"День сомнения" - читать интересную книгу автора (Афлатуни Сухбат)Час пятый. БЕГ С ПРЕПЯТСТВИЯМИ– Это он? – Эль весело затушил сигарету. – Видимо. Обещала в одиннадцать. – Триярский тоже услышал шум мотора. – Основную интригу я тебе изложил. Стоп! то, что ты об этом думаешь, держи пока в себе; не вздумай выбалтывать в машине. Эль выдал одну из своих фирменных недовольных рожиц (“как знаете”), притормозил около зеркала, проверив прическу… и выбежал следом за Триярским. Снаружи сигналили. Вымуштрованный шофер подъехал прямо к калитке; садясь, Триярский заметил у него под глазом небольшую опухоль. – Едем через Саробзор, – сказал Триярский. – Это ж в два раза дальше! – возмутился легким тенорком шофер. – Мне нужно тебя расспросить до встречи с хозяйкой. – Не-е… Разговоры будете иметь с Аллой Николаевной. Мне достаточно хорошо пока платят, чтобы я молчал. – Пока платят… Синяк, конечно, еще болит… но мозги-то она тебе не выбила, и ты понимаешь, что означает потеря… – …хозяина! – вставил с заднего сиденья Эль. Триярский посмотрел на него. Эль послушно зажал рот ладонью. – Не будем отвлекаться… как вас по имени? (Триярский заметил, что они все-таки едут через Саробзор). – Лева. – Итак, Лева. Вчера вечером хозяйка посылала тебя… куда? В офис она звонила, пара-тройка друзей тоже пожимает плечами… Следовательно, командирует к тем друзьям, к которым она не имела горячей охоты звонить… а также в те места, куда звонить бесполезно… Ладони шофера стали оставлять на поверхности руля влажные пятна… – Таких мест для солидных людей в нашем микро-городе не так уж много… “Монте-Карло"? Или “Веселый чебурек”, но это попроще… У Малыша Шахруха – живая музыка и куча других очень живых вещей… Арт-клуб “Зойкина квартира”, американцы хвалят… ну и “Гелио”… Так, “Гелио"? – Триярский неожиданно повернулся к Элю и послал этот вопрос ему… Эль, наблюдавший физиономию шофера со всей ее сложной игрой в зеркальце, кивнул: – Ага, “Гелио”… еще вернее – “Зойкина квартира”. – Не было его там, – процедил шофер. – Не сомневаюсь. Но, чтобы получить эту ценную информацию, достаточно получаса, ну, часа, а не целую ночь – тебя ведь целую ночь не было… Город пустой, светофоры не мешают… да ты на них и днем не сильно реагируешь. Машина и вправду летела. Согласившись на крюк, шофер отыгрывался скоростью. – Следовательно, где-то ты провел больше времени… может, в “Зойкиной квартире"? – Перекрывают! – взвизгнул шофер. – Перекрывают. Я же говорил, лучше по прямой! Въезд на Проспект Ахеменидов (раньше Красных Ткачих) перегородил полицейский газик. Из газика выскочило грозного вида пузо в фуражке и замахало жезлом. На Триярского эти процессы за стеклом не произвели никакого впечатления. – Кроме того, что Якуба там нет и не было, ты получил еще какую-то информацию? – Получил! – высказался с заднего сиденья Эль. – Да подожди ты, “игра со зрителем” еще не началась, – поморщился Триярский. Проспект Ахеменидов стал стерилен, как пустыня; по крышам двух соседних пятиэтажек прогуливались снайперы, а пузо с жезлом и свистком уже не плевалось трелями, а только шевелило деревянными от служебного ужаса губами. По умершему проспекту пронеслись мигалки. Потом еще мигалки – мгновенно отражаясь фиолетовыми бликами в мокром зазеркалье шоссе. Наконец, мелькнули три серых автомобильных призрака, унося вдаль по проспекту тело Областного Правителя. – Говорят, его возят в наручниках, – сказал шофер. – И увеличили сегодня охрану… – задумался Триярский. – Короче, Лева, к тебе не подходил там один тип… обратившийся к тебе с “кавказским акцентом"? Снайперы на крышах, пятясь, растворились в дожде; пузо закатилось обратно в свой газик и, выдав прощальную трель, уехало. Транспорт хлынул со всех сторон, мешаясь с пешеходами. – Скорее, – газанул Лева. – В пробку вляпаемся, тогда все. Но “Мерседес” легко проскочил проспект Ахеменидов и свернул на Бульвар Клинтона, бывший Фиделя Кастро. – Что-то город сегодня подозрительно активно украшают, – Триярский кивнул на выводок гирляндо-развешивательных машин вдоль фонарей. – Так объявляли, в пять будет “Отчетный концерт национальных меньшинств” в Доме Толерантности, по телевизору… – доложил всезнающий Эль. – От жизни отстаете, Учитель. – Подальше бы отстать от такой жизни, – пробормотал Триярский. Потом, очнувшись (они пронеслись мимо Дома Толерантности, где действительно шло какое-то ковыряние и подготовка), посмотрел на шофера: – В двух словах: что он тебе сказал? – В двух словах не скажешь. – Одно слово: Якуб жив? – Кажется, жив… Вспомнить надо. Взлетели на пригорок. В лобовом стекле всплыл двухэтажный мраморный особняк. – Учитель, это здесь нам обещали еще подбросить бабла? Так не светит. Трияркский и шофер одновременно повернулись к Элю. – Ну, не светит, – пояснил Эль. – Неслабый у вас помощник, – присвистнул Лева. – В чем дело? – Триярский посмотрел на шофера. – Сейчас сами от хозяйки и узнаете… Аллунчик вышла как призрак и вместо приветствия произнесла: – Меня обокрали. Вытащили все деньги. – Ну, вы теперь хотите сказать: нам что-то светит? – повернулся Эль к Триярскому. Изнутри мраморный особняк казался еще более мавзолейным. Поднимались по лестнице (позолота, волосатые пальмы). – Забрали только деньги, все остальное на месте. Аллунчик назвала, высморкавшись, сумму. – Упс! – Эль чуть не захлопал в ладоши. – Хотел бы, чтобы у меня тоже столько можно было украсть. – Это тот самый придурок, на которого тебе нужны были деньги? – поинтересовалась Аллунчик. – Этот “придурок” знал, что у тебя нет денег еще до того, как ты об этом сказала. – ? – Врожденная способность определять присутствие денег… Нет, не в каком-то именно месте, а в целом, у человека… – Я феномен, – Эль слегка поклонился. – Пять лет назад этот феномен чуть не оказался в колонии для несовершеннолетних, – заметил Триярский. – Потом встал на путь истины и скоро получит бакалаврский венок юриста… Честно говоря, не знаю, как он его на эту свою шевелюру натянет. Аллунчик затеплилась тонкой улыбкой. Все-таки – красавица, и уши совсем не крупные, и не шедший ей великосветский панцирь, в котором она еще утром пыталась сверкать у Триярского, сейчас размягчился… – Показывайте место происшествия, потерпевшая! – Триярский взял хозяйку за руку. Вспомнив про уразу, отпустил. Место осмотрели. Аллунчик лезла под руки, мешала, уверяла, что это кто-то из своих: – Может быть, даже Якуб… заехал… Но я совершенно без денег! Триярский достал утреннюю пачку, отсоединил от нее половину: – На три корочки хлеба, надеюсь, хватит… – Хватит, – вздохнула Аллунчик, – но только ровно на три. Эль вздохнул еще горше: – Ну вот… только настроишься на вознаграждение! Послушайте… – Алла Николаевна, – подсказал Триярский. – … да, Николаевна! Почему бы вам, ну – не одолжить пока деньги… пока не найдется ваш муж с бумажником… ну хотя бы у шофера. – У Левы?! – усмехнулась хозяйка. – А что! Мне показалось, что у него… – Тише! – Триярский вглядывался в телевизор. Шли русские новости. На экране возник диктор, известный всему Дуркенту тамада Марварид Бештиинов: – …благодаря самоотверженному функционированию Прокуратуры, заговор против жизни Правителя Дуркентской Автономной Области удалось избежать, и своевременно… – Нет… Не может быть… – Аллунчик опустилась на колени перед телевизором. Пошли имена злоумышленников. Многие из них Триярский еще утром встречал в “Кто есть Кто”… теперь их следовало поместить в “Кто есть Никто в Дуркенте” – если бы только кому-то пришла мысль издать такую книжку. – Нет… нет… только не Якуб…- шептала Аллунчик. – Мухсинов Хаттаб Хабибович, Фидоев Шароф, Турыкин Олег Марленович… Триярский быстро заносил фамилии в записную книжку. Список кончился. Аллунчик сползла на пол и тихо завыла. – Успокой ее… мне сегодня нельзя, – шепнул Триярский. – Как…? – заметался Эль. – Валерьянку я ей и сам бы мог налить! Эль подполз на коленках к Аллунчику, довольно толково ее обнял и примостил к себе. – Все будет хорошо, де-енежки найдутся… – замурлыкал Эль; Аллунчик, словно очнувшись, поглядела на лицо Эля, не такое уж придуркаватое, как ей казалось… Потом вспомнила про телевизор и снова заплакала. Уже тише. |
|
|