"Артиллеристы, Сталин дал приказ! Мы умирали, чтобы победить" - читать интересную книгу автора (П. А. Михин)

Часть вторая От Сталинграда до западной границы Январь 1943-го — август 1944 года

Глава пятая Операция «Скачок» Январь — февраль 1943 года

Еще сопротивлялись окруженные в Сталинграде немецкие войска, а в январе сорок третьего десятью эшелонами нашу дивизию уже перебросили под Сталинград, чтобы наступать на запад. За полмесяца пути по железной дороге мы несколько оправились от кошмарных боев, пришли в себя и отдохнули. Настроение у нас было отличное: за плечами изрядный боевой опыт, и ехали мы наступать. Правда, несмотря на полученное пополнение, дивизия вместо 12 тысяч имела только 6-тысячный состав. 19 января привезли нас на станцию Калач-Воронежский. Разгрузили, посадили в кузова крытых машин тех, кто непосредственно воюет, — пехоту, артиллерию — и помчали в Старобельск, на границу с Украиной — вот куда уже отступили немцы от Сталинграда! Пока доехали до Старобельска, а прибыли мы 27 января, крепкий мороз и сильный ветер подморозили нас в машинах основательно.

После разгрома немцев под Сталинградом наше Верховное командование посчитало, что немцы отводят свои войска из Донбасса за Днепр. Была разработана операция «Скачок». Планировалось на плечах отступавших немцев прорваться в Донбасс, отрезать находящуюся там группировку немецких войск, чтобы в дальнейшем, окружив и уничтожив ее, выйти к Днепру. В это время другие войска нашего Юго-Западного фронта уже достигли Днепропетровска и Запорожья, готовясь форсировать Днепр.

29 января 1943 года под командованием генерала Ватутина началась наступательная операция по освобождению Донбасса.

52-я дивизия в составе Подвижной группы Юго-Западного фронта под командованием генерала М. М. Попова, включавшей четыре танковые бригады и три стрелковые дивизии, была направлена через Старобельск и Артемовск на Мариуполь.

Однако Верховное командование ошиблось. На самом деле, стремясь взять реванш за поражение под Сталинградом, немцы не отводили, а концентрировали мощные соединения в Донбассе, чтобы окружить, разбить и отбросить назад наши рвавшиеся вперед войска.

Сразу же за Старобельском мы наткнулись на хорошо укрепленную линию обороны. С большими потерями мы взломали ее и по глубоким снегам двинулись вперед. Каждое село брали с бою. Для командования нашей Подвижной группы, как и для всех нас, сильное сопротивление оказалось неожиданным. Но мы, воодушевленные победой под Сталинградом, преодолевая ожесточенное сопротивление врага, не щадили своих жизней, набрасывались на неприятеля с неимоверным одушевлением. Стремление победить, продолжить сталинградский триумф было так велико и неодолимо, что мы, несмотря ни на что, рвались вперед. С одной стороны, мы научились воевать, с другой — мы перестали бояться смерти. Мы обреченно, заранее, положили свои жизни на алтарь Победы, потому что опыт подсказывал: конца войне не видно, все равно не выживешь, не сегодня-завтра все равно убьют тебя — так чего бояться?

Продвижению вперед мешали не только немцы, но и непролазные снега. В глубоких снегах вязли кони, машины, орудия, люди. Спасали только волы, которых давали нам местные жители. Если бы не волы, пройти нашими маршрутами было бы невозможно.

Население Украины встречало нас с радостью. Приходили мы из снегов, с мороза, часто после боя, и нас обогревали, угощали всем, что имели, охотно давали волов, чтобы мы побыстрее освободили от немцев Украину. За шесть месяцев боев под Ржевом, где все населенные пункты были снесены с лица земли и населения в районе боев не осталось, наши солдаты так соскучились по мирным жителям и человеческому жилью! С какой радостью осматривались они в крестьянских хатах, вступали в разговоры с женщинами, детьми, вспоминая при этом свои дома, своих родителей, своих жен и детей. Встречи эти были мимолетными, но на душе становилось легче, отпускало внутри.

Двигались мы напрямую, по снежным полям, и, пока немцы буксовали на дорогах, часто обгоняли их, тем побуждая врага отступать быстрее. Но бывало и так: немцы с танками оказывались в тылу у нас, догоняли и били неожиданно сзади, тем более что они превосходили нас в количестве танков и в небе летали только их самолеты.

Батарее нужен ЗИС-3, с которой находился я, начальник разведки дивизиона, двигаясь по заснеженной целине. Было тихо и солнечно, но мороз поджимал основательно, брал верх над солнцем, потому никто не садился на стылые стальные лафеты — шли пешком за орудиями, а то и трусцой бежали, чтобы немного согреться. На многие километры вокруг простирался чистый белый снег — завораживающе искрился на солнце, слепил глаза. Прокладывая путь по целине, могучие волы, как ледоколы, крушили толстый снежный наст, громкий хруст сминаемого снега не прерывался ни на секунду. Все приустали, но молча и уверенно делали свое дело и пусть медленно, на волах, но в точности выполняли приказ: продвигаться как можно дальше и быстрее на запад. Немцев поблизости не было, по таким снегам едва ли кто сумел бы обогнать нашу колонну.

Вдали зачернело село. Предвкушая скорый отдых, тепло и пищу, усталые солдаты оживились, послышались короткие реплики, смешки. Почуяли скорую передышку и волы — ускорили шаг, быстрее потянули тяжелые пушки. Заснеженные домики приковали к себе взоры всех едущих и идущих, оставалось совсем немного, всего с полкилометра, — последнее усилие и будем в селе. Конные разведчики уже побывали в деревне, противника не обнаружили, так что можно спокойно входить, располагаться на отдых.

Но что такое?! Из села на дорогу выкатили три танка — на них белые кресты! Откуда же они взялись? Их не было. Значит, только что вошли в село, но с противоположного конца, с ходу прошли его и теперь двигались в нашу сторону. Двигались очень медленно, мешал снег, и нас они пока не заметили, мы же не по дороге, напрямки ехали. Но как заметят — разнесут в клочья! Нельзя терять ни секунды — во что бы то ни стало надо опередить их! Громко, во все горло, подал команду:

— Танки справа! Орудия к бою!

Ездовые остановили волов, расчеты быстро сняли станины с передков и развернули стволы.

— По танкам! Огонь!

Раздались частые выстрелы четырех наших пушек. Все три танка окутались черным дымом. Но не успели мы прийти в себя, как из села ударили один за другим два танковых выстрела. Приземистые наши пушки почти не были видны в глубоком снегу, поэтому немцы ударили по волам. Пронзив тела животных, танковые болванки со страшным свистящим шумом пронеслись дальше — ни орудия, ни людей не зацепило. Солдаты тут же спрятались в снегу за орудиями, залег левее пушек и я с биноклем. Дымки от выстрелов еще не рассеялись, а я уже разглядел два танка, они с боков прижались к крайней хате. Пока немецкие танкисты рассматривали результаты своей стрельбы, я подал новую команду:

— Танки у крайней хаты! Батарее! Огонь!

Танки успели сделать еще по одному выстрелу, и тут их поразили снаряды наших пушек. Правый танк сразу же загорелся ярким пламенем, видно, он стоял к нам задом и снаряд попал в мотор, а левый быстро скрылся за хатами, вероятно, снаряды попали в башню и водитель тут же среагировал, позже мы обнаружили этот танк брошенным на другом конце села. Но два повторных выстрела немецких танков причинили нам большой урон: была разбита пушка первого расчета, убит наводчик, и ранило двух солдат.

Как только начался обстрел батареи, один молодой солдат из недавнего пополнения испугался и бросился бежать от орудия в поле, но не успел сделать и пары шагов, как танковый снаряд-болванка проскочил у него между ног. Корчась от боли, парень с диким воем упал в снег. Сразу же после боя мы подбежали к нему. Солдат был бледен от боли, сказал, что ранило в обе ноги. Но на брюках не было никаких пробоин и крови. Пока снимали с него брюки, чтобы перевязать, он страшно кричал. Но никаких ран на ногах мы не увидели, только согнуты они были неестественно, не в коленях. Стало понятно, что кости обеих ног парня были искрошены. Вместе с еще двумя ранеными мы отправили его в санбат.

— Как мог снаряд, не коснувшись ног, переломать кости? — недоумевали солдаты.

Я и сам видел такое впервые, удивлялся не меньше, но решил объяснить бойцам случившийся феномен, и мыслил я правильно:

— Снаряд прошивает танковую броню. Он несет в себе такую энергию, что вокруг завихряется воздух. Этот вихрь рвет вблизи несущегося снаряда все на свете. Вы видели борозды на снежном насте, которые от наших орудий бегут к селу? И кто их пропахал? Пропахали их летевшие над снегом наши снаряды, взламывая на своем пути крепкий наст. Вернее, их пропахал тот воздушный вихрь вокруг снаряда, что воет, когда снаряд летит к цели.

Из района севернее Старобельска, преодолевая сильное сопротивление врага и глубокие снега, мы наступали успешно до самого Северского Донца у села Закотное, что западнее Лисичанска, и форсировали Донец.

Много крови стоило нам это форсирование. Немцы хорошо укрепили и вооружили свой высокий правый берег, на котором располагалось село. Трудно было по низкой, открытой, равнинной местности, по глубокому снегу незаметно подобраться и форсировать Донец. Немцы взорвали лед на реке и залили водой свой десятиметровой высоты берег, превратив его в ледяной барьер. Решающий вклад в форсирование реки внесли артиллеристы нашего 1-го дивизиона. Средь бела дня, при ослепительном сиянии солнца командиры орудий Скрылев, Хохлов, Катечкин и другие, надев белые маскхалаты и замаскировав пушки белыми простынями, сумели продвинуть их к Донцу и прямой наводкой быстро расстрелять немецкие долговременные укрепления.

Сколько мужества, выдумки и сноровки потребовалось от артиллеристов, чтобы по полыньям, ледяному крошеву переправить пушки на правый берег реки, — в ход шли бревна, доски, двери, ворота!

После артобстрела село Закотное было взято нашей пехотой. В тот же день, 1 февраля, было освобождено и село Ново-Платоновка.

После Закотного наш 1-й дивизион вместе с 431-м полком и двумя танками Подвижной группы выбил немцев из Кривой Луки и вошел в село Ворошиловка. Впервые за длительные бои и трудный путь солдаты выспались и отогрелись.

С рассветом пехота выступила в направлении на станцию Соль под Артемовском. Вслед за нею вытянули в походную колонну вдоль улицы свои пушки на волах и мы. Только выбежал на улицу из хаты, в которой ночевал, чтобы направиться в голову колонны, как заметил подходившие к селу из нашего тыла четыре танка, обрадовался: пополнение пришло! И вдруг эти танки с расстояния двести метров открыли бешеный огонь из пушек и пулеметов по нашей колонне орудий! Поняв, что это за «пополнение», я тут же громко прокричал: «Танки!» — а сам бросился к пушке, которая стояла против меня, замыкая колонну. Падали в снег подкошенные пулями и осколками орудийные расчеты, взревели и заметались в упряжках живые и раненые волы. Трескотня, грохот, снежная пыль, дым от разрывов снарядов! Пушка, к которой я кинулся, была ближе остальных орудий к танкам, сама она не пострадала, но из расчета уцелел только один человек, а убитые и раненые волы попадали на дышло передка. Вдвоем с уцелевшим бойцом отцепили пушку от передка, развели станины, и я бросился к прицелу, а солдат стал заряжать пушку. Подвожу перекрестие прицела к ближайшему танку, а поворота орудийного ствола чуть-чуть не хватает: надо развернуть влево всю пушку.

Схватился за правило станины, а на него наехал осью передок, когда обезумевшие волы подали назад. Летящие осколки и пули не давали возможности подняться в полный рост, и мы с солдатом делали все ползком, подлезли под ось передка, чтобы освободить станину, а ее не поднимешь — на дышло упали мертвые волы. Стали стаскивать волов — никогда раньше не думал, как они тяжелы! Все же мы сдвинули их, подняли своими спинами ось передка и освободили станину орудия. На все это ушло несколько секунд, и я наконец снова припал к прицелу: подвожу перекрестие к танку, жму рычаг спуска — гремит выстрел, и снаряд подбивает передний танк. Целюсь во второй — и только хотел нажать на спуск, как кто-то на долю секунды опередил меня, и его снаряд брызнул огнем по броне немецкого танка. Потом оказалось, это был Чернявский. Но и моя рука рванула спуск, и в ту же секунду второй снаряд пронизал танковую броню. Стальной монстр окутался черным дымом.

Остальные два танка, которые находились сзади и были едва видны, ретировались, задним ходом скрылись за бугром. Это была разведка находившейся в нашем тылу немецкой танковой колонны, их часть стояла у нас в тылу, на станции Яма, но мы тогда об этом не знали, хотя вскоре нам предстояло с ней сразиться.

В бою погиб командир батареи Чернявский. Он выбежал из хаты и, прячась за орудийным щитом, успел произвести из гаубицы своей батареи выстрел по одному из танков, танк загорелся, но Чернявский был тяжело ранен и вскоре скончался от полученных ран.

Шесть месяцев воевал Чернявский подо Ржевом и ни разу не был ранен. Погиб здесь, на украинской земле. Своим примером он увлекал нас в бой, и воевали мы самоотверженно. Даже с помощью песни. Однажды, еще подо Ржевом, в минуты затишья в траншее нашего НП громко и дружно зазвенела задорная русская песня, долетела она и до немцев: до них было всего метров пятьдесят. Некоторое время, притихнув, они молча слушали. Потом наше веселье смутило и обозлило их, скорее всего разгневалось их начальство. Последовал бешеный обстрел наших позиций. Но, как только наступало затишье, снова звучала песня. И так несколько раз. Фашисты бесились, наше пение действовало на них сильнее стрельбы.

Всего в том бою под Артемовском мы потеряли восемь человек убитыми и двенадцать ранеными. А также три орудия и несколько волов.

Раненых оставили в селе, так как санбат наш затерялся где-то в снегах. Крестьяне дали нам новых волов, и мы двинулись вперед, догонять свою пехоту, которая уже подходила к станции Соль.

2 февраля, к середине дня, совместно с танками 178-й танковой бригады мы окружили и освободили от немцев станцию Соль и поселок Свердловка. Отходя, немцы держали под постоянным артиллерийским огнем поселок и станцию. Горели дома, были жертвы среди нас и местного населения.

Далее наступать мы не могли, поэтому здесь, на станции и в поселке, заняли оборону.

Где-то на пути к Соли отстал наш 2-й дивизион. Командир артполка Чубаков находился в нашем 1-м дивизионе и приказал мне разведать, что случилось с отставшими. Это было дело полковых разведчиков, но он почему-то поручил его мне, начальнику разведки 1-го дивизиона.

Солнечный день клонился к вечеру. Немецкие самолеты весь день безнаказанно бомбили наши подразделения и населенные пункты. Безобидная прогулка в свой тыл на поиски отставшего дивизиона показалась мне весьма привлекательной. Разведчиков в дивизионе почти не осталось, и я пригласил с собою в дорогу своего дружка, тоже бывшего студента, лейтенанта Гришу Куртию. Двинулись с ним по дороге на деревню Сакко и Ванцетти, которая находилась немного западнее Ворошиловки.

До деревни оставалось менее километра, когда мы увидели выходившие из нее танки. Шли они развернутым строем, как в наступление. Пока мы рассматривали, чьи же это танки: наши, немецкие? — ближайший танк выпустил по нам длинную пулеметную очередь. Мы залегли и быстро, прячась в снегу, поползли назад за бугор. Потом поднялись в полный рост и побежали рысью. На бегу стали совещаться, что делать, если немцы возьмут нас в плен. Гриша сорвал с петлиц кубики. Я посмотрел на него, увидел на петлицах темные следы от кубиков и свои срывать не стал.

Танки шли по глубокому снегу медленно и очень осторожно, минут десять их не было видно на бугре. Хотя мы отбежали километра на полтора, угроза плена еще не миновала: танки вполне могли нас догнать, и мы продолжали волноваться.

Смерти мы уже не боялись, страшил плен.

Бежим мимо копны из кукурузных стеблей. Около нее двое танкистов греют на костерке чай в котелке. Оказалось, это не копна, а замаскированный танк. Когда бежали к деревне, мы его не заметили, оказалось, немецкие самолеты еще утром его подбили, и два члена экипажа ушли в тылы за запасными частями.

— Ребята, с тыла немецкие танки идут, — на бегу предупредили мы танкистов, но они только рассмеялись.

Обо всем увиденном я доложил командиру полка Чубакову. Он тут же выставил у въезда в поселок навстречу немецким танкам пушечную батарею. Прошло более часа. Меня вызвал командир дивизиона Гордиенко.

— Ну, и где твои танки? Хиба коруци[4] якие побачилы та и перелякались, — зло посмеялся он над нами в присутствии Чубакова.

— Какие коруци! — возмутился я. — Они стреляли по нам! А куда делись — не знаю!

— Бери пяток ребят и снова иди в Сакко и Ванцетти, ищи Второй дивизион и немецкие танки! — снова приказал комполка Чубаков.

У меня был только один разведчик — Яшка Коренной, мой одногодок. Еще четверых солдат дал стрелковый полк. Но, узнав, что надо в разведку идти, двое пехотинцев демонстративно закашлялись, а третий объявил, что у него куриная слепота. Я взвел затвор автомата, сказал строго:

— Кто слепой, отходи! Больные тоже. Быстро!

Все трое сразу выздоровели. Уже в дороге пехотинцы подружились с нами, сделались своими в доску.

Луна освещала заснеженную дорогу, под ногами громко хрустел снег. Когда прошли километра три и перевалили через бугор, заметили на дороге костры. Подошли поближе и увидели беспорядочное нагромождение большого количества горящих танков с белыми крестами на башнях. Горело десять машин! Еще два танка темнели в стороне молчащими черными глыбами. Положив двух солдат с автоматами у дороги для охраны, с остальными я стороной пополз к негорящим танкам. Подползли, прислушались. В темных танках тишина, только на горящих машинах потрескивает огонь. Постучал автоматом в подбитый танк. Ни звука. Взбираюсь к открытому люку, направляю внутрь автомат и даю очередь. Снова тишина. Перевесился в темноту люка и наткнулся вытянутыми руками на мертвое тело танкиста. Под руку попал подвешенный к его груди фонарик, нажал кнопку, он высветил внутри танка… головку швейной машинки. Такое мародерство не столько возмутило, сколько удивило: ходить в бой, имея в тесном пространстве танка швейную машинку, — это уже сверхжадность! Забираю у убитого немца пистолет, документы и блокнот. Потом мы прочли в блокноте панические записи о больших потерях и как громят немецкие горе-танкисты русские тылы, расстреливают повозки, а далее мечта: «Но мне хочется лично подбить русский танк!» Между тем мои спутники вытащили из соседнего танка много вина, консервов, галет и успели так набить трофеями все карманы, что с трудом передвигались. Приказал все выложить и припрятать в снегу до возвращения. А сам подумал: если вернемся.

Кто же подбил все эти танки? Пройдя несколько сотен метров дальше по дороге, мы увидели развороченные снопы кукурузных стеблей, множество стреляных гильз и глубокие следы от танковых гусениц. И тут я вспомнил двух танкистов 178-й бригады, которые кипятили чай, когда мы с Куртией бежали от немецких танков. Значит, они все же вняли нашему предупреждению и успели забраться в замаскированный танк до появления из-за бугра стрелявших в нас танков. Немцы не обратили внимания на «копну», проехали мимо. А герои-танкисты пропустили немецкие танки мимо себя и уже потом ударили по колонне: подожгли передний и замыкающий танки, а когда остальные стали расползаться в стороны, уничтожили и их.

Нас поразил тогда не только результат единоборства одного нашего подбитого танка с целой танковой ротой немцев. Мы дивились мужеству и выдержке двух наших танкистов! Каково сидеть в танке, когда мимо тебя неспешно проезжают более десятка вражеских машин. Наверняка хоть одному из немецких танкистов придет в голову прошить на всякий случай подозрительную копну возле дороги. Но обошлось. И вся пропущенная мимо нашего танка колонна немецких машин была уничтожена в течение одной минуты. Ну а к тому времени подоспели и их товарищи с запасными частями. Исправили танк, развернулись и уехали.

Деревню Сакко и Ванцетти мы увидели всю в огне. При въезде на дороге валялись разбитые повозки, мертвые волы и трупы красноармейцев. Далее стояли подбитые орудия, видимо 2-го дивизиона нашего полка, и два подбитых немецких танка. Мы поняли, что 2-й дивизион постигла та же участь, что и нас вчера утром в Ворошиловке. Расправились с ним как раз те немецкие танки, которые обстреляли нас с Куртией и затем нашли свой конец после встречи с героями-танкистами.

Мне захотелось найти в горящем селе кого-то из солдат 2-го дивизиона, хотя бы раненого. С правой стороны чернели две не тронутые огнем хаты. С мерами предосторожности я вошел в одну из них. Хата была пуста, но голодные бойцы сразу же кинулись к русской печке. В ней оказались чугунки с горячими щами и картошкой. Быстро поели. Уходя, кто-то заглянул за печь. В свете фонарика показался наш заспанный солдат. Я обрадовался: сейчас расскажет, что произошло в деревне. Но солдат, продрав глаза, удивился, что соседние дома горят. Это оказался ездовой 2-го дивизиона, который привез со старшиной продукты, подмерз и после обеда улегся за печку отдыхать.

В Соль мы вернулись поздно ночью, не преминув по дороге заглянуть под один из подбитых танков за трофеями.

Штабная изба была забита спящими солдатами. Я доложил результаты разведки, и все мы, вместе с командиром полка, пристроились у подоконника отведать немецких вин и закусок-консервов. Втиснуться среди спавших не было никакой возможности, даже на полу негде примоститься — я так и уснул, облокотясь на подоконник.

Проснулся я оттого, что кто-то с силой сдернул меня за ноги на пол.

— Что за глупые шутки! — падая на пол, не успев продрать глаза, возмутился я.

Мой возглас заглушила пулеметная очередь по окну. Грохнула она с такой силой, что всего меня окатило щепой от подоконника и осколками вдребезги разбитого стекла. Открыв глаза, увидел совершенно пустую хату, один лишь мой ординарец Яша Коренной сидел на полу. Он-то и успел стянуть меня с подоконника за секунду до выстрелов. В комнате уже было светло, я увидел плотную кучку следов от пуль на стене против окна. Яша молча показал рукой на соседнее с разбитым окно. Я осторожно заглянул в него. В двухстах метрах, прямо перед нашей хатой, на шоссейной дороге Яма — Артемовск стояла сплошная стена немецких танков, пушки их были направлены в нашу сторону, из всех пушек и пулеметов они палили по поселку.

Мы с Коренным низом выкатились во двор, и вдруг увидели у стены соседней хаты заброшенную немецкую пушку, направленную стволом прямо на дорогу, рядом аккуратными штабелями лежали снаряды. Я не удержался, подполз к прицелу пушки, Яшка подскочил к затвору. Целюсь в ближайший танк, бронебойный снаряд уже в казеннике. Выстрел! Танк загорелся. Но едва мы спрятались за стену хаты, тут же чесанула длинная пулеметная очередь. Прячась за домами, мы направились на противоположную окраину поселка. Сзади раздался взрыв. Оглянулись — немецкая пушка, из которой мы только что стреляли, взлетела на воздух.

Удержать Соль нам не удалось. Немцы подбросили к станции до сорока танков. У нас же танков не было, много орудий было подбито. Через три дня изнурительных боев с превосходящими силами мы получили приказ оставить Соль и Свердловку. В ночь на 6 февраля нам пришлось отойти. Нас было так мало, что и выводить-то было почти некого, сотни полторы пехоты да десяток орудий нашего артполка.

Стояла тихая морозная зимняя ночь. Многие домики поселка горели, никто их не гасил, и пламя мерно потрескивало в морозном воздухе. Как начальник разведки 1-го дивизиона, я был направляющим при выводе своих семи орудий. Только миновали подъезд под железнодорожное полотно, как меня остановил помначштаба полка и передал приказ командира вернуться в поселок и проверить, не оставила ли какая батарея подбитые орудия, а если таковые обнаружатся, вытащить их любыми средствами. Последние военные покидали поселок, немцы не могли не заметить нашего отхода и, вполне возможно, в этот самый момент уже входят в него с другой стороны. Как-то мне боязно стало с двумя разведчиками возвращаться назад, и не просто возвращаться — придется обойти по периметру весь поселок, осмотреть все его закоулки.

Только вышли на первую улицу, как встретили лейтенанта из 3-го дивизиона, на двух волах он с тремя солдатами вез пушку без одного колеса, вместо колеса к оси было подвязано полено.

— Куда ты?! — остановил он меня. — Там уже немцы вовсю орудуют, наших никого не осталось, мы последние. Помоги-ка нам лучше пушку тащить.

Мы, все трое, впряглись вместе с расчетом в пушку, и волы потащили орудие повеселее.

Отошли мы от Соли всего километров на десять, в деревню Федоровку. Здесь нас в течение недели пополнили людьми, вооружением, и мы, в обход Артемовска, через Славянск, направились освобождать город Барвенково, расположенный на юге Харьковской области по железной дороге Красный Лиман — Славянск — Барвенково — Лозовая.