"Артем Скворцов — рабочий человек" - читать интересную книгу автора (Кочубей Нина)

Гефест из кузнечно-прессового

Микула Селянинович остановился, широко расставил ноги, заложил руки за спину.

— Как живешь-можешь, Артем Скворцов?

Артемка насупился, виновато спрятал глаза.

— Ничего.

— Как экзамены?

— Тоже ничего.

— Ничего — пустое место. Сдаешь уверенно?

— Вроде бы да. Пока все только на четыре и пять.

— Вот теперь понятно. Тогда почему такой невеселый?

Артемка опять отвел глаза, вздохнул.

— Так… Может, устал.

— Много еще сдавать?

— Через два дня — последний.

— К нему готов?

— Хоть сейчас.

— Прекрасно. Тогда, может, завтра и пойдем?

Артемка впервые за время разговора взглянул Микуле Селяниновичу в лицо.

— Куда?

— На завод. Забыл?

— А-а… Нет, не забыл.

— Завтра я в первую смену, с восьми, вот мы с тобой пораньше и отправимся. Не проспишь?

— Нет. Я будильник заведу на всякий случай.

— Добро. Значит, договорились.

Утром Артемка проснулся еще до звонка. Но валяться в постели и ждать, когда зазвенит будильник, не стал. Поднялся, сделал зарядку, сполоснулся под душем.

Когда в квартире появился Микула Селянинович, Артемка уже ждал его.

— Ну, молодец, — похвалил Артемку Коваль, — Я, признаться, не верил, что ты подымешься так рано. Это хорошо. Это по-рабочему.

Они шли гулкими пустынными улицами. Город еще только просыпался.

Артемка старался незаметно подстроиться под размашистый шаг Микулы Селяниновича, но через какое-то время сбивался, давал ногам отдохнуть от напряжения и подстраивался снова. Вот бы сейчас, откуда ни возьмись, навстречу — Вика. «Ты куда это, Скворцов?» — спросила бы она удивленно. А он этак небрежно в ответ: «На машиностроительный». — «Зачем?» — «Нора серьезно о жизни подумать. Не до старости те футбол гонять!»

— А меня на завод пустят? — неожиданно забеспокоился Артемка.

— Со мной пустят, — успокоил его Коваль. — Сегодня я покажу тебе только наш цех. На другие у нас времени не хватит. Если заинтересуешься, в другой раз побываем в остальных. — Коваль посмотрел на Артемку. — Ты вообще-то себе представляешь профессию кузнеца?

— А как же: — торопливо отозвался Артемка и тут же замолчал. На память почему-то пришли строчки из песни: «Мы — кузнецы, и дух наш молод, куем мы счастия ключи…» И еще: «Эй, кузнец-молодец, расковался жеребец…» Но никакие ключи на машиностроительном заводе наверняка не куют, и жеребец тоже ни при чем.

Артемке захотелось как-то увильнуть от этой темы. Иначе Микула Селянинович поймет, что Артемка хвастун и враль. Надо срочно повернуть разговор на что-нибудь другое.

— А вы что закончили, Николаи Семенович?

Коваль вздохнул.

— Неуч я, Артем. Так вышло… Очень уж жизнь у меня смолоду трудная была. Ничего я не закончил. Все больше самоучкой, как говоримся. Правда, потом меня и на курсы всякие посылали, квалификацию свою повышал. Только это все не то… Хороша, когда у человека знания прочные, основательные, всесторонние…

Артемке стало неловко: зачем он начал об этом! Поставил Коваля в неудобное положение.

— Ну, ничего! — утешил он Николая Семеновича. — Зарабатываете ведь вы хорошо?

— Зарабатываю я хорошо, — подтвердил Коваль. — Это верно. Не каждый инженер столько получает.

— Вот видите! — обрадовался Артемка. — Зачем же вам учиться? И так проживете не хуже других!

— Э, нет! — Коваль даже приостановился. — Тут ты не прав. Учиться всегда надо. Всю жизнь.

— Всю жизнь? Зачем? — искренне недоумевал Артемка.

— Да ведь как только человек перестает учиться, у него сразу же вырастает хвост! Как у обезьяны. Закон природы!

— Ну да…

— Точно! Перестал человек учиться — и пошло-поехало. Обязательно такой гражданин начнет превращаться в обезьяну. Заработает денег — напьется. Проспится — снова ищет работу, чтобы получить деньги и опять напиться. Это что — жизнь? А такой тип — скажешь, человек! Нет! Обязьяна. И вред они наносят нашему обществу огромный. Это паразиты, балласт, который постоянно пытается тащить нас на дно.

— А ведь верно! — согласился Артемка. — Не человеческая эта жизнь. Взять хотя бы ту же тетку Степаниду. Ест и спит. Спит и ест. Водку пьет и по рынку шляется — деньги заколачивает, чтобы опять есть и пить. Говорить с ней не о чем. Она только сплетни собирает: кто-то кого-то зарезал, кто-то кого-то ограбил… Скоро на землю луна упадет и всему конец…

Артемка засмеялся.

— Я как-то спросил у нее, на чем земля держится, — на трех китах, говорит!

— Ну вот! Это в наше-то время такую ахинею нести! Нет, дорогой Артем Скворцов, — Коваль положил свою тяжелую руку на плечо Артемки, — мир держится на одном ките!..

От неожиданности Артемка даже сбился с шага:

— Что же это за кит?

Коваль громко засмеялся и хлопнул Артемку по спине широкой ладонью.

— А зовут его рабочий класс!

Артемка засмеялся тоже и снова стал пристраивать свой шаг к размашистому и твердому шагу Микулы Селяниновича.

Едва они свернули за угол, как Артемка совсем близко увидел огромные заводские ворота.

В проходной Коваль позвонил кому-то по телефону, потом передал трубку вахтеру, и тот, строго посмотрев на Артемку, сказал:

— Ну, ступай, парень, ступай.

Сразу же за крыльцом проходной — асфальтовая дорожка, обрамленная пахучей резедой. С огромного щита на каждого проходящего в упор смотрел рабочий. Должно быть, сталевар. За его спиной полыхало пламя, сыпались искры, а он, распахнув робу, сдвинув на лоб прозрачный щиток, строго спрашивал: «Что сделал ты для досрочного выполнения пятилетки?»

— Это уже завод? — спросил Артемка.

— Да, это заводская территория. А вон то, — Коваль указал вправо на огромные здания без окон, — заводские цеха.

— Какая большая территория! Цветы, чисто…

— Ты что, думал, мы тут по уши в грязи? — засмеялся Микула Селянинович. Коваль свернул направо: — Нам сюда!

Они подошли к одному из корпусов. Корпус был огромный, кирпичный, со стеклянной куполообразной крышей.

Коваль остановился и взял Артемку за руку:

— В цеху осторожней! От меня никуда ни на шаг. Ну, добро пожаловать!

И распахнул широко дверь.

Артемке показалось, что в тот момент, когда Коваль распахнул дверь и они шагнули вперед, где-то рядом, возле него, произошло крушение, обвал…

Жарко и ослепительно полыхало пламя, осыпаясь искрами на пол, что-то грохотало и скрежетало. Мимо с лязгом промчалась вагонетка… Артемка невольно прижался к Микуле Селяниновичу. Но тут он почувствовал, что Коваль что-то кричит ему в самое ухо, показывая рукой. Артемка решительно ничего не слышал из-за грохота и только, улыбаясь, беспомощно пожимал плечами, крутил головой. Коваль беззвучно смеялся, тянул Артемку вперед.

Они шли вдоль цеха, Артемка постепенно осваивался в этой уж очень непривычной для него обстановке, приходил в себя.

Вот Артемка внезапно остановился, потянул Коваля в сторону. Микула Селянинович перехватил Артемкин взгляд, в котором светилось восхищение. Артемка глядел, не отрываясь, вправо, на рабочего в робе с пластмассовым защитным козырьком на глазах. Глядел так, словно тот показывал фокус.

Рабочий колдовал около какого-то агрегата, напоминающего большую газовую колонку. Только по середине корпуса этой колонки были дырочки, как у самоварной конфорки. Сквозь дырочки вырывалось пламя, которое бушевало там, внутри.

С помощью щипцов рабочий ловко вставлял в огненное отверстие короткий металлический стерженек величиной с указательный палец. Стерженьки тут же, на глазах, накалялись докрасна, затем белели, становились светящимися, почти прозрачными! И тогда рабочий с помощью все тех же щипцов выхватывал их по очереди из отверстий и вставлял в другой агрегат, стоящий рядом. Брызгал крохотный фонтанчик воды, тут же превращаясь в облачко пара, раздавались шипение, стук. Секунда — и металлический стерженек уже никакой не стерженек, а готовый болт. Со шляпкой, с резьбой, новенький, черный до синевы.

Рабочий небрежно швырял его в ящик, уже доверху наполненный такими же болтами.

— Это газовая печь! — закричал Артемке в ухо Коваль. — Малая! И пресс. Сейчас я тебе еще не такое покажу!..

И они двинулись дальше.

Неожиданно дорогу преградило бревно. Бревно было четырехгранное и черное. Микула Селянинович перешагнул через него, даже не взглянув, а Артемка на секунду приостановился, дотронулся рукой. Бревно было металлическим.

Коваль оглянулся, крикнул: «Чугун!» Так вот какое это бревнышко — чугунное! Ну и ну!

…Дохнуло жаром, на лице Коваля засветились розовые блики. Он взял замешкавшегося Артемку за плечи, повернул его чуть влево: «Смотри!» И Артемка увидел, как огромная грохочущая машина резала на куски точно такое же чугунное бревно, как то, что лежало на полу.

«Трах!» — и от металлического бревна отлетает квадратная болванка. «Трах» — и следом отскакивает вторая. А рядом человек, тот, что управляет машиной. Он приветливо махнул Ковалю рукой.

— Это большой пресс!.. — кричит надрывно Коваль. — Заготовки для деталей!..

— Понял! — кивает Артемка. — Понял! Ничего себе пресс, подходящий!

Откуда-то сверху опустилась цепь с клещами на конце, клещи подплыли прямо к чугунной болванке и, схватив ее, плавно понесли по воздуху, кинули в пасть огромной печи, дышащей зноем. Артемка, не отрываясь, следил, как в оранжевом пламени истаивала, на глазах исчезала только что брошенная туда чугунная болванка. И вот ее не видно совсем. Расплавилась она, что ли? Только пламя бушует в печи, знойно и жадно…

— Сколько там градусов? — поинтересовался Артемка.

— Тысяча четыреста!

«Тысяча четыреста! — Артемка присвистнул. — Конечно, при такой температуре что хочешь сгорит и следов не останется…»

Но чугунная болванка не сгорела. Она просто так раскалилась, что ее цвет смешался с цветом пламени в печи.

Артемка задрал голову кверху. Там, высоко под прозрачным потолком, тоже рельсы! А по рельсам туда-сюда скользит вдоль цеха какая-то штуковина. Она-то и переносит с места на место грузы, с которыми без нее ни одному не сладить.

— Мостовой кран! — различает Артемка в грохоте голос Коваля.

— Он автоматический? Или там человек?

Коваль вдруг почему-то хохочет.

— Человек там! Очень хороший человек!..

Но Артемка и сам уже увидел, что там, наверху в кабине, человек. Вот он машет рукой из крана. Высунул из окна голову и даже улыбнулся какой-то знакомой-знакомой улыбкой… Такой знакомой, что почему-то вдруг чаще забилось сердце. Постойте… да ведь это же…

— Мама! — закричал Артемка и тоже замахал руками. — Мама!..

«Ну правильно, мама же крановщица! Так вот что делает она на заводе! Здорово!.. Это тебе не пуговицы пришивать!..»

Артемка прозевал момент, когда Коваль набросил на себя огромный брезентовый фартук, надел рукавицы и встал к тому самому молоту, возле которого повисла, покачиваясь, раскаленная четырехугольная болванка.

Рядом с Артемкой встал незнакомый мужчина с разгоряченным лицом. Он с любопытством оглядел Артемку и мотнул головой в сторону Коваля:

— Сейчас наш Семенович покажет, как работают кузнецы! Смотри, не моргай! Класс!

— А что это такое? Как называется?.. — не отрывая глаз от Микулы Селяниновича, спросил Артемка своего нового собеседника.

— Это ковочный молот! — отозвался тот. — Смотри, наблюдай!

Щипцами Коваль ловко ухватил заготовку, повернул ее на наковальне ребром вверх…

— Бум! — ударил по ребру молот.

Коваль подставил ему другое ребро.

— Бум! — и исчезла еще одна острая грань.

— Бум!

Стоящий рядом с Артемкой рабочий покачал головой. В его выразительном взгляде Артемка прочел восхищение. А в руках у Коваля заготовка превратилась под точными ударами молота в плоский круг! Микула Селянинович бросил его к своим ногам на пол, а мостовой кран, которым управляла Артемкина мама, уже подавал ему новую болванку.

И опять трудится молот.

Бум-ба-бах! Бум-ба-бах! Бум!

Даже под робой угадывает Артемка крепкие мускулы Коваля. Ни одного суетливого, лишнего движения.

— Бум — готово! Летит на пол чуть остывшая, но все еще золотистая круглая заготовка. И опять цепко хватает клещами Коваль новый, раскаленный добела отрезок чугунного бревна.

А рядом трудится работяга пресс, нарезая новые и новые чугунные болванки.

Трах! Трах!

Бум-ба-бах! Бум-ба-бах!

Грохот, гул и скрежет уже не кажутся Артемке неразберихой, оглушающей и пугающей его.

Артемке вдруг показалось, что только сегодня, вот сейчас, понял он, как силен человек. И самые сильные из людей работают здесь, в этом цехе.

…Красиво работает Коваль! Он, кажется, забыл обо всем на свете, в том числе и об Артемке. Как послушен, покорен в его руках раскаленный металл! Как легко, кажется, играючи усмиряет Микула Селянинович его крутой прав!

«А почему — Микула Селянинович? — вдруг спохватился Артемка. — Это же неправильно! Артемка знает, он читал былину. Микула был, конечно, сильным человеком, но он пахал землю! Он был землепашцем! Нет, Коваль — не Микула. В его руках огонь, металл! Он — Гефест! Бог огня и покровитель кузнечного дела. Недаром же и фамилия у него — Коваль!..»

Наверх, в кабину мостового крана, поднималась по узенькой лесенке женщина, а к Артемке уже подошла мама.

Несколько минут они вместе смотрели на Коваля. Потом мама сделала Артемке знак: «Пойдем!»

«Как? — огорченно подумал Артемка. — Это все? Кончилась ночная смена, и, значит, Николай Семенович уже не отойдет больше от своего молота?»

Артемке не хотелось уходить не простившись, и Коваль словно почувствовал это. Бросая на пол очередной готовый круг, он кинул на Артемку быстрый взгляд, улыбнулся, дружелюбно кивнул.

— До свидания, Николай Семенович! — закричал ему Артемка, хотя отлично понимал, что Коваль его не услышит.

Они шли вдоль громыхающего цехи. Артемка уже не вздрагивал от лязга и скрежета. Шум кузнечно-прессового цеха был ему теперь понятен. Артемка старался угадать голоса знакомых машин.

Бум! — это голос ковочного молота, на котором работает Коваль.

Трах! — это трудяга пресс.

Фрш-ш-ш… — это малый пресс, где рождаются крупные болты с резьбой и шляпкой.

У выхода из цеха их нагнала вагонетка, доверху нагруженная круглыми чугунными поковками, которые делал Коваль.

— Куда их повезли? — спросил Артемка у мамы, когда они вышли под открытое небо.

— В механический. Там на этой круглой заготовке сделают зубцы, получится шестерня.

— А потом?

— Потом — в сборочный. В этом цехе из деталей собирают машины.

— А какие машины?

— Разные. Вот эти шестерни, например, пойдут на сборку башенных кранов.

Артемка просительно взглянул маме в глаза.

— Посмотрим?

Мама засмеялась.

— Хочешь все за один раз?

— Мы немножечко.

В сборочном цехе тоже стоял грохот, и рабочие, как приметил Артемка, объяснялись больше руками. «Майна!» «Вира!» И здесь на службе у людей были машины. Они поднимали, подносили детали, а рабочие прилаживали их куда надо. Как в игре «Конструктор». Только все громадное, тяжелое, одним словом, настоящее.

На глазах Артемки рождался башенный кран. Такие он видел много раз на новостройках в городе. Только не знал, что делаются они совсем близко от него, на заводе, где работают мама и Коваль.

По дороге домой Артемка не давал маме покоя. Он замучил ее вопросами. «А трудно управлять прессом? А мостовым краном, на котором работает мама? А ковочным молотом? Где надо учиться, чтобы потом работать на заводе, в мамином цехе?»

— У нас ПТУ есть. Можно в нем, — ответила мама.

— Там и на кузнеца можно выучиться?

— И на кузнеца.

— А потом работать, как Коваль?

Мама улыбалась:

— Если у тебя так получится.

Под мамин шаг подстроиться было куда легче. Артемка шел с ней в ногу, не сбиваясь. Но вот досада — хоть бы один знакомый встретился Артемке!

А как бы здорово могло получиться:

— Скворцов, ты откуда это так рано?

— С машиностроительного.

— Что ты там делал?

— В кузнечно-прессовом цехе был.

— Зачем?!

— Значит, надо было.

И пошел бы дальше широкой и твердой походкой.

И еще немного досадно было Артемке на то, что мама, пока он стоял в сборочном и смотрел, как собирают краны, сходила в душ, сняла свою рабочую одежду и сейчас идет в обыкновенном платье. Прохожие ведь не знают, кто его мама, где она работает. Может, вообще дома сидит, домохозяйка. Прохожие ведь не знают, что Артемки на мама — частичка рабочего класса, на котором держится весь мир!