"В плену у времени" - читать интересную книгу автора (Бакли-Арчер Линда)

ГЛАВА ПЕРВАЯ Знакомство Дегтярника с XXI веком

Был поздний вечер 30 декабря, последнее воскресенье Рождественских праздников. Погода не радовала жителей Лондона. Холодная мгла, будто саваном, накрыла город. Не было еще и четырех часов пополудни, а на улице уже стемнело. В оранжевом свете уличных фонарей можно было увидеть капельки влаги, пляшущие в ледяном воздухе. На Трафальгарской площади на голове Нельсона громоздились чайки, заброшенные с побережья суровой непогодой. В Сент-Джеймс-парке пеликаны скользили по льду пруда. Харродс, чьи огромные контуры были очерчены миллионами мигающих лампочек, казалось, плывет к Найтсбриджу, подобно роскошному лайнеру. На востоке города гигантские небоскребы, превратившие собор Святого Павла в карлика, исчезали во мгле. Сигнальные огни небоскребов мерцали в тумане, как свет призрачных межпланетных кораблей.

Тем временем в сыром темном переулке у Оксфорд-стрит — дороги, которая многие века вела к Тибурну, месту казней, — улегся бездомный бродяга, он засунул под пиджак газеты и накрылся кучей одеял. Рядом с ним дрожала от холода черно-белая собака. Гул улицы и капли из водосточной трубы мягко убаюкивали человека. Он даже не пошевельнулся, когда его собака вскочила и зарычала. Если бы бродяга глянул наверх, то увидел бы в нескольких метрах от себя тень, темный силуэт на черном фоне. Неподвижная фигура в треуголке возвышалась на большом, сильном коне. Голова всадника склонилась к плечу, как будто он прислушивался. Черный человек, убедившись, что он здесь один, резко наклонился, приложил щеку к шее коня и глубоко вздохнул.

— Что за место, — пожаловался он на ухо коню, — где спускают с привязи всех зверей ада, чтобы напасть на одинокого всадника? По правде говоря, ты неплохо выглядел бы даже в конюшнях Темпест-Хауза. В тебе есть характер — если удастся, я сохраню тебя.

Дегтярник вытер пот со лба и потрепал коня по шее. Каждый его нерв, каждая жилка были в таком напряжении, что он готов был в любую секунду взлететь с места или вступить в бой. За годы службы лорду Льюксону он приобрел страшную репутацию. У него на крючке были все бродяги Лондона и его окрестностей. Что бы ни случилось в городе, Дегтярник узнавал об этом первым и в его власти было изменить ситуацию. Но здесь (а где это «здесь»?) он был одинок, неизвестен и ничего не понимал. Внезапно его поразила мысль, что это путешествие отняло у него все… — кроме самого себя. Он непроизвольно схватился за шрам, за то место, где много лет назад в его плоть впилась петля. Надо найти убежище и проводника по новому миру…

Дегтярник отчетливо понимал, где находится, но только почему-то заблудился. Дороги были как будто те же, но все-таки другие… Это был совсем иной Лондон, наполненный адскими каретами, которые двигались без лошадей с бешеной скоростью. Шумы, запахи и виды знакомого и все же чужого города надрывали душу. Он-то надеялся, что волшебная машина перенесет его в некую заколдованную землю, где мостовые будут устланы золотом. Но не сюда же…

Внезапно Дегтярника насторожил вкрадчивый скрип подошв по гравию. Вспышка фонаря осветила его глубокий шрам, который прорезал сине-черную щетину от челюстей до лба. Дегтярник обернулся.

Раздался окрик:

— Стой! Полиция!

Дегтярник молча ударил каблуками по бокам коня, украденного два часа назад у конного полицейского на Хемпстед-Хит. Не медля ни секунды, конь и всадник перепрыгнули бродягу с собакой и нырнули в толпу. Яростный лай потерялся в шуме самой оживленной улицы мира.

В изумлении Дегтярник таращился на то, что его окружало. Это было время рождественских распродаж, и половина Лондона вышла за выгодными покупками. Чтобы пройти хоть несколько метров по Оксфорд-стрит, плотно забитой покупателями, нужно было обладать немалым мужеством. Нескончаемый поток красных двухэтажных автобусов и черных такси невообразимо медленно двигался по широкой мостовой.

Дегтярник послал коня вперед, тщетно пытаясь прорваться через орущих пешеходов. Сердце его бешено колотилось. Он яростно ругал себя. По собственной воле оказаться в западне! Идиот! Где была голова? Надо было как следует подумать, прежде чем прыгать!

Будь у него такая возможность, Дегтярник скосил бы всех этих людей, как сделал бы кавалерийский офицер с конницей врагов. Но он не мог продвинуться ни на дюйм. Ловушка! Оглянувшись, Дегтярник увидел, как из переулка появилась группа людей в темно-синей форме. Продираясь сквозь толпу, они двигались прямо к нему. Это было такой же угрозой, какой была бы любая банда известных ему разбойников. Почему-то один человек из этой группы кричал что-то в маленький предмет, который держал у рта.

Вокруг толкались, давили на всадника и кричали, чтобы он дал им пройти. Все спасла маленькая девочка, которая потянулась погладить влажный нос коня. Мать отдернула ее ручку. Глаза Дегтярника сверкнули. «Сразу я не сдамся! Они меня не получат! Не получат!» И он устремился на сдавливающую его толпу. Выхватив у кого-то большой черный зонт, он, как мечом, бил по толпе, требуя дорогу. Пронзительные крики донеслись до полисменов, которые еще настойчивее стали пробираться к черному всаднику. Вскоре Дегтярник отвоевал маленький кружок пространства, развернул коня и что-то прошептал ему на ухо. Полисмены уже были всего в каких-то пяти метрах и теперь, разинув рты, созерцали невиданный показ искусства верховой езды.

Дегтярник на какой-то миг попридержал коня, а потом заставил его совершить величественный прыжок. Удар четырех лошадиных копыт по крыше черного такси прогремел подобно раскату грома. Звук был оглушительным. В толпе недоуменно озирались, пытаясь понять, где источник грохота. Ноги коня скользили по блестящему металлу, и Дегтярник, в развевающемся черном пальто, понудил его перескочить на другое такси, затем на следующее… Истерически вопившие пассажиры вылезали из машин. Прохожие замерли. А ошарашенные пассажиры верхних этажей автобусов с удивлением наблюдали спектакль, который давали Дегтярник и его конь. Вскоре крики оскорбленных таксистов сменились смехом, веселыми возгласами и приветствиями.

На лице Дегтярника мелькнуло подобие улыбки, он даже хотел сорвать с себя шляпу и поклониться, но его насторожили порыв ветра и ритмичное дрожание воздуха, заставившее вибрировать землю. Он посмотрел вверх.

На Оксфорд-стрит медленно спускался полицейский вертолет. Он колыхался точно над Дегтярником, его лопасти вертелись, создавая отвратительное, тошнотворное пятно. Когда сверху зарокотал голос, подобный гласу Божьему, Дегтярник поднял руки к лицу и побледнел, парализованный страхом.

— Слезть с лошади. Слезть с лошади и лечь на землю!

Слепящий, тонкий луч света упал на Дегтярника. Даже если бы гость из 1763 года нанял самого известного в Лондоне агента по рекламе, то и тогда не мог бы устроить более эффектного въезда в двадцать первый век.

Усиленный и искаженный голос пилота отскакивал от высоких домов в туманный воздух:

— Слезть с лошади! Немедленно!

Дегтярник не двинулся — просто не мог пошевельнуться. Вертолет спускался все ниже. Пытаясь удержать треуголку, Дегтярник прижал ее к голове, и каким-то образом это простое действие, казалось, сломало заклятие. Он отвел взгляд от летучего чудовища и быстро осмотрелся в поисках пути для бегства. Краем глаза он заметил знакомый переулок, ведущий из Оксфорд-стрит. Взмолившись, чтобы переулок не оказался тупиком, Дегтярник туго натянул поводья и послал коня вперед. Толпа здесь была не такой плотной, и Дегтярник вырвался из круга света и растворился в тени. Пилот вертолета, стараясь удержать жертву в поле зрения, поднялся выше и полетел к южному концу Оксфорд-стрит, направляя прожектор на полуосвещенную мостовую и выхватывая озадаченных прохожих могучим лучом, но беглец потерялся из виду.

Дегтярник вырвался из переулка и с головокружительной скоростью помчался по узким и более спокойным улицам к Пиккадилли. Конь несся галопом, не останавливаясь и не замедляя движения. Если встречалась диковинная карета, двигавшаяся без лошадей, Дегтярник тут же атаковал ее, яростно и дерзко размахивая зонтиком. Во всех случаях его стратегия срабатывала — кареты с визгом останавливались. Но как же низко сидели их пассажиры, съеживаясь позади этих странных, изогнутых окон! Подумать только, они ведут себя смиреннее доярок! Почему они не сопротивляются?

— Почему никто не ездит по городу на лошадях? — завопил он на молодого человека в черном «миникупере». — Где же ваши лошади? Куда делась грязь?

Изумленный молодой человек недоуменно смотрел на всадника.

Дегтярник снова вздыбил коня. Наездник мчался как ветер, но все время чувствовал, что сзади приближается летающее чудовище. Дегтярник спрятался под порталом входа, но его заметили. И он снова поскакал. Мимо проносились витрины невероятной изысканности — поразительные костюмы и сверкающие ювелирные украшения, освещенные огнями, яркими, как солнце. Со свечами или лампами вроде этих, подумал Дегтярник, городу вовсе не нужно ложиться спать. Ночные грабители и убийцы, наверное, страдают от того, что им теперь не найти темного местечка, где можно было бы обделывать свои делишки.

Вокруг все еще выли сирены, но, как и настойчивое жужжание вертолета, страшные звуки постепенно удалялись. Дегтярник позволил себе сбавить скорость и стал рассматривать небо над собой. Он разглядел на западе смутную белую линию, это прожектор вертолета все еще шарил в тумане. Дегтярник облегченно вздохнул.

Конь устал. Он прерывисто дышал, и от боков его поднимался пар. Дегтярник выехал на большую площадь и решил передохнуть. Он что-то прошептал на ухо коню, прищелкнул языком и помчался к железной ограде. Конь перескочил ограду и остановился под прикрытием деревьев. Площадь была пуста, прогуливалось лишь несколько пар. Дегтярник соскользнул с коня и потрепал его по шее.

— Хорошо поработал, мой друг, — сказал он.

Конь с шумом выдохнул сквозь бархатные ноздри и потянулся пощипать травку. Дегтярник направился к скамейкам у дорожки, посыпанной гравием. Плюхнувшись на ближайшую скамейку, он обхватил голову руками. Его знобило — то ли от холода, то ли от ощущения опасности.

Незаметно для Дегтярника на Беркли-сквер выскользнула полицейская машина. Шофер увидел лошадь и выключил мотор. Из патрульной машины тихо вышли двое полицейских и, перепрыгнув через железную ограду, бесшумно приземлились на влажную землю.

Серая белка, которая рылась в мусорном баке среди пластиковых оберток, насторожила Дегтярника. Он поднял голову и увидел на восточной стороне площади ряд красивых, высоких зданий. Несмотря на усталость, он все-таки вскочил со скамейки и посмотрел сначала на западную сторону площади, потом — на южную. Сердце тревожно заколотилось. Беркли-сквер? Неужели это огромное сооружение Лэндсдоун-Хауз? Он глянул на верхние ветви деревьев. Этим деревьям не меньше двухсот лет!

— Что за чудо, как такое возможно? — громко воскликнул он. — Это и правда Беркли-сквер!

Только в прошлом месяце он сопровождал сюда лорда Льюксона для встречи с мистером Адамсом, архитектором, который пытался уговорить его хозяина продать дом на Берд-Кейдж-Уолк и вместо него построить дом здесь, на Беркли-сквер. Но тогда тут не было ни единого дерева, и Лэндсдоун-Хауз только начинали строить! И тут Дегтярника осенило. Он с самого начала понял, почему этот Лондон был ему одновременно и другом и чужаком — но не хотел в это верить.

— Я погиб! — воскликнул Дегтярник. — Машина забросила меня в будущее! Как я вернусь домой?

Его удивило, что на него началась охота, в его время на такое никто не решился бы. Увидев двух человек в той же форме, что и на преследователях на Оксфорд-стрит, он нырнул прямо к их ногам и, схватив за коленки, повалил друг на друга. Они еще не поднялись, а Дегтярник уже вспрыгнул на коня и помчался прочь. Полисмены кинулись к патрульной машине и стали вызывать по радио подмогу.

У Дегтярника колотилось сердце. Эти коротко стриженные солдаты в безобразной синей форме явно не собирались прекращать погоню. Он был лисицей, и его преследовала куча гончих. Со всех сторон гудели сирены. Вертолет изменил курс и приближался к нему. Каким образом?! Как они это делают, как солдаты могут дать друг другу сигнал на таком большом расстоянии?..

Он должен найти дорогу назад к своему старому притону, найти убежище в соборе Святого Павла в Ковент-Гарден. Надо избегать главных дорог, где можно стать легкой добычей для летучего чудовища. Ему нужно двигаться на юг, к Грин-парк, а потом на восток к Лейстер-сквер, старательно избегая Пиккадилли.

Но когда Дегтярник повернул на Доувр-стрит, ему навстречу опять выехала карета без лошадей. На крыше кареты мигали синие огни, и сирена выла так громко, что было больно ушам. Карета на страшной скорости неслась прямо на него. Дегтярник сильно натянул вожжи, лошадь встала на дыбы. Обернувшись, всадник увидел еще две полицейские машины, которые двигались к нему со стороны Лейстер-сквер. Тогда он полетел к Албермэрл-стрит, но, испугавшись, что попадет в ловушку на Пиккадилли, где его будет хорошо видно, резко остановился и свернул на Бонд-стрит. Лондон был одет в другие, яркие одежды, но, однако, скелет его остался тем же. Дегтярник хорошо знал эти улицы. Он дерзко мчался вперед, но спустя мгновение, даже не оборачиваясь, понял, что преследователи уже рядом.

— Так, — закричал он лошади, — кажется, ты — последний скакун в Лондоне, а за мной охотятся люди, решившие оказать мне такое гостеприимство, от которого я готов отказаться… Ха! Будь прокляты их глаза, скажу я тебе! Если они намерены схватить нас, давай устроим им трудную погоню!

Дегтярник повернул прямо в Берлингтонскую Аркаду, в которой бывал не раз, но сейчас, увидев этот стеклянный туннель, полный роскошных магазинов с хрусталем, серебром, ювелирными украшениями и шелками, он оторопел от такой богатой добычи. Время подходило к закрытию магазинов, и здесь оставалось лишь полдюжины прохожих. Воздух звенел от оглушительного цоканья копыт по полированному каменному полу.

— Стоять! — крикнул Дегтярник и натянул удила. Конь взбрыкнул и тут же затормозил у витрины ювелирного магазина. Глаза Дегтярника пожирали королевское сокровище из драгоценных камней и золота, которое сверкало перед ним в сером бархате. Женщина в жемчужном ожерелье и кашемировом пальто стояла у соседней витрины. Если Дегтярника заворожил сверкающий под светом ламп сапфир размером с каштан, то женщину заворожил вид темной фигуры, возвышавшейся над ней. Взрывной рев полицейских мотоциклов, влетевших в Берлингтонскую Аркаду, разбил сапфировое колдовство, но Дегтярник не собирался покидать это место, не прихватив добычу. Он перевел взгляд с витрины на жемчужное ожерелье женщины и резко дернул нитку бус. Застежка сломалась, лицо женщины исказилось от ужаса. Рядом заскрежетали два мощных мотоцикла, но Дегтярника и след простыл.

Пиккадилли-Серкус находился совсем недалеко. В Лондоне начиналась вечерняя жизнь. Над суетой улицы мигали гигантские неоновые знаки, черные кэбы доставляли театралов на Шафтсбери-авеню, и у ресторанов, изучая меню, стояли рука об руку парочки. На краю фонтана, под статуей Эроса, сидела большая группа молодых туристов. Они пили из жестяных банок и, несмотря на холод, были одеты лишь в майки. Один из них фотографировал своих друзей, которые встали на ступеньках фонтана и, смеясь, принимали дурацкие позы. Внезапно они замерли, их внимание привлекло что-то, появившееся за фотографом, парень обернулся и направил аппарат на чудо, которого не обещали туристические проспекты.

К ним, прокладывая путь сквозь толпу на тротуарах и наперерез транспорту, скакал на коне одинокий всадник. От него врассыпную разбегались люди. Когда ошеломленный водитель затормозил прямо перед ним, конь всадника вспрыгнул на крышу машины, а затем продолжил свой путь к Пиккадилли-Серкус.

— Вот это да! — воскликнул фотограф и направил аппарат на преследователей всадника. Стена из полицейских машин и мотоциклов со слепящими огнями и воющими сиренами протянулась от одной стороны улицы до другой. Над ними, как оса, готовая ужалить, зло жужжал вертолет.

Парень перевел фотоаппарат на всадника в странной черной шляпе, с напряженным беспокойным взглядом. На лице всадника вспыхнуло выражение удовольствия. Похоже, он просто веселился! Фотограф одобрительно засмеялся. Что бы ни сделал этот человек, он явно досадил полиции — полицейские просто бесновались!

Когда всадник подъехал ко входу на станцию метро «Пиккадилли-Серкус» и увидел нескончаемый поток людей, спускавшихся под землю, он тут же замедлил движение. Оглянувшись на отряд полицейских машин, которые вот-вот настигнут его, он стал спускаться вниз по ступенькам в лондонское метро. Конь так доверял своему новому хозяину, что без принуждения пошел вниз, будто ездил в метро каждый день. Наверху завизжали тормоза полицейских машин и мотоциклов. Пассажиры в панике помчались вверх по лестнице, но их тут же прижали к стенам полицейские, сгрудившиеся в билетном зале в жаркой погоне за сорвиголовой на коне, за которым тянулся хвост нарушений через половину Лондона.

Через несколько минут после того, как конь спокойно взобрался вверх по ступеням другого выхода, оттуда вышел человек, одетый в твидовый пиджак, который был велик ему на несколько размеров. Его длинные черные волосы сзади были собраны в крысиный хвост, а спереди падали на лицо, пряча отвратительный шрам на щеке. Человек, опустив голову и засунув руки в карманы, двинулся к Ковент-Гарден.

* * *

Кэйт проснулась с криком:

— Питер!

Доктор Пирретти, которая вела в густом тумане по дороге M1 взятый напрокат автомобиль, от неожиданности вильнула в сторону.

— Оййй! — воскликнула она. — Вот это крик!

Лабрадор Молли заскулила из багажника, положила золотистую морду на спинку заднего сиденья и лизнула лицо Кэйт. Отец Кэйт, доктор Дайер, отодвинул собаку.

— Кэйт, все в порядке, — сказал он, успокаивая дочь. — Ты в безопасности. Я думал, ты вовсе не захочешь просыпаться — ты пропустила все самое веселое…

— Где я, папа? Что случилось?

— Ты едешь домой. Анита везет нас в Дербишир.

— Анита?

— Доктор Анита Пирретти — из НАСА. Я рассказывал тебе — она и Эд Джакоб приехали из Штатов, когда услышали, что вы с Питером исчезли из лаборатории. Она ведущий ученый антигравитационного проекта…

— Слишком много подробностей! — возмутилась доктор Пирретти. — Бедный ребенок! Она только-только пришла в сознание!

— Анита и Эд сделали все, чтобы забрать нас с Хемпстед-Хит, не привлекая слишком большого внимания.

— Если бы нас увидели, — засмеялась доктор Пирретти, — мы уже были бы в полицейском участке! Твой папа и я выглядели несколько подозрительно, когда в темноте запихивали в машину девочку без сознания и собаку…

— Эд выглядел не менее подозрительно, затаскивая в большущий фургон антигравитационную машину…

— Лучше слишком большой фургон, чем слишком маленький!.. Кэйт, ты даже не представляешь, как я рада видеть тебя…

Но Кэйт не слушала ее.

— Папа! — воскликнула она, не обращая внимания на доктора Пирретти. — Что случилось с Питером? Где он?

Наступило молчание.

— Питер остался там. Его место занял Дегтярник… Я ничего не смог сделать…

— Надо вернуться назад! Мы не можем оставить его там одного!

— Прежде чем мы решим, что делать дальше, я отвезу тебя к маме…

— Что тут решать? Мы должны вернуться и забрать его!

— Шшшш… Кэйт. Успокойся. Все будет хорошо…

— Мы едем назад, чтобы забрать его, да? Я обещала, что никогда не покину восемнадцатый век без него.

— Конечно, поедем, дорогая, но сейчас тебя ждет мама… Ей и так досталось. Уж не говоря о твоих братьях и сестрах. Сэм был рядом с мамой, когда она ответила на телефонный звонок. Он просто вышел из себя — не могу сказать, смеялся он или плакал.

— Бедняжка Сэм.

Кэйт глубоко вздохнула и закрыла глаза, но к ней тут же снова вернулось живое воспоминание о том, как Питера отбросило от антигравитационной машины, и на долю секунды она опять испытала ужас того момента. Испуг в темных глазах Питера, когда он отодвигался вдаль… Она вздрогнула и приложила руку ко лбу.

— У тебя болит голова?

Кэйт кивнула.

— У меня тоже. Я дам тебе таблетку от головной боли.

— Как ты думаешь, и у Молли болит голова?

— Вероятно.

Кэйт обернулась и погладила мягкие уши Молли.

— Хорошая девочка.

Доктор Дайер налил немного горячего чая из термоса и протянул Кэйт кружку и шоколадку. Кэйт проглотила таблетку и быстро слопала шоколад, чтобы заесть неприятный вкус таблетки.

— Мммм… Мне так не хватало шоколада.

Доктор Дайер рассмеялся.

— Так, может, ты все-таки поздороваешься с Анитой?

— Ой, извините. Здравствуйте, Анита.

— Я так рада видеть тебя, Кэйт, — сказала доктор Пирретти. Она говорила с приятным калифорнийским акцентом. — Ты была в потрясающем и уникальном путешествии, но я очень надеюсь, что больше никто не последует по твоим стопам!

— Нет, мы должны вернуться туда за Питером! — встревоженно воскликнула Кэйт.

— Разумеется, мы это сделаем, — быстро сказал доктор Дайер. — Хорошо, что он там с друзьями. До тех пор, пока мы не вернемся, Гидеон будет с ним…

— Но, папа, Гидеон в бегах!

— Что ж, раз Питер сейчас с Гидеоном, они просто некоторое время будут вместе в бегах, ведь так? И единственный человек, который знает, как все устроить, — это Гидеон. Если ему нужно затеряться на какое-то время в 1763 году, он так и сделает. Там же не так, как у нас, когда ты не можешь ступить и шагу без направленной на тебя камеры слежения.

— Я клялась Питеру, что не вернусь назад без него. Я чувствую себя такой виноватой… он все еще там, а я — здесь…

— Вряд ли ты в этом виновата! Кэйт, я и в самом деле считаю, что сначала ты должна немного отдохнуть. Мы доберемся до фермы часа через два.

— Но…

— Никаких «но». Побудешь просто пациенткой, пока мы со всем не разберемся… Хорошо?

Кэйт неохотно кивнула, прислонилась к плечу отца и закрыла глаза. Она чувствовала себя так ужасно, будто выздоравливала после тяжелой болезни. Она засыпала и просыпалась, смутно слыша шум мотора и разговоры взрослых. Неожиданно, в полусне, она услышала свой вопрос:

— А где Дегтярник?

— Не знаю, дорогая. Когда я очнулся, он уже сбежал.

Как только доктор Дайер убедился, что Кэйт спит, он стал обсуждать с доктором Пирретти, что следует говорить полиции и родителям Питера. В конце концов они решили: единственный правильный путь — настаивать на том, что Кэйт страдает амнезией. Она должна говорить, что не помнит ничего, что случилось после того, как побежала по коридору лаборатории за Молли.

— Как вы думаете, Кэйт все это выдержит?

— Она понимает, как это важно. Уверен, у нее все получится. И хотя с инспектором Уилером нечего ожидать легкой жизни, для Кэйт будет гораздо проще отрицать, что она что-то помнит, чем обсуждать придуманную историю, которую инспектор с большим удовольствием развеет в пух и прах. Если он уловит хотя бы смутный запах правды, он нас в покое не оставит. Нельзя сбиваться с намеченной линии.

Они замолчали, когда совсем стемнело. Чуть погодя доктор Дайер сказал:

— Мне так хотелось объяснить Питеру, что его отец пытался дозвониться ему, как раз когда они с Кэйт неслись сквозь время… Отец с сыном явно сильно поссорились. Раза два я пытался сказать Питеру о том звонке, но вокруг все время были люди, и я никак не мог найти подходящего момента. Не знаю, каковы последние воспоминания Питера об отце, но уж точно не очень хорошие… Ну… теперь поздно об этом говорить…

— Эндрю, не корите себя за это. Вам и в голову не могло прийти, что мальчик спрыгнет с машины, а негодяй из восемнадцатого века отправится в двадцать первый.

— И все равно мне не по себе… Так что вы собираетесь делать с антигравитационной машиной?

— Я попросила Эда Джакоба держать ее запертой в фургоне, пока он не подыщет более безопасное место. Затем я хочу отправить его в Штаты, чтобы он повидался с Рассом Мерриком из МИТ. Я рассказывала вам, что мы приехали повидаться с вами после исчезновения Питера и Кэйт потому, что антигравитационная машина Расса бесследно исчезла в ту же самую ночь, когда исчез и человек, убиравший офис…

Доктор Дайер кивнул.

— И вы обсуждали, что одно и то же произошло на противоположных сторонах Атлантического океана…

— Кроме того, оказалось, что все это был отвлекающий маневр. На самом деле уборщик не затерялся в тумане времени, в конце концов его нашли в Новой Каролине.

— А машина?

Доктор Пирретти пожала плечами:

— Не знаю. Только бы ее не украли. Иначе… Страшно даже подумать о последствиях. Прошлой ночью Расс звонил мне и сказал, что почти закончил работу над прототипом антигравитационной машины, в которую включены элементы, спроектированные вашим другом Тимом Уильямсоном.

— Вы сказали ему, почему попросили соорудить ее так быстро?

— Нет… и его не обрадует, когда Эд скажет, что теперь у нас есть машина Тима и я прошу приостановить работу. Вряд ли я скажу Рассу, что мы намереваемся ее разобрать…

— Разобрать?! Сначала надо забрать Питера сюда — вдруг машина Тима испорчена?

— Именно из-за Тима Уильямсона я так тороплюсь разобрать обе антигравитационные машины.

— Но почему? — встревожился доктор Дайер. — Что такого он сделал?

— Вопрос скорее в том, что он сделает. Пару дней назад он заходил ко мне и сказал, что если мы открыли возможность путешествия во времени, то вскоре кто-то еще сделает то же самое. Такое открытие не утаить. Тим настаивал, что абсурдно и нелогично замалчивать столь важное открытие. Говорил о патенте на «его» изобретение, по поводу которого обратится в Министерство Защиты — хочет быть уверенным, что оно не попадет не в те руки…

— Думаю, это не поможет. За такой секрет могут и убить, и Тим это понимает!

— Чувствую, добром это не кончится, — продолжала доктор Пирретти. — Мы обречены на поражение.

— Я повидаюсь с Тимом и попытаюсь вразумить его. Хотя не могу сказать, что удивлен. Представьте, вы сделали открытие, способное потрясти мир, а вам заявляют, что вы должны от него отказаться…

Доктор Пирретти лишь нахмурилась, она выглядела очень уставшей.

— Знаете, — наконец сказала она, — когда взорвали первую атомную бомбу, Оппенгеймер, увидев поднимающееся в небо смертоносное облако, сказал: «Я становлюсь Шивой, разрушителем миров».

— И вы именно так относитесь к путешествию во времени? — спросил доктор Дайер.

— А вы? Чем больше я об этом думаю, тем больше ужасаюсь тому, что мы сделали.

Кэйт застонала во сне, отец попытался уложить ее поудобнее, натянул на нее синее клетчатое одеяло и убрал с лица пряди рыжих волос.

— Она в порядке?

— Да. Она быстро приходит в себя. Кстати, — продолжил доктор Дайер, — как вы себя чувствуете? В госпитале разобрались с вашей головной болью?

— Нет. Плюс к тому у меня еще возникли проблемы со слухом. Не то чтобы я не слышу… скорее наоборот. Это трудно объяснить… Иногда я думаю, что я…

— Что?

— Нет… Не буду на этом зацикливаться. Мое сверхактивное воображение иногда устраивает со мной такие шутки. — И она быстро сменила тему: — Что же делать с нашим незваным гостем из прошлого? Полагаю, мы просто обязаны найти его и отправить назад. Правда, боюсь, что он исчезнет из виду, и мы больше никогда о нем не услышим. В конце концов кто поверит, что он из восемнадцатого века? Как вы его называли?

— Дегтярник. Он был повешен за преступление, которого, вероятно, не совершал. К несчастью для него, люди не знали, что он еще жив, когда его измазали дегтем, привязали к виселице, стоявшей на поле у деревни, и оставили воронам.

Доктор Пирретти содрогнулась.

— Отлично… значит, вы привезли сюда не просто человека из прошлого, а негодяя, обозленного на весь мир!

— Дегтярник меня не беспокоит, я волнуюсь о Питере. Вы… вы не особенно против того, чтобы попытаться спасти его, а?

Доктор Пирретти долго не отвечала и наконец сказала:

— Вы наверняка понимаете: еще одно путешествие во времени может повредить Вселенной таким катастрофическим образом, что трудно и вообразить… Правильно ли рисковать безопасностью человечества во имя спасения одного невинного мальчика? Вот какой вопрос я задаю себе — и ответа на него не знаю.


Вечерний воздух Ковент-Гарден был наполнен аплодисментами и смехом. Вокруг уличных артистов, готовившихся к представлению, толпились зрители. Артист, балансировавший на велосипеде, предлагал бросать разные предметы через колесо, высотой с автобус, обещая поймать их на голову. Кто-то бросил пустую банку из-под пива, и артист умудрился поймать ее и покачивать на лбу, напевая «О, моя дорогая Клементина». Чем заслужил долгие аплодисменты. Дегтярник дивился на хитроумное изобретение, на котором артист ездил с таким мастерством, вовсе не заботясь о пивной банке, которая выглядела металлической и все же казалась очень легкой.

Дегтярник стоял, укрывшись за колонной, под портиком собора Святого Павла, который, подобно римскому храму, возвышался на западной стороне Ковент-Гарден. Много раз за свою жизнь Дегтярник стоял на этом же самом месте — то прятался от дождя, то выискивал новые таланты, наблюдая за спектаклем, который разыгрывали лондонские плуты, обделывавшие свои делишки. Он любовался искусством карманника, который воровал табакерку или кружевной платок у джентльмена, идущего посмотреть мистера Гарика в его последней роли в театре Ковент-Гарден, — и если карманник был хорош, то его жертва ничего не замечала. В безлунную ночь Дегтярник следил за бандой разбойников, скрывавшихся у входа в переулок в ожидании запыхавшегося проводника. Проводнику платили за то, чтобы он с фонарем на высоком древке провел к неосвещенному проходу группу людей и бросил совершенно беспомощных в темноте. Тут-то бедолаги и становились жертвами грабителей…

Главный вход собора Святого Павла выходил не на площадь, а располагался на противоположной стороне здания, куда надо было пройти по приятному церковному двору, который выводил на Бедфорд-стрит. Дегтярник только что вернулся оттуда, там его недовольно встретил старший церковный служитель, не позволивший войти в церковь.

В этот вечер в церкви был концерт, и голос певицы-сопрано парил в ночном воздухе. Дегтярнику повезло, что полиция потеряла его след, потому что убежище, которое он рассчитывал найти в соборе, не сжалилось над ним. Старик служитель зашел так далеко, что попытался продать ему билет.

— Я прошу об убежище, а вы требуете десять фунтов!

— Или пять для льготных. Вы студент или безработный? — спросил старик, но его оскорбленный собеседник, разозлившись, уже ушел.

Итак, пока Дегтярник, получив отказ в убежище, стоял и разглядывал площадь Ковент-Гарден, он размышлял, как же жить в этом странном мире. Придется начинать все сначала. Хотя Дегтярник и был весьма могущественной персоной, ему надоело прислуживать лорду Льюксону. И в этом Лондоне он никому не обязан кланяться… Судьба привела его к волшебной машине в Дербишире, и теперь ничто не помешает ему добиться своей цели.

Толпа взорвалась смехом. Дегтярник поднял голову и понял причину веселья. Маленькую девочку лет пяти артист пригласил бросать пластиковые кольца, которые он должен был поймать зубами. Девочка догадалась, что ей сильнее аплодируют, если она не попадает, и стала беспорядочно бросать кольца в толпу. Почувствовав, что артист старается скрыть злость и досаду, толпа рассмеялась. Вскоре артисту надоело, что ребенок украл у него успех, и он прекратил представление. Он поклонился в последний раз и пошел по кругу с шляпой. Зрители полезли в карманы, и монеты дождем посыпались в шелковые внутренности шляпы. Тех, кто уходил, не заплатив, артист стыдил, да так громко, чтобы они его услышали. Многие виновато возвращались и бросали толстенькие фунтовые монетки в звонкую кучку. Когда артист протянул шляпу Дегтярнику, тот глянул на него и холодно покачал головой.

Уличный артист снова настойчиво потряс шляпой со звенящими монетами перед Дегтярником.

— Значит, вы считаете, что я вас бесплатно развлекаю, да?

Дегтярник так рассмеялся ему в лицо, что артист почувствовал холодок между лопаток и вынужден был рассмеяться в ответ.

— Право слово, сэр, вы здорово развеселили меня.

Дегтярник схватил руку артиста железной хваткой и с силой вырвал шляпу из его рук. Он перестал смеяться и уставился на артиста взглядом, от которого у того в жилах застыла кровь. Уже не глядя на него, Дегтярник швырнул шляпу вместе со всем ее содержимым, и монеты покатились по брусчатке площади.

— Ой!!! — пронзительно закричал артист и замахнулся на Дегтярника. Но Дегтярник, легко уклонившись от удара, схватил артиста за ухо и безжалостно крутил его, пока мужчина, взвыв от боли, не упал на колени.

— Там, откуда я прибыл, у нищих лучшие манеры, — сказал Дегтярник высокомерно. — Молись, чтобы наши дороги не пересеклись.

* * *

Дегтярника порадовало, что старые закоулки в городе сохранились. Правда, теперь они стали такими приличными, что вызывали у него смех — чего только он не видывал на этих улицах! Несомненно, со всеми прошлыми делишками расправились люди в темно-синей форме…

Удивительно, как быстро новизна перестает быть новизной. Прослонявшись полвечера по Ковент-Гарден, Дегтярник уже не поражался женщинам в брюках с короткими стрижками. В сущности, ему это даже понравилось. Но как из-за этих фасонов должны страдать торговцы одеждой, подумал он. Ведь из материала, который шел на одно платье его времени, можно сделать одежду для трех теперешних женщин. Его уже не ошеломляло, что девушки открывают лодыжки — и колени, и бедра, коли на то пошло. И он уже привыкал к виду большого количества иностранных обличий. Однако ему трудно было понять, куда пропали жалкие, голодные лица со всех уличных углов… Исчезла армия босоногих детей и нищих — кожа да кости в мешковине. Вместо них он видел пухлых людей с блестящими волосами и очень белыми зубами! И таких было множество. Дегтярник впитывал новые впечатления и радовался. Неужели весь Лондон такой же?

Ему нравились витрины магазинов, ярких, как солнечный день, и неоновые знаки, и оранжевые уличные огни. Он быстро научился ходить по тротуару и заметил, что если люди хотели перейти на другую сторону улицы, они шли по белым полоскам, нарисованным на твердой, темной мостовой. Дегтярник предпочитал наудачу проскочить через улицу, отчего лавина машин со скрежетом останавливалась и гудела в рожки. Он словно играл в салочки с потоком карет без лошадей и постепенно заинтересовался ими. Ему нравилось, как они скользят по дороге и какими беззаботными выглядят пассажиры внутри. Он боролся с нахальным желанием открыть дверь и покончить с этими людьми одним ударом. Когда одна карета ожила и начала с визгом подрагивать, оглушительно воя на него и вспыхивая огнями, Дегтярник побежал прочь со всей скоростью, на какую были способны его ноги. Но в конце улицы он оглянулся и увидел пожилого человека, совершенно спокойно прошедшего мимо возмутившейся кареты. Заинтригованный Дегтярник подошел к другой, большой, сверкающей зеленой карете и стал выжидать момент, чтобы на него никто не смотрел. В этот раз он не прыгнул так далеко, как тогда, когда его движение вызвало рев множества гудков. И снова никто, казалось, не обратил на него внимания. Дегтярник улыбнулся про себя. Если бы эти кареты могли разговаривать, подумал он, они должны были бы закричать: «Держи вора!»

Но все было бы впустую, поскольку добрым горожанам наплевать на такие мелочи…

Вернувшись на главную улицу, Дегтярник заметил, что стоит кому-то поднять руку, как большие черные кареты устремляются к тротуару, пассажиры забираются назад, откидываются на просторном сиденье, и карета их увозит. Скоро и он тоже будет приказывать карете остановиться, а потом точно так же ехать по улицам города — но пока еще время не пришло. Сначала нужно изучить правила игры… и, самое главное, найти проводника.

С приближением вечера Дегтярник почувствовал усталость, голод и жажду. Он остановился у французского ресторана и уставился на элегантно одетых людей, которые сидели за круглыми столами, купаясь в море нежного света. Услужливые официанты в черных жилетах предлагали им меню и смахивали со столов крошки белыми льняными салфетками. Дегтярник облизал губы. Потянуло соблазнительным запахом мяса.

Он отметил вход, откуда периодически появлялись официанты, нагруженные тарелками с дымящейся едой. Выждал подходящий момент, уверенно вошел в ресторан и, лавируя между столами, направился прямо в кухню. Лондонцы — народ невозмутимый, и необычная одежда Дегтярника — слишком большой пиджак, бриджи до колена, башмаки с пряжками — и ужасная копна волос не вызывали замечаний и даже заслужили по крайней мере один комплимент. Девушка, обратившая внимание на его бриджи, засмеялась и подняла вверх большой палец. Неуверенный в том, что означает ее жест, Дегтярник все же поклонился в знак благодарности и продолжил путь в освещенную белую кухню.

Молодой повар поливал бренди шипящий на сковороде стейк. Он на секунду замер, увидев Дегтярника.

— Туилет насправо, месье, — сказал он с сильным французским акцентом и указал деревянной ложкой направление.

Дегтярник кивнул, улыбнулся и оглядел шумное пространство. Около двери он заметил только что сервированные тарелки. Повар наклонил сковороду так, что газ поджег теплый бренди. Высоко в воздух взлетело пламя. Когда повар обернулся, Дегтярника уже не было.

Выйдя на Флорал-стрит, Дегтярник почувствовал, как две поджаренные утиные грудки жгут бедро через карман. Он вынул одну грудку, подул на нее, перекладывая из руки в руку, и вонзил зубы в горячее мясо. На дне кармана звякнула мелочь. Вытащив жирные монеты, он принялся изучать их. Хорошо бы сейчас славного эля! Интересно, существует ли еще та таверна поблизости, в которую он частенько заходил? И Дегтярник двинулся к Роуз-стрит. К его радости, таверна была на прежнем месте, почти такая же, как раньше, разве что более чистая и респектабельная.

— Какого черта! — воскликнул он. — «Бадья крови»! Хотя бьюсь об заклад, они перестали устраивать кулачные бои!

В дымном пабе с низким балочным потолком и большим камином у задней стены было много народу, но больше всего посетителей сидело за барной стойкой. Дегтярник немедленно почувствовал себя дома. Он занял место в конце полированной барной стойки и бросил на прилавок монетки.

— Кружку эля, если позволите, мисс.

Барменша, которая привыкла слышать заказы туристов на диалектах, перечислила сорта пива. Дегтярник смущенно показал на бокал бледно-янтарной жидкости, который покачивал в руках его пьяный сосед. Барменша вежливо кивнула и поставила перед ним пинту лагера. И только тогда он подвинул к ней свои монетки. Их было на девяносто пенсов меньше, чем нужно, и барменша начала выказывать признаки раздражения. Она уже собиралась позвать менеджера, но пьяный сосед шлепнул по барной стойке, заказывая Дегтярнику еще пинту.

— Вы уверены? — спросила барменша, не желая, чтобы этот тип воспользовался щедростью ее постоянного посетителя.

— Настоящие друзья познаются в беде, — пробормотал человек и вытащил из кошелька пятифунтовую бумажку.

Дегтярник наблюдал за ним с интересом.

— Вы этим платите?

Пьяница скосил на него глаза.

— Вы иностранец или как?

— Я издалека.

— Что ж, добро пожаловать в Лондон, парень. Твое здоровье!

— Спасибо, мой друг, — сказал Дегтярник, и они чокнулись.

Дегтярник глотнул пива и с отвращением выплюнул.

— Ох! — воскликнул он, затем осторожно сделал второй глоток и восхищенно покачал головой. Выпил еще и улыбнулся.

— В чем дело? Ты в порядке?

— Оно холодное, — выдохнул Дегтярник. — Холодное, как горный поток!

— А там, откуда ты прибыл, не подают холодного пива?

— Нет.

— И откуда же ты прибыл?

— Из 1763 года.

— Вот это да! У тебя, парень, славненький шрам. Красота, да и только. И как же ты его заработал?

Дегтярник решил позабавиться и рассказал ему всю историю, понимая, что наутро пьяница ничего не вспомнит. И в самом деле, вскоре его щедрый пьяный партнер рухнул на барную стойку.

Дегтярник посмотрел на него и потряс его голову.

— Люди не изменились к лучшему, — пробормотал он, глотнув еще пива, — но кое-что определенно изменилось!


Подошло время закрытия бара, и барменша прокричала:

— Время, джентльмены, пожалуйста!

Дегтярник шлепнул пьяного по лицу, чтобы разбудить. Это не произвело никакого эффекта, тогда Дегтярник поднял пьяницу и, поддерживая, вывел на улицу. Тут же прислонил его к ближайшей стене и вынул у него кошелек. Вытащив оттуда бумажные деньги, он сунул кошелек обратно в карман владельца.

— Никогда так не напивайся, мой друг, — прошептал Дегтярник на ухо пьянчужке. — И никогда не позволяй чувствам руководить твоими действиями.

В первую ночь, не ведая о королевском помиловании и испытывая ужасные предчувствия, мы с Питером спали под звездами. Мы мало разговаривали после бегства с Хемпстед-Хит, и Питер казался мне лунатиком, существующим одновременно и здесь, и где-то еще. Он не мог осознать произошедшее. Мы уже пожелали друг другу доброй ночи, когда я в темноте окликнул Питера и все-таки задал ему вопрос, который до сих пор не решался задать: ты сам решил остаться в 1763 году?

— Нет! — воскликнул он и добавил: — Я ведь должен был попрощаться, верно?

В те первые дни я вовсе не сомневался, что мисстрис Кэйт и ее отец должны скоро вернуться за своим другом. Но когда прошло много недель, а затем и месяцев, надежда начала тускнеть. Я задумывался, а быть может, Питеру станет лучше, если он вовсе потеряет надежду на возвращение домой?

Жизнь и времена Гидеона Сеймура, карманника и джентльмена, 1792 год