"Дневник Кришнамурти" - читать интересную книгу автора (Кришнамурти Джидду)

20 октября 1973

Это дерево — старейшее из всего живого на земле. Оно огромно по своим размерам, по своей высоте и широченному стволу. Это дерево возвышается над всеми другими секвойями, тоже очень старыми; другие деревья были затронуты огнём, но на этом нет никаких его отметин. Оно одиноко выстояло и пережило все кошмары истории, все войны, бушевавшие в мире, все бедствия и человеческую скорбь, огонь и молнии, все ураганы времени и осталось незатронутым, величественным, сохранив достоинство. Тут происходили пожары, но кора деревьев секвойи оказалась способной не поддаваться им и выживать. Шумные туристы сюда пока ещё не добрались, и ты мог оставаться наедине с этим безмолвным гигантом; огромный и вечный, он был устремлён к небесам, когда ты сидел под ним. Сама его древность придавала ему достоинство безмолвия и отчуждённость глубокой старости. Дерево было так же безмолвно, как твой ум, так же спокойно, как твоё сердце, и оно жило без груза времени. Ты ощущал сострадание, не тронутое временем, и невинность, никогда не знавшую обиды и печали. Ты сидел, а время проходило мимо тебя, проходило, чтобы никогда не возвратиться. Тут пребывало бессмертие, потому что никогда не было смерти. Ничего не существовало кроме этого огромного дерева, облаков и земли. Ты приходил к этому дереву и садился рядом с ним, и каждый день в течение многих дней это было благословением, которое ты осознавал только когда уходил. Ты не мог к нему возвратиться,

from the known and yet operating in the field of the known. There is no "me'` as the operator. In sleep or awake this meditation goes on.

The path came slowly out of the woods and from horizon to horizon the sky was filled with stars. In the fields not a thing moved.

20 TH OCTOBER 1973

It is the oldest living thing on the earth. It is gigantic in proportion, in its height and vast trunk. Among other redwood trees, which were also very old, this one was towering over them all; other trees had been touched by fire but this one had no marks on it. It had lived through all the ugly things of history, through all the wars of the world, through all the mischief and sorrow of man, through fire and lightning, through all the storms of time, untouched, majestic and utterly alone, with immense dignity. There had been fires but the bark of these redwood trees were able to resist them and survive. The noisy tourists had not come yet and you could be alone with this great silent one; it soared up to the heavens as you sat under it, vast and timeless. Its very years gave it the dignity of silence and the aloofness of great age. It was as silent as your mind was, as still as your heart, and living without the burden of time. You were aware of compassion that time had never touched and of innocency that had never known hurt and sorrow. You sat there and time passed you by and it would never come back. There was immortality, for death had never been. Nothing existed except that immense tree, the clouds and the earth. You went to that tree and sat down with it and every day for many days it was a benediction of which you were only aware when you wandered away. You could never come back to it

желая получить ещё больше; большего не существовало, большее было в долине, далеко внизу. Поскольку это не было святыней, созданной человеком, там пребывала непостижимая святость, которая никогда тебя не покинет, ибо она не твоя.

Ранним утром, когда солнце ещё не коснулось верхушек деревьев, тут были олени и медведь; мы глядели друг на друга широко открытыми глазами, с удивлением; земля была нам общей, и страха не было. Скоро появились голубые сойки и рыжие белки; одна белка — совсем ручная и дружелюбно настроенная. В кармане у тебя были орехи, и она брала их прямо с руки; когда белка уже достаточно съела, с веток соскочили две сойки, и их перебранка смолкла. И день начался.

Чувственность в мире удовольствий приобрела очень большое значение. Склонность (пристрастие),[10] диктует, и скоро привычка к удовольствию овладевает человеком; и хотя это может причинить вред всему организму, удовольствие доминирует. Удовольствие, доставляемое чувствами, хитрой и тонкой мыслью, словами и образами, созданными умом и руками, — это культура образования, удовольствие от насилия и удовольствие от секса. Человек формируется по модели удовольствия, и всё существование, будь оно религиозным или иным, представляет собой погоню за ним. Дикое преувеличение роли удовольствия является результатом морального и интеллектуального подчинения. Когда ум не является свободным и осознающим, чувственность становится разлагающим фактором, и это то, что происходит в современном мире. Удовольствие, доставляемое деньгами и сексом, преобладает. Когда человек становится существом живущим из вторых рук, тогда его свобода — это выражение его чувственности. Тогда любовь — это удовольствие и желание.

asking for more; there was never the more, the more was in the valley far below. Because it was not a man-made shrine, there was unfathomable sacredness which would never again leave you, for it was not yours.

In the early morning when the sun had not yet touched the tops of the trees, the deer and the bear were there; we watched each other, wide-eyed and wondering; the earth was common to us and fear was absent. The blue jays and the red squirrels would come soon; the squirrel was tame and friendly. You had nuts in your pocket and it took them out of your hand; when the squirrel had had enough the two jays would hop down from the branches and the scolding would stop. And the day began.

Sensuality in the world of pleasure has become very important. Taste dictates and soon the habit of pleasure takes hold; though it may harm the whole organism, pleasure dominates. Pleasure of the senses, of cunning and subtle thought, of words and of the images of mind and hand is the culture of education, the pleasure of violence and the pleasure of sex. Man is moulded to the shape of pleasure, and all existence, religious or otherwise, is the pursuit of it. The wild exaggerations of pleasure are the outcome of moral and intellectual conformity. When the mind is not free and aware, then sensuality becomes a factor of corruption which is what is going on in the modern world. Pleasure of money and sex dominate. When man has become a secondhand human being, the expression of sensuality is his freedom. Then love is pleasure and desire.

рганизованные развлечения, религиозные или коммерческие, ведут к социальной и личной аморальности; вы перестаёте быть ответственным. Целостно реагировать на любой вызов — значит быть ответственным, полностью ответственным.[11] Но это невозможно, когда самая сущность мышления фрагментарна, а погоня за удовольствиием, во всех его явных и тонких формах, является основным проявлением (движением) существования. Удовольствие — это не радость; радость и удовольствие — совершенно разные вещи; радость приходит незваной, удовольствие — культивируется, воспитывается; радость является, когда нет «я», удовольствие связывает временем; где одно, там нет другого. Удовольствие, страх и насилие идут вместе; они — неразлучные спутники. Учение путём наблюдения является действием, это действие есть видение.

Вечером, когда приближалась темнота, сойки и белки уснули. Вечерняя звезда только что зажглась, а шумы дня и памяти затихли. Эти гигантские секвойи стояли недвижно. Они пребудут вне времени. Умирает лишь человек и печаль от этого.