"Война во Вьетнаме. 1946 - 1975." - читать интересную книгу автора (Филипп Б. Дэвидсон)

Глава 4.

Первая наступательная кампания Зиапа. 1950 г.

В начале 1950 года Зиап закончил разработку многостороннего плана победоносной кампании. В этом аналитическом труде Зиап рассматривал три фазы войны. В фазе номер один (к тому моменту завершенной) надлежало действовать осторожно и избегать решительных схваток с противником. На втором этапе, благодаря поставкам снаряжения, вооружения и притоку подготовленных кадров из Китая, появлялась возможность перейти к наступлению и один за другим уничтожить северные аванпосты французов. В настоящий момент Вьетминь находился на второй фазе, которую Зиап считал самой насущной. В начале 1950-го для Зиапа представлялось важным, кто одержит верх в своеобразном соревновании между китайцами, помогавшими Вьетминю, и американцами, оказывавшими поддержку французам. В начале 1950 года Зиап считал, что пока гонку выигрывают китайцы, и хотел использовать создавшееся преимущество, прежде чем американская помощь французам примет широкомасштабный характер. Как виделось Зиапу, в третьей фазе (в будущем), начав генеральное наступление, войска Вьетминя опрокинут французов и выбросят их вон из страны.

Сам Зиап, похоже, не составил окончательного мнения относительно того, когда точно заканчивается одна и начинается другая фаза. Оба источника, где говорится относительно планов наступления, сообщают, что Зиап предполагал изгнать французов из Вьетнама в течение полугода, то есть к концу 1950-го или к началу 1951-го‹1›. С другой стороны, Зиап не мог не понимать, что даже при наличии массированной китайской помощи установленные им сроки нереалистичны. Он постоянно говорил о “продолжительной войне” и о “вой не, которая протянется долго”‹2›. Вероятно, следует понимать все это так: Зиап надеялся одержать победу в течение нескольких месяцев, но готовился к затяжной борьбе.

Выбор пограничных аванпостов в качестве первых точек приложения сил был стратегически оправдан. Во-первых, в случае успеха Вьетминю удалось бы ликвидировать помехи на пути поступления помощи от “китайских товарищей”. Во-вторых, уничтожение французских фортов позволило бы расширить “район тыловых баз”, распространив его не только на Вьет-Бак, но также и на Китай. В-третьих, очистив пограничные территории от присутствия противника, Зиап сможет, по крайней мере теоретически, не опасаться удара сзади, когда, покинув Вьет-Бак, войска Вьетминя двинутся на юг, чтобы атаковать французов в Тонкинской дельте.

Кроме стратегических, существовали, впрочем, и психологические причины. Необходимость выигрывать сражения, особенно первые, – императив войны. У солдат должны исчезнуть сомнения относительно их способности побеждать врага. На уверенности в победе зиждется воинский дух, который питает победу. Поражения, напротив, поглощают его. А атака на французские аванпосты у границы почти наверняка должна была принести Зиапу победу, поскольку форты эти, расположенные на значительном удалении один от другого, являлись чем-то вроде привязанных баранов в стране, где живут тигры. У гарнизона одного аванпоста практически отсутствовала возможность прийти на помощь другому, что позволяло коммунистам щелкать их как орешки один за другим. Единственным способом доставлять пополнения в форты оставались парашютные десанты, но даже в таком случае французы могли лишь незначительно усилить свои гарнизоны. И что хуже всего, инициатива здесь полностью принадлежала Зиапу. Он мог выбирать время и место для атаки и к тому же не беспокоиться, что французы сорвут его планы, предприняв крупное контрнаступление.

Перед кампанией 1950 года Зиап осуществил последние реформаторские приготовления – в конце 1949-го он организовал части Главных сил в дивизии. Он располагал необходимыми для этого шага материальными и людскими ресурсами: тяжелым вооружением, аппаратурой связи, штабными офицерами, подготовленными командирами, способными выполнять сложные боевые задачи во взаимодействии с другими родами войск. В любой современной армии дивизия является базовым оперативным подразделением, самым меньшим формированием, обладающим всеми средствами наземных вооружений и способным в случае необходимости сражаться самостоятельно, обходясь без чьей-либо поддержки. Создание в армии дивизий ознаменовывает ее переход из категории “любителей” в “главную лигу профессионалов”.

Дивизия северных вьетнамцев численностью в 12 000 человек состояла из четырех пехотных полков, по три батальона в каждом. В каждом полку имелись штаб, небольшое подразделение связи и батарея поддержки, оснащенная 120-миллиметровыми минометами. На дивизионном уровне кроме штаба действовали рота связи и инженерно-саперный батальон. По меркам западных стратегов, организация дивизий Вьетминя образца 1950 года, главным образом из-за отсутствия в структуре артиллерии, казалась устаревшей, так же как вышедшие из моды высокие штиблеты, которые, как поговаривают, носил и сам Зиап. Из-за недостаточной механизации в дивизиях Вьетминя соотношение живой силы и огневой мощи бьшо значительно ниже принятого на Западе уровня. Так, например, в батарее 120-миллиметровых минометов на 200 человек личного состава приходилось всего два миномета‹3›.

В то же время нехватка тяжелого вооружения давала и некоторые преимущества. Дивизия могла передвигаться по бездорожью и сражаться в джунглях, на что оказывались неспособными французские части, зависевшие от танков, грузовиков и доставляемых по дорогам предметов снабжения. Структуру организации дивизий Зиапу диктовала реальность – нехватка у Вьетминя технических средств и тяжелого вооружения. Созданным им пяти дивизиям Зиап присвоил номера: 304-я, 308-я, 312-я, 316-я и 320-я. В следующую четверть века наименования этих частей будут ассоциироваться со всеми крупными сражениями всех трех индокитайских войн, а 308-й, или “Железной дивизии”, судьбой будет уготовано встать в один ряд с лучшими соединениями армий мира.

В свете событий 1950 года следует внимательнее присмотреться к французским пограничным фортам, избранным Зиапом в качестве объектов приложения сил. Ключевыми опорными пунктами северной линии являлись (с востока на запад) Ланг-Сон, Као-Банг и Лао-Кай, примерная суммарная численность гарнизонов которых достигала 10 000 человек. Лао-Кай, занятый гарнизоном численностью от 2000 до 3000 солдат и офицеров, прикрывали четыре поста – Муонг-Куонг, Па-Ка, Нгья-До и Фо-Лу, в каждом из которых находилось по одной роте. Као-Банг также имел посты-“сателлиты” Донг-Ке и Тат-Ке, в которых было размещено по одному батальону Иностранного легиона. Сам Као-Банг занимали два-три пехотных батальона, не считая нескольких сотен различных представителей тыловой и административной служб. Таким образом, Као-Бангский участок обороняло приблизительно 4000 человек. Ланг-Сон являлся главной базой северного периметра французских постов и располагал гарнизоном в 4000 человек, включая вспомогательные службы.

Подготовку наступления 1950 года Зиап начал в 1949-м. С приближением сезона дождей в 1949-м Зиап атаковал французские форты в окрестностях Лао-Кая. Форты выдержали штурмы, но Зиап и не собирался захватывать их. Он провел атаки по двум причинам – поскольку хотел поучить своих бойцов ведению осады и выяснить, как поведут себя во время приступов французы. Зиап превосходно выбрал момент. Начавший дуть с юго-запада муссон не позволял французской авиации принять участие в боях, а последовавшие затем традиционные “летне-осенние каникулы”, на которые приходилось уходить воюющим сторонам во время сезона дождей, предоставили Зиапу время для анализа опыта, полученного во время кратковременной осады фортов.

Наступление 1950 года стартовало в феврале, целью его стали “сателлиты” Лао-Кая, на захват которых Зиап отправил 308-ю дивизию Вьетминя. Для нее эта операция стала боевым крещением, а Для всей армии Зиапа – первой репетицией большого наступления, запланированного на октябрь. Зиап избрал в качестве объекта на падения Фо-Лу, маленький, расположенный среди густых джунглей деревянный форт с гарнизоном в одну роту. Обстреляв крепость из минометов, базук и безоткатных орудий, 308-я дивизия бросилась на штурм и овладела укреплениями. Соотношение сил было примерно сорок к одному. Девять или десять батальонов Вьетминя (всего от 5 000 до 6 000 человек) “живым валом” устремились на 150 защитников. Главное французское командование осуществило выброску парашютной роты, но она приземлилась в двадцати километрах от цели. Двигаясь на выручку гарнизону Фо-Лу, эта рота подверглась атаке двух батальонов Вьетминя. Завязалась ожесточенная схватка, и “пара”{28} были вынуждены отступать под напором значительно превосходящих сил Вьетминя. Казалось, десантники обречены, но тут им улыбнулась удача. В воздухе появились шесть французских штурмовиков, которые принялись осыпать вьетнамцев бомбами и поливать огнем из пушек и пулеметов. Те из парашютистов, что еще оставались в живых, были спасены. Французы отступили, но при этом им пришлось оставить в джунглях тела убитых товарищей. Во французской армии подобные поступки всегда считались недостойными, порочащими честь солдата. Сам генерал Карпантье бросил лейтенанту Плане, командовавшему парашютистами, обвинение в трусости.

Маленькому гарнизону Нгья-До, деревянного форта, расположенного в тридцати с небольшим километрах от Красной реки на участке Лао-Кая, повезло больше, чем защитникам Фо-Лу. В марте он подвергся атаке 308-й дивизии, но французы выбросили прямо на пост целый 5-й парашютный батальон и еще одну роту парашютистов. Прибытие десантников расстроило планы нападавших, и, хотя 308-я дивизия вполне могла бы захватить пост, Зиап решил отступить во избежание больших потерь. Как оказалось, он был прав, поскольку спустя несколько дней французы эвакуировали весь гарнизон форта.

В апреле 1950-го 308-я дивизия и приданные ей части поддержки с тысячами “кули”, перетаскивавшими на спинах военное снаряжение и продовольствие, ушла из района Лао-Кая к Вьет-Баку. Зиапу требовалось провести последнюю проверку, генеральную репетицию перед тем, как поднять занавес и “открыть сезон” осенью 1950 года. Он выбрал Донг-Ке, хорошо укрепленный форт, охраняемый батальоном французов. И снова “первую скрипку” играла 308-я дивизия, пять батальонов которой 25 мая поднялись на окрестные холмы и начали минометную и артиллерийскую подготовку. После двух дней непрерывных обстрелов 308-я пошла на штурм и ворвалась в руины Донг-Ке. 28 мая все было кончено.

Однако триумф Вьетминя оказался непродолжительным. 28 мая небо прояснилось, и 3-й колониальный парашютный батальон в полном составе приземлился возле руин крепости. Французский десант застал врасплох бойцов Зиапа, занятых грабежом Донг-Ке. Парашютисты атаковали противника и после ожесточенной рукопашной схватки отбили Донг-Ке. Вьетминь потерял 300 человек, две гаубицы, три пулемета и большое количество легкого стрелкового оружия. Французы потеряли батальон, составлявший гарнизон Донг-Ке (за исключением примерно ста человек, сумевших выбраться из-под огня 308-й), и все снаряжение. Бойцы Вьетминя приобрели ценный опыт и веру в свои силы. Поле первого сражения при Донг-Ке осталось за французами, но с обеих сторон в солдатских умах – а именно там, часто еще не начавшись, выигрываются и проигрываются битвы – сложилось убеждение, что это был триумф Вьетминя. Все поняли – когда в конце сентября завершится сезон дождей, форту не выстоять. Генералы в Ханое и в Сайгоне еще не осознали того неумолимого факта, что ситуация изменилась и время для французов во Вьетнаме начало обратный отсчет.

Когда в конце сентября 1950 года у юго-западного муссона истощились наконец запасы влаги, Зиап был готов начать свое первое контрнаступление. План его не отличался особой сложностью. Вьетнамский главнокомандующий собирался окружить Као-Банг и Тат-Ке, привлечь тем самым внимание противника к этим крепостям и нанести одновременно удар по Донг-Ке. Захватом этой крепости Зиап перерезал дорожное сообщение между Као-Бангом и Тат-Ке, в результате чего у французов оставалось три сценария, все трудноосуществимые и, вполне возможно, чреватые катастрофическими последствиями. Следуя первому из них, французы могли бы попытаться эвакуировать гарнизоны по дорогам. Во-вторых, они могли бы попробовать наладить снабжение защитников крепостей по воздуху, что было бы крайне затруднительно реализовать на практике. В-третьих, они могли бы усилить гарнизоны оказавшихся под угрозой фортов.

Как показали последующие события, попытки вывести гарнизоны из крепостей неминуемо оказывались сопряженными с потерями из-за засад и непрерывных наскоков Вьетминя на колонны. Не более обнадеживающие перспективы сулила и организация снабжения защитников воздушным путем. Французской транспортной авиации в регионе и без того не хватало личного состава и самолетов, и она уже и так работала на пределе возможностей. Кроме того, находившиеся под угрозой пункты располагались в горной и лесистой местности. Используя ее рельеф, коммунисты легко имели возможность нарушить, а то и вовсе сделать невозможным воздушное сообщение с гарнизонами фортов. Такая попытка могла дорого обойтись французам, которые неминуемо стали бы терять самолеты и экипажи. Воплощение в жизнь плана усиления гарнизонов, скорее всего, лишь увеличило бы масштабы катастрофы, поскольку в таком случае при эвакуации, которой было так или иначе не избежать, потери в живой силе только бы возросли. К тому же чем большее число людей оказалось бы запертым в приграничных крепостях, тем больше боеприпасов и продовольствия им пришлось бы доставлять. Таким образом, для французов складывался самый настоящий замкнутый круг.

Зиап же даром времени не терял. Чтобы не позволить противнику подтянуть в Северный Вьетнам свежие силы с юга страны, где французам удалось добиться больших успехов в акциях умиротворения, Зиап приказал Нгуен Биню, командовавшему силами Вьетминя в Южном Вьетнаме, развернуть там широкомасштабные наступательные операции.

Нгуен Бинь являлся еще одним удивительным и загадочным персонажем, оставившим свой след в истории индокитайских войн. Родившийся в 1904-м где-то в дельте Красной реки в Северном Вьетнаме, он, подобно Зиапу, Хо и многим другим героям революции, вступил на путь борьбы за свободу Вьетнама в раннем возрасте. Школой жизни стали для него неудачные мятежи и казематы французских тюрем. Однако Бинь не походил на прочих вьетнамских коммунистов. Во-первых, он был среди них единственным, кто получил традиционное военное образование, закончив военное училище в Китае. Во-вторых, всех вьетнамских революционеров, за исключением, может быть, Зиапа, отличало пуританство и почти ханжеский аскетизм, в то время как Нгуен Бинь не чуждался женского общества, любил выпить и покутить. В-третьих, Бинь очень поздно вступил в коммунистическую партию, и тогда (как мы еще убедимся) вступление его заставило Политбюро засуетиться.

В первые годы, проведенные им на юге Вьетнама, “одиночка” Бинь все еще не принадлежавший к компартии и не “повязанный” делами с севером, записал себе в актив серию выдающихся достижений. В нем сочетались черты борца против засилья французов и обычного бандита. Ему удалось набрать войско, численность которого на первых порах составляла пятнадцать батальонов, а позднее достигла двадцати двух полков. Он создал и обучил свой главный штаб еще задолго до того, как штабная организация появилась у Зиапа. Кроме того, для координации действий и управления контролируемыми им территориями Бинь основал политэкономический комитет.

Солнце Биня восходило, ярко сияя. Однако в 1947-м оно померкло, по крайней мере на время. Некоему немного запутавшемуся члену одной из бесчисленных организаций борцов за свободу в Южном Вьетнаме показалось, что Бинь слишком уж сблизился с коммунистами, и он решил устранить изъян, ликвидировав отважного революционера. Хотя цели своей одиночка не достиг, он все же сумел серьезно ранить Биня. Сестра, следившая за выздоровлением южного лидера, оказалась не только красивой женщиной, но и истовой коммунисткой. В общем, в лучших традициях скверных мыльных опер, она обратила ослабевшего Биня в марксистскую “веру”. Желая укрепить в ней прозелита, в январе 1948-го Хо Ши Мин присвоил Биню звание генерал-майора. Однако новообращенного коммуниста ждали на новом пути не только “пироги и пышки”, но и “синяки и шишки” – действия прежде независимого борца за свободу народа теперь направляла железная рука партии.

Революционная карьера Биня достигла пика в начале 1950-го, когда он получил повышение и стал генерал-лейтенантом. С помощью пропаганды, агитации и серии акций неповиновения и мятежей, а более того, посредством кровавых расправ и террора Бинь стал “царствовать” в Сайгоне посреди им самим устроенного хаоса. В тот момент, когда казалось, что ничто не может помешать ему править, случилось нечто. Человеком, победившим Биня, стал маленький старый, засушенный как финик полицейский по имени Там, известный еще под кличками Палач и Тигр Кайлая. В течение нескольких недель Там разрушил шпионскую сеть Нгуен Биня. Необходимую информацию Палач черпал от бывших агентов коммунистического генерала, которым развязывал языки жестокими пытками. Камеры тюрем переполнились сторонниками Биня. К середине 1950 года Там вернул жителям Сайгона солнце, которое им заслонила зловещая тень Нгуен Биня.

Однако для Хо и Зиапа изрядно общипанный Бинь продолжал представлять определенный интерес как средство для отвлечения сил французов от событий на севере. В августе – сентябре 1950-го, когда Зиап завершал последние приготовления к нападению на при граничные аванпосты, Нгуен Бинь развернул тотальное наступление в Кохинхине. Войска Биня не могли противостоять французам в открытом сражении и были сметены огнем противника. То, что осталось от армии Биня и военно-политического коммунистического руководства, французы загнали на Камышовую равнину, почти в Камбоджу. Самоубийственное наступление, на которое толкнули Биня его хозяева с севера, дорого обошлось коммунистам на юге, и прежде всего Нгуен Биню, заплатившему за это в конце концов собственной жизнью.

В 1951-м Зиап приказал Биню “разведать новые пути сообщения с Тонкином через Камбоджу”‹4›. То был фактически смертный приговор, и все, кто находился в курсе дел, понимали это. Зиап знал, что генерал-лейтенант Бинь серьезно болен и, вполне возможно, не вынесет путешествия через ад джунглей. Однако, чтобы не случилось осечки, Ле Зуан подобрал в компанию Биню двух политработников. На пути в Северный Вьетнам, когда путешественников почти уже настиг возглавляемый французами отряд камбоджийцев, комиссары Ле Зуана вышибли Биню мозги выстрелом из американского армейского “кольта” сорок пятого калибра. Один из двух политработников попал в руки камбоджийцев и сказал им, что обнаруженное ими тело является телом генерал-лейтенанта Нгуен Биня, главнокомандующего силами Вьетминя в Кохинхине. Французский офицер отрубил одну из кистей рук убитого и отправил в Сайгон, где экспертиза, сверив отпечатки пальцев, дала заключение, что рука действительно принадлежала Биню. Так умер в камбоджийских джунглях всеми брошенный и преданный Нгуен Бинь, дорого заплативший по счетам Зиапа, Хо и Ле Зуана.

Первое наступление Зиапа на севере началось 16 сентября 1950 года. Под прикрытием тумана, характерного для завершающего этапа сезона дождей, силы Зиапа овладели Донг-Ке (что стало образцом для будущих сражений) за шестьдесят часов.

Войска Зиапа превосходили французов в численности по крайней мере в восемь раз‹5›. Бой начался с артиллерийской дуэли между французами в форте{29} и вьетминьцами на окружающих его высотах. Когда Вьетминю удалось артиллерийским и минометным огнем заставить замолчать французские орудия в крепости, вперед волна за волной устремилась пехота. После ожесточенной рукопашной схватки наступила тишина{30}. На сей раз, захватив форт, бойцы Вьетминя немедленно заняли позицию, с которой могли отразить контратаку парашютистов. Никакого грабежа, никакого беспорядка и неразберихи как в прошлый раз. Контратаки десантников не последовало, поскольку главное французское командование осознало наконец во всей полноте уязвимость приграничных форпостов.

Донг-Ке стал первой “фишкой домино”, падение которой предопределило участь других гарнизонов у трассы № 4. Зиап очень тщательно спланировал кампанию, однако и он не мог предвидеть неожиданной помощи, которую окажет ему французский командующий Карпантье. Относительно приграничных постов у Карпантье тоже имелись соображения, которые он и озвучил как раз 16 сентября, когда Зиап начал свое контрнаступление на Донг-Ке. Теперь, когда было уже слишком поздно, Карпантье решился все-таки на эвакуацию гарнизонов. Согласно приказу № 46, надлежало не позднее 1 октября овладеть Тай-Нгуеном и, как только это произойдет, немедленно вывести части из Као-Банга‹6›.

Даже в войне, в которой французы то и дело пытались претворить в жизнь один утопичный план за другим, приказ № 46, что называется, стоит особняком. Захват Тай-Нгуена совершенно не согласовывался с эвакуацией солдат из Као-Банга. По плану Карпантье, гарнизону Као-Банга предстояло следовать из форта не по Route Coloniale 3 (R.C. 3), или колониальной трассе № 3, соединявшей Као-Банг и Тай-Нгуен, а по R.C. 4 через Донг-Ке. В то время как захват Тай-Нгуена никак не способствовал процессу эвакуации гарнизона из Као-Банга, Карпантье видел в своем плане другие привлекательные стороны. Взять Тай-Нгуен не представлялось сложным, такая операция не была сопряжена с большим риском, но зато могла вызвать положительный резонанс в средствах массовой информации. Подав захват Тай-Нгуена прессе под правильным “соусом”, удалось бы прикрыть оставление Као-Банга, что, на взгляд французов, выглядело серьезным поражением. Для Зиапа не имело смысла защищать Тай-Нгуен, где находились только службы, которые могли быть выведены, и оборудование, которое могло быть брошено без особого ущерба для Вьетминя.

Если бы овладение Тай-Нгуеном являлось единственным иррациональным элементом плана, можно было бы даже оправдать затею командующего как уловку пресс-агента, направленную на сбивание цен акций. Катастрофическим просчетом Карпантье стала его техника эвакуации Као-Банга, зависевшая от двух факторов – неожиданности и стремительности. Приготовления к эвакуации велись так, словно бы французы не собирались уходить из Као-Банга, а, напротив, намеревались держаться в нем до конца. По замыслу Карпантье, когда французам удастся таким образом обхитрить Зиапа, гарнизону надлежало, быстро уничтожив все ценное, покинуть Као-Банг и с максимальной скоростью направиться по магистрали № 4 в Донг-Ке. Там солдаты должны были встретиться с высланной им на помощь колонной из Ланг-Сона. После оставления Као-Банга судьба гарнизона, как считал Карпантье, будет целиком и полностью зависеть от темпа его движения.

Построенный на иллюзорных фантазиях, план командующего был обречен с самого начала. Начать с того, что он совершенно устарел, поскольку разрабатывался год назад, когда Донг-Ке находился в руках французов. Теперь же, прежде чем они приступили к осуществлению задуманного, оказалось, что Донг-Ке взят Зиапом и вернуть форт нет никакой возможности. Кроме того, французы не могли двигаться по трассе № 4 скрытно и быстро. Коммунисты контролировали дорогу, где имелось множество удобных мест для засад. Но даже и при отсутствии засад скорость продвижения по частично уничтоженной оползнями дороге не могла быть высокой. Достаточно было заминировать ее и взорвать мосты, чтобы задержать продвижение воинской колонны на часы и даже дни.

Однако и это еще не все. Секретность, жизненно необходимая для реализации плана Карпантье, почти наверняка оказалась бы нарушена еще до начала операции. Вездесущие агенты Зиапа могли узнать о намерениях руководства противника раньше, чем многие из французских командиров на местах получили приказ начать действовать. Система управления войсками у французов была организована так, что никто и никогда не знал, кто кем командует. Полковник Лепаж, возглавлявший колонну, выступившую из Ланг-Сона, совершенно не подходил для решения возложенных на него задач. Он был артиллеристом, больным человеком, совершенно не разбиравшимся в особенностях ведения войны в джунглях, более того, он не понимал сути задания, не чувствовал уверенности в своих подчиненных и сомневался в собственной способности руководить ими. Но кроме всего прочего, учитывая то, как заметно усилились части Главных сил Зиапа, у французов просто не хватало солдат для реализации плана командующего.

Большинство высших французских офицеров считали, что затея провалится. Алессандри бурно протестовал, он даже грозился подать в отставку, но не сделал этого. Все понимали, что план – порождение отчаяния, потому что к сентябрю 1950 года уже не существовало четкого решения проблемы по спасению фортов, расположенных по R.C. 4. За глупость и нерешительность французского командования в 1949-м теперь, в 1950-м, приходилось платить кровью солдат.

В конце сентября Карпантье атаковал Тай-Нгуен силами, равными по численности примерно двум пехотным дивизиям, при мощной поддержке танков, артиллерии и штурмовой авиации. Наступление не встретило серьезного сопротивления, однако у атакующей стороны возникли серьезные проблемы с перемещением тяжелого вооружения под проливным дождем, которым их поливал муссон, необычно долго загостившийся на севере Вьетнама. В конечном итоге в середине октября французам удалось завершить эту операцию. С военной точки зрения никаких дивидендов данная акция не принесла, и, проведя в Тай-Нгуене около десяти дней, французы оставили его.

Настоящее сражение разыгралось на трассе № 4. 16 сентября злополучный полковник Лепаж и его отряд, состоявший преимущественно из североафриканцев, выступили из Ланг-Сона к Тат-Ке, промежуточному пункту на пути к Донг-Ке, где и предполагалась встреча с колонной из Као-Банга. В целях сохранения секретности никто не проинформировал Лепажа о том, в чем в действительности состоит суть предпринимаемых им действий и какова его цель. Таким образом, он и его отряд двигались на северо-запад к Тат-Ке словно бы с завязанными глазами. Всю дорогу бойцы Вьетминя неустанно нападали на французов – засадам, минам, завалам и ловушкам не было конца, так что в итоге Лепажу пришлось отослать артиллерию, грузовики и тяжелое саперное снаряжение обратно в Ланг-Сон, чем он только еще больше снизил шансы своего и без того не слишком боеспособного отряда.

19 сентября группа Лепажа добралась-таки наконец до Тат-Ке. Здесь они встретились с весьма и весьма желательным подкреплени ем, 1-м парашютным батальоном Иностранного легиона, выброшенным в Тат-Ке 18 сентября. 1-й иностранный парашютный батальон, Bataillon Etranger de Parachutistes (ВЕР), комплектовался почти исключительно из немцев и среди французских войск в Индокитае имел репутацию самого свирепого боевого формирования. Это была ударная часть, которая могла бы стать большим подспорьем для Лепа-жа и его отряда. Однако элитные “пара” всегда с презрением относились к другим французским солдатам, не отличавшимся столь же высоким уровнем профессионализма. Немцы, по большей части бывшие эсэсовцы, с недоверием смотрели на североафриканцев из Ланг-Сона. Офицеры из 1-го ВЕР быстро учуяли нерешительность Лепажа и поняли, что он не уверенный в себе человек. Сделанное открытие их насторожило. Таким образом, посланные Лепажу подкрепления вместо того, чтобы усилить его отряд, только еще больше ослабили его. Нет ничего более разрушительного для морального состояния подразделения, чем недоверие к командиру и презрение к части, бок о бок с которой предстоит окунуться в сражение.

Когда войско Лепажа добралось до Тат-Ке, для французов складывалась плохая ситуация, однако она стала еще хуже, причем очень быстро. Во-первых, никто (включая и Лепажа) не знал, зачем они прибыли в этот пункт и какие задачи им предстоит решать. Какой-то офицер из штаба Алессандри или Карпантье прилепил к “разномастному” контингенту Лепажа прозвище “тактические силы Байяр”. Во время Первой Индокитайской войны французы постоянно давали забавные кодовые имена как отрадам, так и операциям, которые проводили. Тот, кто назвал так группу Лепажа, несомненно, обладал тонким чувством юмора, поскольку “Байяр” вызывает ассоциацию со “слепотой и самоуверенностью невежества”{31}. Вместе с тем в том, что касалось слепоты, он был прав, а вот с уверенностью все обстояло несколько иначе.

Вторым фактором, способствовавшим снижению морального духа отряда Лепажа, стали приказы командира предпринять серию небольших рейдов в радиусе нескольких километров от Тат-Ке. Метод, который взял на вооружение полковник, опирался на теорию, владевшую умами штабистов в ставке главнокомандующего. Суть ее заключалась в том, что солдатам нельзя давать расхолаживаться и позволять “мечам ржаветь в ножнах”, пусть-де личный состав упраж няется, пока нет большого дела. Такие вылазки не приносили ровно никакой пользы, а людей в них погибало ничуть не меньше, чем в крупных сражениях. Спросите на передовой любого солдата любой армии, и он скажет, что все они искренне ненавидят подобные акции. ho рейды Лепажа помимо потерь приводили и к другим негативным последствиям. Они еще больше увеличивали “пропасть недоверия” между парашютистами и североафриканцами. Так, один раз марокканцы отправились на “зачистку” вместе с “пара”, следовавшими в голове отряда. Легионеры застали врасплох группу бойцов Вьетминя и задали им жару, но одновременно другие вьетминьцы обошли французский отряд и набросились на марокканцев. Марокканцы не устояли, и десантники внезапно оказались атакованными со всех сторон. После ожесточенной схватки легионеры все же прорвались, однако эпизод лишь усилил в них недоверие к североафриканцам.

Наконец 30 сентября Лепаж получил закодированный приказ полковника Констана, коменданта Ланг-Сона, где частично сообщалось о том, что тактическим силам “Байяр” надлежит делать. Лепажу было приказано ко 2 октября захватить обратно форт Донг-Ке, находившийся от него в восемнадцати километрах. При этом.командира отряда никто так и не поставил в известность относительно того, по какой причине ему надлежит наступать на Донг-Ке. Лепажа продолжали держать в неведении относительно истинных целей его миссии. Впрочем, та часть задания, о которой его поставили в известность, ничуть не обрадовала полковника, и он тут же отослал Констану депешу, в которой высказал довольно здравые соображения касательно трудности поставленной задачи. Лепаж сообщил Констану, что не имеет точных сведений относительно положения дел вокруг Донг-Ке, а знает лишь только то, что значительные силы Вьетминя либо находятся в самом форте, либо где-то поблизости. Из-за отвратительного состояния, в котором находилась трасса № 4, ни артиллерия, ни грузовой транспорт не могли продвигаться вместе с колонной, а моросящий дождик и низкая облачность не позволили бы использовать авиацию.

Ответ к Лепажу пришел быстро: выступайте на Донг-Ке немедленно.

Во второй половине дня 30 сентября Лепаж приказал трем батальонам марокканцев{32} и 1-му ВЕР приготовиться к выполнению задания. Сделав это, полковник исповедался и причастился, после чего сказал своему старому другу: “Назад мы не вернемся”‹7›. Колонна сил “Байяр” численностью от 2 500 до 3 500 человек в ночь на 30 сентября выступила к Донг-Ке‹8›. Не встречая сопротивления, Лепаж со своими людьми в пять часов пополудни 1 октября достиг высот к востоку от Донг-Ке, и тогда из руин форта вьетнамцы открыли по ним минометный и пулеметный огонь. Лепаж отложил атаку на следующий день, решив применить двойной охват, отправив одно крыло (Иностранный легион) с востока, а другое, состоявшее из марокканцев, с запада. Известняковые пики, густые джунгли и мощные контратаки Вьетминя не позволили ни одной из групп добиться успеха.

Уже после полудня 2 октября Лепажу наконец сообщили, что его задача – встретить эвакуированный гарнизон Као-Банга и помочь ему добраться до Ланг-Сона по трассе № 4. Поскольку взять Донг-Ке не удалось, согласно сброшенному с самолета приказу, Лепажу предписывалось обойти Донг-Ке, пробраться через непроходимые джунгли к западу от разрушенного форта, затем, описав полукруг, вернуться на трассу № 4 и 3 октября встретиться с гарнизоном Као-Банга в Нам-Нанге.

Лепажа и его людей, не имевших ни проводников, ни детальных карт, просто посылали на смерть. Все, даже воду приходилось нести с собой. Мало того, со всех сторон их окружали тысячи бойцов Вьетминя, отлично знавших местность и благодаря наличию у них носильщиков не отягощенных ничем, кроме личного оружия. Услышав о приказе, который получил Лепаж, Алессандри немедленно связался с Карпантье и сказал: “Отмените все. Если вы этого не сделаете, вы совершите преступление”‹9›. Но даже этот отчаянный, нарушавший субординацию призыв Алессандри остался неуслышанным.

С того момента, как в ночь со 2 на 3 октября Лепаж, сойдя с трассы № 4, углубился в джунгли, “прожекторы” на сцене театра военных высветили Као-Банг. Часом “Ч” и днем “Д” для гарнизона стала полночь 2 – 3 октября. В соответствии с планом Карпантье, личный состав должен был уйти без шума, бросив все тяжелое вооружение, и не мешкая спешить на встречу с Лепажем. Считая, что наивные расчеты ни в коем случае не оправдаются, комендант Као-Банга полковник Шартон, прославленный в боях легионер, решил изыскать “дополнительные гарантии провала”. Не выполнив приказа, он приказал одним мощным взрывом поднять на воздух все боеприпасы (150 тонн) вместе с прочим имуществом. Шартон не сомневался, что командирам Вьетмиия все равно известно о предстоящей эвакуации от своих агентов. Он, конечно, был прав, но взрыв помог Вьетминю определиться с точным временем начала операции.

Колонна гарнизона Као-Банга, имевшая в своем составе 1 600 солдат{33}, тысячу вооруженных туземцев (сторонников французов) и 500 гражданских лиц (включая местных проституток), выступила не в ночь со 2-го на 3 октября, как планировалось, а в полдень 3 октября. Ее движение вовсе не походило на стремительный марш налегке. Это была эвакуация, и колонне, отягощенной грузовиками и двумя пушками, а также плетущимися ранеными, женщинами и детьми, приходилось постоянно останавливаться.

Первый день (3 октября) прошел для колонны из Као-Банга сравнительно гладко. Неприятности начались только на следующий День. Когда колонна добралась до Нам-Нанга, места встречи с отрядом Лепажа, то никого там не застала. Затем поступили радиосообщения из Ланг-Сона. В первом говорилось о том, что Лепаж ок-ружен в джунглях к югу от Донг-Ке и принимает неравный бой. Во втором содержался приказ Шартону со всей поспешностью выступать на выручку колонны Лепажа. В этом присутствовала какая-то дьявольская ирония. По замыслу начальства, Лепажу отводилась задача поддержки Шартона, а вот теперь роли внезапно поменялись. Шартон был хорошим солдатом и потому немедленно приступил к выполнению приказа. Он знал, что пробраться к Лепажу по трассе № 4 ему не удастся, а придется идти по теряющимся в джунглях тропам. Пушки и грузовики были взорваны, а ноша солдат облегчена. Сложностей возникала масса, но самой главной проблемой стало то, что никто не знал, где точно искать тропу Куанг-Льет, единственную дорожку, которая могла привести Шартона к Лепажу.

Наконец, после долгих поисков, аборигены из отряда Шартона нашли тропу, ведущую в нужном направлении. Длинная колонна тонкой змейкой заструилась по ней через густые джунгли. Скоро, однако, тропа кончилась, и людям пришлось проделывать себе путь прямо сквозь заросли. Движение стало не просто медленным, а едва заметным. В довершение всего французы скоро заблудились. 4 и 5 октября Шартон упорно прорубался в южном направлении. К вечеру 6 октября его колонна оказалась вблизи от места, где находились остатки частей Лепажа.

Теперь вернемся к Лепажу, который 2 октября получил приказ обойти Донг-Ке и идти навстречу Шартону через джунгли. С того момента, как колонна свернула в заросли, она подвергалась беспрерывным атакам Вьетминя. Вскоре французские подразделения перестали существовать как единое целое, а люди в них превратились в зверей, окруженных охотниками. Наконец бойцы Вьетминя загнали наиболее крупную группу во главе с больным и едва способным передвигаться Лепажем в глубокую лощину, называемую ущельем Кокс-Кса. Поливая противника огнем с соседних высот, вьетнамцы безжалостно уничтожали французов. В отчаянии Лепаж приказал легионерам в 03.00 7 октября атаковать и прорываться на соединение с находившимися уже рядом силами Шартона. Неся серьезные потери, с беспримерным мужеством легионеры прорвались через кольцо вьетнамцев и вскоре после рассвета проложили путь команде Шартона.

У Шартона тем утром обнаружились свои проблемы – коммунисты впервые за все время ударили на него большими силами. Началось все с артподготовки, а затем тысячи и тысячи бойцов Вьетминя волнами устремились в атаку. Положение французов быстро ухудшалось. Скоро в панике побежали марокканцы, а сподвижники-туземцы, не выстояв, потеряли ключевую высоту. Позиция французов начала “просе дать”. Шартон со своими легионерами контратаковал, отчасти успешно, и его отряд продолжал драться, несмотря на серьезные потери.

Гибель группе Шартона принесло, как ни странно, прибытие уцелевших остатков колонны Лепажа. Охваченные паникой северо-африканцы из этого отряда были настолько испуганы и деморализованы, что практически лишились человеческого облика. Страх и паника быстро распространились от них на войска Шартона. Только легионеры продолжали действовать как эффективная боевая воинская часть, однако их было очень мало. Тысячи вьетнамцев были повсюду, и скоро все закончилось. Спастись удалось лишь немногим, остальные либо погибли, либо попали в плен{34}.

Гибель французских подразделений около Донг-Ке перепугала Кар-пантье и прочих старших командиров. Теперь они не думали уже ни о чем, кроме того, чтобы немедленно убрать войска из приграничной зоны – увести любой ценой. Тат-Ке был оставлен 10 октября. Гарнизон ушел в направлении Ланг-Сона, сопровождаемый уцелевшими, но полностью деморализованными солдатами из отрядов Шартона и Лепажа и гражданским населением Тат-Ке. Замыкал колонну 3-й колониальный парашютный батальон (3-й ВРС), высадившийся у Тат-Ке 6 октября с целью помочь тем, кому удалось вырваться из окружения после бойни у трассы № 4. Бойцы Вьетминя нападали на французов почти с самого начала марша, разбивая колонну и охотясь за отбившимися группами. Потери были почти стопроцентными, так, от всего 3-го ВРС осталось только пять человек. Но худшее ждало французов впереди. 17 – 18 октября началась эвакуация гарнизона из Ланг-Сона, бастиона приграничной оборонительной линии. В отличие от Као-Банга и Тат-Ке, Ланг-Сон был оставлен прежде, чем Зиап подошел к нему. Катастрофические потери, которые понесли французы в джунглях поблизости от Донг-Ке, самым негативным образом отражались на боевом духе экспедиционного корпуса, но командование нанесло по моральному состоянию своих войск еще один сокрушительный удар. Позор бегства отягощался и тем, что, уходя, гарнизон бросил в Ланг-Соне огромное количество всевозможных запасов: продовольствие, обмундирование, медикаменты и оборудование, но самое худшее – тонны боеприпасов, тринадцать гаубиц, 940 пулеметов, 450 единиц транспортных средств, 4 000 новеньких автоматов, свыше 8 000 винтовок и сотни бочек с бензином‹10›. Всего этого армии Зиапа могло хватить не на один месяц.

К концу октября в руках французов находился только один пограничный форпост, Лао-Кай, и Карпантье вознамерился эвакуировать его гарнизон. Ошеломленный катастрофой, разыгравшейся под Донг-Ке, обескураженный обвинениями в том, что отдал преждевременный приказ о выводе войск из Ланг-Сона, Карпантье предоставил принять деликатное решение о сроках эвакуации полковнику Косту, коменданту Лао-Кая. Кост превосходно справился с заданием. Оставив форт 3 ноября, он с боями провел колонну через джунгли и благополучно вывел ее к Лай-Чау. Карпантье поздравлял Коста точно победителя. Хотя и это, конечно, было не что иное, как очередное поражение.

Все, что случилось неподалеку от китайско-вьетнамской границы осенью 1950-го, являлось поражением. Высокомерие, глупость и небрежность французов стоили жизни 6 000 из 10 000 защитников приграничных постов, не говоря уже о потере огромных запасов оружия, снаряжения и продовольствия. Бернард Фэлл с горечью заметил: “Когда развеялся дым, французы обнаружили, что потерпели самое сокрушительное поражение в колониях с тех пор, как умер в Квебеке Монкальм{35}…”‹11›

Ближе к концу 1950 года Зиап выдвинул свои дивизии к Тонкинской дельте. Часть сил он сконцентрировал к северу от Ханоя, другую – к западу от дельты, а третью, преимущественно отряды партизан, – к югу от дельты. По всему становилось понятно, что Зиап собирался начать широкомасштабное наступление на французские позиции в Тонкине. Подобная перспектива так напугала Карпантье, что он даже собирался оставить весь Вьетнам к северу от 18-й параллели. Однако в ноябре ожидавшейся атаки Вьетминя не последовало, не произошло этого и в декабре. Тыловая система Зиапа, основанная преимущественно на использовании труда носильщиков, оказалась недостаточно гибкой и мощной, чтобы справиться с задачами снабжения в условиях новой диспозиции. Вьетнамцы попросту не смогли создать нужного количества новых складов, способных обеспечить тыловую поддержку во время наступления. Новую атаку Вьетминю приходилось перенести на 1951 год.

Зиап мог испытывать законное удовлетворение тем, как сложились события 1950-го. Ему удалось наглядно продемонстрировать высокую боеспособность частей Главных сил. Он смог перехватить инициативу и нагнать страха на французское командование. Наконец, он заставил зашевелиться правительство Франции, которое осознало, что выиграть индокитайскую войну малой кровью и без особых затрат не удастся. В конце 1950-го Зиап мог с уверенностью смотреть в будущее, планируя на 1951 год новое, еще более широкомасштабное наступление – наступление, которое поможет изгнать французов из Тонкинской дельты, а может быть, даже из всего Индокитая. Но, к досаде Зиапа, в начале января 1951 года “раскалад сил” вновь изменился, и не в его пользу. Наконец-то французы во Вьетнаме обрели долгожданного лидера – генерала Жана де Латтра де Тассиньи, Дугласа Макартура французской армии.

1. Bodard, Quicksand War, pp. 246-247; Fall, Street, pp. 34-55.

2. Fall, Street, p. 34.

3. Tanham, Warfare, p. 42.

4. Bodard, Quicksand War, p. 197.

5. Edgar O'Ballance, The Indo-China War 1945-1954: A Study in Guerrilla Warfare (London: Faber amp; Faber, 1964), p. 1 15.

6. Bodard, Quicksand War, p. 273.

7. Ibid., p. 278.

8. Bodard says 2,000 plus (p. 278) while O'Ballance reports 3,500 (p. 1 15).

9. Bodard, Quicksand War, p. 282.

10. O'Ballance, Indo-China War, p. 118.

11. Fall, Street, p. 30.