес. При этом речь идет о шинных следах разных типов.

— Различные типы шин — это значит несколько автомобилей?

— О нет! Я имею в виду не различные шины, а следы различного типа. Позвольте пояснить: мы отличаем следы едущего автомобиля, следы торможения, следы скольжения, следы спущенной шины, следы с заносом, следы пробуксовки, следы стоящей автомашины и, если хотите, следы полозьев и гусениц. Но сани и танки мы, пожалуй, исключим. Согласны?

— Согласен.

— На мокром песчано-глинистом грунте лесной дороги удалось обнаружить такие следы шин: два раза — следы едущего автомобиля, предположительно оставленные во время движения к месту преступления на малой скорости (об этом, в частности, говорят следы заносов без отпечатков протектора), следы заноса, оставленные, вероятно, когда машина шла задним ходом. Следы разворота на месте преступления не обнаружены. Однако там зафиксированы очень четкие отпечатки, оставленные стоящим автомобилем, которые позволили определить конфигурацию протекторов и тем самым — тип покрышек. Можно с высокой степенью вероятности утверждать, что все названные следы оставлены одной и той же автомашиной.

— Но почему в таком случае вы не исключаете, что были использованы и другие автомашины?

— Потому что нельзя исключить, что другие автомашины были оставлены на стоянке, а их пассажиры пришли к месту происшествия пешком. Стоянка заасфальтирована, а в сильный дождь любая попытка обнаружить следы обречена на неудачу.

— Но версия со второй машиной весьма неубедительна.

— Судить об этом не моя задача. Я — трассолог.

— Я знаю.

(В этот момент беседы, которая чрезмерным обилием специальных терминов и выражений доставляла явное удовольствие обоим, возникла неловкая пауза, прежде чем Холле продолжил свои расспросы.)

— Хорошо. Итак, что показали гипсовые отпечатки следа стоящей автомашины? В протоколе речь идет о специальных покрышках. Не могли бы вы дать пояснения?

— Речь идет о специальных шинах для легковых автомобилей «Юниснаудон ралли 300», которые используются, в сущности, только в зимних условиях, например на зимних ралли в Монте-Карло.

— Вы хорошо информированы.

— Для этого имеются соответствующие источники.

— А какие марки машин оснащаются этими шинами?

— Речь идет о новом типе, поэтому необходимо учитывать и всевозможные замены старых шин новыми.

— Это относится к «пежо», «остину» или, скажем, «фиату»?

— Разумеется, это относится ко всем автомашинам с соответствующим размером колесного обода.

— Вас не удивило, что в дождливую погоду па автомашине стояли зимние шины?

— Прошу прощения, разве я отвечаю за метеосводки? Конечно, учитывая погодные условия, мы вдвое уменьшили допуски точности при сравнении следов с образцами, однако все равно получается, что шины предназначены для зимних ралли.

— Извините, я не собирался ставить под сомнение вашу компетентность.

— Для этого у вас нет ни малейшего основания. Даже если бы вы нашли эту машину и если бы на ней за это времл проехали еще пятьдесят тысяч километров, я бы вам сказал, те или не те на ней шины.

— Но ведь это невозможно!

— Вот уж нет! В трассологии нет ничего невозможного. Я так сказать, проэкспериментировал на самом себе. Я наблюдал за своей автомашиной «Жигули» в течение пробега г. сорок пять тысяч километров, каждую неделю регистрируя степень износа. Дома у меня хранится соответствующая фототека. Осматривать, накапливать, сравнивать — вот и все. Но прежде чем вы зададите следующие вопросы, я хотел бы еще раз подчеркнуть, что результаты исследования изложены в докладе. Во-первых, следует отметить высокую степень обгорания трупа. Таз и грудная клетка обуглены, все части лица до костей мумифицированы, а привлеченный к исследованию специалист по дактилоскопии, как ни старался, не смог установить папиллярных линий на пальцах и ладонях. Сожжение осуществлялось с помощью хитроумно составленной смеси на базе бензина с высоким октановым числом, благодаря чему, с одной стороны, можно было создать высокую температуру, а с другой — обеспечить медленное, в какой-то мере управляемое сожжение. Ничего не скажешь — специалисты! Во-вторых…

— Стоп! Вы говорили о медленном сожжении, однако наблюдался язык пламени.

— О том, что наблюдалось, я понятия не имею, но вероятность образования направленного пламени мы учли. На это указывают и обожженные места на дереве непосредственно над местом обнаружения трупа. Возможно, один из «специалистов» проявил небрежность. Нельзя исключить, что при этих обстоятельствах пострадал тот из преступников, который имел дело с горючей смесью…

(В этом месте Эрхард Холле со злостью кусает свою нижнюю губу. Он вынужден признаться, что такое истолкование результатов исследования ему и в голову не пришло.)

— …Во-вторых, обращает на себя внимание тщательная подготовка трупа к сожжению. С тела и из одежды были удалены все предметы, которые обычно служат зацепкой для следствия: часы, монеты, авторучка, металлические застежки, кольца и т. д.

— Может, именно поэтому единственный найденный вами на месте преступления предмет, который описан в отчете, как «имеющий легкие следы воздействия высокой температуры линзообразный керамический предмет, состоящий в основном из каолина, черного цвета, в диаметре восемнадцать и по высоте в центре восемь миллиметров», приобретает особое значение?

— Позвольте внести поправку. Упомянутый предмет находился не непосредственно на месте преступления, а на удалении четырех метров восьмидесяти сантиметров от него.

— Ваши предположения относительно этого?

— Это будет занесено в протокол?

— Нет, они будут использованы в качестве отправного пункта для размышлений.

— Тогда ладно. Итак, версия первая: предмет вообще не имеет ничего общего с происшедшими событиями, он еще раньше случайно оказался там. Версия вторая: предмет принадлежал одному из преступников, который потерял ею. Версия третья: предмет принадлежал жертве и был отобран у нее вместе с другими предметами, а потом потерян.

— Вы описали находку, но никак не определили ее.

— Я не мог этого сделать. Сначала я полагал, что это фишка для какой-то детской игры, по нигде не нашел подобных образцов. Мне приходило на ум, что это нечто вроде игрушечных денег. Но догадка не подтвердилась. Затем я предполагал, что это один из элементов, применяемых в агломерационных и фильтровальных установках. Эта мысль не давала мне покоя. Но справки, которые я впоследствии наводил, опровергли мое предположение. Физическая структура объекта недостаточно прочна для подобных целей. Так что у меня не было оснований дополнить этот пункт своего доклада.

— Если вас это интересует, то ваше предположение об игре было недалеко от истины. Речь идет о фишке для игры го. Можно еще кое о чем спросить вас?

— Постепенно я привыкаю к вашей манере задавать вопросы.

— Вы все время говорите, в частности и в докладе, о нескольких преступниках. Почему вы исключаете, что преступник мог быть один?

— Об этом свидетельствуют конкретные детали. Нам не удалось зафиксировать более или менее отчетливых следов, поскольку обувь преступников была тщательно обмотана шкурами, скорее всего овчиной, судя по следам ворса. Однозначно выявлено только два отпечатка ступни — каждый различной величины.

— Их могли оставить преступник и жертва. Преступник мог вести жертву к месту преступления впереди себя.

— Вы забываете о результатах медицинской экспертизы. В трупе жертвы обнаружен этилхлорид в такой концентрации, которая почти равняется смертельной. Даже в том случае, если бы его не сожгли, он бы все равно не выжил. Человека, до такой степени накачанного наркотиками, перед собой не поведешь.

— Последний вопрос по поводу судебно-медицинской экспертизы.

— Отвечу с удовольствием, поскольку он последний.

— Несмотря на высокую степень обугливания трупа, выводы относительно возраста, пола, величины и строения тела достоверны?

— Абсолютно.

(После столь мирного завершения беседы магнитофонная лента еще некоторое время крутилась. Служебный разговор окончился дружеским обменом мнениями по узкоспециальным вопросам. Однако, поскольку там не содержалось интересующих Холле сведений, он стер эту часть записи.)

Будучи человеком пунктуальным, Холле в своем рабочем плане отмечает галочкой пункт «Запрос у трассологов». В порядке самокритики он признается, что слишком поздно сделал то, что напрашивалось само собой — собрался проконсультироваться с экспертом криминальной полиции, который с удивительной точностью и объективностью составил доклад об осмотре места происшествия. Не исключено, что потеряно драгоценное время.

В качестве следующего шага Эрхард Холле запрашивает метеосводку за период 27—28 января. Уже в своей информации в середине дня потсдамский метеоцентр указывал на ряд областей низкого давления, формировавшихся над Ирландским морем, Великобританией и Северным морем, которые быстро перемещались в юго-восточном направлении. Ученики доктора Рунге исходили из того, что только наиболее южные, надвигавшиеся на Немецкую бухту и Ютландию зоны низкого давления окажут влияние на формирование погоды в ГДР. В северной части ГДР вечером предполагались ливневые дожди, частично переходящие в град.

С некоторым разочарованием Холле откладывает листок в сторону: прогноз полностью совпадает с фактическими погодными условиями. Затем, однако, следуя внезапной мысли, он просит побыстрее сообщить ему по телефону прогноз погоды западноберлинского Далемского университета. Уже в процессе стенографирования он не может подавить ликования. Далемские синоптики по-иному истолковали атмосферные процессы. Проявляя заботу о соотечественниках, проживающих восточнее Эльбы, они предупреждали их об ожидаемых снегопадах, местами вперемежку с дождем, что могло привести к гололеду. К такому выводу они пришли, принимая во внимание господствовавшее над Скандинавией скопление холодного воздуха, который, смешавшись со слоями воздуха из северной зоны низкого давления, должен был, по их мнению, определить погоду.

Эрхард Холле потирает руки. «Идиоты! — думает он.— Слушали не ту радиостанцию, из-за этого возня с шинами для зимних ралли оказалась напрасной. Но в принципе ничего не бывает напрасным. Теперь это в моем протоколе!»

Он еще раз связывается с младшим лейтенантом погранвойск, который дежурил в ночь на 28 января на контрольно-пропускном пункте на Генрих-Гейне-штрассе. Осуществляя проверку лиц, возвращавшихся в Западный Берлин, он обратил внимание на странный треск, доносившийся из мотора большого «фиата», и предположил, что, вероятно, пробита прокладка цилиндра. Вот и сейчас, вспоминая об этом происшествии, младший лейтенант вновь проводит сравнение со своим «трабантом», который тоже норой как-то странно стучит. Однако Холле хочется узнать, не бросилось ли ему в глаза что-нибудь во внешнем виде и поведении пассажиров.

— Нет, в общем, ничего. Серьезные господа. Коммерсанты, одним словом. Вели себя корректно, как положено деловым людям. Их возвращение в ту же ночь было достаточно мотивировано. В остальном — никаких претензий.

— Итак, ничего особенного.

— А что, собственно говоря, могло быть особенного? Господа из тех, кто регулярно совершает деловые поездки. Трое мужчин среднего возраста. Двое сидели впереди, один — сзади.

— Подумайте еще. Припомните поточнее. Ничего особенного?

— Стоп, минуточку! Припоминаю: двое, те, что сидели впереди, вышли из машины, чтобы показать мне дефект, а тот, что сидел сзади, остался в машине. Он был укрыт дорожным пледом, хотя в машине было довольно тепло. Двое других сняли с себя пальто и стояли передо мной в темных костюмах. Да, действительно, плед — это довольно странно. При проверке документов он сказал что-то про грипп, пожаловался, что его знобит.

— А что на нем было надето — пальто и костюм?

— Под пледом ничего этого не было видно — он был укрыт им до подбородка.

Когда по звонку к Эрхарду Холле приходят Вернер и Йохен, он встречает их ликующим возгласом:

— Представьте себе, один из бандитов пострадал — подпалил-таки шкуру! Если наша версия с «фиатом» верна, то против одного из троих господ у нас есть улики. Стоит теперь подключить прокуратуру?

Вернер отвечает:

— С точки зрения закона это никогда не может помешать. Но сейчас? С какой целью?

— Послать ходатайство о розыске в Западный Берлин.

— Да ты что? Я не советую. Нужно отдать должное твоей старательности, но улик и теперь недостаточно. Кроме того, в деле доктора Баума — профессора Штамма мы все еще бродим в потемках. Чего ты ждешь от ходатайства о розыске, если здесь действительно приложило руку ЦРУ? Мы только приподнимем им завесу над тем, чего они не знают. Пусть они делают это сами, если им нужно.

— И сколько мне еще ждать? Должен же я наконец представить результаты следствия?

— Все правильно. Только не забывай: один терпеливый человек лучше десяти торопливых. Через кузину Йохена Штамм предложил нам сыграть партию го. Что скрывается за этим? Это хороший шанс, и мы не имеем права отнимать его ни у него, ни у себя!

Пароль прозвучал. На аппаратуре одного из специалистов они еще раз прослушивают пленку, на которой записано то клацанье фишек, когда Йохен демонстрировал маниакальную привычку доктора Баума. И теперь Йохену приходится дважды повторить эту имитацию: один раз с керамическими фишками, найденными на месте преступления, а другой раз с костяными — вреде тех, что оставила ему кузина во время своего визита. Сравнив звуки, они приходят к выводу: в прежние времена использовались фишки из слоновой кости. Все, кажется, ясно. Но вдруг Холле берет оторопь и он недоверчиво спрашивает:

— Извините, до сих пор у нас была только одна фишка из слоновой кости — та, которую оставила Виола. А теперь Йохен держит в руке целых т{и таких фишки. Может, соизволите объяснить, откуда они взялись?

Вернер и Йохен, ухмыляясь, смотрят друг на друга. Вернер толкает Йохена в бок:

— Ну, объясни ему, что припасено у нас на последней руке[45].

— Эти фишки я стащил у Баума. Когда я играл с ним первую партию, у меня возникло неясное предчувствие, что эти штучки когда-нибудь могут пригодиться. И вот, едва он вышел из комнаты, я запустил руку в шкатулку…

— Так ведь он должен был заметить, что у него не хватает фишек!

Вернер смеется:

— Тебе, пожалуй, тоже стоило бы научиться играть в го. Тогда бы ты знал, что в партии никогда не используются все фишки. Их свыше трех сотен. В девяносто девяти партиях из ста остается еще но горсти черных и белых фишек.

— Что ж, спасибо, — говорит Эрхард Холле.

Йохен пододвигает ему фишки:

— Поскольку они у меня уже столько лет, то стали моей собственностью. И я великодушно дарю их тебе. Как вещественное доказательство и как символ твоей любви к порядку.

Теперь в конверте пять фишек — целая небольшая коллекция. Вернер опять задумывается:

— Почему, черт возьми, в сумке Виолы Неблинг фишки из слоновой кости, а у автострады — фарфоровые?

На это Эрхард Холле отвечает иронической усмешкой:

— Мне кажется, го развивает логическое мышление.

Он протягивает Вернеру свой рабочий блокнот, где записано: «Почему у трупа фарфоровые фишки? Слоновая кость горит!!!»