Оксана Панкеева Люди и призраки (Судьба короля-4)

Глава 1

Сначала Кантор увидел все те же сверкающие сапоги. Это начинало уже раздражать. Затем он повел глазами в сторону и наткнулся на дамские туфельки. Изящные туфельки на высоком каблуке, из светло-серого бархата, украшенные по бокам скромными такими камушками тысяч по шесть каждый. Из туфелек уходили куда-то вверх две стройные женские ножки в шелковых чулках. Кантор приподнял голову, по привычке исследуя эти ножки взглядом снизу вверх, и отметил про себя, что такие короткие платья позволяют себе только волшебницы. Ну, еще Ольга, но она не в счет. Если уж она уверяла, что в их мире можно спокойно выйти на улицу в том ее черном платье, едва прикрывающем самое сокровенное…

Едва он вспомнил об Ольге, сердце тут же мучительно заныло. Ведь и о ней они узнают, вот что ужаснее всего. Ребят они не найдут, Кантор и в самом деле не знал, где они сейчас, куда делись или как смылись. Амарго… где он сейчас, Кантор тоже не очень представлял себе, но ведь он знает об этом человеке столько, что по этим сведениям его легко будет найти… и вообще много лишнего. А еще он очень хорошо знает, где живет Ольга, которая ему очень дорога, и которую умный человек не преминет использовать для давления на несговорчивого товарища Кантора… хотя, впрочем, что это он ерунду городит, на кой сдалась им Ольга, сейчас эта волшебница в туфельках с брюликами просканирует его до самых печенок, доложит боссу все, что он хотел знать, а потом его просто убьют за ненадобностью… Надо же было так облажаться с этим палачом! Ведь в самом деле специалист, мать его разэтак… Наверное, всяких объектов за свою жизнь навидался, всех возможных степеней шустрости, и точно знает, что с ними делать. Табуреткой в спину запустил, сволочь, и рука не дрогнула!

– Это он? – брезгливо произнес где-то над ним низкий женский голос. – Его что, умыть не могли? Мне к нему, между прочим, руками прикасаться!

– Простите, мэтресса Джоана, – уже не властно, а как бы извиняясь, произнес голос, принадлежавший сверкающим сапогам. – Это он уже умытый так выглядит. Видите ли, до вас с ним работали другие специалисты…

– Плюшевый Тедди? – презрительно произнесла волшебница. – Оно и видно. Могли бы сразу меня пригласить.

– Нет, что вы, Тедди работает аккуратно, и на лице его работа не видна. Это ребята помяли, когда брали.

– Ладно, это не столь важно, давайте приступим. Ты, ущербное создание, прекращай пялиться на мои ноги и вставай. Не даром говорят, что все мистралийцы сексуально озабоченные. Чуть жив, а на дамские ножки вытаращился. Небось уже и в эротические фантазии ударился?

Кантор, хотя и знал, что его наглый язык никогда не доводил его до добра, все же не удержался и ответил:

– С тобой? Да иди ты! Ты, поди, еще моему прадедушке давала в позе «крестьянка на морковной грядке»…

К счастью, мэтресса Джоана оказалась дамой не очень вспыльчивой, и ему не пришлось уворачиваться от бархатной туфельки. А сапоги почему-то поленились вступиться за честь дамы, тоже к счастью.

– А Тедди он что-то подобное говорил? – с интересом вопросила волшебница.

– О, – ответил господин Крош. – Тедди он крыл таким матом, что стыдно процитировать.

– Ну что ж, – усмехнулась дама. – Тогда приступим. Приподнимите его немного… и уберите с висков эти грязные лохмы.

Кантор подумал, что надо как-то попробовать сопротивляться, и стал падать.

Вокруг него был серый с синим отливом туман, густой, как сметана, и в этом тумане, беспорядочно мигая, вспыхивали и гасли оранжевые огоньки. Волшебница стояла рядом, сквозь туман был смутно виден ее силуэт, лица не было видно вообще, но зато протянутые к потенциальной жертве руки были видны очень отчетливо. Особенно непомерно длинные пальцы с иглами в четверть локтя вместо ногтей, которые красотка как раз норовила вонзить Кантору в голову, мило при этом улыбаясь и ласково приговаривая:

– Ну же, дружок, не упрямься, покажи тете, где спрятались твои друзья…

– Хрен тебе! – отчаянно рванулся Кантор, пытаясь как-то увернуться от этих игл, которые, казалось, окружили его со всех сторон. Он почему-то вспомнил, как в этих случаях выражалась Ольга, и добавил: – Моржовый.

И, поскольку увернуться было очень и очень сложно, наотмашь ударил по протянутой руке ребром ладони. Джоана коротко ойкнула и поджала ушибленную лапку.

– Ты что, маг? – удивленно спросила она. – А они меня не предупредили… Это им обойдется в дополнительную сумму, и изрядную. Одно дело сканировать простого смертного, и совсем другое мага, который сопротивляется. Но ты не особо заносись, магов я тоже сканировала.

Она снова очаровательно улыбнулась и сменила инструмент, так сказать. Правая рука осталась прежней, только иглы немного удлинились, а левая стала превращаться в петлю из толстой прочной веревки. Кантор, слегка ошарашенный новым для него фактом, что он, оказывается, маг, который сопротивляется, не стал особо надеяться на свою загадочную и непредсказуемую Силу, а решил попробовать просто дать деру и как-то укрыться в этом тумане. Благо, здесь он не чувствовал своей материальной сущности и ему никоим образом не мешали обожженная спина, искалеченная рука и отбитые прочие части тела. Он рванулся в сторону и бросился бежать, с трудом преодолевая сопротивление туманообразной субстанции, замедлявшей движение, словно он двигался под водой. Сила Силой, но кто его знает, поможет ли она против руки-удавки. Убежать – оно вернее будет. Скрыться в этом тумане, и пусть ищет его хоть до второго пришествия эльфов… если, конечно, у нее нет специального заклинания для выманивания объекта из укрытия.

– Ты куда это? – возмущенно воскликнула волшебница и бросилась за ним. Правда, она двигалась в тумане так же медленно, как и он, так что догнать его было не так-то просто. Как, впрочем, и ему скрыться. Как ни старался Кантор прибавить скорости, серый туман гасил все его усилия и расстояние между ним и Джоаной не увеличивалось, а даже постепенно сокращалось. Очень медленно, но все же… То ли он просто был слабее, то ли она лучше знала это место, но было ясно, что рано или поздно она все же его догонит. Скорее поздно, но какое это имеет значение? Может, лучше не тратить силы на бесполезную беготню, а попробовать встретить угрозу лицом к лицу и сразиться, как подобает воину? А если не получится? Что тогда? Но с другой стороны, выбора нет, все равно ведь догонит и сражаться придется. Только вот знать бы, как это делается…

Кантор остановился и все-таки повернулся лицом к противнику, выставив перед собой руки, так как подсознательно чувствовал, что главное – не подставить голову, а в остальном можно попробовать отбиться. Первая атака волшебницы была отражена успешно – он успел перехватить руку с петлей за запястье и самым обычным образом вывернуть, бросив при этом красотку через бедро и отступив на шаг. Она быстро подхватилась на ноги и удивленно протянула:

– Вот ты какой! Даже так? Давненько мне такие не попадались… И как это ты ухитрился так облапошить Кроша, что на тебя не надели полиарг? Даже интересно, что из этого всего может получиться…

Видно было, что она нисколько не напугана и даже не обескуражена, а напротив, испытывает к происходящему профессиональный интерес. Специалист за работой, мимоходом подумал Кантор, которому это живо напомнило Стеллу. Точно с таким же выражением лица почтенная мэтресса ковырялась в своих распластанных пополам пациентах. И сходство это ему очень не понравилось. А насчет полиарга… Будь ситуация менее опасной, он бы посмеялся. Одной из удивительных особенностей его Силы было именно то, что полиарг на нее никоим образом не влиял.

Вторая атака оказалась более удачной. Удавку, норовившую обвить его за шею, Кантор снова успел перехватить, но броска на этот раз не получилось. Петля прочно охватила его запястье, а когти-иглы второй почти одновременно попытались снова добраться до головы. Кантор едва успел отмахнуться, поскольку отвлекся, соображая, опасно ли для него то, что его поймали за руку, или это еще ничего. На этот раз перехватить атакующую конечность в каком-нибудь безопасном месте у него не вышло, и пять длинных, острых, как кинжалы, игл вонзились ему в ладонь, пробив ее насквозь. Кантор вскрикнул от боли и попытался отдернуть руку, но иглы непонятным образом изогнулись наподобие крючков, зацепив его намертво, единственное, что смог сделать – это выдать серию самых изощренных ругательств, какие знал.

– Вот ты и попался, – удовлетворенно сказала волшебница. – А теперь давай посмотрим…

Кантор стиснул зубы и отчаянно рванулся из последних сил, пытаясь вырваться из ее когтей любой ценой, даже если придется остаться без руки. Вырваться он не смог, однако вместе с новой вспышкой боли в нем вспыхнуло что-то еще. Он не сразу понял, что это, он так и не научился до сих пор сразу определять свою неуправляемую Силу. Тем более, она всегда проявлялась непредсказуемо, и эти ее проявления крайне редко повторялись. На этот раз странная отцовская магия приобрела вид совершенно невообразимый. Видела бы Ольга, сказала бы «полный сюр!». В двух шагах от себя Кантор увидел открытую дверь. И ладно бы просто дверь! По краям дверного проема бежали, мигая, разноцветные огоньки, на распахнутых створках горела надпись «добро пожаловать», а над дверью висела яркая вывеска, составленная из огромных рун, тоже мигающих, как испорченный осветительный шар: «Тебе сюда!». И жирная стрелка, указующая вниз.

Не раздумывая, что бы это значило, и не обращая внимания на боль, он снова рванулся и бросился в эту дверь. Надоедливую волшебницу пришлось тащить с собой, так как вырваться от нее возможности не было. В глаза ударила черная мгла, и Кантор чуть не рассмеялся вслух, почувствовав знакомое пронзительное головокружение и понимая, что на этот раз спасен. В Лабиринте его не достанет никакой маг, вне зависимости от могущества и квалификации. Не для них это место, плохо им здесь, классическим магам, и Сила их здесь ничего не стоит. Не тягаться им в этом месте с человеком Лабиринта, и последней дурой будет эта навязчивая барышня, если попытается.

– Это еще что за фигня? Ты куда меня приволок? – возмущенно воскликнула мэтресса Джоана, озадаченно уставившись на свои руки, которые вдруг утратили все свои грозные приспособления и стали обычными человеческими руками. Впрочем, не совсем – теперь их туго обвивали кожаные ремни для кулачного боя, которые смотрелись просто уморительно в сочетании с изысканным маникюром. Да и сама волшебница выглядела не менее потешно в традиционном одеянии эгинских кулачных бойцов – коротенькой набедренной повязке и неком подобии намордника, предохраняющем зубы от травм. Какой-либо верх традицией предусмотрен не был, поскольку кулачный бой являлся исключительно мужским видом спорта, и оголенный бюст волшебницы вызывающе колыхался, открытый для всеобщего обозрения. Впрочем, обозревать все эти прелести было некому, а самому Кантору было не до того. Он только подивился в очередной раз изобретательности Лабиринта и подумал, что это место, наверное, наделено каким-то собственным сознанием… и незаурядным чувством юмора. Сам он был одет точно так же, и стояли они на утрамбованной площадке, огражденной натянутыми веревками, а вокруг простирался огромный и совершенно пустой стадион, поразительно напоминавший Большую Королевскую Арену в Эгине.

– Это не фигня, – все-таки засмеялся Кантор, подпрыгивая на месте и делая несколько пробных ударов по воздуху. Разумеется, обе его руки были теперь свободны и совершенно целы, что несказанно радовало. – Это Лабиринт, детка. И сейчас моя очередь делать тебе больно.

– Лабиринта не существует! – возмущенно топнула ножкой мэтресса Джоана. – Его выдумал бесстыжий шарлатан Максимильяно, чтобы морочить людям головы!

– Вот твоей головой я сейчас и займусь, – злорадно сообщил Кантор, слегка задетый таким неуважением к светлому имени любимого родителя, и коротко, без размаха, ударил правой. Волшебница отлетела шагов на пять и упала на спину, живописно задрав ноги.

– Сво-олочь! – взвыла она, вскочила и встала в стойку, как-то странно встрепывая головой и корча зверские рожи. Видно, колдовать пыталась, сердешная, а не получалось.

– Что, без когтей ты не так и крута? – язвительно заметил Кантор и, легко уклонившись от атаки разъяренной дамы, ударил снова. Это было легко, совершенно безопасно, и даже как-то неинтересно – избивать женщину, которая не могла оказать серьезного сопротивления. Даже где-то противно. Когда же после очередного удара она не смогла подняться, у Кантора и вовсе опустились руки. Очень мило, и что с ней теперь делать? Отпустить просто так – нельзя, вдруг найдет выход, вернется в реальность, и снова попробует его просканировать, на этот раз приняв необходимые меры безопасности. А ему может и не повезти так повторно. Добить было бы вернее, вот только как? Ну, свернет он ей шею, секундное дело, а толку с этого? Это ведь Лабиринт, здесь все не реально… Может, стоит отнести ее к туннелю и попытаться забросить туда?

От этих конструктивных размышлений его отвлек чей-то укоризненный и слегка насмешливый голос:

– Мальчик, за что ты так истязаешь бедную старушку? Тебе няня не говорила, что это нехорошо? Или это и есть твоя няня?

Кантор удивленно поднял голову и посмотрел вокруг. На перилах королевской ложи сидел мальчишка-подросток, одетый во все черное, и, чуть наклонив голову, с интересом наблюдал за происходящим.

– Это я мальчик? – переспросил Кантор, стаскивая намордник, чтобы не мешал разговаривать. – А ты тогда кто?

Мальчишка засмеялся, легко спрыгнул с перил и направился к нему.

– Ну уж, извини, – сказал он. – Я тебя не знаю, а выглядишь ты на данный момент, как трех-четырехлетний ребенок. Так в чем проблема? За что ты ее так? Так же можно на самом деле убить.

– Правда? – с надеждой переспросил Кантор. – Очень хорошо, а то я сомневался. Я именно это и намереваюсь сделать, а ты иди своей дорогой и не вмешивайся в чужие разборки, а то огребешь за компанию.

Мальчишка остановился у самой веревки, облокотившись о столбик, и серьезно посмотрел на него.

– Неужели ты думаешь, что я просто так пройду мимо, когда кого-то убивают? Или ты рассчитываешь, что и в самом деле сможешь обойтись со мной так же, как с этой несчастной старухой? Так ты глубоко ошибаешься. Сам ведь знаешь, что в Лабиринте внешний вид обманчив и иллюзорен. И перед тобой не мальчик, как тебе кажется, а взрослый шаман, такой же человек Лабиринта, как и ты, только старше и опытнее. Так что, лезть в драку не советую.

– Я все же попробую, – уперся Кантор. Этот недомерок что, всерьез думает его напугать?

– Ты и ведешь себя, как сопливый ученик, – так же серьезно и совершенно беззлобно прокомментировал мальчишка. – К тому же, ученик плохонький, раз меня не видишь. Сколько тебе лет на самом деле? Понятно, не три и не четыре, а сколько? Десять, двенадцать?

– Тридцать один! – огрызнулся Кантор, и растерянно остановился, чувствуя неладное. Он собирался сказать «триста семьдесят», не для того, чтобы выпендриться, а просто из вредности, но правда вырвалась у него помимо воли. Навязчивый собеседник удивленно взметнул подвижные тонкие брови и уточнил, скорее утвердительно, чем вопросительно:

– Ты не шаман.

– Нет, я не шаман, – раздраженно отозвался Кантор. – Ты не мог бы отвязаться от меня, а?

– Ты здесь случайно, – так же уверенно констатировал странный мальчик.

– И не по своей воле, – проворчал Кантор.

– В таком случае, оставь старушку в покое, и уходи отсюда. Я могу показать тебе дорогу, если сам не можешь найти.

– Да нет уж, спасибо! Чтобы она опять за меня взялась, все сначала? Лучше уж я тут останусь. Тут мне, по крайней мере, никто иголки в голову совать не станет.

– Я вижу, у вас тут серьезный конфликт… – мальчишка покачал головой и уселся прямо на песок, поджав ноги. – Но все равно, убить – это не лучший способ улаживать дела. Давай лучше спокойно обсудим проблему и поищем другое, более гуманное решение.

Кантор заколебался. С одной стороны, не хотелось рисковать и бросать недобитую волшебницу без присмотра, того гляди, очнется и сбежит, с другой, было очень соблазнительно пообщаться с другим человеком Лабиринта и, возможно, узнать что-то новенькое. А с третьей, можно ли ему доверять, этому невесть откуда взявшемуся нахалу? Он остановился и задумался, между делом изучая пришельца. Вблизи «взрослый шаман» выглядел лет на четырнадцать, не более, а то и моложе. Он был невысок ростом, тонок в кости и гибок, как эльф. Длинные волосы были уложены в странную прическу, причем посреди общей черной массы сияла ярко-рыжая прядь. Скуластое лицо с чуть раскосыми глазами предполагало наличие где-то в роду выходцев из Хины, но где-то очень далеко, поскольку хинского в нем было меньше даже, чем в господине Флавиусе. А одежда больше всего напоминала Ольгину – такие же джинсы, только не голубые, а черные, и обувь, сильно смахивавшая на ее кроссовки, только без шнурков. И еще два тонких серебряных браслета на запястье. Колоритный мальчик, ничего не скажешь. И еще у Кантора возникло смутное чувство, что эту рыжую прядь и эти браслеты он уже где-то видел.

– А если она сбежит, пока мы будем обсуждать? – наконец сказал он.

– А мы никуда не уйдем, – заверил его мальчишка. – Мы сядем прямо здесь и будем за ней присматривать. А почему тебе так важно, чтобы она никуда не сбежала? Нет, впрочем, давай сначала и по порядку. Кто вы такие и что не поделили?

– Она пытается меня просканировать, – кратко пояснил Кантор.

– Как именно? – удивленно поднял бровь мальчишка.

– Магически, как же еще! – рассердился Кантор. – Тоже мне маг, не знаешь как это делается?

– Постой, – уточнил собеседник. – А из какого ты мира вообще?

– То есть как – из какого?

– Вот так, из какого именно. А то тут из пяти разных миров народ шляется, сразу и не поймешь, с кем имеешь дело. Я почему-то решил, что ты шархи, как и я, но что-то ты странные вещи говоришь. Так из какого ты мира?

– Откуда я знаю, как он называется в четырех других? – растерялся Кантор.

– Ну да, конечно… А сами вы, как и все, называете его просто землей… Ну давай тогда так: из какой ты страны?

– Из Мистралии.

– Вот и все понятно. Значит, ты из мира Дельта. Это чтоб ты знал, если кто спросит. Только что-то я не слышал, чтобы в вашем мире водились люди Лабиринта… Ах, извини, я отвлекся. Итак, эта невезучая бабулька – волшебница, и пытается тебя просканировать? На предмет чего? Ты преступник?

– Это они преступники! – оскорбился Кантор. – Мало того, что они нас кинули, так еще и убить хотели! Ребята сбежали, а я попался. И теперь вот эта зараза пытается от меня узнать, где все остальные. Понимаешь, что будет, если она меня просканирует? Я столько знаю, что может пострадать куча народу. Если уж ты такой дремучий гуманист, прикинь с этой стороны. Что будет… гуманнее. Или ты, может, думаешь, что я вру?

– Нет, – серьезно ответил мальчишка, пристально его изучая, как это обычно делают видящие маги. – Врать ты мне не можешь. Здесь Лабиринт. Просто всякое утверждение субъективно и поддается толкованиям… А покажи-ка ты мне свое настоящее лицо, а то как-то даже неловко говорить о серьезных вещах с таким малышом…

Он резко вскинул руки, сложив их перед собой, а затем так же резко рванул в стороны, словно разрывая пространство или, если проще, раздвигая занавески.

– Больно, ты, засранец! – вскрикнул Кантор, поскольку ощущение было такое, будто он на миг вернулся в свое многострадальное тело. Зато теперь было уж предельно ясно, что перед ним действительно взрослый маг, знающий о Лабиринте несоизмеримо больше, чем он.

– Не ругайся, – виновато попросил маг, всматриваясь в него и сочувственно заламывая бровь. – Я не знал, что это будет для тебя так болезненно. Зато теперь я прекрасно вижу причину твоей ненормальной агрессивности. Кто же это тебя так? Тоже она?

– Нет, – проворчал Кантор. – Это другой… специалист. По своей методике, чтоб ему с его методикой… Слушай, парень, а ты мне покажешь свое настоящее лицо? А то ведь по идее мне следует обращаться к тебе «почтенный мэтр», но выглядишь ты так, что язык не поворачивается.

– Смотри, – пожал плечами мальчишка. – Мне это будет не больно, так что можешь открыть.

– А как?

– А ты не умеешь? Ну, тогда извини. Чтобы ты мог увидеть меня, ты должен сам открыть. А чтоб тебе не было так уж обидно, могу тебя утешить: это и есть мое настоящее лицо. Так я выглядел тридцать лет назад. Так что, сделай поправку на возраст, и представь себе. Да, и этот рыжий вихор я, разумеется, больше не ношу, вышел из того возраста.

– А что он означает? – полюбопытствовал Кантор, привыкший к мистралийским обычаям, согласно которым всякая прическа что-то означала.

– Так было модно во времена моей юности, – засмеялся мальчишка. – Я был ярым фанатом Кангрема, а тот был рыжим, поэтому все его поклонники красили себе одну-две пряди в рыжий цвет. Краситься полностью считалось признаком непомерной гордыни. Да зачем они тебе, эти детские дела, давай лучше подумаем, что же с этой незадачливой старушкой делать, не убивать же ее в самом деле…

– А почему ты ее называешь старушкой? – не удержался Кантор. – Ты ее так видишь?

– Да, именно так. Древней старухой. Знаешь, как вы жутко смотрелись – маленький ребенок, избивающий старушку… А знаешь что? Ты ее свяжи. Чем-нибудь из того, что на ней есть, тогда это будет для нее реально, и она будет сидеть тут, пока не освободится, а освобождение займет у нее уйму времени. Да и выход из Лабиринта она будет искать долго и нудно. Только вряд ли это тебе особо поможет в твоем положении. Либо тебя вернут к тому специалисту, который тебя так разукрасил, либо найдут другого мага.

Кантор вздохнул. Предположение было очень резонным.

– А ты хорошо ориентируешься в Лабиринте? – спросил он.

– Как у себя дома. А ты хотел куда-то попасть? Или сам не найдешь выход, и тебя проводить?

– Да зачем мне искать выход, сейчас на меня там выльют ведро воды, и вынесет, как миленького. Ты мне покажи, где тоннель.

– Тоннель… – понимающе кивнул мальчишка. – Оригинальный способ самоубийства, но у тебя ничего не выйдет. Туннель не примет тебя. Ты не настолько плох, чтобы умереть. Если я могу тебе помочь как-то иначе, говори, а нет, так я пойду. Я же тут по делу, а не на прогулке.

– А по какому делу? – поинтересовался Кантор, между делом разматывая один из ремней.

– Пациента ищу, – пояснил собеседник.

– Так ты врач?

– Да. А что, не похож?

– Ни капельки, – честно ответил Кантор и принялся старательно связывать руки волшебнице. Убить бы, конечно, было надежнее, но ведь этот малолетний гуманист не даст. Впрочем, привязать – тоже неплохая идея. Может, она действительно застрянет здесь надолго. И есть небольшая надежда на то, что другие маги поостерегутся с ним связываться, зная, что случилось с бедной мэтрессой Джоаной. – Кого-то ты мне напоминаешь, но не врача, это уж точно.

– Да? Странно, твоя побитая физиономия мне тоже кажется смутно знакомой. Хотя видеться мы с тобой нигде не могли, разве что здесь, в Лабиринте. Тебя как зовут, между прочим? А то мы так и не познакомились.

– Диего, – ответил Кантор, поскольку из всех его имен это было самое простое и распространенное, и опознать его по нему было сложнее всего. Однако на собеседника оно почему-то произвело ненормально сильное впечатление. Он замер, уставившись на Кантора изумленным взглядом человека, до которого с трудом доходит нечто непостижимое, и переспросил:

– Диего дель Кастельмарра? Это ты и есть? У тебя еще раньше была цветная татуировка на плече?

– Ну… да, – неуверенно ответил Кантор, сомневаясь, стоило ли признаваться, и недоумевая, откуда его так хорошо знают в других мирах.

– Ну, у тебя талант – попадать в неприятности! – воскликнул мальчишка, вскакивая с земли. – Объясни, где тебя держат, я попробую кое-кому свистнуть.

– Но как?.. – растерялся Кантор. – Ты же в другом мире!

– Это моя проблема, ты объясни… Так, чтобы это было доступно для человека из твоего мира, а я передам.

– Да объяснить-то несложно, я видел, куда меня везут. Большое уродливое здание на Четвертой улице, с вывеской «филиал оружейного магазина» или что-то в этом роде. Все это в Новом Капитолии, в Голдиане. И в здании полно вооруженной охраны, разумеется.

– Хорошо, – кивнул лохматой головой мальчишка. – Постарайся не выходить из Лабиринта как можно дольше, но к тоннелю не торопись. Я уже побежал.

Он развернулся и припустил через стадион, только кроссовки замелькали. Кантор проследил, как он промчался сквозь королевскую ложу, как будто она была совершенно нематериальна, и вспомнил, что так и не спросил почтенного мэтра, как же его зовут. Поскольку кричать ему вслед было как-то поздновато, Кантор в последний раз проверил прочность ремней и узлов, поднялся и неторопливо побрел прочь, размышляя, где он, в самом деле, мог раньше встречаться с этим странным парнишкой? Ведь он Кантора вспомнил, значит, все-таки встречались. Что это с его памятью, в самом деле? Последние мозги отшибли, что ли? Не вспоминается, хоть ты сдохни. Или это было тогда же, когда и все остальное, что не вспоминается? Или все это просто шуточки Лабиринта, и никакого мальчика на самом деле не было, а он тут развесил уши и ждет помощи неизвестно откуда?

– Зачем? – тихо всхлипнул Мафей. – Кому это понадобилось? Она что, ненормальная? Или ее заколдовали?

– Кто знает, ваше высочество, кто знает… – горестно вздохнул мэтр Истран. – Разумеется, господин Флавиус со временем все выяснит, но какое это будет иметь значение…

Шеллар оглянулся и приподнялся. Это оказалось совсем легко, словно его тело ничего не весило. И, как ни странно, никто этого не заметил, никто не бросился с радостным криком обниматься, и вообще, казалось, все присутствующие смотрели сквозь него. Он огляделся еще раз и понял причину странной легкости и неадекватной реакции окружающих. Он действительно ничего не весил и его никто не видел. Поскольку вся его весомая и видимая часть продолжала неподвижно покоиться на кровати, и, похоже, даже не дышала.

– Это месть, – тихо сказал Чен, задумчиво вертя в пальцах отравленную иглу. – Месть по-хински. Особо изощренная и жестокая. Как совершенно верно заметил уважаемый мэтр, от маффа не существует противоядия, поэтому его обычно используют, чтобы заставить жертву умирать долго и мучительно.

– Но она же целилась в меня? – растерянно сказала Кира. – Я-то что ей сделала?

– Да, конечно, – грустно кивнул мистик. – В том и состояла особая изощренность мести. Возможно, вам, как и другим вашим соотечественникам, непонятны наши традиции, и вы считаете эти традиции вздорными и извращенными, но все же возьму на себя смелость объяснить. Хинская мудрость гласит, что смерть не является самым страшным наказанием за что бы то ни было. Есть много людей, которые смерти не боятся, и есть множество вещей, которые страшнее смерти. Поэтому такой незатейливый способ мести, как убийство, столь популярный в Мистралии, в Хине считается примитивным и не делает чести мстителю. Убийство допустимо лишь в том случае, если объект мести трус и больше всего на свете боится именно умереть. В остальных случаях высокое искусство возмездия состоит в том, чтобы найти или же придумать такой способ, который заставит жертву страдать сильнее всего. Я осмелюсь предположить, ваше величество, что вашему супругу было бы гораздо больнее видеть, как умираете вы, чем умирать самому.

– Вы совершенно верно предполагаете, – вздохнул мэтр. – Ваше высочество, прекратите ломать мебель.

Элмар, сидевший верхом на стуле, отпустил спинку, которая уже потрескивала в его могучих руках, и безнадежно спросил:

– И что, совсем ничего нельзя сделать?

– К сожалению, – развел руками мэтр Истран. – Он умрет в течение суток, если я не ошибаюсь. Я все-таки не специалист по экзотическим ядам.

– Не ошибаетесь, – сказал Чен. – Не скромничайте, мэтр.

«То есть, я еще не умер? – с некоторым недоумением подумал Шеллар, взлетая над кроватью и делая круг вокруг люстры. – А почему тогда я тут летаю вместо того, чтобы там лежать? Спросить бы мэтра, но меня ведь и не услышат…»

Элмар глухо застонал и уткнулся лбом в спинку многострадального стула, снова стиснув ее так, что она затрещала. Мафей, притихший в углу, несмело подал голос.

– Ему больно?

– Сейчас – нет, – ответил мистик, мельком взглянув на распростертое тело короля. – Он временами будет приходить в сознание, тогда у него будут приступы судорог… Тогда будет больно. И выглядит это тоже… не очень приятно, так что я бы рекомендовал всем неспециалистам удалиться.

«Ничего себе, хорошенькая перспектива!» – подумал Шеллар, сразу почувствовав себя как-то неуютно. Ему совсем не хотелось умирать долго и мучительно и портить себе прекрасное настроение. Как ни странно, у него действительно было прекрасное настроение. То ли оттого, что он все-таки провел злодейку-судьбу, хотя и с сомнительным результатом, то ли у призраков всегда так… Он еще раз посмотрел на свое тело, которое всегда не любил, и подумал, что совершенно зря все так убиваются. Так ему нравилось гораздо больше.

– Ваше высочество, – сказал мэтр, обращаясь к безутешному Элмару. – Перестаньте ломать стул и приступайте к своим обязанностям. Я понимаю, до коронации еще далеко, но кто-то же должен этим всем заниматься, поскольку его величество с этой кровати уже не встанет. Во-первых, в зале заседаний сидят все короли и ждут каких-либо официальных сообщений. Во-вторых, как мне кажется, господин Флавиус до сих пор спорит с императором Лао прямо посреди коридора, и этим неподобающим зрелищем наслаждается вся стража и прислуга. Пресеките это безобразие. И, в-третьих, неплохо было бы начать расследование прямо сейчас. Возможно, вам это покажется неподобающим и несвоевременным, но работа отвлекает от скорби и не позволяет окончательно впасть в отчаяние. Займитесь хоть чем-нибудь. Может, это не самый лучший способ, но, во всяком случае, вашему кузену пять лет назад именно он помог не сойти с ума. А вы, ваше высочество, – обернулся он к Мафею. – Извольте отправляться в вашу комнату и посмотреть, как там Жак. Возможно, он плохо себя чувствует.

Мафей покорно поплелся к двери, а Элмар поднялся и растерянно посмотрел на мэтра, затем на Киру.

– А… Разве я наследую трон? Ведь Шеллар успел жениться, разве не королева должна…

– Ваше невежество просто поразительно! – вскричал придворный маг, вскакивая со стула. – Чем вы изволили заниматься, когда мэтр Метанди объяснял вам принципы престолонаследования? Смотрели в окно? Мечтали о девицах? Играли в карты под партой с принцессой Ноной? – Он подскочил к Элмару и, взмыв на локоть над полом (иначе просто не дотянулся бы), ухватил принца-бастарда за ухо. – Разве вам не известно, что наследование осуществляется не по родству, а по списку? И вам непонятно, что раз его величество не успел изменить список наследников, вы по-прежнему первый, и вы наследуете трон? Или вы просто надеетесь как-нибудь спихнуть с себя долг перед королевством и свалить все на бедную девушку? Так это очень просто. Коронуетесь, вносите ее в список и отрекаетесь от престола. И живете затем с вечной славой труса и бездельника. Стыдитесь, ваше высочество!

Элмар стыдился. Очень заметно стыдился. И очень забавно. Хотя тут его величество, конечно, дал маху. Он так увлекся, пытаясь защитить невесту, что совершенно забыл о себе. И, разумеется, не потрудился изменить список наследников. Ну что стоило об этом подумать заранее! Впрочем, возможно так даже лучше. Кире тяжело придется одной, а Элмар как-нибудь справится. Лишь бы мэтра слушался. В конце концов, покойный дядюшка был не намного умнее. Если подумать, так даже наоборот. Просто плохо то, что дядюшка с детства готовился, чтобы занять престол, и к моменту коронации имел соответствующий опыт, а кузен Элмар всячески увиливал от обязанностей первого наследника, надеясь, что ему не придется править. А его умственные способности, к сожалению, носят слишком гуманитарный характер. Ему ведь не лекции о классической поэзии читать придется… И еще плохо то, что он будет практически один. У дядюшки был Деимар, наследник и помощник. У него были казначеи, которые ничего не воровали – сначала принц Шеллар-старший, затем принц Интар. У него был принц Шеллар-младший, глава департамента… Впрочем, Флавиус не хуже, просто Элмара он не будет так уважать и ценить… Да, бедный кузен Элмар, тяжело тебе придется. Намного тяжелее, чем твоему предшественнику. Единственное, что хорошо – тебя народ любит. Любит и знает. И ни у кого не возникнет вопроса, кто ты такой и как попал в короли. А вот жениться на Азиль тебе не позволят. Был бы жив Шеллар, он бы позволил, а так… Придется тебе жениться на ком-то другом, и поскорее, а то ведь, не ровен час, отравят бедную нимфу, чтобы не мешала… В государственных интересах. Тот же Флавиус и организует, не побрезгует, если надо будет. Так что, дорогой кузен, если у тебя хватит на это ума, тебе надо срочно объявить, что ты намерен жениться на ком-то другом, чтобы никто не воспринимал Азиль, как угрозу государственным интересам. Переживешь как-нибудь. Ей ведь не столь важен официальный статус супруги, ей важно только, чтобы ты ее любил. А ты все равно будешь ее любить. Наличие же фаворитки для короля – нормальное явление. И лучше всего было бы, если бы ты женился на любимой вдове покойного кузена, раз твой брак все равно будет формальным. Только вряд ли ты до этого додумаешься, да и вряд ли она согласится… А жаль. Тебе бы не помешала толковая королева. Потому как сам ты, дорогой кузен…

Элмар вылетел из комнаты, на ходу пряча под волосы пострадавшее ухо, а мэтр обратился к Кире.

– Я сожалею, ваше величество… Так получилось. Если честно, я бы предпочел видеть на престоле вас, чем принца-бастарда Элмара, но…

– Вы что, думаете, мне нужен этот ваш престол? – Кира устремила на придворного мага свой единственный глаз, полный слез. – Да на кой он мне сдался? Особенно теперь… – она перевела взгляд на бездыханного супруга и осторожно погладила его руку, лежащую поверх одеяла. – Мне нужен был он. Не корона, не генеральские эполеты, не золото и ни что другое. Только он. А теперь… мне вообще ничего не нужно. И когда все это закончится, я подам прошение о переводе в действующую армию. На южные границы. Или на западные… – Она всхлипнула и добавила как-то не к месту: – Лучше бы меня дракон хвостом пришиб! Лучше бы Шеллар женился на какой-нибудь дуре, которую ему было бы не жалко и которую он бы не стал прикрывать собой! Ну зачем я согласилась!

– Если бы… – вздохнул мэтр Истран. – Когда что-то случается, мы часто повторяем это слово. Не торопитесь, ваше величество. Я имею в виду, с действующей армией. Войны все равно никакой нет, а вы будете нужны здесь. Хотите вы того, или нет, пока у Элмара нет детей, вы его первая наследница. И если с ним что случится… Сами понимаете. Надеюсь, вам это более доступно, чем Элмару?

– Я? Но почему я? Разве у него нет других наследников? Кто, в таком случае, был вторым?

– Какая разница? Все они столь дальние родственники, что их и не стоит принимать во внимание.

– Но я вообще не член семьи и не получила королевского воспитания.

– Не Мафея же на трон сажать. А кроме него и Элмара такого воспитания не имеет больше никто. Так что, придется сделать исключение. И кто вам сказал, что вы не член семьи? Юридически вы замужем. Вы супруга короля. Еще живого короля.

Кира тихо заплакала, и у Шеллара возникло непреодолимое желание подойти и обнять ее, утешить, сказать, что он здесь, рядом, просто его не видно… И он подумал, что все не так уж хорошо, как ему казалось вначале.

– Ну что, насмотрелся? – сказал вдруг посторонний голос где-то в стороне. – Хватит любоваться, иди сюда.

Поскольку на этот голос никто не отреагировал, король сделал вывод, что он принадлежит кому-то столь же бесплотному, как и он сам. Это было куда интереснее, чем созерцание безутешных родных и близких, поэтому он тут же откликнулся:

– Ты кто?

– Заходи в кабинет, увидишь.

Шеллар приземлился на пол, хотя это было довольно условно, поскольку пола он все равно не касался. Просто передвигаться по полу было привычнее, чем летать под потолком. Он по привычке двинулся к двери, но потом его посетила мысль, что теперь он, наверное, сможет пройти и сквозь стену. Он немедленно подошел к стене, разделявшей спальню и кабинет, чтобы это проверить, и попробовал погрузить в стену руку. Рука вошла в камень, совершенно не ощущая препятствия, словно это не он, а стена была бесплотной, сделанной из тумана. Еще боле заинтересованный таким доселе не виданным явлением, он тут же сунул в стену голову и убедился, что стена действительно состоит из тумана, цветом и формой напоминающего камень.

– Хватит тебе баловаться, – сердито проворчал голос. – Как маленький! Игрушку нашел! Я его жду, а он развлекается!

– А что, это так срочно? – поинтересовался Шеллар, входя в кабинет. За его столом в его кресле сидело странное существо, такое же бесплотное, как и он сам, в темном плаще или мантии с капюшоном. Лица под капюшоном не было, в сгустке сплошной тьмы видны были только глаза – длинные и узкие, совершенно белые, без радужки и без зрачка. Наверное, это существо было чем-то страшным, просто обязано было быть, с такой-то физиономией… вернее, отсутствием таковой. Но чтобы напугать его величество Шеллара III этого было явно недостаточно. Единственное, что ощутил король при виде этого существа, было обычное жгучее любопытство.

– Ты кто? – снова спросил он. – Смерть?

– Нет, – засмеялся гость. – Что за странная у вас, людей, манера – персонифицировать смерть? Нет, я просто пришел проводить тебя… куда следует.

– Куда? – заинтересовался король и сделал попытку сесть в кресло. С первой попытки он благополучно провалился сквозь это кресло и даже сквозь пол, затем догадался, что достаточно просто зависнуть над креслом в позе сидящего человека.

– Куда следует, – с нажимом повторило существо, явно недовольное столь подробными расспросами. – Там увидишь.

– Это если я еще пойду, – заявил король, задетый такой самоуверенностью, и с трудом сдержал смех, вспомнив, что означало «куда следует» в понимании Ольги.

– Конечно, пойдешь, – удивилось существо. – Все идут.

– А если я не захочу? – не унимался любопытный король.

– А кто тебя спрашивать будет?

– А ты и будешь, – нахально заявил Шеллар. Это был почти блеф, так как мелькнувшая в голосе собеседника нотка неуверенности еще не означала, что он тоже блефует, но прием сработал.

– А почему, собственно, ты так против? – уже более миролюбиво поинтересовался безликий проводник.

– Разве я сказал, что я против? Мне просто интересен сам принцип. Что будет, если я с тобой не пойду?

– Ну не думаешь же ты, что это способ обрести бессмертие? Ты просто останешься здесь в таком виде, как сейчас.

– То есть, я стану призраком? – уточнил король. – Так вот откуда берутся призраки!

– Ладно, я объяснил тебе, что будет, а теперь пойдем. Мне некогда. По дороге договорим, если у тебя еще есть вопросы.

– А к чему такая спешка? – поинтересовался Шеллар. – Разве я уже умер? Почтенные мэтры утверждают, что мне еще сутки можно никуда не спешить. Так что, если тебе так некогда, приходи, когда умру. А я пока тут поболтаюсь, посмотрю и подумаю, идти с тобой или остаться призраком.

– Остаться призраком? Ты хоть знаешь, что это одна из самых страшных кар, какие только существуют для мертвых! А ты еще раздумываешь, не согласиться ли на это добровольно?

– А что именно в этом страшного? Можешь рассказать подробно?

– Не собираюсь я тебе ничего рассказывать! Нашел тоже сказителя! Я не нанимался тешить твое любопытство. Это просто неуважение, в конце концов!

Шеллар улыбнулся.

– Неуважение? На мой взгляд, неуважение – являться за человеком, когда он еще даже не умер, и торопить его под всякими вздорными предлогами. Из нашего содержательного разговора я делаю следующий вывод. Тебе нужно, чтобы я с тобой пошел, добровольно и поскорее. Раз ты меня уговариваешь, значит утащить меня против моей воли ты не в силах. И раз так торопишься, что даже не дождался, пока я умру, значит, либо у тебя имеются конкуренты, либо ты очень не хочешь, чтобы я остался призраком, либо у меня все-таки есть шанс выжить, до которого никто пока не додумался.

– Размечтался! – проворчало существо. – Выжить! Как же!

– Значит, конкуренты? Знаешь, что? Никуда я с тобой не пойду, во всяком случае, сейчас. Лучше я проведу последние отпущенные мне сутки с максимальной пользой для своей будущей загробной жизни. Попробую на себе, что такое быть призраком, и подожду твоих конкурентов, если таковые имеются. Вдруг они окажутся посимпатичнее. А то не нравишься ты мне что-то. Нехороший ты какой-то. Злой. Да еще и в мое кресло без спросу залез. Что скажешь?

– Одно скажу точно, – проворчал проводник. – Никто посимпатичнее за тобой не придет. За вами, проклятыми, другие не приходят. Придут еще двое таких же, как я.

– Вот, значит, как, – протянул король. – Я всегда подозревал, что я проклят. А почему вас трое? И кто вы на самом деле такие?

– Нас трое, потому, что ты трижды проклят. А я… что-то вроде стража проклятия. Я слежу за тем, чтобы оно исполнялось.

– Трижды? Поразительно! Ты мне расскажешь, в чем заключаются эти проклятия? Или это не в твоих интересах? А то смотри, вдруг мне не понравится быть призраком, а твои конкуренты окажутся общительнее…

– Мрак и преисподняя! – ругнулся страж, бешено сверкнув глазами из-под капюшона. – Второе поколение проклятых я провожаю из этого дома, но с такой наглостью сталкиваюсь впервые!

– О-о! – усмехнулся король. – Это ты еще с Кантором не знаком. Жаль, и не познакомишься, он не из нашей семьи и ни разу не проклят, что удивительно. Ну так как, расскажешь, или подождем твоих… коллег?

– Давай тогда договариваться, – проворчал страж. – Я тебе рассказываю, а ты даешь слово, что идешь со мной. Когда умрешь. Если тебе так уж хочется умирать долго и больно.

– Вот еще! И не подумаю. Я сначала выслушаю все три версии, а потом посмотрю, кто из вас меньше всех врал. А будешь ломаться, торговаться и угрожать, я вообще попрошу преподобного Чена произнести какой-нибудь заковыристый экзорцизм и прогнать тебя на фиг отсюда. Как только приду в сознание.

– Сомневаюсь, что ты сможешь говорить… впрочем, с такого здорового лося, как ты, может и статься. Только я же не демон какой, чтобы меня можно было пугать экзорцизмами.

– Ну, как хочешь, – засмеялся король, и поднялся с кресла. – Я пошел, погуляю пока.

Возвращаться в спальню он не захотел, так как при виде плачущей Киры и расстроенного мэтра ему становилось тоскливо и как-то даже… больно, что ли… Поэтому он направился на поиски неизвестного коридора, где спорили Флавиус и Лао Чжэнь. Очень было интересно, о чем это они так спорят.

Нашел он их на втором этаже, возле зала заседаний. Они действительно стояли в коридоре у окна и спорили касательно того, кто должен заниматься расследованием и допросом плененной императрицы.

– Да будь она хоть сто раз ваша супруга и коронованная особа, – заявлял Флавиус, слегка порастерявший свою невозмутимость, – Она арестована на территории нашей страны за преступление, совершенное на нашей же территории.

– Вы что, не понимаете! – кипятился юный император. Куда только подевалось его хинское воспитание! Обычный девятнадцатилетний мальчишка, такой же горячий и бестолковый, какими были в этом возрасте все кузены Шеллара. – Она моя подданная и моя жена! Я должен сам разобраться с этим делом! Неужели вы думаете, что я каким-то образом попытаюсь ее защищать? Да я ее на куски разорву за то, что она опозорила меня перед мировой общественностью!

– Я понимаю ваше похвальное стремление, – не уступал Флавиус. – Но оно наглядно демонстрирует ваше предвзятое отношение. Вы можете излишне погорячиться… и испортить все дело. У нас же ею займутся квалифицированные специалисты.

– Если уж говорить об этом, – возмутился Лао Чжэнь. – То хинские палачи славятся на весь мир, и вашим с ними не тягаться!

– Не беспокойтесь, – заверил его Флавиус. – Наши ничуть не хуже, хотя и не славятся. Кроме того, нам это будет удобнее, поскольку вы можете приобрести проблемы с семьей Нинь-гун…

– Это семья Нинь-гун приобретет проблемы! – грозно потряс сломанным веером император. – Если вы намекаете на то, что они влиятельны и знатны, и имеют реальные шансы создать мне проблемы, то завтра они не будут ни знатны, ни влиятельны, и даже вряд ли живы! Все!

– Вы опять излишне горячитесь, – поджал губы глава департамента. – Для начала я бы рекомендовал вам взять себя в руки и одуматься, затем навести порядок во внутренних делах собственной империи, а уж затем о чем-то со мной спорить.

– Вы не имеете права! – бедный юноша начал срываться на визг, ай-яй-яй, видел бы наставник, почтенный придворный маг Вэнь, как ведет себя его император… Нашел с кем заводиться, ребенок – с Флавиусом!

– Имею, – холодным ровным голосом возразил глава департамента. – Помимо того, как я уже говорил…

И бесконечный спор начался сначала. Шеллар чуть улыбнулся, так как это живо напомнило ему спор маленьких Тины и Ноны, кто должен первым кататься на качелях, и прошел сквозь стену в зал заседаний.

Их величества в угрюмом молчании восседали вокруг стола, стараясь не глядеть друг на друга. Заплаканная Агнесса стирала платочком с лица остатки макияжа. Шеллар впервые видел ее без слоя косметики и поразился, насколько старо она выглядит. Что тут скажешь, жизнь с пьяницей не красит даже королев…

Императрица Лао Суон любовалась в зеркало на свой подбитый глаз и пыталась как-то помочь делу, прикладывая к поврежденному месту различные металлические украшения, которых на ней хватало. Где это она так пострадать ухитрилась? Неужели ребята Флавиуса и ее заодно приложили? А это уже и международным скандалом пахнет…

Элвис поглядывал на часы и недовольно морщился. Видимо, находил неподобающим то, что их так долго заставляют ждать, но равно находил неподобающим высказывать свое возмущение в такой ситуации. Интересно, подумал вдруг Шеллар, будет Элвис плакать на похоронах? Или сохранит свою обычную невозмутимость, как подобает истинному джентльмену? В том, что сегодня вечером Элвис запрется в спальне, выставит дуру Нону и обрыдается в полном одиночестве, Шеллар даже не сомневался. А вот уронит ли кузен хоть слезинку на похоронах, было чрезвычайно любопытно.

Зиновий угрюмо смотрел в стол, и на его лице явственно читалось раздражение. Легко было представить, о чем он сейчас думает. «А чего еще можно было ожидать? Когда это у Шеллара хоть что-то было, как у людей? Даже из свадьбы умудрился похороны сделать!» Впрочем, вполне справедливо. Очень некрасиво получилось…

Необычно трезвый и смирный Луи вертелся, ерзал и вообще чувствовал себя очень неуютно. Видимо, Агнесса с утра удерживала его трезвым исключительно угрозами натравить мистралийских принцев, и ему страшно хотелось выпить, но пребывание в этом дворце слишком живо напоминало о реальности угрозы.

Александр нервно мерил шагами зал, что-то ворча себе под нос на родном языке. Скорей всего, ругательства, поскольку Костас обычно говорил то же самое, когда у него случались какие-нибудь неприятности, и всегда отказывался переводить сказанное.

– Да долго они там будут возиться?! – наконец, не выдержал Александр. – О чем можно так долго спорить? И когда нам хоть что-нибудь скажут точно? Что там все-таки с Шелларом?

– Скажут, когда точно будет известно, – подал голос Элвис. – Не мечись по комнате, сядь. А если тебе интересно, о чем так долго спорят император с главой департамента, так я могу тебе и так сказать. Они решают, кто будет заниматься расследованием и допрашивать пленницу. Каждый хотел бы заняться этим лично. У его величества задета национальная гордость и вообще честь империи. А у Флавиуса задета гордость профессионала. Можете себе представить, при таких мерах безопасности у него на глазах убивают короля. Я не удивлюсь, если он покончит с собой после этого. Это, кажется, принято среди ваших соотечественников, ваше величество?

– Да, – кивнула императрица. – Не просто принято, он даже обязан это сделать… по нашим законам. Я не знаю, как здесь, в Ортане…

– Да что тут не знать, – пожал плечами Элвис. – Он уже неоднократно пытался это сделать. После каждого провала в работе. Но он всегда извещал об этом Шеллара, как это положено, и Шеллар ему все время запрещал. Все равно никого лучше и вернее Флавиуса ему не найти. Не знаю, будет ли он спрашивать разрешения у Элмара…

– А Элмар тут причем? – Александр остановился и перестал ходить по залу.

– То есть, как – причем? Элмар наследует трон, если Шеллар умрет. Не думаю, что кузен успел изменить список наследников. Он ожидал, что будет покушение на невесту, и никак не рассчитывал умереть сам.

«Ты, как всегда, умница, Элвис, – подумал Шеллар. – Единственный из присутствующих, у кого в голове достаточно мозгов, чтобы все понять правильно. Ты сегодня даже не такой зануда, как обычно. Но все-таки интересно, будешь ли ты плакать? Я никогда не видел, как ты плачешь, хотя ты и нормальный человек, в отличие от меня. Было бы интересно увидеть…»

Агнесса между тем закончила утираться и обратилась к юной императрице.

– Суон, деточка, может, ты нам хоть что-то можешь сказать? Все равно ты наверняка знаешь больше, чем твой муж.

– Я тоже знаю немного, – вздохнула Суон. – Только догадываюсь. Юй всегда была су… масшедшей слегка. А также непорядочной и недостойной женщиной. И я всегда подозревала, что она рано или поздно встрянет в какое-нибудь де… ло нехорошее. Осмелюсь предположить, что она тайно состояла в секте Небесных всадников, и именно она провела их во дворец. И то, что она сделала сегодня – это их месть. Но точных сведений у меня нет. Это просто я так думаю.

– Послушай, девочка, – неодобрительно поморщился Зиновий. – Мы все здесь свои. Можешь говорить, как тебе нравится, и не оглядываться на каждом слове на лицемера Элвиса. Думаешь, он сам таких слов не знает?

– Зиновий, ты ведешь себя неподобающе, – холодно заметил Элвис. – Достаточно того, что Александр позволяет себе подобные непотребные выражения в присутствии дам, а ты еще желаешь, чтобы и дамы последовали его примеру. К тому же ты безосновательно обозвал меня лицемером, что является оскорблением в любом обществе.

– Заткнись, – зло бросил Александр, останавливаясь, наконец, посреди комнаты. – Хоть сегодня ты можешь на один вечер перестать быть таким занудой? Пусть лучше императрица объяснит, как их семейка докатилась до такого…

Последнее слово было сказано по-эгински без перевода, но все странным образом поняли.

– Да сволочь она, сволочь! – по-детски всхлипнула юная императрица, бросив об стол увесистую серьгу, которой только что пользовалась в лечебных целях. – И всегда была сволочью! И весь род их такой! Всю жизнь чуть не лопались от сознания собственной знатности! Если они – Нинь-гун, то все остальные – грязь и прах, и в ноги им должны кланяться!..

А вы, Цуй, не кланялись никогда и никому, про себя продолжил Шеллар недосказанную мысль императрицы Суон. Потому что у бедных – собственная гордость, особенно, если они – семья Мастеров. Эх, что тут говорить, и так понятно, что ты расскажешь. Я слишком хорошо знаю Алису Монкар, чтобы не понять мелочную душонку Нинь-гун Юй. Ну-ка, рассказывай, послушаем, угадал ли я. Девицу с детства избаловали до неподобающего, верно? Абсолютно, иначе и не могло быть. Самая лучшая, самая умная, самая красивая, самая знатная и богатая, достойный жених для такой – не меньше, чем сам император… первый наследник? Почти то же самое, только моложе. И вот ведь обида – не достался ей первый наследник! Взял обеих жен раньше, чем она выросла! И второй не достался, по той же причине, и опять обида. А третьему настолько была противна заносчивая гордячка, что парень больным прикинулся, чтобы вообще не жениться. Достался бедняжке четвертый наследник Чжэнь, достаточно растяпистый, чтобы не суметь избежать такого сомнительного подарка судьбы. Ведь я верно догадываюсь, он тоже не пылал желанием быть мужем прекрасной Юй? Несомненно. Просто уклониться не сумел. Эх, господа, что вам сказать… Жаль мне вашего третьего наследника, мне кажется, мы бы с ним очень подружились, общие интересы нашли бы… Итак, женился несчастный Чжэнь на капризной вредине, поскольку так повелел дядя-император, и почти сразу же взял и вторую жену, на этот раз по любви. И что, этот наивный мальчик надеялся получить дружную и веселую семью из трех человек, которую Ольга называет почему-то шведской? Что ж, все ясно… Говоришь, обижала тебя, перед мужем оклеветать пыталась, свекру на ушко нашептывала, даже убийц подсылала, пока не лопнуло у тебя терпение. А потом ты переступила через свою детскую гордость и пожаловалась братьям. Умница, маленькая Суон, я сразу догадался, у кого в вашей семье больше мозгов. Правильно. Не мужу, не свекру-императору, а братьям Цуй, с которыми никакие Нинь-гун не рискнут связываться при всей своей знатности. Вот такая получилась семейная жизнь у старшей супруги. Муж не любит, не балует, даже супружеским долгом пренебрегает, младшая жена строптива и непочтительна, да еще и сделать ей ничего нет возможности, с такими-то братьями… И при дворе почему-то никто в прах не рассыпается перед самой лучшей и самой прекрасной… Обидели бедняжку Юй, не оценили по достоинству, и стала она искать тех, кто оценил бы. И быстро нашла. Сектанты таких нюхом чуют – обиженных, неустроенных, имеющих проблемы в жизни. Таких вербовать очень просто, на край света пойдут за любым, кто скажет то, что им хочется услышать. А с такими, как Юй, вдвойне просто – только хвалить, льстить и восторгаться. И чего им так важно, чтобы ими восторгались?.. Так и попала принцесса Лао Юй, первая жена четвертого наследника Чжэня, в тайный орден Небесных Всадников… Сначала просто с понимающим собеседником пообщаться, потом проповеди послушать, а там – промывка мозгов, обряды-ритуалы, и нет пути назад. Ритуалы у этих господ качественные, после инициации человек пропал навсегда. Только у меня тринадцать агентов пропало, при всей их спецподготовке, при том, что четверо из них были магами… Правильно ты догадывалась, Суон, отчего ты столь неуверенна в своих догадках? Все правильно, все логично и все прекрасно сходится. Одно плохо – тебе следовало поделиться своими догадками раньше. И не с мужем твоим бестолковым, а со мной. Уж я бы не решил, что ты оговариваешь соперницу из ревности. Кстати, вот забавно, если вы обе – жены одного мужчины, кем вы официально приходитесь друг другу? А еще мне интересно, чем занимается ваш Департамент Безопасности, или как эта служба у вас называется? Медитируют на продвижение по службе да ловят мух в тушечницах? Флавиуса на них нет…

– И как бедного парня угораздило жениться на этой стерве? – вздохнула Агнесса, выслушав рассказ младшей жены и уверения в том, что император ни о чем не догадывался.

– Его не спрашивали, когда женили в первый раз, – столь же печально вздохнула в ответ императрица. – Он ни в чем не виноват. Честное слово, господа, он не знал. Если бы знал, он бы не допустил подобного несчастья. Мне очень жаль, правда, невероятно жаль. Я мало знала его величество Шеллара, но наша семья в неоплатном долгу перед ним… да и просто он мне был очень симпатичен.

– Ты так говоришь, будто он уже умер, – с упреком произнесла Агнесса.

– Он умрет, – печально сказала Лао Суон, вытирая крошечный носик и глазки-щелки широченным рукавом парадного облачения. – Если он не умер сразу, значит, это маффа. А от него нет противоядия. И умирают все.

– А не может так оказаться, что доза будет ему маловата? – с надеждой спросил Элвис. – Все-таки, рассчитывали на девушку, а не на такого огромного мужчину, к тому же, отличающегося отменным здоровьем.

– Нет, это не имеет значения, – вздохнула Суон. – Разве что, это был какой-то другой яд. Но я сомневаюсь. Маффа – это классика, и…

Видимо, императрица собиралась повторить лекцию преподобного Чена о принципах мести по-хински, но разговор был прерван неожиданно донесшимся из коридора ревом:

– Заткнитесь! Оба! Я не желаю этого больше слушать! Вы что, дети малые? Господин Флавиус, вы старше, будьте же умнее! Повторяю, не желаю слышать! Разберусь после коронации, не раньше! А пока пусть все будет, как есть. Разойдитесь! Нашли место выяснять отношения!

– Умно, – заметил Элвис. – До коронации Флавиус выжмет из этой дамы все, что захочет.

– Сомневаюсь, – проворчал Зиновий. – Ты, наверное, никогда не имел дела с религиозными фанатиками.

– Ничего, у Флавиуса есть и маги, если палачи не справятся.

Дверь отворилась, и в зал вошел Элмар, подталкивая впереди себя растрепанного императора, который все еще продолжал доказывать, что его лишают единственной возможности смыть с себя позор, коим его покрыла первая жена.

– Ну, наконец-то! – почти хором произнесли нетерпеливый Александр и исстрадавшийся Луи. – Ну, что?

Элмар несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться и не разрыдаться принародно, и сообщил:

– Шеллар умирает. Кто хочет попрощаться, прошу за мной. На похороны всех пригласят отдельно.

Их величества немедленно зашевелились, закопошились и стали подниматься. Измученный воздержанием Луи намылился было домой, скорее залить горящую душу, но Агнесса дернула его за рукав, прошипела что-то на ухо и потащила вместе со всеми. Спустя минуту в зале остался один Зиновий, терзаемый сомнениями, правильно ли он поступил, позволив упрямству и гордости возобладать над человечностью. Шеллар не удержался, подошел поближе и сказал вслух, не очень рассчитывая, что его услышат:

– И не стыдно тебе, Зиновий? Самому ведь жить осталось всего ничего, а все кочевряжишься!

Старик поднял голову и обеспокоено огляделся. Затем проворчал себе под нос:

– Совсем старый становлюсь… Голоса чудятся… Пора, наверное, Пафнутию посох передавать, хотя и рано ему еще, не дорос…

И, вздохнув напоследок, поднялся и отправился вслед за остальными. Видимо, ему все-таки стало стыдно. Шеллар посмотрел ему вслед и сам себя спросил:

– Интересно, когда же, по мнению Зиновия, Пафнутий «дорастет»? Ему сорок скоро, а батюшка все сомневается… Что ж, раз все ушли, куда бы мне еще сходить? К Мафею? Или, может, к придворным дамам? Или просто пошляться, поискать других призраков?

– В банкетный зал заглянуть не хотите? – сказал откуда-то из-под пола знакомый голос.

– А что там? – поинтересовался король, не торопясь, впрочем, спускаться.

– Вы же хотели поискать других призраков.

– Тогда поднимайтесь сюда, – решил король. – Здесь никого нет, а там, наверное, слуги топчутся… Прибирают столы, потому как свадебный пир отменяется, а для поминок еще рано, скиснет все к демонам до послезавтра.

– У вас на удивление веселое настроение для умирающего, – заметил призрак, появляясь из-под пола. – Впрочем, вы всегда были человеком парадоксальным.

– Господин Хаббард! – изумился король, увидев собеседника. – Как вас угораздило стать призраком? А что, ваши коллеги тоже где-то здесь разгуливают?

– Да нет, – ответил господин Хаббард, зависая над ближайшим креслом. – Черт возьми, ведь прекрасно знаю, что мне не нужно это кресло, а никак не могу избавиться от привычки…

– Я тоже, – кивнул король. – Так что же случилось с вами? Вы сами так захотели, или вас как-то неправильно похоронили?

– Конечно, неправильно, – ответил господин Хаббард. – Я же христианин, а вы меня похоронили по вашим варварским обычаям. Да еще и голову куда-то утащили. Нехорошо, ваше величество. Где моя голова?

– Вот оно что! – рассмеялся Шеллар. – А я еще потешался над рассказами о том, что по дворцу разгуливает ваш призрак и пристает ко всем с расспросами, где его голова! Бедный мой кузен говорил мне истинную правду, а я ему меньше пить посоветовал, в чем теперь раскаиваюсь. Вы бы меня спросили, если уж вам действительно так важно было найти голову.

– Я пробовал, – развел руками господин Хаббард. – Вы меня решительно не слышали. Это один из недостатков моего нынешнего состояния. Нас не все слышат, и почти никто не видит. А являться надо как-то уметь. Я не умею. Так куда же вы мою голову дели?

– Я вашу голову вообще не трогал. Флавиус отнес ее в камеру графине Монкар, наивно полагая, что упомянутую даму хоть немного расстроит наглядное доказательство вашей смерти. А вот куда она делась потом…

– Это-то я знаю… Я слышал ваш разговор с кузеном, когда вы ему рассказывали, как Алиса обошлась с моей головой. Стерва! Сто раз вы были правы, когда не советовали с ней связываться… Мне хотелось бы знать, куда ее дели потом, мою голову?

– Боюсь, я это вряд ли смогу выяснить, – развел руками король. – Мне уже не доведется общаться с людьми. А вам не нравится быть призраком?

Покойный юрист пожал плечами.

– Не знаю. Приятного мало, но в противном случае опять налетят эти морды в капюшонах и начнут меня делить…

– А вы тоже прокляты? Впрочем, чему я удивляюсь, вас, наверное, каждый отбор кто-то проклинал. И что, их много, этих морд?

– Десятка два. Так что, может, призраком быть и лучше. А то еще, может статься, если меня отпоют по-христиански, за мной что-нибудь похуже явится, и потащит в наш христианский ад, а там, уверяю вас, приятного мало. Я, правда, сам не видел, но проверять достоверность нашей мифологии у меня нет никакого желания. Лучше уж так… Скучно, правда, но спокойно. А теперь еще спокойнее будет. Раньше мне все время было ужасно досадно видеть, что вы счастливы и довольны жизнью, разделавшись со мной. А теперь полюбуюсь, как вы умрете, и мне будет легче.

– Ну, любуйтесь, – чуть усмехнулся король. – Если вам от этого действительно станет легче. Мэтр сказал, что я буду умирать долго и мучительно, так что вы должны быть просто в восторге.

– Что-то вы действительно слишком жизнерадостны для умирающего, – заметил господин Хаббард. – Вам что, ни капельки не обидно, или это ваше пресловутое самообладание?

– Не то, чтобы совсем не обидно… Но я все же победил, поэтому у меня такое хорошее настроение.

– Странные у вас представления о победе. Вы умираете, в чем же ваша победа?

– А Кира жива, – серьезно ответил король, не очень, впрочем, надеясь, что его поймут.

– Ах, вот в чем дело… Все-таки женщины – ваше самое слабое место. Впрочем, вам повезло больше чем мне. Ваша вдова оплакивает вас совершенно искренне, и уж ни в коем разе не будет пинать ногами вашу голову.

– Господин Хаббард, – сказал Шеллар, уходя от неприятной темы о плачущих вдовах. – А другие призраки здесь есть?

– А что, – усмехнулся бывший глава Комиссии, – Я вам уже надоел?

– У нас впереди вечность, и надоесть вы мне еще успеете. Собственно, вы ведь сами знаете, что надоели мне еще при жизни, и не просто надоели, а остопаскудели, извините за выражение, и общаюсь я с вами только из любопытства – насколько вы изменились после смерти. А насчет призраков – мне просто интересно. Их должно быть множество в этом дворце, как мне кажется.

– Вечность, говорите? Вы что, тоже собираетесь стать призраком? И как вы думаете, это у вас получится? Вас ведь похоронят по всем правилам, пышно и по королевски, так что шансов остаться у вас не будет.

– А от этого что-то зависит?

– Разумеется, зависит.

– Я подумаю над этим. Но все-таки, как насчет других призраков? Если у меня так мало времени, я тем более хотел бы с ними успеть познакомиться.

– Есть здесь другие призраки, – как-то печально сообщил господин Хаббард, – только они решительно не желают со мной общаться. Видимо, они ваши предки, и в обиде на меня за то, что я хотел утащить у вас корону. И к слову о короне, ловко же вы меня провели! Кто бы мог подумать! Милый симпатяга Жак, который боится крови, оказывается, одержимый! А убийца-мистралиец, который валял передо мной дурачка, был просто отвлекающим фактором! Как я и предполагал, ваша клятва была потрясающе обтекаемой. Никто не обещал, что мы дойдем до кабинета. Равно как и никто не обещал, что мы оттуда выйдем, если все же войдем. Об этом варианте я узнал позже, когда уже был призраком. Я пришел в вашу комнату, чтобы хоть полюбоваться на ваши страдания, раз уж отомстить не получалось, и слышал, как вы рассказывали все вашему придворному магу.

– Да вы поистине находка для шпиона, господин Хаббард! – нахмурился король. – Надо с вами что-то делать. А то ведь научитесь являться, не приведите боги, познакомитесь с каким-нибудь шпионом, и будете ему информацию поставлять. В качестве маленькой мести.

– Хорошая мысль, – засмеялся юрист. – Только это скорее от скуки, чем в качестве мести. Еще один из недостатков моего нынешнего состояния – это то, что мне ничего не нужно. А месть… от нее тоже никакой практической пользы. Может, ваши китайцы что-то в этом находят, но я этого не понимаю.

– Что ж, приятно было побеседовать, господин Хаббард. А где, если не секрет, тусуются эти призраки, которые не желают с вами общаться?

– Да нигде, просто болтаются по дворцу, как и я. Слово-то какое – тусуются! От Ольги нахватались?

– Разумеется, – улыбнулся король. – И за что вы ее так не любили? Очень, очень славная девушка. До свидания, может, еще увидимся.

Он поднялся с кресла, подумывая, куда бы еще сходить, но вдруг неведомая сила рванула его вверх, в глазах потемнело и стало больно. Очень больно.

– Начинается, – сказал где-то рядом голос придворного мистика. – Ваше величество, вам лучше тоже уйти. Это… не слишком подходящее зрелище для женщины.

– Преподобный Чен, – отозвалась Кира – Я вам не Жак. Я была на войне, и видела зрелища похуже. Никуда я не уйду. Я буду с ним до конца. Пусть лучше мэтр Истран уйдет, у него сердце больное.

Шеллар хотел что-то сказать, просто чтобы попробовать, сможет ли он говорить, если понадобится, и понял, что его общение с миром живых отныне закончилось. Сведенные судорогой челюсти не разжимались, язык не ворочался, и единственные звуки, которые он смог издать, не тянули даже на крик. Получалось только невнятное мычание и хрипение.