"Последние сто дней рейха" - читать интересную книгу автора (Джон Толанд)

Глава 6 Война на Балканах

Горячие споры в Ялте по Польше только драматизировали проблему, перед которой стояли все освобожденные страны Европы, и эта проблема стояла еще острее на Балканах. Весной 1944 года русские тремя мощными фронтами провели стремительное наступление на Украине, и через неделю Балканы были открыты для завоевания.

Такое положение вещей встревожило Черчилля не меньше Гитлера, поскольку британский премьер-министр считал Балканы одним из краеугольных камней стабильной послевоенной Европы. Несмотря на то, что руководство Советского Союза послало официальное уведомление Великобритании и США о том, что оно не будет насильственно менять существующий социальный строй в Румынии — первой стране на Балканах на пути Красной Армии, — Черчилль тем не менее считал, что Сталин тайно планирует включить всю Южную Европу в сферу большевистского влияния. В связи с этим Черчилль попросил Идена подготовить документ для кабинета по "острым вопросам" на Балканах между Западом и Востоком. "В более широком смысле" Черчилль сказал в меморандуме Идену, что "вопрос заключается в следующем: собираемся ли мы допустить коммунизацию Балкан?". Если нет, то"… мы должны довольно ясно показать им это в наиболее подходящий момент, когда позволит ход военных событий".

В то же время Черчилль понимал, что невозможно остановить русских повсеместно, и поэтому хотел заключить со Сталиным соглашение о разделе сфер влияния на Балканах. Например, отдав России Румынию, а Великобритании — Грецию. Камень преткновения заключался в том, что сама мысль о такой «сделке» наносила моральное "оскорбление госсекретарю Корделлу Хэллу и многим другим американцам. Что же касалось Рузвельта, то он категорически возражал против того, чтобы США брали на себя бремя послевоенной перекройки Европы, и особенно Балкан. "Для нас было бы неестественно заниматься этой задачей на удалении более 5000 тысяч километров, — писал он Стеттиниусу. Это определенно задача британцев, и они имеют в этом большие жизненные интересы, чем мы".

Рузвельт прямо сообщил об этом Черчиллю в телеграмме, где он высказывался против деления Балкан на сферы влияния, и предупредил, что Америка никогда не будет использовать военную силу для достижения дипломатических результатов в Юго-Восточной Европе. В конце августа 1944 года после разгрома Красной Армией последнего немецко-румынского очага сопротивления король Михай распустил правительство Антонеску и призвал к окончанию военных действий. После этого было сформировано коалиционное правительство с участием консерваторов, социалистов и коммунистов. Однако такая коалиция оказалась бессмысленной, поскольку несколько дней спустя после подписания документов о перемирии Румыния переходила под прямое управление советского Верховного Главнокомандования и, в конечном итоге, под советский политический контроль. Госдепартамент США дал указание Гарриману выразить протест, но он не возымел воздействия на Сталина, как и похожий протест Великобритании. Через несколько недель западные обозреватели в Бухаресте стали сообщать, что Румыния все сильнее попадает под коммунистическое влияние.

С Болгарией сложилась аналогичная ситуация. Хотя ее правительство никогда не объявляло войну России, болгарские вооруженные силы помогали Гитлеру контролировать ситуацию на Балканах. Сразу после завоевания Румынии Красной Армией ее части подошли к границе Болгарии. Кабинет министров был сразу же расформирован, а новое болгарское правительство осудило пакт с Гитлером, обещая нейтралитет без каких-либо условий, но для Сталина этого оказалось недостаточно, и он отдал приказ перейти границу Болгарии. Завоевание было бескровным, и болгары не только восторженно встречали Красную Армию, но и создали новое коалиционное правительство, куда вошли представители всех фракций, включая коммунистическую партию. Как и в Румынии, Красная Армия взяла все под свой контроль и правительственная коалиция стала лишь фикцией. С каждым днем коммунисты набирали силу.

Следующей целью Красной Армии была Югославия, которая являлась очередным объектом противоречий. Руководителем борьбы против Гитлера был коммунист, которого недолюбливал и которому не доверял ведущий коммунист мира, но которым восхищался и которого поддерживал один из ведущих демократов мира. Для Сталина Тито был выскочкой-эгоистом; Черчилль считал его храбрым воином, ведущим народную войну против Гитлера.

Проблемы Югославии отличались от тех, с которыми пришлось столкнуться другим балканским странам. Правительство искусственно созданного после первой мировой войны королевства, в которое вошли Хорватия, Сербия, Монтенегро, Черногория и Словения, 25 марта 1941 года подписало пакт с Румынией и Болгарией, таким образом включив три нации в новый "Европейский порядок" Гитлера. Сразу же начались спонтанные выступления разгневанного народа. Два дня спустя принц-регент Павел и его премьер-министр были заключены под стражу группой офицеров ВВС, которые сформировали правительство патриотов. Когда Гитлер узнал об этом перевороте, то просто не поверил своим ушам. А когда же его заверили, что это действительно так, то он приказал начать вторжение в Югославию. Через несколько дней бомбардировщики наносили бомбовые удары по Белграду, а немецкие, венгерские, болгарские и итальянские войска начали наступление со всех сторон. Двенадцать дней спустя Югославия капитулировала и была разделена победителями на части.

В течение двух месяцев в стране существовало слабоорганизованное движение Сопротивления вплоть до того момента, когда Гитлер внезапно напал на Советский Союз. Коминтерн выступил с радиообращением к Иосипу Брозу, генеральному секретарю югославской коммунистической партии: Немедленно организовывайте партизанские отряды. Начинайте партизанскую войну в тылу врага.

Броз — партийное имя Тито — был красивым мужественным человеком пятидесяти трех лет. Седьмой из пятнадцати детей, он родился в семье крестьян, унаследовав от родителей крепкое телосложение. За свои последние двадцать восемь лет он был ярым коммунистом. Он был также ярым патриотом, и через несколько месяцев так умело и энергично объединил эти убеждения, что большинство югославов признало его лидером объединенного фронта против фашизма.

Одна из крупнейших партизанских групп отказалась признать его лидерство. Этими людьми были четники, наследники исторической традиции сопротивления, чьи предки вели партизанскую войну против османов. Ими командовал полковник Югославской Королевской Армии Дража Михайлович. Они носили традиционные меховые шапки и шевроны с изображенными на них двумя перекрещенными ножами, а также пели старинные боевые кровожадные песни, в которых говорилось о перерезании глоток. Эти песни были переиначены на современный лад:

На марше трясутся шапки и ножи. Мы убьем, перережем горло любому, Кто не за Дража.

Михайлович, бывший офицер разведки, был верным монархистом, которому хотелось вернуть прежнюю власть. Хотя он и имел определенное образование, но сохранил многие из примитивных черт своих предков, и, что еще более усугубляло положение, был нерешительным человеком, которому не нравилось принимать решения. Он отказался присоединиться к партизанскому движению Тито, так как ненавидел коммунизм, и через несколько месяцев патриотическая война, начатая против Гитлера, превратилась в политическую войну против Тито, войну настолько ожесточенную, что Михайлович начал втайне сотрудничать с немцами. Он говорил своим приближенным, что как только страна избавится от Тито, они повернут оружие против немцев. По иронии судьбы, его сын и дочь сражались на стороне Тито.

Югославское правительство в изгнании осудило как большевистскую ложь сотрудничество Михайловича с немцами, повысило его в звании до генерала, назначило военным министром и главнокомандующим Югославской Королевской Армиейг Правительство в изгнании действовало настолько убедительно, что Великобритания и США начали сбрасывать на парашютах Михайловичу припасы. Это продолжалось до середины 1943 года, когда было получено сообщение от капитана Ф. У. Дикина, находившегося рядом с Тито, после которого Черчилль стал сомневаться в том, что помощь, оказываемая Михайловичу, использовалась против немцев. Премьер послал в Югославию тридцатидвухлетнего бригадного генерала Фицроя Маклина, бывшего карьерного дипломата, в качестве главы военной миссии по связи с партизанами, с целью определить, должен ли Тито, а не Михайлович, получать основную помощь союзников.

Маклин, бывший также членом парламента от консервативной партии, выяснил, что Тито объединил патриотов разных политических течений и сделал из них боевую, мощную силу. Он доложил, что партизанские соединения отличаются хорошей дисциплиной, они не пьют и не занимаются грабежами. Всех их объединяла идеологическая и военная клятва изгнать фашистов, а затем установить справедливое правительство для всех народов их многонациональной страны. Особенно удивила Маклина ярко выраженная национальная гордость Тито, черта, казалось, несовместимая с его коммунистическими взглядами. Также неожиданно выяснилось, что у Тито очень широкий кругозор, отличное чувство юмора и он проявляет наивную радость в простых радостях жизни. Кроме того, он легко впадал в ярость, глубоко мыслил, был щедрым и обладал способностью рассматривать вопросы с разных точек зрения.

Наиболее важной информацией, полученной Маклином из первых рук, была та, в которой содержались факты, что партизаны Тито сковали около дюжины немецких дивизий, на его части нападали солдаты Михайловича, а также боевые отряды националистически настроенных хорватов-усташей. Последние считались приверженцами Римской католической церкви и делали упор на кампанию террора, кровавого даже по балканским меркам. Усташи ненавидели сербов, евреев, коммунистов и особенно тех, кто исповедовал православие. Хотя большая часть высшего духовенства Хорватии к усташам была настроена враждебно, рядовые католические священники с энтузиазмом вступили в кровавую чистку и зачастую вели солдат в бой, после которого вырезались целые деревни, независимо от того, отказывались они от своей религии или нет. Одним из самых излюбленных методов усташей было запирать верующих в православных церквах и сжигать их.

Под влиянием докладов Маклина Черчилль убедил в Тегеране Сталина и Рузвельта в том, что следует предоставить большую помощь Югославии. Несмотря на политические расхождения, Черчилль и Тито продолжали сотрудничество так успешно, что ко дню высадки десанта союзников в Европе партизаны с помощью западного оружия почти на равных сражались с двадцатью пятью дивизиями противника, а к моменту, когда Красная Армия пересекала границу Югославии, после легкого завоевания Румынии и Болгарии в сентябре, немцы уже отступали. Тито подготовился к поездке в Москву с целью координации действий партизан и Красной Армии. Русские попросили его выехать секретно, и Тито вместе со своей собакой Тигар, чью голову укутали в мешок, незаметно проскользнул мимо британских охранников аэропорта на острове Вис, неподалеку от югославского берега, и сел в «Дакоту», пилотируемую советскими летчиками.

Это был первый визит Тито в Россию с 1940 года, когда он был еще неприметным членом не очень крупной подпольной партии и носил прозаический псевдоним «Вальтер». Теперь известного маршала и лидера возрождающейся партии, которая в скором будущем без сомнений должна была стать главенствующей в стране, везли на ту же самую дачу, которая предоставлялась Черчиллю. Маленький и коренастый Сталин обнял Тито и, к его удивлению, оторвал от пола. Тито ответил на такие проявления любезности сдержанно, и Сталин также стал явно более официальным. Его уже и так раздражали последние сообщения от Тито, особенно одно из них, в котором говорилось: "Если вы не можете нам помочь, то по меньшей мере не мешайте". Стареющему Сталину, должно быть, также не нравилась броская внешность Тито и его великолепная форма, не говоря уже о хороших отзывах, получаемых в западной прессе.

— Будь осторожен, Вальтер, — сказал снисходительно Сталин на одной из встреч, — буржуазия в Сербии очень сильна.

— Я не согласен с вами, товарищ Сталин, — резко ответил Тито, которому не нравилось, когда его называли «Вальтер». — Буржуазия в Сербии очень слаба.

Затем последовало неловкое молчание. Когда Сталин спросил о каком-то югославском политике, не состоявшем в коммунистической партии, то Тито отозвался о нем как о негодяе и предателе, который сотрудничает с немцами. Сталин упомянул в разговоре еще одного политика и получил о нем такой же ответ.

— Вальтер, — с раздражением сказал Сталин, — для тебя они все негодяи.

— Верно, товарищ Сталин, — ответил Тито, уверенный в своей правоте. Всякий, кто предает свою страну, является негодяем.

Неловкая ситуация грозила перерасти во что-то более серьезное, когда Сталин объявил, что выступает за возвращение на трон короля Петра с целью избежать напряженности с Великобританией и Америкой — на этом этапе войны он очень нуждался в их военной помощи. Тито тоже требовалась помощь, но не такой ценой, и он жестко ответил, что возрождение монархии невозможно. Югославы были бы против этого, и, по мнению Тито, такая акция была бы государственным преступлением.

Сталин с трудом сдержал гнев.

— Тебе не нужно возрождать монархию навсегда, — хитро заметил Сталин. — Верни его временно, а потом в подходящий момент воткни ему в спину нож.

В этот момент Молотов сообщил, что англичане высадились на побережье Югославии.

— Не может быть! — воскликнул Тито.

— Что значит не может быть? — вспылил Сталин. — Это свершившийся факт.

Однако Тито не согласился, заявив, что это были явно три артиллерийских дивизиона, которые фельдмаршал Гарольд Александер пообещал выделить для артиллерийской поддержки партизан под Мостаром.

— Скажи мне, Вальтер, — спросил Сталин, — что бы ты сделал, если бы англичане действительно попытались высадиться в Югославии против твоей воли?

— Мы оказали бы им решительное сопротивление.

Тито также проявлял независимость в военных обсуждениях, явно давая понять, что позволит Красной Армии войти в Югославию только по его приглашению и что ему нужна только ограниченная помощь: одна бронетанковая дивизия для освобождения Белграда. Более того, Красной Армии не разрешалось узурпировать гражданские и административные функции в Югославии, как она сделала это в Румынии и Болгарии. Сталин согласился на такие ограничения из милости и сказал, что пришлет Тито не дивизию, а корпус, что в четыре раза превышало просьбу Тито.

Тито вылетел домой, и практически одновременно корпус Красной Армии вошел в Югославию, а три недели спустя партизаны с помощью советских солдат взяли Белград. Это означало конец вооруженной борьбе Тито, поскольку немцы хотели только одного — бежать в Венгрию. Политическая жизнь Тито также изменилась, и он перебрался в Белый Дворец принца Павла на окраине столицы. В первую очередь он отдал долг Черчиллю, подписав соглашение с правительством в изгнании, находившимся в Лондоне, о проведении свободных выборов постоянного правительства Югославии. Такая компенсация Тито ничего не стоила. В отличие от коммунистов других стран Восточной Европы он был настоящим героем, спасителем Югославии, и не возникало никаких сомнений в том, что подавляющее большинство соотечественников изберут его своим послевоенным лидером.

Через несколько дней после отъезда Тито в Москву прибыл Черчилль. Ему очень хотелось встретиться со Сталиным, — с "которым, я всегда считал, можно разговаривать как человек с человеком" — и поговорить о послевоенном статусе освобожденных стран Европы. Они обсуждали польский вопрос, когда вдруг Черчилль неожиданно сказал:

— Давайте вначале решим наши дела на Балканах. Ваши армии в Румынии и Болгарии. У нас там свой интерес, свои задачи и агенты. Не будем сталкиваться на узком участке дороги. Что касается России и Великобритании, то как вы смотрите на то, что Россия получит девяносто процентов влияния в Румынии, мы столько же в Греции, а в Югославии пятьдесят на пятьдесят?

Черчилль что-то написал на листочке бумаги и передал через стол Сталину. Далее Черчилль предлагал поделить сферы влияния в Венгрии пятьдесят на пятьдесят, а России дать семьдесят пять процентов в Болгарии. Маршал выдержал паузу, а затем сделал на записке пометку синим карандашом. В течение нескольких секунд был решен вопрос исторической важности.

— Не выглядит ли это довольно цинично, что мы разделались с вопросами, которые являются судьбоносными для миллионов людей, так бесцеремонно? спросил Черчилль. — Нужно сжечь записку.

— Нет, оставьте ее у себя, — предложил Сталин.

После этого они отправили совместную телеграмму Рузвельту, в которой говорилось о политике на Балканах. Черчилль также отправил президенту частное послание:… Совершенно необходимо добиться общих подходов к балканскому вопросу с тем, чтобы можно было предотвратить гражданскую войну в некоторых странах, где вы и я будем симпатизировать одной стороне, а Д. Д. (дядюшка Джо) другой. Я буду держать вас в курсе дела. Между Великобританией и Россией не будет решаться никаких вопросов, за исключением предварительных соглашений при условии дальнейшего обсуждения и детального рассмотрения с вами. Я уверен, что на этой основе вы не будете возражать против полного взаимопонимания с русскими.

После того как 3-й Украинский фронт под командованием маршала Федора Ивановича Толбухина помог Тито освободить Белград в октябре 1944 года, советские войска нанесли удар на северо-запад в помощь 2-му Украинскому фронту под командованием маршала Родиона Яковлевича Малиновского, освобождавшему Венгрию. Когда-то император Священной Римской империи был также королем Венгрии, затем в течение многих лет страной правили австрийские императоры из династии Габсбургов. Из всех эксцентричных правительств, которые только приходилось выносить этому веселому народу, ни одно не было таким странным, как то, что стояло у власти в 1944 году. Венгрия превратилась в королевство без короля, управляемое адмиралом без флота, регентом Миклошем Хорти, исполнявшим любые капризы Адольфа Гитлера.

После первой мировой войны Габсбурги оказались в изгнании, но это не принесло облегчения безземельным крестьянам, ибо феодализм сохранился при правлении Хорти. Как результат, нигде больше в Европе не оставалось такой кричащей бедности среди вызывающей роскоши. Венгрия присоединилась к Гитлеру в его крестовом походе против коммунизма с некоторым энтузиазмом, но когда он стал пропадать, то Гитлер положил конец призрачной независимости Хорти и за несколько месяцев до высадки десанта союзников оккупировал Венгрию.

Фактическим правителем страны был немецкий министр в Будапеште генерал СС доктор Эдмунд Весенмайер, но когда Красная Армия оказалась менее чем в 150 км от Будапешта, Хорти пришел к выводу, что для огромной венгерской армии, которая все еще сражалась против русских, пусть вяло и плохо, настал последний шанс сложить оружие в оплату за политические дивиденды. Поскольку секреты в Будапеште обычно громко обсуждались в кафе, то русские практически сразу узнали 6 таком решении Хорти, и полковник Красной Армии Макаров получил задание ускорить решение данного вопроса. Макаров написал два письма, в которых содержалось столько экстравагантных обещаний, что Хорти поспешил отправить в Москву человека для переговоров. Адмирал с типично мадьярским легкомыслием забыл дать своему посланнику полномочия в письменном виде и отправил известного художника-импрессиониста без соответствующих бумаг. Русские же в типично азиатской манере сделали вид, что ничего не знают о полковнике Макарове и его письмах. В результате получилась неразбериха и задержка, и чем дальше это продолжалось, тем более жесткими становились требования русских.

Гитлер был прекрасно осведомлен о происходящем. Пока венгры в Москве вели безрезультатные переговоры, Гитлер послал в Будапешт штурмбанфюрера СС Отто Скорцени, чтобы поставить на место венгерское руководство. Высокий, под два метра, австриец кроме своего крупного телосложения имел очень внушительный вид: его лицо пересекал большой шрам, полученный им в дуэли из-за танцовщицы, и он ходил с видом отважного средневекового рыцаря. В конце 1943 года он неожиданно свалился с неба на планерах с полудюжиной коммандос на дворец, где содержался под домашним арестом итальянский диктатор Муссолини, и это сделало его известным как среди друзей, так и среди врагов.

Одержимый едва ли не мистической верой в таких людей, как Скорцени, Гитлер послал его в Будапешт с одним воздушно-десантным батальоном с инструкциями не дать Хорти перейти на сторону врага. Скорцени предстояло взять цитадель, в которой жил Хорти и откуда он управлял страной. Операция получила название «Панцерфауст». Однако Балканы отличаются тем, что проблемы здесь возникают совершенно непредвиденно, и Скорцени оказался перед лицом еще одного заговора: выяснилось, что переговоры о мире с венгерской стороны вел молодой Никлас Хорти, сын адмирала, который делал это с благословения отца. Никлас считался enfant terrible в семействе Хорти и был известен тем, что организовывал разгульные вечеринки на острове Маргит, и теперь, когда его старший брат Иштван, летчик, погиб на Восточном фронте, он остался единственной надеждой отца. Когда Скорцени узнал из данных немецкой разведки, что Никлас уже встречался с представителем Тито по поводу переговоров о заключении мира с Россией, он принял решение выкрасть молодого Хорти во время следующей встречи с югославом. Операцию назвали "Микки Маус".

15 октября 1944 года Никлас снова встретился с агентом Тито и был немедленно схвачен, закручен в ковер и увезен в аэропорт. Когда адмиралу сообщили о том, что случилось с его сыном, он резко осудил нацистов и дал указание своей делегации в Москве подписать договор о мире независимо от условий.

В тот же день Хорти проинформировал доктора Весенмайера о том, что Венгрия ведет переговоры с союзниками на предмет капитуляции, а несколько позже по радио прозвучала запись с голосом адмирала, в которой говорилось, что Венгрия заключила сепаратный мир с русскими. Разумеется, ничего подобного сделано не было — Хорти блефовал, и сами Советы проявили по этому поводу раздражение. Хорти было передано заявление советского командования, согласно которому не могло идти и речи о перемирии, если он не примет их условия к 8 часам утра следующего дня. Хорти с министрами заседали до глубокой ночи, но решение так и не было принято, и в конечном итоге адмирал пошел спать в отвратительном расположении духа. Наконец министры договорились между собой, что им следует просить убежища в Германии, и к Хорти отправили посыльного. Однако результат было просто предугадать: разгневанный Хорти отказался от такого предложения и снова пошел спать. Последовавшие за этим события характерны для венгров: посыльному, очевидно, не очень хотелось возвращаться с плохой вестью, и он просто-напросто передал министрам, что Хорти принял их план "во всей полноте".

Министр-президент соответственно послал сообщение доктору Весенмайеру, в которой говорилось, что Королевский совет уходит в отставку, а Хорти слагает с себя полномочия регента. Весенмайер получил записку в три часа утра. Еще час ему понадобился, чтобы позвонить и разбудить в Берлине Риббентропа, который сказал, что ему потребуется получить личное одобрение фюрера. На это понадобилось еще два часа, и лишь в пять пятнадцать Гитлер принял отставку Хорти. Двадцать минут спустя Весенмайер приехал к Хорти, который по-прежнему отвергал все попытки сложить с него полномочия. Хорти вышел во двор.

— У меня неприятная обязанность взять вас под стражу, — сказал Весенмайер и посмотрел на часы. — Через десять минут начнется штурм, добавил он, имея в виду операцию «Панцерфауст», которая должна была начаться в 6 часов утра. Он взял Хорти за руку и повел его к машине. Они уехали в 5. 58. В немецкой дипломатической миссии кто-то уже звонил Риббентропу, сообщая, что дело закончилось без крови.

К сожалению, об этом никто не сообщил Скорцени. В 5. 59 он сделал сигнал рукой, и колонна начала подниматься на крутой холм, направляясь к резиденции адмирала. Через полчаса ценою семи жизней Скорцени взял ее штурмом, но это уже были напрасные жертвы.

Хотя теперь страна и находилась под жестким контролем Гитлера, немецко-венгерские силы отступали под натиском Красной Армии. Перед Рождеством 1944 года русские танки ворвались в пригороды Буды на западном берегу Дуная, Пешт находился на восточном, а несколько танков даже приблизились к известному отелю «Геллерт». Жители спокойно смотрели, как мимо с грохотом проходят русские танки, в полной уверенности, что это немецкие машины, и только когда были замечены красные звезды, началась паника. Прямо на глазах перепуганных горожан немецкие «тигры» переехали реку по мостам и отбили атаку наступающих русских.

Это были передовые части 3-го Украинского фронта под командованием Толбухина, которые стремительно форсировали Дунай южнее Будапешта. Хотя первая попытка Толбухина была легко отбита, он не прекращал наступления. Одновременно 2-й Украинский фронт под командованием Малиновского форсировал Дунай на севере. 27 декабря два фронта соединились к западу от города, и таким образом в окружение попали пять немецких и четыре венгерские дивизии, а вместе с ними и 800 000 мирных жителей. Хотя наступление Толбухина на холмистой части Буды удалось отбить, в равнинном Пеште удар войск Малиновского оказался более успешным, и к 10 января 1945 года Красная Армия при поддержке перешедших на ее сторону румын очистила от противника восемь районов города. Это стало возможным, в основном, в результате рукопашных боев, поскольку командование Красной Армии не хотело нарушить водоснабжение города массированными бомбардировками и артиллерийским огнем.

Ранним утром 17 января защитники Пешта отступили в Буду по мостам. Венгерские солдаты отказывались взрывать исторические мосты города. Они говорили, что лед на реке в любом случае достаточно прочен, чтобы выдержать танки. Однако немцы решили, что им сейчас не до истории, и сами взорвали мосты.

Трясущиеся от страха жители Пешта ожидали грабежей, насилия и массовых убийств, которые, по словам немцев, несли с собой русские, однако, к большому удивлению горожан, солдаты Красной Армии раздавали муку, ячмень, кофе, черный хлеб, сахар и все, чем могли поделиться. Убийств мирных жителей не было, и очень мало случаев проявления насилия. Советским солдатам говорилось, что Венгрия "хорошая страна, несмотря на недостаток культуры", и они по-дружески относились к ее жителям. Солдатам нравилось раздавать сувениры, и иногда они грабили один дом, чтобы передать награбленную добычу в дом по соседству.

11 февраля, в день закрытия Ялтинской конференции, бои за обладание западным берегом Дуная превратились в осаду города. Прочно закрепившись на холмах Буды, немецко-венгерские войска отбивали любые попытки русских переправиться через закованный в лед Дунай. Но как бы там ни было, 70000 солдат оказались в кольце, поскольку вскоре соединения Красной Армии обошли город и с запада.

Приблизительно в то время, когда Рузвельт наслаждался стейком на борту своего корабля, командующий немецкими войсками Карл фон Пфеффер-Вильденбрух приказал своим войскам прорваться через кольцо советских войск тремя раздельными группами. Было очевидно, что шансов на прорыв практически нет, но никто не протестовал. Все предпочитали умереть в бою, чем попасть в плен. Вероятность прорыва была еще меньше, чем предполагалось. Русское командование знало все о попытке прорыва и уже выводило своих солдат из зданий, находившихся поблизости от позиций немецко-венгерских войск.

В момент, когда три группы приготовились выдвинуться в разных направлениях, по сосредоточениям немецких войск нанесла удар реактивная артиллерия. Многие погибли в первые же минуты ураганного обстрела, но остальные продолжали отчаянные попытки прорыва и натолкнулись на ожесточенное сопротивление русской пехоты. Казалось, что живым не уйдет ни один человек, не говоря уже о прорыве. Однако в темноте и суматохе через русские позиции удалось просочиться пяти тысячам немецких и венгерских солдат, но не всем им удалось выжить. Из 70 000 только немногим более 700 солдат смогли добраться до немецких позиций. Остальные погибли в бою или попали в плен. Советское командование заявило, что в плен взяли 30 000 солдат, а так как военнопленных оказалось всего несколько тысяч, то для нужного количества на улицах Буды арестовали 25 000 гражданских лиц. Однако правду об убийствах заключенных, а также многочисленные сообщения об изнасилованиях и грабежах по всей Буде нельзя было скрыть, и население на другой стороне Дуная начало задумываться, а было ли для них освобождение благословением.

В то время как происходили вышеописанные события, военный корабль с Рузвельтом на борту отплыл из Севастополя. Для президента будущее Балкан стало определенным с того момента, как Сталин подписал Декларацию об освобожденной Европе. Рузвельт понимал, что правительства с коммунистическим большинством уже навязываются народам Болгарии, Румынии и Венгрии, но он считал, что это прекратится в соответствии с ялтинскими договоренностями.