"Немцы и калмыки 1942-1945" - читать интересную книгу автора (Хоффманн Иоахим)

2. Методы ведения войны

Вклад калмыков в военное противостояние на советской стороне даже в самый критический период был более чем незначительным, об этом свидетельствует и неудачная партизанская война осенью 1942 года.

Трудно понять, чем руководствовались авторы тезисов о том, что партизаны Калмыкии наносили по врагу «сокрушительные удары».

С самого начала в оккупированных улусах, естественно, не было какого-либо организованного сопротивления, так что были предприняты меры для организации партизанского движения извне. С этой целью представители Центрального штаба партизанского движения Рыжиков и Шестаков основали в Астрахани 16 сентября 1942 года специальную партизанскую школу, в которой с сентября 1942 по январь 1943 г.г. прошли подготовку 380 агентов и диверсантов. После этого они с целью саботажа направлялись в немецкие тылы: 112 партизан в Сталинградскую и Ростовскую области а также в Осетию, 268 человек из оперативной группы обкома под руководством Касаткина и военного совета (штаб и политотдел) 28-й армии — часть из которых были калмыки — в оккупированные улусы КАССР. Здесь они столкнулись с «крайне тяжёлыми обстоятельствами». И причиной были не только климатические условия-огромная безводная степь, но и наличие антисоветских формирований, которые действовали в степи с большим успехом.

Решающим однако было отсутствие того обстоятельства, которое ещё Фридрих Энгельс назвал необходимым для ведения успешной партизанской войны: надёжную поддержку со стороны населения.

В отличие от отношения к антисоветским партизанам, большинство населения отрицательно относилось к советским партизанам и часто встречало их откровенно враждебно. Попытки перетянуть население на свою сторону путём пропаганды часто кончались для пропагандистов трагически. Без поддержки населения советские партизаны несли тяжёлые потери. По утверждению Скоробогатова «большинство участников этих патриотических подпольных групп» погибли.

Командир 16-й МПД также докладывал в начале 1943 года о том, что «все партизанские группы, действовавшие под Элистой, были практически полностью уничтожены за самое короткое время».

Решающую роль в обнаружении и ликвидации советских партизан играли калмыцкая местная полиция и конные эскадроны, и можно с полным правом сказать, что этот вид немецко-калмыцкого сотрудничества сделал невозможным «успешную работу вражеских шпионских и диверсионных групп».

По сообщению профессора фон Рихтгофена от 08.01.1943 г. «большинство партизанских групп задерживались и уничтожались в степи калмыцкими отрядами, иногда брались в плен или окружались до подхода немецкого подкрепления».

Уже в конце октября 1942 года один из калмыцких эскадронов уничтожил половину партизанского отряда под Улан Тугом южнее Юсты.

Самый известный партизанский отряд, отдельный 59-й под руководством Гермашева, действовавший на участке Элиста-Яшкуль, был разгромлен немцами в начале ноября под Бага Бурулом «при поддержке калмыцкого добровольческого эскадрона и полицейских из Элисты, Приютненского и Троицкого улусов».

Такая же судьба постигла и 53-ю группу под руководством Коломейцева; она была обнаружена калмыцким эскадроном под Адыком и преследовалась при поддержке полицейских из Яшкуля и Улан Эрге. Чуть позже командиру калмыков Сунгурчикову удалось окружить группу между Адыком и Уттой и, после безрезультатных призывов сложить оружие, уничтожить несмотря на отчаянное сопротивление.

Этот же эскадрон в середине ноября уничтожил под Адыком 74-й отряд «Юста» под руководством Очирова сразу же после прибытия отряда в район действий.

Точно так же при большом содействии калмыцких частей были уничтожены или разгромлены после актов саботажа и диверсий против немецких или румынских солдат или представителей местной администрации партизанские группы «Павел» под руководством Яковлева, «Старики» под рук. Чернышёва, «Мстители» Кравченко, «Кетченеры» Харцхаева, «Андрей» Потлова, «Манджи» Батаева.

В рамках отчаянного немецко-советского столкновения партизанская война была постоянным источником крайностей. В Калмыкии, где друг против друга воевали нерегулярные части, она быстро приняла черты гражданской войны. Акции советских партизан, естественно, ни по цели ни по содержанию не соответствовали нормам Гаагских соглашений, но и действия антисоветских групп были далеки от цивилизованных правил.

Естественно, что 16-я МПД и калмыцкие добровольцы стали после «освобождения» Калмыкии объектом тяжких обвинений по поводу политики, которую они проводили на занятой территории.

Обвинения в жестокости стали самым мягким понятием, принятым в советской литературе по отношению к калмыцким частям, сражавшимся на стороне немцев.

Так «советский историк» называет командира 16-й МПД генерала графа фон Шверина «генералом-преступником», который якобы имеет на своей совести тысячи невинных жертв, Калмыцкий Кавкорпус именует не иначе как «карательный корпус», единственной целью которого было «уничтожение советских патриотов, партизан и всех тех, кто не склонил головы перед оккупантами».

По советским данным, только в Элисте «гитлеровцами и их пособниками» было убито 708 человек (первоначально речь была о 500-х, позднее о 800-х), в Яшалтинском улусе по официальным данным 190 человек. Людские потери за время оккупации оцениваются в 2000 «советских патриотов», причём непонятно, относятся ли сюда солдаты Красной Армии. Эти данные трудно воспринимать всерьёз, поскольку каких-либо доказательств, конечно, нет. И нельзя забывать, что к результатам расследований комиссий сталинских времён надо относиться осторожно, т. к. они слишком часто были уж слишком далеки от истины.

(Самый яркий пример — дело о расстреле тысяч польских офицеров в лесу под Катынью. Главный советский обвинитель генерал Руденко особо подчеркнул в Нюрнберге тот факт, что «варварское преступление немцев в Катыни было самым тщательным образом расследовано компетентной государственной комиссией. Результатом расследования стало заключение, что преступление в лесах под Катынью было совершенно немцами.» О том же заявил и полковник Покровский, представивший материал перед трибуналом 14.02.1946: «В качестве доказательства этого преступления я передаю суду официальные документы специальной комиссии… Комиссия работала по поручению чрезвычайной государственной комиссии.»)

Тем не менее не подлежит сомнению, что восставшие калмыки поначалу не пренебрегали актами возмездия, и естъ даже сообщения, что немцы иногда должны были вмешиваться, чтобы предотвратить акты «бессмысленной жестокости», которая не отвечала намерениям 16-й МПД.

Генерал граф фон Шверин подтверждает, что порой было совсем не легко сдерживать боевую ярость калмыков в разумных пределах. В актах однако отсутствуют доказательства того, что немецкие власти организовывали и осуществляли в Калмыкии какие-либо эксцессы. В том есть, правда, одно тяжкое исключение, которое относится к деятельности СС и СД.

Командир располагавшейся в Элисте — около 20 солдат-зондеркоманды 11а спецгруппы D («Зондеркоманда Астрахань») гауптштурмфюрер Маурер приказал в сентябре 1942 года расстрелять в степи за городом еврейское население Элисты общим числом от 80 до 100 человек-мужчин, женщин, детей.

К этой акции 16-я МПД не имела отношения, поскольку зондеркоманда СД входила в состав спецгруппы D, оперировавшей на юге России и Кавказе.

В историческом контексте подобные акции, естественно, не имели ничего общего с борьбой против партизан, которая не регулировалась Гаагской конвенцией. Командование Сухопутных сил тоже не сильно церемонилось с захваченными партизанами и агентами противника на предмет соответствия применяемых методов военному праву, как о том свидетельствует приказ по 40-му танковому корпусу от 13.10.1942 года, «независимо от возраста и пола». В этом корпусе расстрелу подлежали даже подростки, если они оказывались вражескими шпионами.

В Калмыкии, как правило, имело место точное расследование обстоятельств с заслушиванием свидетелей и составлением протокола, чем по меньшей мере выполнялся некий минимум международных норм.

С другой стороны за советских агентов часто заступались калмыцкие авторитетные лица, старосты и священники, если речь шла о родственниках или просто калмыках. Профессор фон Рихтгофен сообщает даже о случае, когда один из советских диверсантов был передан на рассмотрение калмыцкому «народному закону» — собранию буддийских священников. (Он же подчёркивает, что калмыцкие представители в целом не разделяли «жёстких немецких мер против большевицких шпионов и диверсантов».)

В войне мировоззрений между национал-социалистической Германией и коммунистической Россией имела место обычная для этих режимов практика, какой бы мрачной она ни казалась.

И советская сторона не отставала в беспощадности от своего противника.

К регулярным частям Красной Армии это относилось так же как и к партизанским отрядам или частям НКВД.

В каком моральном состоянии были советские солдаты, воевавшие в Калмыкии, иллюстрирует «Лицевой счёт солдата», распространявшийся среди солдат политотделом 28-й Армии с начала ноября 1942 года с заголовком: «Сколько немцев мы сегодня убили?» На этом пропагандистском опусе приводился отрывок из приказа командующего Сталинградским фронтом генерала-полковника Ерёменко: «Каждый боец должен видеть свою честь и гордость в том, чтобы уничтожить как можно больше фашистов огнём орудий, пулемётов и автоматов. Убить 10 хорошо, убить 15 образцово, убить 20 геройски.» Тут же и кошмарный призыв писателя Эренбурга: «Мы забыли обо всём на свете кроме одного, убить немца. С этого начинается и этим кончается наш день… пусть наш сжигает одна страсть и одним горит сердце: убей немца, убей немца…» Этот текст был известен и на немецкой стороне.

Когда Красная Армия отвоевала в январе 1943 года город Сальск, полковник Телешевский, редактор армейской газеты «Красное знамя», нашёл там экземпляр немецкой газеты, выходившей на русском языке, в которой, как он писал, «какой-то фашистский иезуит» сетовал на то, что, наверно, никогда ещё в истории «солдаты одной армии не воспитывались в такой неописуемой ненависти против солдат другой армии».

Острая реакция показывала, что этим было затронуто самое ранимое место.

Плоды разжигания подобной ненависти против немецких солдат сказались прежде всего на пленных, захваченных Красной Армией.

Хотя на советской стороне имел место приказ об отправке пленных в тыл, «если это разрешают обстоятельства», есть многочисленные свидетельства о том, что в Калмыкии и соседних регионах немецких пленных сразу расстреливали. Партизаны делали это практически всегда.

Опубликованные сводки часто содержат формулировки типа, что там или там удалось захватить и расстрелять немцев. Регулярные части Красной Армии не отставали в этом от партизан. Советские офицеры и солдаты без видимой причины расстреливали немецких солдат при захвате в плен или позже, в особенности раненных.

(Такие же сообщения поступали и с фронта румынских частей. Так, на участке румынской 4-й пехотной дивизии сообщалось о расследовании грубых преступлений против международных норм со стороны противника в боях около села Садовое. По сообщениям, пленные здесь были в массовом порядке расстреляны или повешены, раненные были сожжены.)

Более того, порой ликвидировались даже попавшие в плен немецкие лётчики после того, как они были допрошены в самых высоких штабах. (Об одном таком случае при штабе 47-й Армии рассказал на допросе офицер этого штаба лейтенант Редько.)

Особенно варварским актом стал эпизод в феврале 1943 года в Гришино и Постышево под Красноармейском, где по приказу политотдела 4-го гвардейского танкового корпуса генерал-майора Полубоярова была расстреляна большая группа немецких, итальянских и румынских пленных, а также немецкие и французские железнодорожники. (Подробности об этом сообщил командир зенитной батареи 14-й гв. танковой бригады лейтенант Сорокин.)

Примечательно в связи с этим поведение бывшего командира 16-й МПД генерал-лейтенанта Хенрици и его преемника генерала графа фон Шверина, которые подвергаются тяжелым обвинениям в связи со своей деятельностью в Калмыкии. Хенрици, теперь уже командир действовавшего при Красноармейске 40-го танкового корпуса, издал в связи с этим случаем приказ, в котором он призывал свои части не опускаться до актов возмездия:

«Мы должны оставаться верными солдатскому долгу», говорилось в приказе, «пленный солдат противника, который безоружен и уже не может сражаться, должен быть отправлен в лагерь для военнопленных».

Строгое мнение Хенрици позволяет сделать вывод, что подобным было и его поведение в Калмыкии.

Ещё более жестокие репрессии по сравнению с немецкими военнопленными, которых в Калмыкии было не так уж много, выпали на долю мирного населения, заподозренного в сотрудничестве с немцами.

На немецкой стороне довольно быстро возникло ощущение, что советские власти склонны к тому, чтобы во всех калмыках видеть своих врагов. Показания пленных и трофейные документы указывают на то, что калмыки, задержанные советскими солдатами с оружием в руках, расстреливались на месте.

В одном из сообщений командования группы армий Б в октябре 1942 года говорилось о расследовании обстоятельств, связанных с расстрелом и захоронением большой группы калмыков отступавшими русскими частями.

Уничтожение предателей родины, служивших немцам, под которыми понимались прежде всего старосты и местные полицейские, было главной задачей, поставленной перед партизанами Центральным штабом партизанского движения.

Приказ гласил: «Беспощадно уничтожайте…»

Но эти события стали лишь прелюдией жестокой расправы над населением, которое симпатизировало немцам — в Калмыкии, на Северном Кавказе, в казачьих регионах, в Крыму, на Украине и других краях.

Непосредственно за советскими фронтовыми частями почти всегда следовали политические отряды НКВД (МВД/МГБ), которые прочёсывали города и сёла в поисках немецких сотрудников и занимались чисткой населения на свой манер.

В данном случае можно говорить не столько о немецких сторонниках, которых полагалось наказать «по советским законам» за сотрудничество с врагом во время оккупации, сколько о систематическом устранении всех политических противников, ненадёжных элементов и, в конечном счёте, ликвидации значительной части неудобного населения.

Примерный размах этих массовых репрессий стал ясен только после разоблачений послевоенного времени и не в последнюю очередь благодаря 20-му съезду КПСС.

Но уже в военные годы немцы располагали обширными данными. 01.01.1943 года-ещё до того, как началось собственно немецкое отступление — командующий группой войск А, генерал-фельмаршал фон Клейст подтвердил представителю Имперского министерства по делам оккупированных Восточных территорий при группе армий А советнику доктору Бройтигаму, который указывал на трагические последствия планируемого отступления для местного населения, «что в уже оставленных районах Северной Осетии наступающие большевики сжигают сёла местных жителей и убивают население включая женщин и детей».

Подобное сообщалось и из других мест.

Так, например, в марте 1943 года отряды НКВД расстреляли во временно «освобождённом» Харькове по обвинению в симпатиях к немцам во время оккупации большое число жителей вместе с женщинами и детьми.

Немецкие сообщения говорят о 4 % населения.

В этой связи следует подчеркнуть, что именно советские органы безопасности, руководимые Берия, Кругловым, Меркуловым, Серовым, действовавшие по поручению Сталина и Политбюро ВКП(б), использовали как раз те варварские методы, которые часто без всяких оснований приписывались немецким оккупантам.