"Tamerlan: Conqueror of the Earth" - читать интересную книгу автора (Harold Lamb)

Люди в шлемах

Долина и все, что было в ней, составляли наследственное владение племени барласов. Нельзя сказать, что это являлось собственностью племени. Барласы могли заниматься скотоводством и земледелием, владеть скотом, виноградниками и пастбищами, пока были способны удерживать эту территорию от посягательств. Много лет назад хан, живший за горами, передал предкам барласов эту землю, и они, подобно племенам Шотландии, владели ею благодаря силе своего оружия, искусству ремесла и достоинству своих вождей. Это были тюрки, круглолицые и ширококостные. Бородатые и загорелые, они важно шествовали по земле – если вообще возникала необходимость куда-нибудь идти, – не замечая никого, кроме более важного соплеменника, нежели они сами. Каждый из них имел коновязь выносливых лошадей, привыкших к горной местности. Лишь некоторые из них имели быстроногих племенных скакунов или низкорослых коней, вышколенных на поле для верховой игры в мяч. Поводья у всадников были богато инкрустированы серебром, а седла им нравилось обтягивать шелковой тканью с вышивкой. Беднейший из этих тюрок и не помыслил бы отправиться из своей юрты в мечеть, не оседлав коня.

Они жили в юртах по собственному желанию и согласно обычаю. Использовали изречение: «Трус строит башню, чтобы прятаться в ней». Они же строили юрты, выстланные белым войлоком или укрытые коврами. Многие из них имели жилища в городе, где можно было принять гостей или в случае необходимости укрыть женщин. Столетие назад тюркские племена считались самыми настоящими кочевниками, перемещавшимися по пустыне в поисках пастбищ. Война сделала их предков (людей, порожденных войной) господами на значительной части Азии. Они хорошо знали истинность поговорки: «Песок пустыни уносится легким дуновением ветерка, еще легче развеивается человеческое достояние».

Они буйно пировали, роняя слезы над чашами вина, однако были веселы в битвах. Лишь немногие из них не имели на теле шрамов и рубцов от ран. Немногие также закончили жизненный путь под крышами собственных домов. Как правило, они носили легкие доспехи – стальную кольчугу под развевавшейся накидкой из полосатого шелка. В них жило бессознательное влечение к битвам в пустыне.

Их страстью в период мирных передышек была охота. Они без сожаления обменивали своих овец и скот на охотничьих соколов, которых им приносили горцы. Хороший ястреб прибавлял владельцу достоинства, а уж золотистый орел, способный летать без пары, повышал престиж целой семьи. Некоторые держали охотничьих леопардов, брали их к себе в седло с завязанными глазами и отпускали охотиться за оленями под наблюдением всадников.

Отлично управляясь с длинными увесистыми луками, они сбивали дичь стрелами с двумя наконечниками и даже ходили на тигров. Когда они садились на коврики поесть и запускали свои пальцы в общий котел, к ним подбегали собаки, а ястребы пронзительно кричали на своих насестах. Любимой едой для них были дичь, конина, они питали слабость и к арабской пище – верблюжьей ляжке.

Они восхищались арабскими воинами и, подобно этим кочевникам пустыни, чувствовали себя спокойно только в седле, когда совершали набеги, охотились либо становились под штандарты войны. Большую часть своего времени они проводили при дворе своего хана.

Барласы гордились принадлежностью к военной касте. У них была военная косточка. Породниться с иранскими купцами или земледельцами означало для них утрату своей породы. Вследствие того что барласы не имели привычки к труду, они занимались грабежом на дорогах. Они были чересчур великодушны, но столь же своевольны и жестоки. Расточали или закладывали имущество, чтобы оплатить расходы на пирушки. Долг гостеприимства приводил к тому, что дворы их домов переполнялись паломниками, на угощение которых уходило немало овец.

Были в долине Шахрисабза люди, жившие лучше барласов. К ним относились иранские земледельцы, заботившиеся об орошении своих полей; городские жители, сарты, торговавшие в своих лавках на рынках; представители персидской знати, игравшие в азартные игры в уютных садах и слушавшие чтецов Корана. Эти чалмоносцы следовали предписаниям последнего, в то время как люди в шлемах придерживались законов, введенных Чингисханом.

Но хуже всего для барласов было то, что они не имели великого хана. Тарагай, бывший когда-то главой племени, отличался мягкосердечием и достоинством. Он наслушался толкователей законов шариата и удалился в монастырь. Тарагай был отцом Тамерлана. Не нашлось другого вождя племени, жившего во дворце из белой глины рядом с Шахрисабзом.

– Мир, – разъяснял сыну Тарагай, – не лучше, чем золотая ваза, полная скорпионов и змей. Я устал от него.

Подобно многим другим отцам, он рассказывал сыну о славе и величии предков, которые хозяйничали на горных хребтах, поднявшихся над пустыней Гоби, далеко на севере. Это были редкие рассказы о языческом времени, и Тарагаю, кажется, нравилось о нем говорить, несмотря на стремление отречься от мира. Он говорил о сонме всадников, постоянно сопровождавших стада овец и других животных, кочевавших с выпадением снега, подстерегавших в засадах вдоль караванных путей и следовавших рысью за рогатыми штандартами в Китай, – об охоте, продолжавшейся два или три месяца на территории степи площадью в 500 миль. Он поведал историю о том, как на могиле вождя принесли в жертву белых коней, как они промчались в небесные ворота, где полыхало северное сияние, – для того, чтобы послужить душам покойников на небесах.

Упоминал он и о китайских принцессах, посылавшихся степным ханам в качестве невест вместе с фургонами, груженными шелком и изделиями из слоновой кости, о том, как ханы-победители пили кобылье молоко из черепов врагов, выстланных золотом.

– Это происходило, сынок, – говорил он, – до того как Чингисхан повел монголов в поход для завоевания мира. Этот поход был предписан ему судьбою. Когда к Чингисхану спустился черный ангел смерти, он, вождь, разделил мир на четыре ханства между тремя своими сыновьями и внуком – сыном своего старшего сына, умершего раньше самого Чингисхана.

Чагатаю (внуку) досталась часть земли, на которой мы живем. Но его дети предались пирам и охоте. Со временем они откочевали к северным горам. И хан, тюра (владыка), теперь пирует и охотится там, оставив правление Самаркандом и всем Мавераннахром наместнику-эмиру. Остальное ты знаешь.

Однако, сынок, – закончил он, печально покачав головой, – не уклоняйся от пути, предначертанного Аллахом и его пророком Мухаммедом (да будет мир над ним и его потомством). Уважай ученых сейидов, испрашивай благословения для дервишей. Пусть укрепляют тебя четыре опоры шариата – молитва, пост, паломничество и жалование милостыни.

Тарагай оставил сына заниматься своими делами, но парнишку заметили другие послушники монастыря. Седобородый сейид, обнаруживший Тамерлана в углу помещения за чтением Корана, спросил, как его зовут.

– Тимуром[1], – ответил мальчик, поднимаясь с колен.

Потомок пророка взглянул на священную книгу и произнес:

– Держись за исламскую веру, она убережет тебя.

Тимур воспринял пожелание всерьез и даже забросил на время игры в мяч и шахматы – свои любимые развлечения. Встречая дервиша, сидящего на корточках в тени у дороги, он спешивался и испрашивал у божьего человека благословения. Чтение Корана давалось ему нелегко, поэтому он сосредоточивался на чтении одной главы священной книги, пока не осваивал ее полностью.

В семнадцать лет Тимуру нравилось посещать дворики мечети, где собирались имамы, духовные руководители мусульман. Он занимал место позади слушателей, там, где оставляют обувь. Говорят, что как-то его заметил некий Зайнеддин (умный и находчивый человек, настоящий духовный пастырь): позвал юношу к себе, отдал ему свою чалму и кушак, а также кольцо с сердоликом. Тимур запомнил его пытливый взгляд, низкий голос и подарок, вероятно, тоже.

Единственным предводителем барласов оставался Хаджи Барлас, дядя Тимура, который редко показывался в Шахрисабзе. Дядя, совершивший паломничество в Мекку, совсем не интересовался племянником. Это был подозрительный, импульсивный и мрачный человек, при котором положение дел в племени только ухудшалось.

Большинство знатных людей и воинов племени перешли на службу к эмиру. По совету отца так поступил и Тимур.