"В плену у времени" - читать интересную книгу автора (Бакли-Арчер Линда)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Дуврский пакетбот Новые встречи

С наступлением ночи подул северо-восточный ветер, что предвещало удачный проход дуврского пакетбота через Английский пролив. Ветер принес скользящие по небу облака. Высоко на утесе, поднимающемся над серебряным морем, в лунном свете купался Дуврский замок. Внизу, где гигантские ржавые цепи обвивали каменную пристань, где скрипели мачты и волны плескались о борта парусников, стоял выбеленный известкой постоялый двор.

Внутри, сидя в столовой с низким потолком, Ханна, Кэйт, Питер и мистер Скокк мечтали о кроватях. Ревущий в камине огонь, животы, набитые пирогом с голубями, морской воздух и долгое путешествие — от всего этого кого угодно клонило бы в сон, но усталость на лице Кэйт была вызвана чем-то еще. Ханну огорчало то, что Кэйт едва поклевала еду, хотя говорила, что проголодалась. Сытые, в тепле, путешественники уютно устроились у большого камина, и только Ханна была настороже и все осматривалась вокруг.

В столовой было много народу и так шумно, что из-за веселого гомона трудно было расслышать соседа. Впрочем, за угловым столом сидела молчаливая компания, явно пребывавшая в плохом настроении. Там был мальчик, чуть постарше Кэйт, он пристально смотрел прямо перед собой, в больших темных глазах застыло бездонное отчаяние. Ханна подтолкнула Кэйт локтем.

— Они приехали из Франции. Посмотрите на этого несчастного мальчика, ему пора уже быть в постели, как и вам, мисс Кэйт.

Кэйт была уверена, что мальчику плохо не потому, что он хочет спать. Мальчик был одет в рубашку с длинными рукавами и шелковый, вышитый дорогой жилет, но жилет, будто закопченный, был сильно испачкан грязью или, быть может, красным вином.

Хозяин ресторана, широкоплечий, краснощекий мужчина, пытался протиснуться между столами, чтобы подбросить дров в огонь. Он нес связку поленьев и пыхтел от усилия, поднимая дрова вверх. Но ни Кэйт, ни Ханна его не замечали.

— С вашего позволения, миледи, — сказал он.

— О, простите, — сказала Кэйт, и они с Ханной подвинули стулья.

Хозяин бросил поленья в огонь — брызнул залп огненных искр. На обратном пути он заметил связку книг, предназначенных для маркиза де Монферона, которые Питер положил перед собой, чтобы просмотреть, перед тем как отправится спать.

Хозяин кивнул на книгу Томаса Пэйна «Права человека», которая лежала наверху стопки.

— Горжусь тем, что автор этой книги сегодня ночует под моей крышей. Вы направляетесь в Кале, сэр?

— Да, мы двинемся утром, с приливом.

— В таком случае вы поплывете вместе с мистером Томасом Пэйном, — сказал хозяин перед тем, как исчезнуть в кухне. — Во Франции его встретят теплее, чем встречали раньше, уж наверняка!

— Право слово, — сказал Питер, — мы будем путешествовать в интересной компании.

— Кто такой Томас Пэйн? — спросила Кэйт.

— Мистер Пэйн англичанин и, по общему мнению, мыслитель… Он играл немалую роль в подстрекательстве людей, живущих в американских колониях, которые желали выйти из-под правления Британии…

— Ох! — воскликнула Кэйт. — Разве Америка больше не английская колония?

— А вы не знаете, мисс Кэйт? — удивилась Ханна. — Уже десять лет, как война закончилась.

— Держу пари, преподобный Ледбьюри без удовольствия услышал эти новости!

— Не говоря уже о короле Георге, — сказал Питер. — И нынче мистер Пэйн обратил свое внимание на Французскую революцию — которую он, в сомнительных выражениях, защищает в своей прославленной книге. Эта книга завоевала ему и друзей, и врагов — в равной мере…

— «Прославленная» — это не то слово, которое употребила бы я, говоря об этой книге, сэр, — сказала Ханна. — Я слышала, как о ней разговаривали Джон и его закадычный друг…

— Так Джон прочитал ее? — удивился Питер.

— Ну нет. Но мистер Соунс, лакей, прочитал… Они с Джоном на прошлой неделе просидели за кухонным столом почти все утро, когда хозяина не было дома, а Джон наводил глянец на его ботинки. И книга мистера Пэйна вызвала разговор о правах и свободе обычного человека… А потом пришел парень от мясника, он принес ветчину и немного задержался, чтобы послушать беседу. Так вот, он сказал, что, по его мнению, очень хорошо, что французы скинули оковы, которые так долго давили на них! А ему всего-то лет пятнадцать! Тут я спросила его, — продолжала Ханна, — не думает ли он, что и мы должны выступить против своих хозяев? И он ответил, что если бы он перестал работать на побегушках у мясника и нашел бы что-то получше, то точно был бы за это!

Ханна выглядела до того оскорбленной, что Кэйт рассмеялась.

— Вам надо быть поосторожней, Джошуа! — сказал мистер Скокк. — Похоже, что в подвале ропщут…

Впервые за многие годы Питер посмотрел на себя глазами из двадцать первого века — подлый джентльмен, который привык пользоваться слугами по первому своему требованию. Он почувствовал себя очень неуютно.

— Понимаю, я женщина необразованная, — продолжала Ханна, — но считаю, что хорошо философствовать в кофейне, однако если у кого-то есть хоть чуточка здравого смысла, он не пожелает, чтобы здесь произошло то же, что во Франции! Боже, у нас уже была одна революция, и куда она нас завела?

— На самом деле, в словах Ханны есть смысл, — сказал мистер Скокк, — в конце концов пройдет совсем немного лет и французы…

Кэйт многозначительно посмотрела на мистера Скокка и приложила палец к губам, будто запирая их. Мистер Скокк улыбнулся и замолчал, не закончив фразы. «Она умеет справляться с моим отцом лучше, чем когда-то это удавалось мне», — подумал Питер.

Пламя внезапно вспыхнуло — это загорелось новое полено, и языки оранжевого огня полетели вверх в трубу камина.

— Почему бы нашему хозяину не поджарить своих гостей, слегка полив их гусиным жиром? — сказала Ханна.

Кэйт рассмеялась и стала обмахивать алые щеки Ханны своей салфеткой.

— Знаешь, — сказала Кэйт, — можешь почувствовать, как ноги обдувает ветерком, если станешь поднимать вверх-вниз свою юбку. Вот так.

Кэйт приподняла юбки до колен и опустила. Ханна изобразила сердитое выражение лица, шлепнула Кэйт по юбкам, но все же улыбнулась:

— Всякое можно вытворять с длинными юбками, но в определенное время и в определенном месте.

По пути в свои комнаты постояльцы прошли мимо ниши, где располагался стол. Там, у стола, валялся какой-то молодой человек с пивной кружкой в руке, в свете свечей поблескивали его золотые волосы. Рядом с ним судачили две служанки.

— Видела ли ты хоть раз в жизни такого распрекрасного парня? — спросила одна.

— Никогда, — ответила другая, пытаясь вынуть из руки кружку.

— И у него такие прекрасные манеры…

— Когда он начал петь и попросил меня подпевать, и положил руку мне на плечи, я чуть не упала в обморок!

Кэйт обернулась, но ей не удалось рассмотреть молодого человека, он все так же похрапывал и не шевелился.

Только они улеглись в кровати, как Кэйт немедленно погрузилась в глубокий сон и, не пошевельнувшись, спала до тех пор, пока Ханна не разбудила ее. Ей снились Джошуа, мальчик Питер и мистер Скокк. Кэйт попыталась вспомнить подробности, но обрывки сна растаяли, как лед в воде.

Ночь прошла спокойно, и теперь вся компания горела желанием продолжить путешествие, так что завтракали наскоро, без аппетита. Уже собравшись выходить, они стали свидетелями неприятного инцидента. Хозяин гостиницы и его сын пристраивали половину туши быка на вертел над огнем в столовой. Когда мужчины возвращались в кухню с длинными ножами для разделки мяса, они прошли перед столом, занятым гостями, недавно прибывшими из Франции. Мальчик смотрел в пространство, не проявляя интереса к хлебу с маслом на тарелке, но когда увидел измазанные кровью ножи, истерически закричал и замахал руками, словно сражаясь с невидимым врагом. Не сразу и с трудом мальчика удалось успокоить. Но его тело вздрагивало, будто разум блуждал где-то вдалеке, по-прежнему в ловушке чего-то темного и ужасного. Огорченный хозяин быстро отправил сына с ножами на кухню и предложил помочь женщине, которая все еще успокаивала мальчика. Они обменялись несколькими словами на плохом английском, и Кэйт увидела, как добрый хозяин закрыл лицо руками. Ей показалось, что он вот-вот расплачется. Затем он положил в руку женщины несколько золотых монет, которые она не хотела принимать, но он настоял.

Уходя, Ханна спросила хозяина, что так взволновало мальчика.

— За свободу надо платить, мадам. Бедный парень оказался в гуще парижских событий и видел такое, чего не должен видеть ребенок. Я не могу сказать большего в присутствии леди и девочки, особенно если они отплывают во Францию. Но должен предупредить — будьте осторожны, время сейчас опасное. Не знаю, как вы относитесь к политике, но советую вам носить трехцветные кокарды, чтобы показать верность революции. После беспорядков на прошлой неделе в Париже вся страна пребывает в волнении.

В восемь часов все были на пристани, и Ханна с Кэйт грелись на утреннем солнышке, пока моряки в белых рубахах переносили груз на дуврский пакетбот. Отплытие задерживалось, потому что капитан ждал почтовую карету, чтобы принять почту. Собралось всего несколько пассажиров, но капитан сказал, что, зная последние новости о событиях в Париже, он был бы удивлен, если бы на пути домой его корабль оказался бы заполненным пассажирами.

Высокий парусный корабль скрипел и стонал, когда поднимался и падал на волнах, море было неспокойным даже в заливе. Кэйт смотрела на мачты и на молодого матроса, который, как обезьяна, взбирался по ним, и ей так захотелось оказаться в каком-то другом месте. Ханна прихватила с завтрака ломоть хлеба, и они с Кэйт стали развлекаться, подбрасывая хлебные крошки высоко вверх. Остроклювые чайки камнем падали сверху и хватали хлеб с безошибочной точностью и с захватывающими дух акробатическими трюками.

Кэйт наблюдала за Питером и мистером Скокком, которые склонились над сегодняшним выпуском газеты «Таймс». Страницы газеты раздувало сильным ветром. Мистер Скокк, обнаружив в газете знакомое имя, громко выкрикивал: «Дантон!», «Робеспьер!», «Марат!». Эти имена ничего не говорили Кэйт, но она предположила, что они, должно быть, очень знамениты, раз о них слышал даже мистер Скокк. Он выглядел встревоженным и возбужденным, а Кэйт интересовало только одно — она хотела найти своего друга. Если, конечно, она уже не нашла его. «При первом удобном случае я прямо задам ему вопрос. И если он и есть Питер, я выскажу этому лжецу все, что я о нем думаю!»

Мистер Скокк сложил газету.

— Об этой резне даже читать тяжело, — заметил он. — Джошуа, друг мой, мы не могли выбрать лучшего момента для нашего путешествия во Францию.

— Аррас — это не Париж, — сказал Питер. — Если будем осторожны и постараемся не привлекать внимания, гарантирую, нам не грозят неприятности.

Грохот копыт по булыжнику возвестил, что на пристань прибыл желтый дилижанс с грузом почты, отправляемой во Францию. Несколько матросов начали переносить почту на корабль. В этой сумятице появился последний пассажир. Крепкий темноволосый мужчина в скромной одежде, измятой во время путешествия. С ним был компаньон, который прикрепил на поля большой черной шляпы красно-бело-синюю ленточку. Наши путешественники услышали, как капитан приказал двум матросам проводить мистера Томаса Пэйна и его компаньона на борт.

— Так это он! — воскликнул мистер Скокк.

За мистером Пэйном следовало несколько его приверженцев. Их толкали, им угрожали местные хулиганы, которые выкрикивали оскорбления. Однако как только матросы доставили мистера Пэйна на борт, буяны тут же исчезли. Когда корабль покидал Дуврский залив, приверженцы мистера Пэйна прокричали ему вслед:

— Боже, храни великого Томаса Пэйна!

Капитан предложил мистеру Пэйну воспользоваться его каютой, и двое джентльменов исчезли внизу. И их не было видно до тех пор, пока пакетбот не вошел в Кале.

Наши путешественники, наоборот, пожелали остаться на палубе. Ветер дул в сторону Франции. Над головами вздымались гигантские паруса. Солнце светило на высокие белые утесы, искрилась поверхность Английского пролива, и чистый морской воздух, казалось, наполнял сердца надеждой.

К полудню все устали и замерзли и уже больше времени проводили, сидя на деревянных лавках, поставленных для пассажиров, а меньше смотрели на море. Кэйт мобильником Миган тайком сфотографировала Джошуа, затенившего глаза рукой и глядящего в сторону Франции. Он красиво смотрелся на фоне моря и корабельных парусов. Потом она прильнула к Ханне, чтобы согреться, и поплотнее завернулась в шаль. Она продумывала свой разговор с Джошуа и все повторяла про себя нужные слова. Чем больше она думала о том, как он их обманывает, тем больше злилась — и удивлялась. Зачем он так поступил? Разве он не хочет вернуться домой? Но как раз тогда, когда она набралась смелости, чтобы встать, она увидела, что к Джошуа подошел мистер Скокк. Мистер Скокк похлопал Джошуа по плечу, они тут же погрузились в разговор, и, судя по выражению лиц, лучше было их не перебивать.

— Я хотел бы узнать о жизни моего сына в этом веке, — сказал мистер Скокк. — Если бы вы пожелали…

Мистер Скокк напряженно смотрел в лицо Питеру. Для Питера это было неожиданностью. Несколько минут он не мог произнести ни слова. Мистер Скокк терпеливо ждал, пока Джошуа собирался с мыслями. «С чего же начать? — думал Питер. — Ох, как трудно. Слишком трудно».

Глубоко вздохнув, он начал рассказывать отцу о своей жизни с Гидеоном в Хоторн-Коттедже. Те по большей части счастливые годы казались такими далекими, что Питеру представлялось, будто он говорит о ком-то другом. Он старательно вспоминал только о хорошем.

Тогда он был подростком в Дербишире, скакал на лошади, охотился, учился вместе с Сидни в Бэслоу-Холле. Добрая миссис Бинг… Преподобный Ледбьюри… Неделя, проведенная в Лондоне с сэром Ричардом Пикардом. Еще занятия танцами с девочками Бингов и изучение хороших манер поведения в обществе. Но самыми яркими были воспоминания о длинных летних днях, проведенных в странствиях по крутым холмам и долинам округи вместе с Гидеоном Сеймуром. Питер описывал, как Гидеон научил его освежевать зайца, выследить оленя и защищаться от разбойника в темном лесу, как давал советы по поводу любви, чести и учил верить в себя. Питер не рассказывал о трудных временах, когда он плакал по ночам, потому что никак не мог вспомнить лица мамы и отца и потому что в этом чужом веке чувствовал себя изгнанником. Он не упоминал о том, как в это время Гидеон снова и снова доказывал ему свою дружбу, оставаясь невозмутимым, даже когда Питер кричал и прогонял его прочь, потому что хотел видеть своего папу, а не Гидеона. И дружба эта была бесценной, ведь Гидеон сам хорошо знал, что такое печаль, раскаяние и отчаяние. Он всегда был терпелив с Питером, всегда дожидался, когда его юный друг успокоится. Но разве расскажешь отцу всю правду? К чему это приведет?

Питер, тщательно выбирая слова, внимательно следил за реакцией отца. Мистер Скокк пытался представить себе, как жил его сын без родителей, как он учился столь многому новому и при этом отвыкал от всего, что было привычно в двадцать первом веке. Питер видел, что его рассказ временами причиняет отцу боль и лишь изредка радует.

Питер замолчал. Мистер Скокк сжал его руку.

— Как я могу отблагодарить вас, Джошуа? И до какой же степени я обязан Гидеону! Надеюсь, я все-таки встречусь с ним. Если нам повезет и я найду сына и если нам удастся вернуться домой, клянусь, я буду проводить с ним так же много времени, как ваш брат. Детство — короткая пора, и упущенное время не вернуть. Я не повторю своей ошибки.

Мистер Скокк отошел и стоял в одиночестве, задумчиво глядя на море. К Питеру тут же подошла Ханна, тем самым нарушив планы Кэйт — она сидела на лавке, выжидая удобный момент.

— Простите, сэр, — прошептала Ханна, — но я редко видела, чтобы двум джентльменам было так хорошо в обществе друг друга, как было вам и мистеру Скокку. Если вы не скажете ему, что вы его сын, то разобьете мое сердце. Пожалуйста, сэр, умоляю вас передумать.

Питеру и так было несладко, а услышав просьбу Ханны, он вышел из себя, свирепо глянул на нее и прошипел:

— Буду тебе очень благодарен, если ты оставишь свои советы при себе, Ханна! Ты дала слово помогать мне, и надеюсь, ты его сдержишь.

— Да, сэр, — кротко ответила Ханна, — как скажете. — И она грустно пошла прочь.

Увидев, что Джошуа наконец остался один, Кэйт поднялась с лавки. Теперь или никогда, сказала она себе.

Питер смотрел на утесы, которые в этом месте казались еще больше. Он сначала не заметил Кэйт. Она тронула его за плечо. Питер обернулся. Кэйт глубоко вздохнула и заговорила:

— Джошуа, думаю, вы нам лжете. Полагаю, вы и есть Питер Скокк.

У Питера екнуло сердце, его взгляд тревожно скользнул по отцу — не услышал ли? Что же ответить Кэйт? Ему нужна была хоть минутка, чтобы собраться с мыслями.

— Кэйт, извини, я задумался. Что ты сказала?

Кэйт повторила свои слова, но в этот раз ей не удалось сделать это с прежней убедительностью. Питер заставил себя рассмеяться, и это прозвучало довольно убедительно.

— Да, мы с Питером были похожи, Гидеон часто говорил об этом, но обвинять меня в том, что я лгу о себе! Зачем? Ты серьезно?

Кэйт внимательно посмотрела на него. Она была уверена, что он признается… Может, она не права? И сходство формы носов Питера и мистера Скока вовсе не является убедительным свидетельством?

— Право слово, Кэйт, вижу ты говоришь это серьезно… Уверяю, ты заблуждаешься. Думаешь, мой собственный отец не узнал бы меня даже по прошествии столь долгого времени?

На лице Кэйт промелькнуло сомнение, и Питер решил тут же упрочить свою маленькую победу.

— Очень надеюсь, что ты больше не будешь к этому возвращаться — мистер Скокк сильно огорчился бы, услышав подобное предположение. И, я уверен, ты должна понимать, что подобное обвинение глубоко оскорбительно для меня.

Один взгляд в огорченные, пронзающие его серые глаза Кэйт на бледном, веснушчатом лице — и он все понял. Этот раунд он выиграл. Она поверила. Кэйт промямлила извинения и вернулась на лавку. От смущения щеки ее пылали. Ей хотелось куда-нибудь убежать и спрятаться. Какая она дура! И внезапно до нее дошло — если Джошуа все-таки и есть Питер, то и Ханна и сама королева Шарлота должны быть вовлечены в этот обман. Но разве такое возможно? Кэйт взяла «Таймс» и уткнулась в страницы газеты.

«Какой же я искусный лжец», — не без угрызений совести подумал Питер. Он посмотрел на грустное лицо отца. Как же ему хочется сказать отцу, что он его сын… «Нет, я не должен сомневаться в том, что мое решение — благо для всех».

К середине дня стали собираться облака, небо и море приобрели мрачный серый цвет. Корабль теперь двигался вдоль северного побережья Франции, он только что прошел мимо Виссанта и мыса Гри-Нез. Если все будет хорошо, через полчаса они будут в Кале. Слегка штормило, Ханну укачало, и она дремала. Мистера Скокка тошнило, и он свесился над бортом корабля. Кэйт пришла в себя и решила исправить отношения с Джошуа. Если этого не сделать, рассуждала она, то путешествие будет не из приятных. Она осторожно высвободила плечо из-под головы Ханны и пошла к Питеру.

— Вы пожмете мне руку, Джошуа? — спросила она, протягивая руку. — Простите меня, пожалуйста, за то, что я вас огорчила…

Питер не отвечал. Он был неподвижен, на лице улыбка. Кэйт присмотрелась к нему — и у нее кровь застыла в жилах. Она взмахнула рукой, но уже понимала, какую картину увидит. Она опять понеслась вперед. Корабль был наполнен статуями. Ханна спала, голова склонилась вперед, рот приоткрыт. Мистер Скокк стоял, прижав ко рту платок, взлохмаченные ветром волосы словно вырезаны из картона. Корабельный кок выбрасывал в волны очистки из корзины, и у чаек, налетевших на мусор, крылья выгнулись назад в виде буквы «у», а желтые клювы были раскрыты в немом крике. Кэйт прижала руки к ушам, поскольку рев ветра и шум волн превратились в невыносимый низкий звук. Застывший мир одиночества… Как долго она продержится в этот раз? Питер все еще улыбался и протягивал к ней руки. Она храбро попыталась ответить ему.

— Вы же не думаете, что я прилипла здесь навсегда, а, Джошуа?.. Я только хочу сказать, что прошу извинения, но, кажется, с этим надо подождать. И все-таки извините…

Она потянулась к руке Питера, но не успела дотронуться до него, как внутри все сжалось и, будто скатившись по склону обрыва, она вернулась в нормальное состояние. Рев волн оглушил ее, а морской ветер словно влепил пощечину.

— Кэйт, тебе нехорошо? — спросил Питер.

Он ничего не заметил! Это, должно быть, длилось лишь мгновение! Что же так быстро вернуло ее назад? Может, прикосновение Джошуа?

— Нет, нет, все хорошо… я просто… я просто хотела сказать, что очень сожалею…

Кэйт, Ханна, Питер и его отец первыми высадились в Кале. На пристани перед дуврским пакетботом на них никто не обращал внимания, но они, конечно, волновались. Вокруг стояли группы официально одетых, оживленно беседующих людей. Около корабля расхаживали солдаты, посмеиваясь и перебрасываясь шутками. Кэйт не понимала, что тут происходит. Если такова Французская революция, то она больше похожа на праздник… Заморосил дождь, они надеялись, что без труда наймут карету, но ни одной свободной не увидели. Питер заявил, что пойдет в город и там наймет карету, а мистер Скокк настоял на том, что будет сопровождать Питера, поскольку хорошо владеет французским.

— Вряд ли вся эта суматоха из-за Томаса Пэйна, как вы думаете, а? — спросила Кэйт.

— Наверняка нет! Он ведь всего лишь писатель, — сказала Ханна.

Кэйт смотрела вслед уходящим бок о бок Питеру и мистеру Скокку и не могла не отметить, что у них одинаковая ширина спины, квадратные плечи и они одинаково размахивают руками при ходьбе. «Стоп! У тебя навязчивая идея», — сказала она себе.

— Как вы себя чувствуете, мисс Кэйт? — участливо спросила Ханна. — Очень устали?

— Нет, все в порядке, спасибо… А как вы?

— Я, мисс Кэйт? Ох, что со мной может случиться, спасибо, что вы поинтересовались. Я сильная, как бык.

У Ханны были способности врача-диагноста. Она всегда знала, когда мастер Питер должен заболеть, еще до того, как он заболевал, и была убеждена, что с Кэйт не все в порядке. Ханну волновала бледность девочки. Похоже на то, думала она, как выгорают на солнце обои или ткани. Со временем цвета становятся чуть бледнее, рисунок — менее четким. Ханна выругала себя за свои фантазии. Но внимательно вглядевшись в лицо Кэйт, подумала, что не ошибается. Можно сказать, что мисс Кэйт растворялась, не растворяясь.

— Почему ты так внимательно разглядываешь меня, Ханна?

— Простите меня, мисс Кэйт, я не хотела… Но если и разглядываю, то это делаю не только я одна. Посмотрите.

Кэйт проследила за взглядом Ханны и заметила, какая суета происходила у залива. Солдаты в сине-белой форме, отделанной красным, устанавливали на пристани мушкеты, рыбаки чинили сети, старуха в черном сидела у дверей и плела кружева или пряла, молодой худющий парень подметал брусчатку. На каждом жителе Кале, насколько могла судить Кэйт, были надеты революционные кокарды. Ханна была права: люди приглядывались к ним. Если Кэйт встречала их взгляды, они быстро отводили глаза, но вскоре снова прожигали ее своими взглядами. У нее на затылке зашевелились волосы.

— Почему они так смотрят на нас? — прошептала Кэйт.

— Они наверняка принимают нас за шпионов или аристократов.

— Мне это не нравится… — пробормотала Кэйт и чуть не задохнулась от страха, когда кто-то взял ее за руку.

— Вам не нравится Кале, мадемуазель?

Кэйт обернулась, решив, что ее сейчас арестуют.

— Как вы здесь оказались? — удивленно воскликнула она.

— Вы знакомы с этим молодым джентльменом, мисс Кэйт? — спросила Ханна, разглядывая блестящие волосы незнакомца, его орлиный нос и прозрачные сине-лиловые глаза.

— Да, знакома! Это… — Кэйт приглушила голос почти до шепота. — Это Луи-Филипп де Монферон, сын маркиза де Монферона.

Ханну молодой человек просто поразил. Сказать «красивый молодой человек» — значит ничего не сказать. Но Луи-Филипп привык видеть в глазах окружающих восхищение и уже не обращал на это внимания. Кэйт представила Ханну. Луи-Филипп поклонился.

— Добро пожаловать во Францию, мадам!

— Вы были на дуврском пакетботе? — спросила Кэйт. — Я вас там не видела.

— Знай я, что вы на борту, я поднялся бы на палубу — хотя вид такого количества воды вызывает во мне меланхолию. Я внизу играл в карты с корабельным коком и голландским фермером, которые распивали бутылку мадеры. И путешествие прошло приемлемо.

— Так это вас я видела прошлой ночью в гостинице? Когда вы заснули за столом? — Кэйт постаралась не улыбнуться.

— Очень возможно — путешествие так утомляет.

— Но почему вы здесь?

— Когда вы покинули Голден-Сквер, я понял, что, несмотря на страхи моей матери, не должен просто посылать сообщение отцу. А должен поехать сам и убедить его покинуть наше поместье. И, поскольку вы не вернули книги, я понадеялся, что могу встретить вас по пути. Теперь у вас есть гид, который покажет вам путь в шато де Хьюмиэйр, и у меня в путешествии будут компаньоны. Естественно, маман придет в ярость, когда обнаружит, что я уехал, но если все пойдет хорошо, мы вскорости вернемся в Лондон…

— Ваша мать не знает, где вы?!

Луи-Филипп пожал плечами.

— Она не позволила бы мне…

— Меня это не удивляет! Вы же… — Кэйт перешла на шепот: —…аристократ.

— Да ну? — Луи-Филипп снял шляпу с трехцветной кокардой. — И как хоть кто-то может меня в этом заподозрить?

Кэйт и Ханна обменялись взглядами.

Луи-Филипп рассказал, как сын шведского посла украл отцовскую карету, чтобы отвезти его в Дувр, и тут как раз появилась большая, заляпанная грязью карета, которую тянули четыре тощих лошади. В карете сидели Питер и мистер Скокк.

— Сын шведского посла! — быстро сказала Кэйт, пока мужчины вылезали из кареты. — А вы, случайно, не были участником инцидента с телегой и ослом на Лондон-Бридж?

— Как вы об этом узнали? — удивился Луи-Филипп. — Мне потом пришлось ехать в почтовом дилижансе…

Когда Питер и мистер Скокк увидели, кто так неожиданно появился в Кале, и узнали причину, по которой Луи-Филипп оказался во Франции, оба крепко пожали ему руку и предложили взять его с собой в гостиницу.

— Я очень рад возобновить наше знакомство, — сказал Питер. — Надеюсь, мы сможем чем-то вам помочь, поскольку в эти опасные времена неблагоразумно путешествовать в одиночку.

— Уверяю вас, сэр, я вовсе не беспокоюсь по этому поводу, — сказал Луи-Филипп, постучав по своему камзолу и распахнув его, чтобы Кэйт увидела пистолет, засунутый в карман жилета. — Я приехал хорошо подготовленным.

Кэйт и Ханна, не тратя времени, забрались в душную карету, которая, к радости Кэйт, была обита овчиной. Кэйт устроилась в углу, потерлась о белое мягкое руно и стала следить, как кучер проворно расправляется с их тяжелым багажом. У кучера были выразительные усы, а обут он был в черные кожаные ботфорты. Луи-Филлип втиснулся между Ханной и Кэйт. Кэйт прикидывала, сколько ему лет. Шестнадцать? Ну, самое большее семнадцать, подумала она.

— Важно не привлекать к себе внимания, — прошептал Питеру мистер Скокк. — Вы заметили, как на него уставились люди?

Но в этот день даже Луи-Филипп не вызывал особого интереса у толпы. Карета только собиралась тронуться, как из толпы раздались шумные приветствия. Кучер натянул поводья, и его пассажиры высунулись из окон, чтобы посмотреть, в чем дело. Приветствия, разумеется, раздавались в честь мистера Томаса Пэйна. Как только он ступил на французскую землю, какой-то офицер обнял его и подарил трехцветную кокарду. Затем выстрелили выстроенные в ровную линию артиллерийские орудия.

— Да уж, — сказала Ханна, — хозяин гостиницы был прав — этого человека почитают здесь больше, чем в его собственной стране.

Карета наконец тронулась сквозь толпу. Питер наблюдал, как Кэйт, чуть порозовевшая, с горящими глазами смотрит на Луи-Филиппа, который смешил ее, изображая корабельного кока. Питер ощутил нечто такое болезненное, чему не хотел бы давать названия. Когда он был мальчиком, смотрела ли Кэйт на него с таким же выражением глаз?

Кучер порекомендовал гостиницу, которая находилась всего в пяти минутах езды от залива. Комнаты были чистыми и удобными. Ханна помогала Кэйт распаковать ее вещи, когда раздался стук в дверь. Кэйт открыла дверь и увидела в коридоре Луи-Филиппа.

— Вы видели толпу? Хочу разузнать, что происходит. Присоединитесь ко мне? Это будет забавнее, чем сидеть в наших комнатах.

Он протянул руку и, когда Кэйт приняла ее, потянул ее за дверь к окну, которое выходило на улицу. И правда, вдоль улиц выстроились сотни людей.

— Что скажете?

— Я бы хотела… но сначала я должна проверить, все ли в порядке у Ханны и Джошуа…

Луи-Филипп наклонил к плечу голову и улыбнулся:

— Вы действительно должны получить разрешение, чтобы выйти на улицу? Мы же не надолго…