"Herod the Great" - читать интересную книгу автора (Michael Grant)

Часть первая ВОЗВЫШЕНИЕ ИРОДА

Глава 1 ПРОИСХОЖДЕНИЕ ИРОДА: ИУДЕИ И АРАБЫ

Ирод впервые привлек к себе внимание, будучи молодым человеком 25 лет. Шел 47 год до н.э.; вот уже два года, как после длившихся десятилетиями внутренних потрясений огромная Римская империя ввергнута в ужасы всеобъемлющей гражданской войны. В 48 году египетские вожди убивают Помпея, потерпевшего поражение от Цезаря. Когда впоследствии Цезарь оказался втянутым в небольшую неприятную египетскую кампанию, отец Ирода Антипатр, главный министр еврейского княжества Иудея, смог оказать ему нужное содействие. В результате, когда Цезарь победил в другой раз, положение семьи Ирода укрепилось, а сам он оказался на важной должности. Его назначили военным начальником и губернатором Галилеи, северной оконечности небольшого Иудейского государства, как раз там, где и сегодня расположена Галилея.

Середина I века до н.э. при всех беспорядках и волнениях, один из самых плодотворных периодов в истории человеческой цивилизации. В Риме, несмотря на политические и военные потрясения, это был золотой век писателей: сам Цезарь, Цицерон, Лукреций, Катулл и Вергилий, бывший на несколько лет моложе Ирода. Более того, среди современников последнего мы видим выдающихся иудеев, особенно двух величайших иудейских мыслителей, Гиллеля и Шаммая, о которых мы скоро услышим. Что касается северной провинции Иудеи — Галилеи, это была крошечная, но привлекательная и процветающая земля, населенная множеством обособленных обитателей. О них еще будет сказано во второй главе. В данный момент следует лишь отметить, что еще за два поколения до того земля эта была в руках чужеземцев и что ее прошлое довольно туманно. Во всяком случае, туманно в сравнении с ее будущим, ибо она станет страной детства Христа, а затем главным центром его пастырства.

Однако когда туда прибыл Ирод, до этих событий оставалось более полувека. Он рассматривал Галилею как небольшую, крайне неорганизованную область: в этом не было ничего необычного, поскольку местные горцы отличались нежеланием подчиняться власти, особенно если эту власть ставил Иерусалим, который отделяло от них не столько пустяковое расстояние, сколько широкая пропасть взаимной подозрительности. Да и сам Ирод был выходцем даже не из таких близких мест, как Иерусалим, а напротив — из мест куда более отдаленных и чужих. Он прибыл из Идумеи, что на южной оконечности Иудейского государства. У Идумеи и Галилеи не было ничего общего, разве что та и другая лишь недавно стали иудейскими и что иудеи в равной мере их презирали; и нет никаких причин предполагать, что галилеяне — так же местнически ограниченные, как и всюду в стране, — приветствовали его прибытие. Разумеется, некоторые из них очень скоро сильно пожалели об этом, ибо он немедленно, с решительностью, быстротой и беспощадностью принялся расправляться с инакомыслящими.

Мы не знаем, как выглядел Ирод, потому что, как нам представится случай увидеть в другой связи, строгое толкование второй заповеди, запрещавшей создание идолов, делало невозможным изваяние его изображений на иудейской территории или изображение его лица на иудейских монетах. На неиудейских территориях возвышались его статуи, но, к сожалению, ни одна из них не сохранилась. Все, что мы знаем о его внешности, по утверждению одного из его сыновей, — в последние годы он красил волосы. Но у нас есть его описание у Иосифа, нашего главного авторитетного источника сведений о царствии Ирода, из которого можно понять, что это был мужчина внушительного роста. К этому можно, конечно, отнестись несколько скептически, поскольку, как мы увидим, Иосиф, вероятно, заимствовал описание у царского министра и друга, Николая Дамасского, но все равно в его утверждении, что Ирод обладал всеми превосходными физическими и умственными качествами, должна быть большая доля правды.

Он был умен, упорен и, как пишет далее Иосиф, обладал таким качеством, как удача, которую древние тесно связывали с умением руководить. Однако поражало то, что в такой приверженной традициям маленькой стране, как Иудея, молодой выходец из не окончательно иудаизированной южной окраины оказался безраздельным правителем северной пограничной провинции. Чтобы найти объяснение этому, нужно проследить сложное переплетение событий в предшествующие годы, вознесшие деда и отца Ирода, а потом и его самого на вершины влияния и власти.

Идумея, родина Ирода, область, лежавшая к югу от Иерусалима и Вифлеема. С центром в городе Хеврон, она раскинулась у юго-восточного края Центрально-Палестинского горного хребта, откуда тот широкими волнами спускается в полупустынные районы. В наши дни Хеврон находится в южном выступе Иегуды, в том большом сегменте территории на западном берегу Иордана, который был оккупирован израильтянами в войну 1967 года.

Идумеяне — потомки ветхозаветных эдомитян. Но Эдом не достигал на севере Хеврона, зато простирался намного дальше к югу, до неприветливых высот Негева и Синая. Однако в XI веке до н.э. обитателей Эдома вытеснили из этих южных земель арабы. Но в то же время они выгадали от гибели царства Иуды от рук Вавилона (и последовавшего изгнания и рассеивания множества евреев), ибо эти события позволили эдомитянам расширить свои владения на север до Хеврона, не менее чем на 20 миль к югу от Иерусалима. И там они остались после уступки нескольких городов вернувшимся в дальнейшем иудеям, а территория, на которой они осели, стала известна как Идумея.

Говорили, что эдомитяне со злобным ликованием подбивали вавилонян к разрушению Иерусалима; во всяком случае, иудеи всегда их ненавидели. В действительности эта ненависть уходила корнями значительно глубже, ибо, как пишут, жители Эдома отказались пропустить через свою землю самого Моисея. Автор Второзакония (VII (?) век до н.э.) призывал народ иудейский не питать отвращения к эдомитянам, ибо они были братьями — верно, язычниками, но, как и сами иудеи, ведущими происхождение от Авраама и говорившими на семитском языке, в такой же мере родственном ивриту, как и арабскому. Но сам факт, что потребовалось обращение с настоятельным призывом, говорит о том, до чего оно было необходимо: отсутствие взаимопонимания между двумя народами весьма ощущалось и, во всяком случае, положение усугубилось после того, как эдомитяне переместились к северу. Раскопки идумейской крепости в Мариссе (Мареше) свидетельствуют о том, что в III веке до н.э. отмечалось сильное влияние извне, из финикийских торговых портов — ныне это территория Ливана. В то время Иудея все еще оставалась придатком иноземной империи, государства Селевкидов с центром в Сирии, управляемого потомками Селевка, одного из военачальников Александра Великого. Но скоро она снова стала независимым государством, при Иуде Маккавее (166 — 160 до н.э.)[1] и его братьях-патриотах. Свержение ими ненавистного ига Селевкидов было одним из самых впечатляющих событий в иудейской истории. А затем воинственный племянник Иуды Иоанн Гиркан I силой обратил идумеян в иудаизм и приказал им совершить обрезание.

Теоретически это открывало им доступ в ряды истинных иудеев, исключительность которых подчеркивалась снова и снова. «Господь избрал себе Иакова, Израиля в собственность свою», — возглашает Псалмопевец (Пс. 134, 4). Это считавшееся данным свыше особое признание избранности, божественной обособленности вело иудеев к категорическому отрицанию существования каких-либо богов у соседей; и это отрицание соответственно подкреплялось твердой решимостью крайне ревниво отстаивать свою отгороженность. Так что и около 100 лет до н.э. все еще утверждалось, что «законотворец оградил нас непроницаемыми оградами и железными правилами, чтобы мы никоим образом не имели дел ни с какими другими народами» (письмо Аристея Филократу, конец II века до н.э.). Однако поскольку идумеяне были обращены в веру насильно или иначе, их допуск внутрь ограды согласно религиозной традиции не должен был вызывать сомнений. Особо подчеркивалось полноправие новообращенных, «пришедших укрыться под крылом Божиим». В Ветхом Завете нашли возможным привести пример моавитянки Руфи, так же как позднее, в Евангелии, есть ссылка на получившего обращение в веру эфиопского евнуха и даже еще более поздняя и более осмотрительная традиция допускала считать полным иудеем потомка новообращенной семьи в третьем поколении. Тем не менее, несмотря на сии августейшие правила, предрассудки в отношении идумеян, очевидно, отмирали с трудом. Географически они располагались так близко — всего в нескольких милях, — но все равно казались чужаками.

Одним из наследственных племенных вождей идумеян был дед Ирода Антипас. Он фактически правил всей Идумеей; эта обязанность была возложена на него свирепым правителем хасмонейской династии Александром Яннаем (Иехонафаном, Ионафаном) (103 — 76 до н.э.) и его женой Александрой Саломеей, которая впоследствии правила сама (76 — 67 до н.э.). Антипас занимал важный пост, поскольку Идумея считалась важной пограничной зоной на рубеже арабского мира. Но, рассуждая задним числом, это назначение в конечном счете навлекло на царственную хасмонейскую семью гибель от рук внука Антипаса — Ирода. Из Идумеи, как отмечает Арнольд Тойнби, иудеи получили незваного пришельца, как французы корсиканца Наполеона или русские грузина Сталина.

Имелись, однако, и другие предания о происхождении Антипаса. Согласно одному из слухов, он вообще был родом не из Идумеи, а выходцем с полоски средиземноморского побережья, что к западу от нее, с дававшими ей выход к морю портами; бывшей земли филистимлян. Утверждали, что родился он в древнем городе Аскалоне (ныне Ашкелон), лежавшем непосредственно к северу от полосы Газы. В древние времена Аскалон был поочередно филистимлянским, финикийским (по крайней мере частично) и затем греческим городом-государством — или по крайней мере выставлял напоказ присущий тем временам облик эллинизированного ориентализма, в тех краях сходивший за греческий. Город являлся исключением в том смысле, что избежал насильственного введения во владения воинственного Александра Янная. Согласно одной из версий, в действительности Антипас был рабом храма Аполлона в Аскалоне. Автор этой версии — христианин и, вероятно, позаимствовал ее из иудейского источника. Но эти сведения не внушают доверия, похоже, это злонамеренная попытка подчеркнуть низкое происхождение Ирода. Более вероятно, что семья принадлежала к знатным фамилиям Идумеи. В то же время вполне резонно предположить, что она имела тесные связи с Аскалоном, расположенным по соседству с портом идумеян. Такая вероятность дополнительно подтверждается особыми льготами, которые Антипас и его внук Ирод жаловали этому городу.

Одним из сыновей Антипаса был отец Ирода Антипатр. В том враждебном иудейском источнике, где утверждалось, что семья принадлежала к храмовым рабам, имелась запись, что Антипатра похитили в Аскалоне идумейские разбойники, оставившие его у себя, потому что отец не мог заплатить выкупа. Но и это, несомненно, является вымыслом, опять же направленным на то, чтобы принизить родословную Ирода. С другой стороны, утверждения, что он и его предки принадлежали к заведомо иудейской фамилии, даже к знатной и священнической, вернувшейся из вавилонской ссылки, также не следует принимать на веру — но по противоположным соображениям. Ибо эти предания восходят к приятелю Ирода Николаю Дамасскому и явно нацелены на то, чтобы изобразить Ирода более истинным иудеем, нежели можно ожидать от идумеянина, к тому же священнического рода. Такие притязания решительно и не без оснований отвергались его противниками. Жена Антипатра и мать Ирода имела аристократическое происхождение, звали ее Кипра, так называли цветок хенны (lawsonia inermis или alba), ценившийся за свой аромат, ныне известный как «Шипр»; в «Песне песней» Соломона возлюбленный сравнивается с этим цветком хенны. Поэт называет родиной растения Ен-Геди на Мертвом море, но оно также считалось цветком Аскалона, поэтому жена Антипатра Кипра, как и ее муж, тоже каким-то образом связана с этим городом. Похоже, что у нее были и идумейские связи. Однако, как представляется, она не была идумеянкой, а принадлежала к народу, говорящему на другом семитском языке, к арабам; нельзя, как полагают некоторые, считать, что она родом из иудейской семьи, поселившейся в Аравии. Поэтому, когда злейший враг Ирода назвал его полуиудеем, насмешка соответствовала — или почти соответствовала — истине. И в самом деле, несмотря на все усилия доказать обратное, семья Ирода была достаточно осведомлена об этом недостатке. Однажды много лет спустя его внук царь Агриппа I, читавший в синагоге Второзаконие, дойдя до слов: «из среды братьев твоих поставь над собою царя; не можешь поставить над собою иноземца, который не брат тебе» (Втор. 17, 15), заплакал; правда, все присутствующие бросились его разубеждать. Знатоки Священного Писания настаивали на обязательности для иудея матери иудейского происхождения.

А мать Ирода была уроженкой Арабского царства. Вообще-то существовало много таких княжеств, но крупнейшее из них — государство, о котором в данной книге говорится как об Арабском царстве или Аравии, — могущественное Набатейское царство. Оно соседствовало с Иудеей вдоль всей ее восточной границы, там, где теперь находятся юго-запад Сирии и Иордания, а также вдоль южной границы, где Иудея не доходила, как ныне, до Эйлатского (Акабского) залива, а заканчивалась у южной оконечности Мертвого моря.

Населяли это Набатейское царство арабы по происхождению и языку, хотя их надписи свидетельствуют, что официальным и литературным языком был у них другой семитский язык, арамейский (родственный арамейскому, ходившему и в самой Палестине). Сначала они кочевали, но затем основали столицу в Петре, на полпути между Мертвым морем и Эйлатским заливом.

Петра находится в оторванном от внешнего мира, почти недоступном месте — на горе Эдом, занимая небольшое овальное пространство, окруженное крутыми скалами, и доступен только через узкое ущелье вдоль речки Муза.

Территория этого арабского государства простиралась далеко на юг по серому известняковому нагорью, бывшему когда-то Эдомом, и красным возвышенностям Синая до пустынных земель Центральной Аравии и побережья Красного моря. Хотя эти арабы на время уступали Эйлат Египту, им удалось избежать включения в великие Египетское и Сирийское царства, унаследовавшие часть империи Александра Великого. Но их чрезмерные притязания и поклонение языческим богам вовлекали их в острые конфликты с экспансионистским иудейским режимом Александра Янная. Арабские монархи того времени, от Арета (Харита) II (110 — 96 до н.э.) до Арета III (87 — 62 до н.э.), одни сражения с Яннаем выигрывали, другие проигрывали и были вынуждены уступить ему Газу и полоску земли к востоку от Иордана; правда, последнее слово осталось за арабами, которые вскоре после смерти иудейского монарха обошли с фланга его преемников, захватив Дамаск, господствовавший над идущей с севера на юг главной трансиорданской коммуникацией.

Арабы постоянно напоминали о себе иудеям. Их армия, обладавшая системой ночной связи — кострами, — имела богатый опыт ведения войны в пустыне и всегда могла купить разбойников или вольных бойцов, готовых создать неприятности внутри самой Иудеи. Но прежде всего сила армии состояла в контроле над караванной тропой, по которой с юга Аравии в Сирию и Средиземноморье доставлялись пряности и благовония; для посредничества (наряду с готовностью прихватить любой застрявший или плохо охраняемый товар) у них хватало настойчивости и хитрости. К тому же они были опытными ирригаторами и прекрасными гончарами, и их своеобразное искусство, сочетавшее национальные особенности с влияниями в разное время Египта, Персии, Греции, Сирии и Рима, постепенно набирало силу.

Интересы Арабского и Иудейского царств сталкивались по многим вопросам, но у них была общая граница огромной протяженности, и они никак не могли обойтись друг без друга. Более того, отец Ирода Антипатр, как мы видели, женился на знатной арабке; и пускай этот брак вызывал насмешки иудеев, он оказался весьма полезным в других отношениях. Антипатр пользовался огромным влиянием у жены и преемницы Янная Александры Саломеи и с поста правителя Идумеи поднялся на самый высокий пост при ее дворе. Когда она заболела и вскоре умерла, ее два сына от грозного Янная не поделили власть. Старший, Гиркан II (также известный как Иехонафан или Ионафан), был слабохарактерным; младший же, Аристобул II, был в отца отчаянным. Ко времени, когда умерла царица, Антипатр утвердился как влиятельный и властный советник Гиркана. Однако сам Гиркан скоро отказался от противоборства с братом. В этой критической ситуации у Антипатра появилась возможность развивать свои арабские связи, как это делал до него отец и продолжал он сам, например назвав старшего сына, старшего брата Ирода, арабским именем Фасаил. Так что Антипатр склонил арабского царя Арета III к походу на Иерусалим от имени законного иудейского монарха Гиркана (65 г. до н.э.). Успех был практически обеспечен, когда пришла новость, полностью изменившая обстановку. В Сирию пришли римляне.

За предшествующее столетие Римская республика, по существу, овладела всем Средиземноморьем — ни в прошлом, ни в будущем ни одна держава не добивалась такого успеха. Перед ней пали великие царства, но двум государствам (обессиленным и практически зависимым от воли Рима), выделившимся из раздробленной империи Александра Великого (умер в 323 г. до н.э.), римляне позволили оставаться формально независимыми. Это были царства, управляемые потомками генералов Александра — Птолемея и Селевка. Когда-то Птолемеи и Селевкиды правили обширными территориями, но теперь у первых они были сведены до размеров Египта, а у вторых до небольшой по размерам Сирии.

Однако в конечном счете неоднократные отвратительные междоусобицы Селевкидов, навлекшие беду на их дом, повлекли за собой коренные перемены в структуре власти всего обширного района. На протяжении нескольких последних лет находившийся на Ближнем Востоке выдающийся римский военачальник Помпей добивал врага Рима на севере Малой Азии — Митридата. Покончив с ним, он решил упразднить монархию и анархию Селевкидов. Итак, в Иерусалиме узнали, что Помпей низлагает последнего царя и присоединяет Сирию к Римской империи как еще одно самое свежее владение. Новой провинции (63 г. до н.э.), прибрежной полосе шириной от 70 до 100 миль с горными грядами и пустыней за ними, предстояло выполнять жизненно важную задачу охраны римских границ. Ибо над Ближним Востоком нависла тень не только великой западной державы — римской, но и великой восточной — единственной крупной державы, противостоящей Риму на его границах. Это была Парфия, империя, несмотря на обветшавшую, рыхлую структуру, обладавшая значительным военным потенциалом.

Итак, было решено положить конец хаосу в Сирии; один из военачальников Помпея, Скавр, стоял уже в Дамаске, у ворот и Иудейского, и Арабского царств. Оба государства, разумеется, имели кое-какой опыт общения с римлянами. Что касается иудеев, сам Иуда Маккавей, их национальный герой, борясь за независимость от Селеркидов, официально встал в ряды союзников римлян вместе со своими преемниками. При случае они обращались к римлянам за помощью против своих врагов, но те в большинстве случаев, лишь однажды подтолкнув иудеев к мятежу против Селевкидов, проявляли мало интереса. Но теперь, когда Сирия сделалась римской провинцией, все вдруг переменилось. Это всегда было достаточно ясно Антипатру — и он завещал понимание изменившихся условий своему сыну Ироду. А пока новое свидетельство могущества римлян не осталось незамеченным тогдашними претендентами на еврейский трон, Гирканом II и его братом Аристобулом II, оба они апеллировали к Помпею. С одной стороны, эти обращения сочли за глупые, и действительно судьбы ранее апеллировавших к Риму стран давали достаточные основания задуматься. С другой — такие шаги вообще-то не были недальновидными, скорее реалистичными: теперь, когда Сирия стала римской, Рим вряд ли мог полностью игнорировать Иудею. Ибо географически, как свидетельствуют бесчисленные миграции, родина иудеев считалась неотделимой частью сирийского сухопутного коридора. Так что римская восточная граница с парфянами требовала включения не только Сирии, но и Иудеи. Более тесные отношения с Римом стали неизбежными.

В результате долгих интриг и подкупов Гиркан II (поддерживаемый Антипатром) и Аристобул II лично предстали перед Помпеем в Дамаске. Помпей отложил окончательное решение. Встать на ту или другую сторону значило продолжение гражданской войны среди иудеев, а он хотел сначала поставить к ноге их арабских соседей. Правда, это ему не удалось (их окончательно включили в империю лишь во II веке н.э.); за эту неудачу арабам следует благодарить иудеев, потому что от арабских планов Помпея отвлекли открыто враждебные националистические замыслы Аристобула. Опасаясь за жизнь детей, Антипатр доверил их, в том числе десятилетнего Ирода, заботам арабского царя — Помпей осадил Аристобула в храме — центре сопротивления, и взял его штурмом. Последовала массовая резня. Священнослужителей убивали при совершении богослужений, а Помпеи, хотя и предотвратил разграбление сокровищницы храма, вошел в Святая Святых. Возможно, он просто хотел посмотреть, что там за тайны, но это посещение было для иудеев нетерпимым оскорблением, поскольку никому, кроме первосвященника, не дозволялось входить внутрь. Когда 15 лет спустя Помпей плохо кончил в песках Египта, иудеи восторженно приветствовали смерть сатаны, бича божьего. 63 год был зловеще пророческим: консулом назначен Цицерон; родились Август и Агриппа. И несколько минут, проведенных Помпеем в Святая Святых, судя по последствиям, были не менее памятным событием.

Аристобул капитулировал, но он слишком держался завоевательских традиций Маккавеев, чтобы оставаться на свободе. Так что его с двумя сыновьями, Александром II и Антигоном, увезли в Рим как украшение торжеств по случаю победы. Гиркана должным образом восстановили на троне, Антипатр остался его советником. Но Иудея была плачевно усечена. На протяжении II века до н.э. череда хасмонейских царей, которую завершил Александр Яннай, создала Великую Иудею — самое большое иудейское национальное государство со времен Соломона. Входившие в него многочисленные иноверцы, главным образом жители греческих и эллинизированных городов-государств, разросшихся по краям иудейских земель (как и всюду на Ближнем Востоке), были недовольны уничтожением их политических образований в результате включения их в состав Иудейского государства. Но хасмонейский верховный жрец Симон (142 — 134 до н.э.) нашел ответ, который, даже если он не устраивал греков, по-видимому, был приемлем для иудеев: «Мы ни чужой земли не брали, ни господствовали над чужим, но владеем наследием отцов наших, которое враги наши в одно время не праведно присвоили себе» (1 Мак. 15, 33). Однако Помпеи держался прямо противоположной линии, безжалостно отрезая от краев еврейского государства все бывшие греческие города, включенные в него Хасмонеями. Таким путем было отторгнуто все побережье вплоть до Газы, включая его полосу и дальше Риноколуру (Эль-Ариш). Среди отторгнутых таким образом городов находились древняя Иоппия (Яффа, Иафо), которую Симон Хасмоней превратил в иудейскую колонию-порт, и Иамния (Явне), которая также была довольно основательно иудаизирована (только Аскалон, бывший свободным от Иудеи, таким и остался). Широкий пояс на востоке, главным образом на другом берегу Иордана, тоже был отобран и включен в союз десяти городов — Десятиградия. Другими словами, все общины греческого типа к востоку и западу от Иудеи были возрождены и освобождены от иудейского господства и вновь обрели автономию под общим надзором римского правителя новой провинции Сирии.

Такую же автономию даровали городу, расположенному в чуть более чем 40 милях к северу от Иерусалима, Самарии (Севастии), эллинизированному с IV века до н.э. но вынужденному, как и другие, во II веке покориться Хасмонеям. Что еще удивительнее, Помпей, вероятно, отторгнул от Иудеи всю область Самарии (Шомрон). Самария была плодородной лесистой землей, где исповедовали собственную разновидность фундаменталистского апокалиптического иудаизма, которой по сей день придерживается группа семейств. Самаритяне признавали только первые шесть книг Библии и почитали не Иерусалимский храм, а алтарь на горе Гаризим (его Иоанн Гиркан I разрушил в 128 г. до н.э.). Бог, говорили иудеи, наслал на самаритян львов, потому что они не воздавали ему должных почестей, а правоверные иудеи сторонились их не только из-за религиозных заблуждений, но и потому, что те были потомками чужеземцев, которых поселили там ассирийские цари. Когда в V веке до н.э. некоторые из потомков изгнанных иудеев вернулись на родину, их предводитель Неемия запретил браки с самаритянами из-за их расовой нечистоты, и даже теперь, сотни лет спустя, путники, предпринимающие поездки между Галилеей и Иудеей, все еще часто предпочитали совершать длинный утомительный объезд, нежели проезжать через Самарию. Вот почему Иисуса удивленно спросили: "Как ты, будучи Иудей, просишь пить у меня, Самаритянки? " (Ин. 4, 9).

Этой обособленности Помпею было достаточно, чтобы отобрать у маленькой новой Иудеи и Самарию, а также и Изреэльскую (Ездрилонскую) равнину к северу от нее, плодородную долину, рассекающую центральный горный хребет к юго-востоку от горы Кармель. Галилея, еще дальше к северу, осталась частью Иудеи, но теперь была отрезана от остальной страны широким коридором из Самарии и Изреэля; царство оказалось разделенным наподобие современного Пакистана.

Итак, не удовлетворившись восстановлением границы между собственно иудейской сельской территорией и эллинизированными окраинами с обеих сторон, Помпей предпринял хорошо продуманный шаг — урезал страну до традиционно иудейской сердцевины. Ибо, как отмечал А. Г. М. Джоунс: «Он был убежден, что, если сразу не примет решения по данному вопросу, Иудейское царство в том виде, каким оно было, будет угрожать миру и процветанию Сирии; иудеи — трудный, непокорный народ; к тому же отсталый и суеверный, а их завоевания губительно сказались на культуре Южной Сирии».

Более того, Гиркана II, когда ему вверялось это жалкое владение, лишили царского титула. Его дядя Иуда (Иегуда) Аристобул I (104 — 103 до н.э.), возможно, был первым, кто принял этот царский титул; им определенно пользовался Александр Яннай (103 — 76 до н.э.). А теперь Гиркан II его лишился. Хотя и сохранив положение первосвященника (о чем будет подробнее сказано ниже), он утратил статус царя, получив взамен титул этнарха — высший княжеский чин, но ниже царского звания.

Это понижение в звании правителя означало понижение в должности и его министра Антипатра. Но последний отнесся к этому философски, руководствуясь своим неизменным принципом: поскольку все зависело от римлян, главным делом было ладить с ними. А предпочтительнее действовать под началом Гиркана, то есть в рамках какой ни на есть национальной автономии, чем под прямым господством римлян, лишись они их благосклонности. И уже в следующем году Антипатр сумел оказать полезную услугу одновременно Риму, своим арабским друзьям и родне. Поскольку обстоятельства отвлекли Помпея от намеченного нападения на Арабское государство, к этому намерению вернулся оставленный им в Сирии правителем Скавр. Это создало проблему для Антипатра. Полный успех Скавра был нежелателен, потому что означал бы полное окружение Иудеи Римом, не говоря уж о возможной утрате Антипатром финансовых возможностей в арабских царствах. Но и неудача римлян тоже была нежелательна, потому что она повлекла бы массивное вторжение в этот район римских карательных войск. Антипатр справился с проблемой так умело, что оно, кажется, не осталось незамеченным даже его одиннадцатилетним сыном Иродом. Скавр в пустыне встретился с трудностями: отказала его служба снабжения. Антипатр оказал ему помощь зерном.., и предложил посредничество между римлянами и арабами, которое обе стороны с радостью приняли. По выплате значительной суммы (под гарантию Антипатра) арабского властителя Арета III объявили союзником римлян — разумеется, подчиненным союзником, но ни в коей мере не униженным просителем, каким Скавр вскоре изобразил его на монете. Ибо царство сохранило особый статус среди государств-клиентов. Ободу (Абуду) II (62 — 47 до н.э.), сменившему к тому времени Арета, позволялось выпускать серебряные монеты — привилегия, которую вряд ли когда-либо получали другие вассалы Рима.

Перед Антипатром и его официальным главой встала куда наиболее серьезная проблема, когда более решительному брату последнего, Аристобулу II, и его сыновьям Александру II и Антигону удалось выбраться из Рима и поднять знамя восстания в Иудее (57 — 56 до н.э.). Все они, жаловался Антипатр, хотя и называют это патриотизмом, на деле движимы страстью подстрекательства к бунту; и в этом обыкновении бунтовать отчасти виноваты сами римляне, столетием раньше подстрекавшие тех же Хасмонеев к мятежу против Селевкидов. Уже на ранней стадии беспорядков (57 г. до н.э.), когда из всей семьи до Леванта добрался один младший сын, бывший в то время римским правителем Сирии, Габиний решил, что созданная за шесть лет до того политическая единица оказалась негодной: достаточно крупной, чтобы поставлять горючее для восстаний, и слишком малой для их подавления. Посему Гиркана лишили звания этнарха, сохранив только титул первосвященника, а маленькую территорию, до которой была сведена Иудея, разделили на пять областей, каждая под началом совета местной знати.

Эти меры Габиния, вероятно, хорошо восприняла иудейская аристократия, которая в кои-то веки оказалась у власти в областях. Антипатру, которому дозволялось сохранить во владении Идумею, такой порядок никак не мог понравиться. Тем не менее он не позволил себе поколебать свои проримские позиции. Наоборот, он помог Габинию, сопровождая его в экспедиции в Египет с целью восстановления у власти непопулярного правителя — отца Клеопатры, повлияв в нужном направлении на иудейских наемников, стоявших гарнизоном в Пелузие (на пути в Порт-Саид), и, несомненно, присвоив долю доходов, полученных римским правителем от восстановленного на троне монарха. Пока Габиний и Антипатр отлучались, хасмонейский князь Александр II восстал снова — на этот раз его целью, по всей вероятности, была полная независимость от Рима. Это пошло на пользу Антипатру, которому после подавления мятежа римляне доверили своего рода официальный надзор над Иерусалимом. По существу, это отождествлялось с функцией поддержания мира вкупе с прибыльной обязанностью сбора дани Риму вместо сборщиков податей, евангельских мытарей, которые с 63 года до н.э. по римскому образцу брали подати на откуп.

Последовавшие годы были полны тревог. Начать с того, что Красе, партнер Помпея и Цезаря по триумвирату, диктаторски правившему Римской империей, по пути на войну с Парфией разграбил сокровищницу Иерусалимского храма. А затем, пока его армия воевала, римлянам пришлось снова вмешиваться, чтобы подавить еще один мятеж, который возглавил один из иудейских аристократов, на этот раз в Галилее, в самом северном административном округе. Далее пришла сенсационная новость, что Красе потерпел поражение в битве при Каррах и убит парфянами (53 г. до н.э.). После его гибели два остальных члена римского триумвирата, Помпеи и Цезарь, постепенно втянулись в страшные катаклизмы гражданской войны. Эти военные действия с самого их начала в 49 году сказались на Иудее. Ибо поскольку Помпеи контролировал восточную часть империи, Гиркан II и Антипатр, как и другие князья и министры в этих краях, должны были поддерживать его — хотя ненависть иудейского населения к Помпею создавала затруднения. С другой стороны, более решительный и националистически настроенный брат Гиркана Аристобул II, у которого имелись особые причины ненавидеть Помпея, в это время опять находился в плену в Риме, и Цезарь, захватив власть в столице, воспользовался существованием такого потенциального союзника и послал его с двумя легионами на Ближний Восток. Однако это предприятие закончилось катастрофой: сторонники Помпея в Малой Азии отравили Аристобула, а потом в Антиохии (Антакии), столице сирийской провинции, казнили его сына Александра II.

Эти события весьма благоприятствовали Гиркану и Антипатру, стоявшим на пропомпейских позициях. Но по той же причине полный разгром Помпея войсками Цезаря в Фарсальском сражении в Фессалии (48 г. до н.э.) поставил их в опасное положение. Однако вскоре им представилась отличная возможность выпутаться и поправить положение. Когда Помпей бежал в Египет и нашел там смерть, преследовавший его Цезарь не смог установить связь из-за очень опасного вооруженного сопротивления в Александрии. Он послал в Малую Азию за помощью, но подкрепление задержалось в Аскалоне. Именно сюда как раз вовремя прибыли Гиркан со своим советником Антипатром в сопровождении полутора тысяч воинов, чтобы расчистить путь задержанным войскам. Затем они стали переманивать находившихся в Египте иудеев на сторону Цезаря — и обретенные таким образом союзники, тронутые первым в их истории визитом первосвященника, в значительной степени способствовали окончательной победе Цезаря над его египетскими недругами. Иудеи до того ненавидели римских врагов Цезаря — Помпея со сторонниками, что его поход встретил широкое одобрение в Иудее и Цезаря приветствовали как мстителя за оскверненный Помпеем Иерусалим.

Вмешательство иудеев на стороне Цезаря значительно укрепило положение Гиркана и Антипатрa. Цезарь был явно благодарен. Гиркана снова повысили в звании до этнарха (47 г. до н.э.) — пять областных советов упразднили или лишили политического веса, — а за Антипатром признали более определенную роль регента или главного министра всей Иудеи. Сам он получил лестный статус римского гражданина и освободился от уплаты налогов. Он должен был собирать земельную подать для Рима; это давало ему возможность попутно собирать еще и для себя, но официально подать, видимо, составляла четверть урожая зерна через год, то есть 12, 5 процента в год.

За дополнительное вознаграждение (20 675 бушелей зерна ежегодно, исключая каждый седьмой год) город Иоппия, отторгнутый Помпеем, был возвращен этнархии. Он представлял собой не ахти какой порт, потому что на протяжении всего участка побережья кораблям приходилось стоять на якоре из-за угрозы быть выброшенными на скалы юго-западным ветром. Но какой ни на есть, он все-таки давно считался портом, и Иудея снова получила выход к морю. В то же время под власть этнархии вернули плодородную Изреэльскую (Ездрилонскую) долину, часть которой в предыдущие 16 лет была римской территорией. Иудею также освободили от зимнего расквартирования римских войск, а позднее разрешили восстановить стены Иерусалима.

Таковы новые привилегии, дарованные Иудее; может создаться впечатление, что заслуга здесь практически принадлежала больше Антипатру, нежели его неумелому хозяину Гиркану II. Правда, надо сделать некоторую скидку на тенденцию хранителей преданий (в дальнейшем усиленную при дворе сына Антипатра Ирода) преувеличивать роль Антипатра за счет Гиркана. Однако есть определенные свидетельства, что его власть действительно стала весьма значительной. Что важнее всего, он сумел устроить на ключевые посты двух своих старших сыновей: первого, Фасаила, сделал правителем Иерусалима, а второй, Ирод, получил в управление обособленную провинцию Галилею.

Таково было сложное переплетение обстоятельств, которое в 47 году до н.э. привело Ирода в раннем возрасте, в 25 лет, на этот высокий и влиятельный пост.