"Двойная игра" - читать интересную книгу автора (Карау Гюнтер)

11

Доставить с курьером срочно.

Отправлено 31.1 в 12.30.

В отдел по связи с общественностью.

Содержание: относительно телеграммы о подготовке сообщения в прессе, отправленной отделом по связи с общественностью 31.1.

В соответствии с решениями служебного совещания и распоряжением относительно дополнений к служебной инструкции о публикациях в прессе для опубликования к печати подготовлен следующий текст: «27.1 недалеко от автострады Берлин — Пренцлау, на участке между съездами на Пфингстберг и Грамцов, обнаружен труп мужчины. Не исключено, что имело место преступление. Органы народной полиции принимают от населения информацию, которая может оказаться полезной для следствия. По желанию граждан их сообщения в полицию будут рассмотрены конфиденциально».

Разрешение на публикацию не ранее 22.00 1.2.

Отдел уголовной полиции.

При необходимости ознакомить первый отдел окружного управления и окружное управление лесного хозяйства.

Утро. Безветренно, холодно к дождливо. В одной из боковых улочек северного Берлина, недалеко от Вайсензейской горы, они пересаживаются в автомашину, в которой их ожидает Холле. Вернер знакомит его с Йохеном. Во время быстрой езды HO пустым улицам они почти не разговаривают. За поворотом на Бернау Холле вынужден сбросить скорость — автострада обледенела.

— Черт подери, Вандлиц еще спит! — ругается Холле. Он протягивает сидящим сзади топографическую карту и карманный фонарик: — Я отметил на карте стоянку. Она находится в ложбине. Вокруг дубняк и ольховник. Ближайшая деревня в трех километрах.

Голова к голове Вернер и Йохен склоняются над кружком света на карте.

— А что это за дом или хутор вот тут, рядом со стоянкой? — спрашивает Йохен.

— Старый дом лесника, перестроенный каким-то берлинцем под дачу. Его можно будет осмотреть, но он не имеет к делу никакого отношения.

— Не перейти ли нам на «ты»? — предлагает Йохен, толкая локтем Вернера.

Тот откашливается в своем уголке и сует прямо под нос Холле пакетик с мятными леденцами:

— Как тебя звал твой папа?

Холле смеется:

— Об этом я лучше умолчу. Это семейная тайна. А зовут меня Эрхард.

— Хорошо, Эрхард. Судя по всему, ты уже проверил людей из дома лесника.

— Разумеется. Согласно показаниям в последний раз они появлялись там в канун Нового года и заколотили дом на зиму. Какая бы то ни было взаимосвязь с преступлением исключена.

— Стало быть, никто из местных жителей к нему не причастен.

— За исключением двоих: журналиста и бывшего рабочего лесничества. У журналиста на его рабочем столе побывало обращение к населению с просьбой помочь в расследовании, которое хотели опубликовать, но передумали после того, как выяснились некоторые новые обстоятельства. Ему сказали, чтобы он об этом ни гугу. Рабочий лесничества, по нашим данным, во время совершения преступления находился неподалеку и мог заметить что-либо существенное. Я вызвал его на сегодня.

— Почему расследование поначалу велось уголовной полицией? Ведь такого рода происшествия на транзитной автостраде сразу попадают к нам.

— Вначале не все было ясно. Место обнаружения трупа находится в стороне от автострады, в лесу. Случайно как раз перед этим там сжигали древесные отходы. В этом направлении и повели расследование. Лишь затем на одной из лесных дорог, ведущих к стоянке, были обнаружены следы колес.

— Тем меньше было оснований столь поспешно раззванивать направо и налево об этом деле.

— Вы правы. — Получив нахлобучку, Холле вновь переходит на официальный тон: — На первом этапе следствия мы дали согласие на подготовку публикации с целью привлечь к нему внимание населения. Это моя ошибка. Где-то нарушилось взаимодействие. Лишь после того, как я наткнулся на фишку для го и другие таинственные обстоятельства, до меня стало кое-что доходить.

— Вы проверили через народную полицию все заявления о пропавших лицах? Ведь не исключено, скажем, что это всего-навсего банальная драма на почве ревности.

— Разумеется, но из пропавших никто по своим физическим данным не подходит. Каждый след в эхом направлении проверен.

Холле переводит рычаг коробки скоростей в нейтральное положение и ориентируется по километровому столбу. Дубы еще не сбросили листву. В негостеприимном предрассветном полумраке они кажутся сторожами-великанами, мрачно стерегущими какую-то тайну. Прибывшие выходят из машины. По щиколотку в снегу к ним бредет коренастый человек, толкающий рядом с собой старый погнутый мопед.

— Бог в помощь! Как говорится, с утра пораньше?

Мужчина одет в стеганую куртку на вате и фетровые сапоги. На голове у него изогнутая и надетая на манер зюйдвестки шляпа, на полях которой собирается и тает снег. Он без перчаток. В уголке рта — погасший окурок.

Холле пожимает ему руку и неопределенным жестом указывает на своих попутчиков. Старик обороняется:

— Нет-нет, все, что знал, я уже выложил.

И все-таки Холле удается заставить его повторить все сначала.

Итак, старик на пенсии, но иногда помогает сельскохозяйственному кооперативу в лесных работах. В последнюю неделю января они закончили расчистку леса от кустарника и молодняка на торфянике и сжигали мелкие сучья, чтобы освободить от них раскорчеванный участок для весенних посадок. В тот вечер в деревне были танцы. Все пошли туда, а старика оставили наблюдать за огнем. За это, как рассказывал старик, полагается либо круг колбасы, либо мешок корма для кур, либо что-нибудь в этом роде. Кучи хвороста догорели до пепла, ветра почти не было, и он со спокойной совестью поехал домой. Вечером, по окончании телевизионной передачи, когда он чуть было не уснул, старик вышел из дому посмотреть на крольчиху, ожидавшую приплод. Стоя во дворе перед крольчатником, он вдруг заметил в стороне автострады, там, где они расчищали лес, яркое пламя. Он, конечно же, страшно перепугался, потому что именно он отвечал за костры, но не понимал, что могло случиться.

Он тотчас сел на мопед и поехал посмотреть, в чем дело. Пепел на кострищах был совсем холодный. Предосторожности ради он набросал на него песку. Странно, что огня больше не было видно. В голову ему пришла мысль о привидении, потому что именно в их местности во времена, далекие от века автомобилей и автострад, одно привидение водилось. Во всяком случае, о нем рассказывал ему дед: графский лесничий застрелился на болоте из-за какой-то молодой горожанки и после этого долго еще бродил по округе. Над карьером часто видели два огонька — скорее всего, глаза привидения. Поговаривали, что это несчастная душа лесничего бродит и ищет ту женщину.

Вернер и Йохен переглядываются, а затем, сдерживая улыбку, смотрят на Холле. Тот подмаргивает им: подождите, мол, то ли еще будет. А старик тихонечко, как бы про себя смеется:

— Сейчас об этом брешут только разве что такие вот старые псы, как я, — и продолжает рассказывать.

Он поехал к бывшему дому лесника, чтобы поглядеть на привидение. Возможно, оно появилось здесь вместе с этими сумасшедшими берлинцами, которые порой закатывают по ночам такие шумные празднества, что в деревне начинают скулить собаки. Но там было пустынно и тихо. В сыром воздухе все еще продолжал ощущаться запах горелого. Он пошел на этот запах и — обнаружил мертвеца. Стыдно признаться, однако он почувствовал облегчение, потому что за это-то он не отвечает. Вернувшись, он сразу поднял с кровати участкового. Это было за полночь.

Вернер смотрит на старика, и по взгляду его видно, что он еще не решил, пригодятся ли ему его свидетельские показания. Он осторожно спрашивает:

— Там, где вы нашли мертвеца… там был один костер или несколько?

Старик непонимающе смотрит на него и говорит, не вынимая изо рта окурка:

— Я никого не сжигал. — Оскорбленный недоверием и подозрением, он с местного говора вдруг переходит на правильное литературное произношение.

— Да не о том речь. Мне нужно только знать, лежал ли мертвец на одном из кострищ, на котором сжигали хворост.

— Мне известно лишь то, что я знаю. А я знаю, что наши костры погасли.

В разговор вмешивается Холле:

— Кучи пепла от кострищ — общим числом шесть — находились несколько в стороне. Мертвец лежал на седьмом потухшем костре. — И он негромко добавляет: — Там горел бензин.

Вернер пытается еще хоть что-то вытащить из старика:

— А вы не заметили машину?

— Нет.

Старик прикуривает свой чинарик от большой «всепогодной» зажигалки. Они стоят в мокром снегу, и ноги у них начинают мерзнуть. Трубка у Вернера давно погасла и остыла. О чем еще можно спросить? Все существенное Холле, конечно, уже зафиксировал в протоколе. Иногда вдали, шелестя покрышками, проносятся машины, и снова воцаряется тишина. А снег падает и падает. Дважды где-то совсем близко раздается до омерзительности неприятный крик птицы.

— Так я пойду потихонечку, — говорит старик, вновь переходя на местный говор.

Их это вполне устраивает: он им больше не нужен. С треском заводится мотор мопеда. Холле делает Йохену и Вернеру знак рукой, и они следуют за ним по дороге, идущей от стоянки в лес.

— Эта дорога практически используется только летом новыми арендаторами дома лесника. Так сказать, нелегальный съезд с автострады, которым, конечно, пользуются и другие, — объясняет Холле.

В зарослях орешника, на голых ветвях которого уже появились первые подвески соцветий, дорога сужается. Холле останавливается и вынимает из снега палку:

— Здесь, несмотря на дождь, остались отпечатки покрышек. Они отпечатались дважды: вероятно, на переднем и заднем ходу.

Местность просматривается все хуже. Извилистая дорога идет под уклон. Почва под снегом приобретает болотистый характер. Попадаются бочажки, некоторые из них закрыты хворостом или засыпаны галькой. Кусты, заросли ольхи и молодая поросль крушины сдвигаются все плотнее. Из чащи вновь раздается резкий крик птицы.

Пройдя около трехсот метров, Холле останавливается и вытаскивает из снега еще одну палку:

— Кострище, на котором лежал труп.

Никакого кострища не видно. Свежий снежок распростер над ним свое идеально белое покрывало. Йохен обводит взглядом эту картину:

— Местечко — лучше не придумаешь. Если у меня когда-нибудь появится желание кого-нибудь прикончить, я сделаю это здесь. Однако напрашивается вопрос, как старику вообще удалось заметить огонь с такого расстояния.

— И у нас этот вопрос возникал. Но посмотри-ка сюда, — указывает Холле на обуглившиеся ветви с зарубцевавшимися ранами. — У них что-то стряслось. Может, произошел взрыв, когда они подожгли бензин. Так что полыхало здесь, по-видимому, вовсю.

— Вы исключаете вероятность самосожжения? — спрашивает Вернер. — Ведь в определенных кругах это сейчас модно.

— В данном случае самосожжение мало вероятно по двум соображениям. Во-первых, по соображениям психологического характера. Те, кто прибегают к самосожжению, стараются сделать это публично. Они хотят, чтобы их смерть стала призывом к действию. У тех же, кто устал жить, иные мотивы, и они предпочитают иные способы самоубийства. Во-вторых, но соображениям технического порядка. На месте происшествия не обнаружено сосуда из-под горючего. Стало быть, если это и был самоубийца, то у него имелся помощник. Все это весьма проблематично.

— Другие гипотезы есть?

— Да, но все гипотезы опираются на предположение об убийстве. Можно допустить, что мертвый или убитый человек был доставлен сюда и сожжен. Вопрос: зачем? Может быть, труп хотели уничтожить полностью, но что-то помешало сделать это? Например, преступники услышали шум приближающегося мопеда нашего знакомого старика. А может быть, они хотели сделать труп неопознаваемым? Это им в значительной степени удалось. Лицо и папиллярные линии уничтожены. Можно предположить также, что убийство произошло здесь непосредственно путем сожжения. На это указывает наличие в крови убитого быстродействующих наркотических средств.

— Так как же все-таки были истолкованы следы иностранных покрышек?

— Ты опять затрагиваешь нашу самую уязвимую точку. Достоверно только то, что преступники пользовались машиной. Иностранной или отечественной марки — на этот вопрос, увы, мы ответить не можем. Первое предположение: беспомощная жертва уже находилась в машине, след которой мы обнаружили. Она была одурманена или усыплена. А может, это было сделано здесь, на месте преступления. Человека вытащили из машины в специально подысканном для этого глухом месте, облили бензином — и дело сделано. Преступники уехали тем же путем, что и приехали. Второе предположение: жертва пыталась скрыться на одной машине, ее преследовали на другой. Признаю, что все это напоминает приключенческую книжку, но с такими вещами нам уже приходилось встречаться. Между организациями, нелегально переправляющими людей через границу, существует достаточно сильная конкуренция. Ставка высока, соответственно и методы борьбы самые жестокие. Может, нужно было вывести из игры конкурента, а может, это был акт мести по отношению к человеку, решившему порвать с бандой.

В разговор вступает Йохен:

— Сейчас я уже далек от всех ваших дел, поэтому прошу разрешения задать наивный вопрос: почему ты допускаешь лишь «несчастный случай на производстве» в одной из организаций, занимающихся нелегальным провозом людей? Разве взаимосвязь с секретными службами в данном случае не возможна?

— Разумеется, возможна. В пользу такого предположения свидетельствуют два момента. Первый момент — это совершенно однозначный обработанный и обобщенный эмпирический материал целого ряда последних дел. Исходя из этого проникновение тайных служб противника в организации, занимающиеся нелегальным провозом людей через границу, с целью использовать эти организации в своих интересах можно считать фактом. Иными словами, и в нашем случае мы не должны исключать вероятность того, что преступники выполняли задание по нелегальной заброске к нам или, наоборот, по нелегальному вывозу от нас одного из агентов секретных служб.

— Может, имела место подмена? — спрашивает Йохен.— Убитого заменили живым.

— Подмена или просто ликвидация по приказу из Центра. Все это и теоретически, и практически вероятно. Но я не люблю теоретизировать, если практическая ситуация не дает для этого конкретных отправных точек.

— Теоретизируй дальше, это тренирует ум, — говорит Вернер.

— Хорошо. Второй момент — это, конечно, найденная у трупа фишка для го и ее загадочная связь с прошлым. Только поэтому я и обратился к вам за консультацией. Случайность или закономерность? Имеет ли старое дело отношение к новому? Ваш старый знакомый по тому делу, доктор Баум, руководивший Йохеном как агентом ЦРУ, играл в го. Участвует ли он в нашем деле? Если да, то какова его роль?

— Он был все что угодно, только не авантюрист, — говорит Вернер.

— Я могу поставить вопрос по-другому: кто он — тот, кого ликвидировали, или тот, кто ликвидировал? Он ли подкинул нам труп или же его самого подкинули нам в виде трупа?

Падает мелкая снежная крупа. Некоторое время они слушают, как она шуршит по прошлогодней дубовой листве. Йохен поднимает воротник пальто.

— Баум никогда не был похож на убийцу, — произносит он. — Так что один вариант можешь отбросить, а о другом мне не хочется думать.

— Хорошо, однако вернемся к событиям, разыгравшимся здесь. Итак, каким образом они могли развиваться дальше?

Носком ботинка Эрхард Холле чертит на снегу какие-то значки:

— Я могу порадовать вас опять же только гипотезой. Например, преследуемый находится в безвыходной ситуации и предпринимает последнюю отчаянную попытку спастись. Резким поворотом он уходит на стоянку, выпрыгивает из машины в кусты. Ему безразлично, что будет дальше. Он думает лишь о том, как спастись от убийц. Преследователи не отстают, в свете фар они находят дорогу и хватают беглеца. Все.

Вновь вмешивается Йохен:

— Тогда здесь должна была остаться вторая машина.

— Нет. Надо исходить из того, что преследователей было как минимум двое. Один из них мог сесть за руль второй машины.

Вернер качает головой:

— Не могу себе представить, что они в этом случае делали бы дальше. Вряд ли бы им удалось переправить машину назад через границу. Они попались бы при первой проверке документов.

— А если бы один из них предъявил документы убитого? Если между тем и другим существовало внешнее сходство?

— Слишком рискованно для тех, кто планирует такую операцию. Они подстраховываются совсем другими способами.

В разговор вновь вступает Йохен:

— Значит, машина должна быть где-то здесь, по эту сторону границы. Может, ее просто поставили где-то недалеко от автострады.

Его дополняет Вернер:

— Во всяком случае машина не могла раствориться в воздухе.

А Йохен заключает:

— Точно так же, как и вторая фишка для го.

«До чего же любят фантазировать эти два стреляных воробья», — с удивлением думает Эрхард Холле. Он никак не может понять, при чем здесь вторая фишка и почему они так упорно стремятся ее найти. Уважение к старшим несколько смягчает иронию, звучащую в его голосе:

— Однако не обнаружено ни второй автомашины, пи второй фишки для го. И ничто не указывает на то, что их когда-нибудь удастся обнаружить.

Йохен вздыхает:

— Да, по крайней мере, не сейчас. Может, приехать сюда весной, когда растает снег?

— Что касается меня, то я не располагаю временем…— Голос Холле звучит несколько раздраженно. — Однако позвольте спросить: почему вы оба так уцепились за эту вторую фишку?

— Потому, дружище, что, как я тебе уже говорил, без этой фишки ты не продвинешься ни на шаг. — Вернер хватает первый попавшийся прутик, торчащий из снега, и со свистом рубит им воздух.

— Стоп! — Холле выхватывает у него прутик и вновь втыкает его в снег. — Это маркировка. Здесь лежала фишка для го, найденная во время осмотра места происшествия.

— Ах нот оно что! Тогда продолжай искать дальше. Да побыстрее!

— Позвольте только спросить: а зачем? — От обиды голос у Эрхарда Холле становится совсем тихим. — Несколько ночей я провел перед монитором, знакомясь с делом «Мертвый глаз», записанным на компьютере. Меня, вероятно, можно упрекнуть в тупости — ради бога! — но не в том, что что-то от меня ускользнуло. И я не понимаю, почему вопрос о том, зачем нужна вторая фишка, именно вторая, запретен.

— Вернер, а может, он действительно пропустил какой-то кусок пленки? — спрашивает Йохен.

Вернер уже заметил знакомую складку обиды на лбу Холле, напоминающую складку на морде таксы, и не в силах сдержать ухмылку:

— Да конечно же! Учебный материал обезличен и кое в чем не полон. Доктор Баум был важным лицом. И многое говорило за то, что, после того как он исчез с нашего горизонта, он таковым и остался. Извини, Эрхард, ты, конечно, не можешь всего знать. В своем описании доктора Баума я опустил некоторые детали. Йохен, объясни ему!

— Баум всегда носил с собой две фишки — белую и черную — и постоянно перебирал их пальцами, демонстрируя что-то вроде фокуса. Если он каким-либо образом связан с твоим новым делом, то по логике вещей в мозаике вещественных доказательств недостает еще одного камешка — второй фишки. Одна фишка — это только половина доктора Баума.

Шик-шак-шик-шак-шик-шак-шак!

Они вздрагивают и оборачиваются. Совсем рядом, за их спинами, опять кричит птица.

— Сорока! — восклицает Йохен. — Знаете сказку о сороке-воровке? Может, она и утащила вторую фишку?

Вернер басит:

— Фишка для го — это вам не серебряная ложка. Хотя здесь кое-что и напоминает сказочное царство, мы не имеем права вести себя как сказочные герои. — Он смотрит на Холле: — Либо ты вызовешь поисковую группу, либо мы сами проделаем эту работу.

— Вот это да! Уж лучше добраться до сорочьего гнезда. — Йохен смеется, и в его смехе сквозит раздражение.— Когда здесь работали специалисты-трассологи, снега еще не было, и все-таки они нашли черную фишку на темной почве. Почему же, спрашивается, они не обнаружили белую, которая была бы куда заметней, если бы вообще существовала в природе?

— А теперь мы должны найти в снегу белую фишку! — досадует Эрхард Холле. — Мне ясно одно: трассологи но знали того, что знаем мы. Найдя одну фишку, незнакомый и более чем случайный предмет, они и не предполагали, что должен быть второй предмет, образующий пару. Почему, собственно, они должны были искать второй предмет? Зато нам не остается ничего иного, как искать. Время не ждет. Итак, за дело!

Снег неглубокий, но сырой и вязкий. Сантиметр за сантиметром расчищают они почву, исследуя ее при этом руками. Йохен Неблинг ругается себе под нос.

— Спокойней, спокойней, — басит Вернер. — Это занятие требует терпения. А ну-ка покажем, чему нас учили.

У него самого внутри все дрожит от нетерпения. Вторая фишка! След, оставленный доктором Баумом! Можно представить, что их ожидает в таком случае!

Чтобы не затоптать снег, они медленно и сосредоточенно продвигаются от края к центру — прутику, обозначающему место находки. Дойдя до него, они делают перерыв, чтобы отогреть закоченевшие руки в карманах пальто. Прошло уже не менее часа, а на белоснежной целине расчищен лишь небольшой участок величиной не более поверхности стола. Они решают дальше снег не расчищать, а внимательно исследовать уже расчищенное пространство, потому что именно здесь лежала черная фишка. Это критическая точка. И снова, согнувшись, движутся они от края к центру, поднимая каждую травинку, каждую веточку. Работают молча. И с каждой минутой тает надежда обнаружить находку. Сойдясь в центре, они не смотрят друг на друга. Никто из них не хочет видеть разочарование, написанное на лице другого.

— Может, хватит? — спрашивает Йохен.

Холле колеблется.

Вернер пытается его утешить:

— Наверное, мы плохо искали. У тебя еще есть возможность вызвать поисковую группу. Специалисты видят лучше.

— То, что не удастся найти нам, никто не найдет. — Маленький Холле опять садится на корточки, берет горсть земли и пропускает ее сквозь пальцы. — Мы обыскали только поверхность. А почва здесь состоит из глины с песком, она неплотная и мокрая. Предмет, который мы ищем, маленький, плоский и гладкий. Его легко втоптать в землю. Это могли сделать и мы, и трассологи.

— Это могли сделать и сами преступники, — добавляет Вернер.

Они опять принимаются за работу, исследуя почву сантиметр за сантиметром. Они скребут ее щепками и голыми руками. Иногда им попадается мелкий светлый камешек, и в этот момент они ощущают что-то вроде удара током. Обманувшись, они разочарованно продолжают копаться дальше, медленно продвигаясь вперед. Перед Йохеном небольшой кусок моха. Он медленно приподнимает его, а затем не спеша поднимается сам.

— Не найдется ли у вас ножичка? — В его голосе звучит скрытый триумф, от этого он даже осип немного.

Оба его товарища замирают и неподвижно глядят на него — лицо Йохена сияет.

— Ну, конечно, опять тебе повезло! — восклицает Вернер. Он достает из кармана брюк большой складной нож с костяной ручкой и раскрывает его. Какое-то мгновение колеблется, но затем торжественно протягивает нож, держа его за лезвие, Эрхарду Холле: — Твоя компетенция!

Холле переводит глаза туда, куда смотрит Йохен. Осторожно погружает лезвие в мох. Затем в его руке оказывается что-то, что он сначала обдувает, протирает и уж затем показывает товарищам. На его ладони лежит, сверкая своей первозданной белизной, вторая фишка для игры в го.