"Cyrus the Great" - читать интересную книгу автора (Harold Lamb)

УЖАС В КРАСНЫХ ПЕСКАХ

Персы не были готовы к встрече с рекой, поскольку теперь их маршрут пролегал за пределами Мидийской империи. Кроме того, на своем родном плато они видели лишь небольшие горные речки, питавшиеся скудными осадками. Таким образом, любая проточная вода имела для персов почти мистическое значение. И вот их недоверчивым взглядам открылась немыслимая по своей ширине, гигантская серая река, величественно катившая свои воды по сухой, пустынной равнине. Амударья — Морская река!

Сильнейший лучник, взяв большой парфянский лук, смог послать стрелу лишь до пятой части ширины Амударьи. Сильнейший скороход не мог поспевать за ее течением. Инженеры, измерив на размытых берегах отметки наибольшего подъема воды, объявили, что при разливе объем реки увеличивается еще наполовину. Эти необъятные количества воды текли из невидимого источника, двигались к неизвестному пункту назначения. И привели персов в полный восторг.

Один из воинов поклялся, что эта река — близнец Нила, поддерживавшего жизнь во всем Египте. Обратившись к своим ученым, Кир велел объяснить чудо Амударьи. Те предположили, что река должна подниматься в далекие горы, покрытые глубоким снегом; втекать она должна была не в озеро, а в некое внутреннее море, подобное Гирканскому. Вероятно, поэтому она и называлась Морской рекой. На самом деле, по мере того как персы двигались вдоль реки на север, им приходилось огибать запруды и топи, и стало ясно, что Амударья образовывала на пространстве равнины дельту.

— Вы имеете такое сокровище, — говорил Кир местным жителям, — но не усмирили реку, чтобы им воспользоваться.

— Кто может усмирить реку? — отвечали они. — Нет, она течет куда хочет.

Это был хорезмский народ. Они обитали в глиняно-соломенных хижинах и немного обрабатывали землю по краям топей. Их поселения могли быть уничтожены разливом реки или оставлены без воды, если рукава Амударьи меняли свои русла. Они были такими же смиренными, как каспии из древнего Аншана, хотя в отличие от варваров-греков не верили, что их злоключения шли от судьбы. Судя по их объяснениям, вдоль маршрута этой реки не ходили караваны, поскольку вела она на север, в степи кочевников, которых они называли дахианами, что просто означало «враги».

Кир возмущался, наблюдая, как такие водные богатства без пользы протекают по хорезмской земле. Он убеждал сельских вождей, что реку можно обуздать и направить по каналам, которые смогут оросить громадные пространства полей и лесов с твердой древесиной. Если бы это было сделано, указывал он, то хорезмский народ мог бы строить жилье из камня и дерева, а если бы они стали процветать, их нашли бы торговые караваны. Но у хорезмцев был на это ответ. Если они обогатят землю и самих себя, это привлечет дахиан, и те все отнимут.

— Эти дахиане, должно быть, состоят в родстве с кочевниками-скифами, — сказал Кир, — и с этого времени я не позволю им являться на земли, находящиеся под моей властью.

Он думал о нашествиях жестоких киммерийцев, которых после нескольких ужасных лет заставил отступить мидянин Киаксар. Эта земля с измученным народом, живущим у несравненной реки немногим лучше своих животных, могла стать первой новой сатрапией на востоке, новым владением Ахеменидов.

По этим причинам, но главным образом потому, что река бросила ему вызов, Кир приступил к усмирению великой Амударьи. Он всегда пытался делать то, что казалось невозможным, и находить средства, чтобы это совершить. Но река проявила себя алчным соперником.

Его инженеры выбрали обширный водоем, который можно было перекрыть дамбой в месте вытекания. Его можно было превратить в озеро с набором вытекающих каналов, которые, в свою очередь, позволили бы осушить болотистую дельту. Сама дамба долгое время им не давалась. Хорезмская глина, в отличие от шушанской земли, не хотела при обжиге твердеть и превращаться в кирпичи. Чтобы достичь более высоких температур, персы создали новые печи. Тысячи селян принудили они к работе, но не могли найти материал, достаточно прочный, чтобы остановить течение могучих вод.

Прошли месяцы, пока Кир, его войско и местный народ работали на реке.

— Ничего не подойдет, — сказал наконец Киру один мидянин, самый старый из инженеров. — Кирпичная кладка не удержит воду. Может помочь лишь твердый известняк или гранит, если их установить в асфальт.

— Хорошо, тогда делайте таким способом.

Старейший инженер вытер руки и проворчал:

— Царю Ахемениду легко сказать «делайте». В этой пустыне я не видел никаких признаков твердых камней и асфальта. — Он показал на юго-восток, — Ближайший гранит лежит в карьерах Мараканды, в той стороне. Двадцать дней пути. — Он показал на запад. — Ближайший асфальт наверняка можно найти с дальней стороны Гирканского моря, где горит вечный огонь. Как далеко это отсюда, я не знаю.

— Девяносто дней с нагруженными животными, — сказал ему Кир и обдумал ситуацию. — Большая караванная дорога из Мараканды до Раги пересекает нашу реку недалеко от этого места. — Собери погонщиков, ступай на дорогу, пройди все станции, возьми самых отборных верблюдов и четырехколесные повозки с лошадьми. Тележки для волов, которыми пользуются селяне, слишком медленны и не могут двигаться по неплотному песку. Плату за транспорт получи по моему приказу у Виштаспы в зачет его дани в следующем году. И больше не говори мне, что ничего не подойдет, а вместо этого ищи, что может подойти.

До прихода первых грузов с черным асфальтом наступил следующий Новый год. За это время, однако, иранские инженеры выкопали котлованы под боковые фундаменты дамбы и засыпали их дробленым камнем. Кир с асваранцами исследовали море, в которое впадала река, обнаружив объяснение его названию — Островное (Аральское) море. Его синие воды были неглубоки и усыпаны неисчислимыми глиняными и каменными островами. Ученые экспедиции решили, что в давние времена, известные лишь богам, все эти острова соединялись вместе и образовывали высокие горные хребты.

Когда Кир переходил водораздел и вглядывался в новые горизонты, он думал, что они тоже должны стать частью его владений. За поколения до него по этим нетронутым равнинам в поисках развлечений или добычи странствовали предки Ахеменидов. Теперь он, первый цивилизованный царь арийцев, возвращался к дикой природе, он собирался не грабить ее, а править ею.

В таком, полном чувства гордости расположении духа он почувствовал приближение могущественных враждебных богов.

Его предупредили рыбаки с Островного моря. Враги, сказали они, снова идут с севера. Вернувшись в лагерь на реке, Кир обнаружил, что весь он был запружен семьями беглецов из восточных поселений. И сразу два знатных жителя Мараканды искали с ним встречи.

Это были делегаты города караванов; они объяснили, что орды кочевников движутся к поселениям, угоняют стада — сами такие же тупые, как животные, — связывают вместе женщин и здоровых детей, убивают всех остальных. Путь кочевников был отмечен дымом сожженных хозяйств. Выжившие семьи толпами стремились найти защиту за стенами Мараканды.

Захватчики относились к племенам массагетов и были беспощадны, словно демоны. В этом году, сказали делегаты, вожди кочевников не пожелали взять выкуп и пощадить город. Вожди массагетов прибыли с женщинами и пожитками, они поклялись своей Великой богине, что преподнесут ей сожженную Мараканду и в ней пожертвуют ненасытной богине тысячу лошадей и тысячу пленных мужчин.

Выслушав все эти испуганные речи, Кир и остальные персы пришли к выводу, что в набеге участвовали значительные силы, и он мог быть нацелен на получение богатой добычи с караванного маршрута. Кир велел своим военачальникам собрать хорезмских верховых воинов, гирканцев с парфянами и собственные их полки. Каждый всадник должен был взять с собой провианта на неделю, а продовольственные обозы они не брали.

— Мы найдем достаточно еды в обозах кочевников, — решил он. — Захватив с собой женщин и повозки, они поставили себя в невыгодное положение, их придется защищать, в то время как мы сможем передвигаться как захотим.

Кир вспомнил сарматских женщин-воительниц, пытавшихся защитить могилы предков в Травяном море. Свой усиленный лашкаргах он не повел в Мараканду, поскольку, если бы ему удалось прогнать кочевников, город был бы спасен, но если бы он вошел в Мараканду, то оказался бы в осаде степных конных лучников, которые дерутся необычно, но в бою опасны.

Таким образом, Кир направился на восток длинными переходами через равнину Красных песков, названную так за свою сухую почву. Эта выветренная земля вздымалась валами, будто волны на море в шторм, но тонкая весенняя травка давала возможность подкормить лошадей. Тренированная армия цивилизованного государства встретила кочевников на внешних предгорьях Мараканды.

В тот день Ахеменид вкусил горечь поражения. Степные воины не выстраивались в боевой порядок. Словно стаи волков, они неслись по земляным валам. Сжавшись в мехах и шкурах на спинах низких лохматых лошадок, они кружили перед скоплениями персов, выпускавшими стрелы, и разделялись на группы, чтобы появляться из-за бугра с другой стороны. Их дротики пробивали щиты и металлические пластинки на туниках.

Будто животные, массагеты, казалось, не обращали внимания на свои раны. Истекая кровью, они нахлестывали летевших лошадей, стараясь не отставать от собратьев. Низко пригибаясь, вжимаясь в седла, они служили плохими целями для мощных персидских луков, лучшего оружия асваранцев. Они не выкрикивали воинственных кличей, а испускали низкий вой, в котором звучали ярость и торжество. На руках и шеях вождей сверкало золото. Клубы пыли скрывали их, и они неожиданно возникали оттуда и глубоко разрезали ряды воинов. Когда сотня персидских всадников внезапно напала на кочевников, те разделились перед атаковавшими и стрелами уничтожили их с флангов.

В середине утра голосом и звуками сигнального горна Кир отозвал свои полки. Позицию для себя он выбрал в длинной плоской долине. От врагов ее загораживал заросший кустарником холм, но Кир знал, что невидимые ему наблюдатели следили за передвижениями персидских воинов. Он также прекрасно знал, что потерял слишком много людей, и продолжать сражение в манере кочевников было бесполезно. Они должны были познакомиться с его подходом к бою. Он помнил поговорку хитроумного Гарпага — безрассудная храбрость губительна для воинов. Воспользовавшись перерывом, пока массагеты решали, каковы должны быть следующие их действия, Кир дождался, чтобы воины, ориентируясь на крики командиров сотен, снова нашли свои места, а их лошади немного отдохнули. Затем он проехал от одного края колонны к другому.

Когда все полковые начальники выехали к нему, он велел им следовать за ним.

— Луки держать в колчанах, — приказал он, — а копья взять в руки. Ни один человек не должен вытащить лук или выпустить из рук копье. Ни одна сотня не должна отделяться от своей тысячи. — На Кире был венец с драгоценными камнями, сверкавшими на солнце под плюмажем из белых перьев — как шлем такой головной убор никуда не годился, но зато был хорошо заметен. — Следуйте за мной, — ликующим голосом произнес он. — Мы идем туда, где есть место лишь для храбрецов, откуда трусы бегут. В этот раз мы идем к победе.

Кир выкрикнул первые пришедшие на ум слова, желая лишь воодушевить своих воинов и зная, что достиг своей цели. Он также предполагал, что кочевники, озадаченные отводом персидского войска, ждали по своим отрядам, в каком направлении оно двинется теперь.

Таким образом, когда Кир во весь опор поскакал к голове колонны, она рысью двинулась за ним. Вокруг него сформировалось защитное кольцо копьеносцев. Наблюдателям могло показаться, что персы отступали к своему лагерю. Однако у них не было никакого возимого имущества и, следовательно, не было лагеря. Кир пустил своего нисайского скакуна легким галопом. Про себя он отсчитывал минуты, стараясь представить, что за это время должны были сделать вожди кочевников и как скоро смогут они собраться вместе, чтобы начать новую атаку. Продолжая считать, он почувствовал, как бежавшие за ним лошади ускорили шаг.

Он провел колонну вокруг земляной насыпи и направил коня в сторону массагетов.

Как он и надеялся, все кочевники оказались на виду, несколько темневших отрядов собирались воедино. Кир отпустил поводья, и его опытный нисанец, фыркнув, галопом помчался в сторону врага. Сзади послышались команды военачальников, развертывавших свои полки в боевой строй. Они мчались вперед, опустив копья вниз вдоль всего фронта. Сначала кочевники стали медленно отступать, вновь разбиваясь на стаи. Но у них не было мечей и копий, как у всадников Ахеменида, не было той же воли, чтобы стоять и драться врукопашную. Наступавшие персы прорвались через них.

Тогда темные стаи массагетов стали откатываться все дальше и быстрее. Кир в первый раз увидел их лагерь, с повозками, животными на привязи, многочисленными пленниками. Когда он направился в ту сторону, массагеты тоже повернули, стараясь перехватить персов, пока те не приблизились к лагерю. Теперь их вой превратился в яростный вопль.

Не сумев противостоять нападению, кочевники пытались спасти имущество и женщин, ожесточенно размахивавших луками среди повозок. Но видимо, как только массагеты начали разбегаться, никакая сила уже не могла собрать их вместе.

К концу дня отряды кочевников исчезли за северным горизонтом. Перед заходом солнца Кир отозвал погоню, чтобы вернуться в лагерь, где царил беспорядок, освободить связанных пленников и собрать в одном месте перепуганный скот. Повозки массагетов были полны награбленного в местных селениях добра. Женщины, освобожденные из рабства, плакали от радости, торопясь приготовить на походных кострах еду для утомленных воинов. Кир спешился — он сидел в седле четырнадцать часов, — чтобы съесть немного творога и кураги, размоченной в чаше с водой.

— Разве я не предсказывал, — спросил он у своих людей, — что ужинать мы будем в лагере врагов?

— Да, верно! — вскричали все вокруг, восхищаясь своим царем. — Истинная правда, ты наш пророк и Пастух, ведущий нас от убытка к изобилию!

Кир не напомнил им, что в тот день они стояли на грани катастрофы. Он хотел, чтобы его сын или эламская жена были бы с ним в тот вечер, поскольку он мог бы поделиться с ними мыслями. Но смог ли бы? После резни в Красном ущелье Амитис изменила свое отношение к нему. Так как стоявшая вокруг толпа ждала его слов, он выбросил обе руки к темнеющему небу.

— Вот сияют они — семь звезд-защитниц, хранящих нас. Разве не поведут они персов к новым победам?