"Tamerlan: Conqueror of the Earth" - читать интересную книгу автора (Harold Lamb)

Два эмира

Кончина Алджай оборвала нить, связывавшую Тимура и Хусейна последние пять лет. Хусейн не раз грубо обращался с сестрой, и Тимур помнил это. Он всегда тяжело переживал семейные несчастья, а теперь на него обрушилась смерть жены. Захватив с собой сына Джехангира, Тимур отправился с соплеменниками на юг, за реку, туда, где провел последнее лето с Алджай.

«Все мы принадлежим Аллаху, – писал ему благочестивый Зайнеддин, – и к нему должны вернуться. Каждому из нас предопределено время и место смерти».

Тимур, однако, не был фаталистом. Религиозное рвение мулл и имамов не находило отклика в его душе. Внешне его спокойствие казалось умиротворенностью истинно верующего человека, убежденного в том, что его судьба предопределена, а спасение состоит в соблюдении законов, установленных пророком Мухаммедом. Внутренне же Тимура мучили вопросы, на которые он не находил ответов, а также страсти, унаследованные от предков.

Молился он в строго предписанное время, занимал свое место во время богослужения в мечети и внимательно слушал чтецов Корана. Часами он просиживал по ночам за шахматной доской, передвигая по клеткам миниатюрных слонов, коней и тур из слоновой кости с той же частотой, с какой бы делал это, если бы играл с напарником. Когда же он играл с партнером, то почти всегда выигрывал, не оставляя последнему никакого шанса. Тимур был действительно сильным шахматистом.

Увлекаясь шахматами, он соорудил необычную доску с числом клеток, нанесенных на ней, вдвое большим, чем на обычной. Число шахматных фигур было тоже удвоено. Он разрабатывал на такой доске новые комбинации. Между тем пятилетний Джехангир сидел рядом с ним на ковре, наблюдая черными глазками за ходами, которые делал глянцевитыми фигурками поглощенный игрой отец.

За этим занятием Тимура застали муллы – глаза и уши исламской веры, – прибывшие в спешке из Самарканда с вестью.

– Аллах снял хомут угнетения с шеи верующего! – воскликнули они. – Из Бухары в Самарканд прибыл почтенный и смелый богослов. Он призвал горожан выступить с оружием в руках против угнетателей мусульман и сражаться с ними до тех пор, пока наши предводители и эмиры не соберут достаточно сил для отпора неверным. Хотя ненавистный враг подошел к стенам города, жители Самарканда смогли защитить его даже в отсутствие двух своих эмиров. Врага отбросили от стен города.

Затем по воле Аллаха среди коней монголов распространился мор. Три четверти из них пали. Монголам не хватало лошадей даже для курьерской службы. Они ушли с нашей территории. Многие из них тащили свои колчаны и мешки с пожитками за спиной, а мечи на плечах. Без сомнения, мир еще никогда не видел пешей армии монголов.

За муллами пришли воины Тимура – очевидцы событий в Самарканде. Они подтвердили тот факт, что жители Самарканда отстояли город от монголов, добавив, что из-за мора среди их лошадей конные отряды тюркских племен объезжали зараженные места.

Такой неожиданный подарок судьбы снова привлек на эту территорию эмира Хусейна. Он совершил триумфальный въезд в Самарканд под ликование городских жителей, радовавшихся своей победе над монголами. На балконах и ограждениях крыш вывешивались ковры, мечети были переполнены, в каждом саду эмира приветствовали музыкой.

Хусейн и Тимур стали теперь номинальными правителями территории от Индии до Аральского моря. Фактически Тимур имел равные права с Хусейном на правление. Он командовал армией и имел внушительный послужной список. Но Хусейн был внуком Созидателя Эмиров и сыном правящего хана. Он поставил на управление Самаркандом марионеточного хана, подставное лицо, единственным достоинством которого являлась его принадлежность к тюра, потомкам Чингисхана. Со всеми сопутствующими церемониями тот занял дворец, а Хусейн принялся править так, как это делал его дед.

В силу обстоятельств Тимур занимал менее значительное положение, чем Хусейн, собиравший в свою казну налоги, выносивший судебные решения и наделявший земельными владениями. Тимур настоял на одном: он должен владеть своей долиной и районом Шахрисабза, прилегавшим к реке.

– До реки – все мое, – решительно заявил он.

Тимур держался достойно. Он великодушно терпел поборы. Когда Хусейн ввел тяжелый подушный налог на барласов, он протестовал, напоминая, что его соплеменники потеряли в последней битве большую часть своего имущества, но сам выплатил Хусейну полную сумму налогов. На это ушли даже драгоценности Алджай – серьги и ожерелье, которые она носила в их первую брачную ночь. Хусейн узнал драгоценности, но принял их без всяких замечаний.

Окончательный разрыв между эмирами произошел из-за их беспокойных вассалов. Посадив на трон марионеточного хана, Хусейн дал повод для нового вторжения монголов и, сокращая число предводителей племен, нажил себе новых врагов.

Когда его сотрудничество с Тимуром прекратилось – неизвестно по чьей инициативе, – вспыхнула междоусобная война, длившаяся в течение шести лет; начались интриги, повлекшие за собой периодические набеги монголов.

В это время Тимур напоминал бесплотного духа войны. Его спокойная решимость, абсолютное безразличие к собственной безопасности и безмерное великодушие были очевидны. По ночам, устроившись вокруг костров, караванщики рассказывали истории о повелителе Тимуре.

– Он достоин своего имени, – говорили они, – в нем действительно железная воля, железная непреклонность.

Возможно, самой популярной историей, рассказывавшейся на базарах и в военных лагерях, была история о взятии Карши – города в Хорасане, известного как город Пророка под маской, уже давно погребенного в могиле. Речь идет о глубоко религиозном человеке, поражавшем массы людей умением творить чудеса. Он показывал на дне своего колодца восход луны, когда ее не было на небе. Его называли Творцом Луны. Согласно историческим преданиям, он доставлял много неприятностей людям.

Тимур построил в Карши крепость на каменной кладке и гордился своим сооружением. Но в тот период, о котором рассказывала народная молва, Карши, крепостью и всем остальным владели войска Хусейна. Воины Тимура хорошо представляли себе мощь городских укреплений. В городе находились три-четыре тысячи человек под командованием эмира Мусы. Этого военачальника, оборонявшего в свое время каменный мост от Бикиджука, воины Тимура тоже хорошо знали как искусного и опытного, правда охочего до вина и роскошных яств. Он был беспечен, но в трудное время на него всегда можно было положиться.

Тимур в то время имел двести сорок воинов вместе с военачальниками эмиром Джаку и Муавой, сражавшимися вместе с Мусой у каменного моста, а также бесстрашным эмиром Даудом. Когда же Тимур сообщил им о своем намерении взять Карши, те не поверили. Они сказали, что в условиях наступившего зноя такие предприятия невыполнимы, и сослались на то, что им нужно позаботиться о безопасности своих семей.

– О, неразумные, – обрушился на них Тимур, – разве я не поклялся, что ваши семьи будут в безопасности?

– Так-то оно так, – согласился один из военачальников, – но ведь наши семьи не за крепостными стенами.

– Карши обнесен стенами, – рассмеялся Тимур. – Подумайте, что будет, если мы овладеем Карши!

Собеседники задумались. Но даже Дауд промолчал, а Джаку только покачал головой:

– Государь, давай сначала соберем больше сил. Не следует спешить, надо повременить. Муса слишком часто участвовал в походах. Его не следует принимать за женщину верхом на верблюде.

– Тогда ступай к женщинам и бери у них уроки! – глухо произнес Тимур. – Я не возьму с собой тех, кто отбился от монгольской орды у моста. Возьму тебя, Муава, и тебя, Элчи. Кто еще?

Отозвалось немало голосов тех, кто уже пересекал вместе с Тимуром реку и заставлял монголов бежать наутек, теряя коней.

– Ну что ж, те, кто не пойдет со мной, пусть возвращаются к семьям. Нет, лучше идите на базар и хвастайте там былыми подвигами. Я же с другими поеду в Карши.

Те, кто возражал Тимуру, знали, что он осуществит задуманное, даже если они не пойдут с ним. Поэтому спор прекратился. Раз Тимур решился на какое-то дело, отговаривать его от него было бесполезно. Он никогда не отменял своих приказов. Такая целеустремленность приводила порой к большим жертвам и несчастьям, но в то же время она сообщала решениям Тимура неотвратимость перста судьбы.

Согласившись присоединиться к Тимуру, Джаку, держа в одной руке Коран, а в другой меч, сказал от имени всей знати:

– Мы клянемся следовать за тобой, государь. Клянемся на этом Коране. Если мы нарушим клятву, лиши нас жизни этим мечом.

После этого они с воодушевлением стали обсуждать способы выдворения Мусы из Карши.

– Побольше выдумки, – смеялся Тимур, послушав некоторое время участников дискуссии. – Если вы выманите Мусу из города с тремя тысячами войск и сразитесь с ним своими несколькими сотнями бойцов, то какая от этого будет польза?

– Было бы лучше, – вступил в разговор Дауд, нарушая общее молчание, – проникнуть ночью тайком в город и захватить Мусу врасплох, когда он спит. Так его можно обезвредить.

– Действительно, это было бы лучше, – мрачно согласился Тимур. – Но как вы собираетесь добраться до кроватей остальных трех тысяч воинов?

– Все во власти Аллаха, – настаивал Дауд на своем предложении. – Муса знает, что мы здесь. И пока мы здесь, его не выманить из города. Его государь приказал ему удерживать Карши, и Муса не двинется с места.

– Если я приглашу Мусу на прибрежный луг, – вслух размышлял Тимур, – попотчевать его вином или свежей водой, согласится ли он на это?

Дауд улыбнулся. В середине сухого сезона все они, несмотря на то что имели свободу выбора места привала на равнине и легкую одежду, сидели влажные от пота. В Карши зной, видимо, был нестерпимым. Крепость – удобное место зимнего, а не летнего отдыха, а страсть Мусы к пиршествам была хорошо известна.

– Упаси аллах, – сказал Дауд. – Мусе захочется, конечно, но он не поедет.

– Тогда я не стану его приглашать, – решил Тимур.

Больше он ничего не сказал своим собеседникам. Казалось, что он передумал брать Карши, потому что послал курьеров с приветствиями и подарками правителю Герата на юге. Он отправился с войском к одной из дорог в Хорасане, которая вела в Герат. Там на глинистой равнине у песчаных дюн, у колодца Исаака, он, невзирая на жару, разбил шатры своего лагеря.

В течение месяца он задерживал у колодца все караваны, направлявшиеся на север, пока не вернулся его гонец. Как ожидалось, он привез с собой приветствие и подарки от правителя Герата, а также приглашение приехать в гости. Тем временем у колодца скопилось много караванщиков и новости, привезенные гонцом, стали общим достоянием.

На следующий день Тимур отпустил караваны и стал готовиться к отъезду сам. Купцы попросили его предоставить охрану в связи с возможными нападениями со стороны других его войск. Однако он объяснил им, что у него больше нет войск вдоль дороги на Карши. Затем он поспешно ускакал со своими всадниками на юг, караваны же направились на север, пересекли Амударью и прибыли в Карши.

Там Муса порасспросил купцов и выяснил, что Тимур, без сомнения, отправился в Герат, очевидно намереваясь найти там убежище. Муса немедленно отбыл в то благодатное место на лугу, о котором упоминал Тимур. Летопись свидетельствует, что он «разостлал ковер для пира и раскупорил кувшин дурманящего вина». Однако Муса оставил в городе своего сына защищать крепостные стены с несколькими сотнями воинов.

Неделю или около того Тимур в месте стоянки своего войска пережидал, пока караваны доберутся до Карши. Затем он вернулся к Амударье форсированным маршем. Он не стал медлить у реки, но сразу направил своего коня в стремнину и заставил его переплыть водную преграду. Сорок всадников не побоялись последовать за ним.

Остальные воины переправились на лодках. На другом берегу сорок смельчаков бурно приветствовали их. Ночь всадники Тимура провели в засаде у дороги. Несколько из них были посланы перехватывать путников, идущих в Карши. После заката конники этой группы вновь оседлали коней и направились в ночной тьме через открытую равнину к колодцу в окрестностях Карши. Здесь они пережидали светлое время суток, укрываясь в зарослях полыни и тамариска. Все люди Мусы, которым случилось прийти к колодцу, задерживались. Тимур заставил их вместе со своими воинами сооружать осадные лестницы и плести веревки. С наступлением темноты его воины сели на коней, прихватив с собой лестницы, и оставили пленников под стражей.

– Мы едем слишком быстро, – говорил Джаку, – не все наши люди поспевают за нами. Предприятие очень серьезное, лучше бы ехать помедленнее и не подвергаться риску.

– Езжай со своими людьми помедленнее, – согласился Тимур. – Я же поскачу вперед, чтобы осмотреть городские стены и выбрать места для установки лестниц.

В сопровождении всего двух всадников он опередил отряд и скакал до тех пор, пока сквозь листву деревьев не замаячили башни крепостной стены. Тогда они спешились. Один из воинов остался сторожить коней, другой – нукер Абдулла – пошел вместе с Тимуром. Вдвоем они продвигались до тех пор, пока не заметили глянцевитую поверхность воды во рву у себя под ногами. Некоторое время постояли прислушиваясь. Из-за стен не доносилось ни звука.

Следуя по кромке рва, они вышли к месту, где ров пересекал открытый акведук, идущий к крепости. Это был каменный желоб, заполненный по колено водой. Тимур вскарабкался на акведук, Абдулла – за ним. Оттуда он спрыгнул на краешек земли у подножия крепостной стены.

Тимур пробрался по этому краешку до деревянного сруба ворот крепости. Прислушавшись на некоторое время, он постучал затем в ворота. Что заставило его так поступить – неясно. Во всяком случае, он выяснил, что ворота изнутри замурованы, поэтому на стук никто не откликнулся.

Идя крадучись, он дошел до места, где в верхней части стены зиял значительный пролом. Здесь забраться наверх было удобнее всего. Тимур указал на пролом Абдулле и убедился в том, что нукер хорошо запомнил это место. Только после этого он вернулся к своему коню и поехал к воинам, ожидавшим его неподалеку. Сорока трем из них было приказано сторожить лошадей, около ста воинов готовились к преодолению крепостных стен.

Тимур снова покинул отряд, чтобы подобраться к месту пролома в стене, Абдулла же проводил отдельные группы воинов к акведуку и далее к крепостной стене. Воины обнаружили Тимура сидящим на верху стены, откуда он давал пояснения, что делать дальше.

Часть воинов послали нейтрализовать часовых за стеной. В это время, перед рассветом, все часовые спали. Кое-какие стычки наблюдались в самой крепости. Тимуру удалось провести в нее всех своих людей. Во время восхода солнца с крепостной башни зазвучали его боевые трубы.

Жители Карши выбрались на плоские крыши своих жилищ, чтобы выяснить значение этой утренней побудки. Не ведая о численности войск Тимура и оказавшись захваченными врасплох, большинство командиров Мусы поспешили в крепость изъявить свою покорность Тимуру. После беседы они соглашались служить ему. Сопротивлялся только сын Мусы, защищая свой дом. Однако, когда через амбразуры внутрь дома стали бросать горящие головешки, он вышел с мечом на плече и сдался.

Тимур похвалил его за храбрость, но задержал в Карши. Остальных членов семьи Мусы отправили на луг, где пировал военачальник.

– Счастливая судьба государя подарила нам город, – говорил позже Джаку. – Те из нас, кто за ним последовал, преумножили свою славу.

Не меньшим чудом для них казалась способность Тимура удерживать крепость Карши от попыток тысяч воинов Хусейна овладеть ею. В их представлении победы и поражения были предопределены волей Аллаха. Мудрый Зайнеддин и его муллы внушали им это неоднократно.

Однако эти предводители тюркских племен были крайне непостоянны. Часами они могли восторженно внимать неопрятным дервишам, восхищаться их святостью и чудесами пророка Мухаммеда. В другое же время они насмехались над муллами. «Из двух проповедников выйдет один мужчина, – говорили они, – из одного – только женщина».

Их беспокоили видения. Они могли вскочить на своих коней и умчаться вдаль от дурного сна или приметы. Тем не менее перед лицом неизбежной смерти в бою они сбрасывали свои шлемы и пронзительными криками возвещали о себе так, чтобы другие могли завидовать их бесстрашию. Они ревностно оберегали свою честь, а бесчестие, по их представлениям, было больше испытанием, чем страданием. «Какая польза от жизни без славы?» – повторяли они арабское изречение.