"Ангел-истребитель" - читать интересную книгу автора (Кортес Донн)

ГЛАВА 5

Два с половиной года тому назад

— Можно задать вам несколько вопросов?

Никки внимательно осмотрела мужчину, сидящего в кабинке по соседству. Ему было около тридцати. Нечесаные каштановые волосы, колючая борода и глаза, чей оттенок подсказывал, что их обладатель не спал уже с неделю. Для бездомного одет слишком хорошо, но на клиента не похож. Полицейский, решила она, ничуть не обеспокоившись; с ними Никки имела дело каждый божий день, они были такой же неотъемлемой частью профессии, как и клиенты.

— Я сейчас не на работе, дорогой, — сказал она. — Обеденный перерыв, усек? Возвращайся минут через двадцать.

— Я предпочел бы не вмешиваться в рабочий процесс, — возразил мужчина. — Я журналист. Пишу материал о Бульваре, хотел написать и о тебе.

Никки улыбнулась. Эта улыбка — автоматическая реакция на появление кого бы то ни было, и не важно, как она себя при этом чувствует… Улыбка обезоруживала людей, предоставляя Никки лишнюю секунду на подготовку к обороне. У всех работающих девушек, которых она знала, имелось одно универсальное правило для переговоров с клиентами, а Никки применяла его и в иных случаях: поступай, как подскажет нутро. А ее инстинкты говорили…

Опасность?

Страдание.

— Ладно, — резко ответила она. — Присаживайся.

Позже она снова и снова прокручивала в голове те первые минуты их знакомства, пытаясь понять, почему она согласилась на разговор. В этом парне было что-то не совсем правильное, что-то изломанное и налитое болью… она в жизни не села бы к нему в машину. И все же в нем, пожалуй, совсем не было агрессивности, лишь глубокая скорбь.

Прихватив чашку с кофе, он скользнул в кабинку к Никки, чтобы усесться напротив.

— Меня зовут Джек.

— Венди. — Привычный псевдоним для работы на улице.

Джек вытащил из кармана записную книжку и авторучку.

— Давно ли ты этим занимаешься? С тех пор, как мне стукнуло семнадцать… вернее, пятнадцать. Хочешь — верь, не хочешь — не верь.

— Что тебя толкнуло?

— То же, что и остальных, — наркотики. Я подсела на самый худший из них.

— Крэк?

— Нет. Деньги. — Никки выудила из сумочки пачку сигарет. — Знаешь, этим можно заработать поразительные денежки. Когда ты еще молода и глупа, может показаться, что мужики просто отдают бабки за здорово живешь. И ты начинаешь их тратить. Жизнь превращается в одну сплошную вечеринку. Оглянуться не успеваешь, как подсаживаешься на что-то дорогое, и тогда выбора уже не остается. Нельзя взять и бросить это занятие, уйти в официантки, потому что минимальная ставка плюс чаевые не в состоянии поддерживать твое пристрастие. И потом, ты больше ни на что не пригодна.

— На наркоманку ты не похожа.

Никки прикурила от маленькой газовой зажигалки.

— Это потому, что я ни на чем не торчу. Наркоты сюда не ходят.

Она широким жестом обвела все помещение кафе, в котором они сидели. Заведение называлось «Темплтон»; обстановка здесь была странноватая, но впечатления запущенности не оставляла. Вдоль одной стены выстроился ряд кабинок, вдоль другой — старомодная стойка бара с хромированными табуретами. Дизайн в допотопном стиле шиковатых закусочных пятидесятых годов, с размашистой неоновой вывеской «Заказные блюда» над окошком раздачи. Рядом с каждой из кабинок — миниатюрный музыкальный автомат — того сорта, где приходится выбирать записи, перелистывая застекленные страницы списка. В другой кабинке устроились еще несколько проституток, а за стойкой сидит, щелкая по клавишам ноутбука, молодой человек с аккуратно подстриженной бородкой.

— Видишь ли, в каждом городе есть по два Бульвара: в центре и в трущобах. Возле притонов работают сплошь тронутые да наркоманки. Они берут мало, потому что им нужно наскрести всего ничего, на очередную дозу. В центре все иначе — тут все молоденькие, хорошенькие, высококлассные. Мы обслуживаем бизнесменов, по большей части. Если провести опрос центровых девушек, окажется, что практически все они или матери-одиночки, или студентки колледжей.

— И кто же ты?

— Ни то, ни другое. Я старожилка, занимаюсь этим всю жизнь. Привыкла к хорошим деньгам и, по правде сказать, ничего больше делать не умею.

— Ты всегда можешь чему-то еще поучиться.

— А потом? Стать бухгалтершей? Воображаю себя на корпоративной банковской вечеринке в честь Рождества: «Эй, ребята! Венди бесплатно отсасывает под венком из омелы!»

Джек едва заметно вздрогнул.

— Да, кстати о Рождестве, — сказал он. — Во время праздников дела идут в гору?

— Нет, мужикам вообще-то неймется круглый год напролет.

— А как насчет психованных клиентов? Их количество от времени года никак не зависит?

Этот вопрос показался странным. Никки подумала немного, прежде чем ответить:

— Разве что летом. Погода жаркая, нервы на пределе. Но действительно психованные — эти круглый год не подарок. Все эти сказки насчет полнолуния, которое якобы сворачивает людям мозги, — пустой треп. Подцепить психа можно и летним вечером в июле, и в полночь на Хэллоуин.

— С тобой такое случалось?

— Конечно. Впрочем, уже довольно давно… у меня хорошее чутье.

— А как насчет твоих подруг?

— Со всеми случается время от времени. Если повезет, просто обчистят, и все.

— Ты была знакома с кем-то, кому не повезло?

Никки уперла в него прямой, острый взгляд. Он встретил его не моргнув. Выждав секунду, она ответила:

— Если ты говоришь о мертвых шлюхах, то да. Да, я знавала несколько мертвых шлюх. Тебе хочется узнать подробности? — Она выплевывала слова так, будто те были осколками стекла.

Реакция «журналиста» ее озадачила. Кажется, он просто задумался ненадолго, а потом произнес:

— Меня не интересует, чем они зарабатывали себе на жизнь. Они были твоими подругами?

Она смотрела на него, не зная, что и думать.

— Некоторые. Другие, наверное, заслуживали то, что получили, если не худшего.

— Может, и так. Но как ты можешь знать наверняка?

— Доверяю чутью. Некоторые люди — просто дерьмо, и планете без них только легче.

— Увы, на свое чутье я не могу положиться.

— Как, разве у журналистов не бывает инстинкта?

— Нет, — ответил он. — Только вопросы…


Джек задал еще несколько, прежде чем уйти. Никки видела его мельком еще несколько раз, когда тот говорил с девушками; по их отзывам она поняла, что «журналист» задавал им приблизительно те же вопросы, что и ей.

Но Никки была единственной, с кем он беседовал дважды.

Джек вернулся в то же кафе дней десять спустя. Никки сидела в одиночестве и кивнула, когда он поинтересовался, можно ли присесть. Снаружи моросил мелкий серый дождик.

Они довольно долго разглядывали друг дружку, не заводя разговор. Позже они ни разу не обсуждали эти минуты, но Никки знала в точности, что именно произошло тогда. Они узнали друг друга и поняли, что где-то в глубине они схожи. На сей раз улыбка далась ей не без труда.

— Итак, — произнесла она наконец, — статья уже готова?

— Я не журналист.

— Какая неожиданность. Коп, значит?

— Нет.

— Что тебе нужно? — ровным голосом спросила она. — Я работаю одна, без сутенеров.

— Я не сутенер. Почему у тебя нет партнера?

Это ненадолго заставило ее замолчать, но она сделала вид, что не поняла вопроса.

— Потому что я тоже не коп. Я — проститутка…

— Большинство девушек пользуются системой взаимопомощи. Одна садится в машину, вторая записывает номера.

— Я способна постоять за себя.

— Наслышан.

— Что бы это значило?

Мимо просеменила официантка. Джек подождал, пока та отойдет подальше, прежде чем ответить.

— Большинство проституток не таскают с собой оружие и наркотики, потому что их скорее заберут за них, чем за приставание к посторонним. А ты не просто носишь оружие, но еще и не боишься пускать его в ход. Говоря по правде, остальные девушки тебя побаиваются.

— Ну и в жопу их всех.

— А как насчет Салли? Ее тоже — в жопу?

Улыбка дрогнула на ее лице, всего на миг.

— Ты был с нею знаком?

— Нет. Но мне известно, что с нею случилось.

— Только одному человеку это может быть известно, — спокойно произнесла Никки. Ее рука медленно поползла к сумочке, лежавшей рядом, на полукруглом сиденье кабинки.

— Я не убивал ее, — сказал Джек. — Но я знаю, как она, по всей вероятности, умерла.

Рука проскользнула внутрь сумочки.

— Ее сняли вечером девятнадцатого июля. Она села в машину, угнанную за час до того. Лица водителя не заметил никто, включая и тебя. Скорее всего, ее изнасиловали и задушили, а тело — расчленили, оно так и не было найдено.

Пальцы ощутили жесткую шагреневую поверхность рукоятки и сомкнулись на ней. Одним легким щелчком Никки сняла пистолет с предохранителя.

— Три девушки за последние восемь месяцев, — продолжал Джек. — Все три с вьющимися темными волосами. Из них лишь Салли работала на Бульваре, вот только ее тело — или части тела — не нашлось до сих пор.

Осторожно, плавно ее указательный палец лег на спусковой крючок.

— Почему?

— Не знаю. Но если ты мне поможешь, быть может, нам удастся спросить об этом убийцу. Лично…

Выждав секунду, она вновь щелкнула предохранителем.


Джек описал свой план во всех подробностях, спокойно и рассудительно. Он перечислил слабые стороны и возможные риски, а также определил роль, отведенную для Никки. Добавил, что в любой момент она сможет отказаться и уйти.

Никки ответила, что ей потребуется время все обдумать. Джек дал неделю.

Свернув промысел, Никки отправилась домой — ей ни за что не удалось бы нормально работать, одновременно обдумывая предложение Джека. Она жила в Йелтауне, как раз на границе делового центра, и южные окна ее квартиры выходили на бухту Фальс. Аренда обходилась в небольшое состояние ежемесячно, зато не приходилось экономить на жилом пространстве. Никки никогда не задерживалась в одном городе очень надолго, но всегда обеспечивала себя необходимыми удобствами. Она не принимала наркотиков, вот уже много лет обходилась без бойфрендов… Элитная мебель и хороший вид из окна по сравнению с этим казались относительно безобидными слабостями.

Никки сбросила рабочую одежду и влезла в спортивные брюки и футболку, после чего свернулась клубочком на белой коже кушетки со стаканчиком скотча в руке. Сделав неспешный глоток, осмотрелась по сторонам: плазменный телевизор, CD-чейнджер, коллекция DVD-дисков, компьютер с набором игр к нему. Мягкие игрушки, безделицы. Что-то, с помощью чего она могла бы убивать время, не занятое работой или упражнениями. То же касалось и роликовых коньков, горного велосипеда, сноуборда. Она избавится от них перед переездом в другой город и купит новенькие по прибытии на место.

Взгляд Никки скользнул по книжной полке. Только книги путешествовали вслед за ней из города в город, пусть даже тяжелые и не приспособленные к перевозке. В основном книги о путешествиях: большие тома в твердых переплетах, с множеством иллюстраций. Испания, Таити, Франция, Гренландия… Никки нравилось разнообразие. У нее имелись и карты, был даже большой полый глобус, который стоял в углу комнаты и заодно служил мини-баром. Кроме того, она собирала поваренные книги всех народов мира, хоть даже никогда не готовила сама, — как-то само собой получилось, что у нее вошло в привычку покупать их повсюду, куда бы Никки ни забросила ее тяга к переездам. Кто-то собирает столовые ложки, кто-то коллекционирует керамические статуэтки, а она собирала сборники рецептов.

Выводы делайте сами.

Ее неистребимой привычкой, ее наркотиком были путешествия. Каждый год Никки откладывала деньги, чтобы отправиться куда-нибудь на месяц-другой, отдохнуть не только от работы, но и от себя самой. Она путешествовала под различными именами, красила волосы, экспериментировала с различными типами одежды, еды, даже телевизионных шоу-программ. Поначалу она воспринимала все это как своего рода игру, безобидное хобби ничем не хуже всех прочих, но постепенно осознала, что занимается тем же, что обычно делала ради клиентов: играет чью-то роль. Разница в том, что, путешествуя, она вживалась в чужую шкуру ради собственного удовольствия, а не ради кого-то еще. Иначе говоря, занималась не проституцией, а мастурбацией.

Ну и ладно. Учитывая, сколько раз Никки приходилось поработать рукой на протяжении ее длительной карьеры, она давно заслужила свою небольшую долю самоудовлетворения.

Но достаточно ли ей этого?

Возможно, вопрос не совсем в этом. Наверное, ей стоит задуматься, не сумасшедший ли этот Джек и насколько нормальна она сама. Почему она не хочет над этим подумать?

Потому что уже знает ответ.

Никки неожиданно для себя вспомнила Салли. И Джанет. И Билли, и Иоланду, и Джойс, и Си-Си, и Веронику… список все тянулся и тянулся — девушки, которые погибли или просто исчезли. Никки надеялась, что кто-то из них сумел покончить с прежней жизнью: выйти замуж, переехать или просто забросить былое ремесло.

Быть может, кое-кто так и поступил. Но немногие.

Зазвонил телефон. Озабоченно нахмурившись, Никки встала с кушетки и подошла к аппарату. Частный звонок, номер скрыт. Она не стала брать трубку. Последние пару дней ей хватало проблем с одним клиентом, азиатом, который болтался взад-вперед по Бульвару. В отличие от Джека, манеры этого парня бросали ее в дрожь: он усадил Никки в машину, а затем попытался уговорить ее дать бесплатную демонстрацию, объявив себя сутенером, ищущим молодые дарования. Она не повелась на эти разговоры, но, очевидно, тот же трюк он провернул с другими девушками, которые не блистали сообразительностью. Кто-то из них — Тереза, наверное, вот ведь сука! — дал ему номер домашнего телефона Никки, и теперь он то и дело названивал. Этот парень неплохо одевался, да и язык у него подвешен будь здоров, но сутенером он быть никак не мог — слишком уж невысок, одутловат, непригляден. Она еще поверила бы, назовись он китайским гангстером, но эти парни не ездят поодиночке, да и девочки у них обычно работают не на улице, а в массажных салонах.

Звонки было прекратились, но вскоре возобновились с прежней настойчивостью. Такое же отсутствие информации на дисплее определителя. «Черт!» — с чувством сказала она и подняла трубку.

— Привет, Венди. — Конечно, это был он.

— Чего тебе?

— Хочу снова с тобой увидеться.

— Слушай, Ричард, я уже сказала… меня это не интересует.

— А почему нет? Я тут поспрашивал, ты сейчас без менеджера.

— Пусть именно так и останется.

— Да ну? Ты, часом, не обдумываешь другое предложение?

— Я действую в одиночку, Ричард. Не люблю делиться выручкой.

— В таком случае кем был тот парень из забегаловки? Тот, с которым ты так долго разговаривала?

Никки сощурила глаза.

— Ты что, следил за мной?

— Нет-нет. Просто шел себе по Бульвару и увидел тебя в окне, вот и все. Так он что, твой бойфренд?

— Нет, — отрезала Никки. — Мы просто оказываем друг другу кое-какие услуги время от времени. Я трахаюсь с ним, а он трахает кое-кого еще… Всяких тупых идиотов, которые не понимают слова «нет».

— Кажется, я должен испугаться?

— Тут одна проблема: потом он достает значок и пистолет. Если он тебя трахнул, трахнутым ты и останешься.

Ричард рассмеялся.

— Ну конечно. Я тебе еще звякну. — В динамике послышались гудки.

Зарычав, Никки бросила трубку на место. Придется менять номер телефона…

Есть и другой вариант — изменить вообще все.

— Чтоб тебя… — сказала она.


Джек не оставил своего номера; оставалось дождаться, когда он сам с нею свяжется. Странная, долгая выдалась неделя — Никки вдруг увидела все свои давно наработанные приемы словно бы новыми глазами. Она всегда была осторожна, но теперь неожиданно для себя самой стала вдруг отвергать даже постоянных клиентов. В животе образовался какой-то сгусток, который она сперва посчитала страхом… но вскоре поняла, что это всего лишь предвкушение. В итоге Никки проводила все больше времени в кафе, где познакомилась с Джеком. Она ждала.

Наконец, ровно семь дней спустя, он вошел в кафе и уселся напротив. Она сказала, что принимает его предложение.

И началась подготовка.


Поначалу она решила, что Джек возьмет руководство на себя, будет командовать и вообще уподобится сержанту строевой подготовки. На самом деле их роли оказались куда более сбалансированными: Джек натаскивал ее мозг, а она накачивала его тело. Никки владела поясом мастера айкидо (боевого искусства, основанного преимущественно на захватах и использовании силы противника), три раза в неделю поднимала тяжести; Джек два года проучился на гуманитарном факультете. Когда они приступили, он пребывал далеко не в лучшей форме; по прошествии полугода, впрочем, он мог отжаться триста восемьдесят раз и пробегал милю за четыре с половиной минуты.

Институтское прошлое Джека оказалось полезнее, чем Никки могла бы подумать. Он знал, как работать с источниками, как обучаться и как учить — и себя, и Никки. Его квартира была забита учебниками по психологии, криминологическими трудами, специализированными журналами, которые были посвящены всему — от оборудования для слежки до подготовки солдат-наемников.

Самое главное, он не распылялся.

Никки еще не доводилось встречать человека настолько же упертого, как Джек. Он был словно нож — смертоносное лезвие в человеческом обличье, которое ежедневно самозатачивалось о точильный круг боли, отсекая лишнее: чувства, интересы, слабости. Пока не осталось лишь лезвие. Острое, как сама смерть.

И почему-то такое же будоражащее. Однажды ночью, лежа на раскладушке в квартире Джека, на которой она теперь спала, Никки поняла, что уже неделями не включает телевизор и не ходит в кино. Каждый день она тренировалась, читала и обсуждала с Джеком стратегию. Прежде, в удачную ночь, она могла заработать тысячу долларов; теперь она жила на сбережения. Она ступила на дорожку, которая почти неизбежно приведет ее или в тюрьму, или в морг… а внутри потихоньку начала заполняться пустота, которая оставалась там так долго, что Никки почти забыла о ее существовании.

Она просто пересела с одного наркотика на другой. Никки даже задумалась, не поэтому ли люди вступают в секты.

Она многому научилась. Узнала разницу между организованным серийным убийцей и неорганизованным. Изучила методы избавления от трупов, узнала, какие химикаты при этом чаще всего используются и как они пахнут. Они с Джеком определили список вопросов, которые могли бы затронуть душевные струнки серийного убийцы, а Никки проштудировала несколько книг, посвященных языку тела, чтобы правильно интерпретировать реакцию.

Джек тоже обучался. Никки преподала ему не только айкидо, но и все, какие только смогла, правила поведения на улице: как разговаривать с копами, как узнать наркомана, каких жуликов следует остерегаться.

Каждый вечер Джек удалялся в свою комнату, чтобы проводить «исследование». Она видела корешки нескольких книг на полке в его спальне: «История Инквизиции». Монографии о преступлениях гитлеровцев и о методах ведения психологической войны. Книги о промывании мозгов, о технике допроса, о пытках. Джек ни разу не предложил Никки обсудить какую-нибудь из них, но она понимала, конечно, зачем они нужны.

— Ты ведь не делал этого раньше, верно? — как-то спросила она. Они только что закончили тренировку в старом гараже, который Джек снял в аренду, чтобы оборудовать в нем нечто вроде простенького тренажерного зала. Залитый цементом пол, в углу — кукла-манекен для отработки ударов, в центре — набор спортивных снарядов. Они оба развалились на матах, на которых только что отрабатывали броски.

— Ты про убийство?

— Нет. Я о пытках.

— Не приходилось.

— Думаешь, ты на это способен?

Джек долго смотрел ей в глаза, прежде чем ответить.

— Я себя заставлю, — сказал он.

В его голосе совсем не было злости.

Одна печаль.


Полгода спустя Джек решил, что они готовы; кроме того, он, кажется, знал, с чего начать.

Убийца, прикончивший Салли, нападал еще дважды, хотя полиция, кажется, об этом и не подозревала. Две проститутки с черными вьющимися волосами исчезли с улиц, и знакомые Никки понятия не имели, куда они делись.

— Тупые сучки!

Разъярившись, Никки швырнула свой мобильный телефон через всю комнату. Тот попал в спинку дивана, отскочил и, кувыркнувшись по полу, скользнул под обеденный стол.

— Они что, не читают списки разыскиваемых преступников? Я же предупреждала, господи ты боже!

— Никки. — Джек пересек комнату и встал перед нею, не колеблясь под исходившими от нее волнами слепой ярости. — Хватит.

— Не смей мне этого говорить! Я… я просто хочу расколотить что-нибудь…

— Нет. Я хотел сказать, хватит выжидать. Подготовка завершена.

Моргнув, Никки избавилась от гневных слез, мешавших ей видеть, и встретила его невозмутимый взгляд.

— Хватит с тебя мертвых подруг, — сказал Джек. — Пора браться за работу.

Их было только двое. Отсутствие опыта, ограниченные финансы, минимум ресурсов. У них не было доступа к полицейским архивам, специалистам, оборудованию. Их единственное преимущество состояло в том, что они сами были преступниками, — но это преимущество было весомым.

— Убийцы, которые охотятся за проститутками, не всегда убивают их, — сказал Джек. Он работал, расширяя багажное отделение недавно купленного с рук белого фургона «Эконолин». — Иногда они просто занимаются с ними сексом.

Никки протянула ему зажимные тиски.

— Ну да, а бывает, что они сначала занимаются с ними сексом, а потом уже убивают. Или наоборот.

Джек затянул гайку на болте, только что ввернутом в пол багажного отделения.

— Едва сообразив, что ты не из полиции, убийца может проявить излишнюю самоуверенность. Скажем, намекнет о том, что собирается с тобой сделать, или похвастается тем, что сотворил с предыдущими жертвами. Справишься?

— За мои нервы можешь не беспокоиться, — ответила Никки. — Я способна, не переставая улыбаться, отсосать у самого дьявола.

— Отлично. Может, и придется…


Никки была в черном парике с кудряшками. Джек тенью следовал за нею и ее клиентами, ведя прослушивание их бесед с помощью крошечного микрофона в ее сумочке, в любую минуту готовый вмешаться. Вскоре они установили график работы: еженощно с девяти вечера до трех утра они выходили на Бульвар, где Никки меняла фальшивые ласки на настоящие доллары, а Джек стоял на страже где-нибудь неподалеку.

Прошло три месяца.

Не меньше сотни раз Джек слышал, как Никки отсасывает v клиентов. Как она занимается сексом в гостиничных номерах, в автомобилях, в пустых аллеях. Количество психов, которые ей попадались, резко подскочило, поскольку теперь она специально их выискивала; если клиент вел себя странновато, она делала все возможное, только чтобы заставить его окончательно съехать с катушек. Уже несколько раз Джек был готов вмешаться, но тревога всегда оказывалась ложной: клиент не желал заплатить сполна или перегибал палку с грубостью. Иногда Никки возвращалась домой с синяками, но никто из клиентов еще не попытался задушить ее. Она высматривала Ричарда, сутенера-притворщика, но тот, видимо, понял намек, поскольку вот уже несколько месяцев не появлялся на Бульваре.

И тогда, однажды ночью в конце марта, она повстречала Луиса.

Он подъехал в семейном автомобиле с наклейкой «Ребенок на борту» на заднем стекле. Водителю лет тридцать пять; дородный мужик с ползущими к затылку залысинами, зеленоватым цветом лица и густыми черными усами. Он лучезарно улыбался, разглядывая Никки.

— Хола, красавица! Как делишки сегодня?

— Нормально. Только одиноко что-то, да и в кармане пусто, — сказала она с такой же улыбкой.

— Тогда я, наверное, тебе помогу. Садись в тачку, прокатимся. Составь мне компанию и получишь сотню долларов.

— Предпочитаю две сотни.

— Да, прогулки по ночному городу обходятся все дороже. Но ты, сдается мне, стоишь этих денег, да?

— Есть только один способ выяснить…

Он ухмыльнулся и кивнул. Никки скользнула на пассажирское сиденье, бросив мимолетный взгляд назад. Ни детского сиденья, ни игрушек, ни фантиков от конфет.

На наклейке «Ребенок на борту» все еще красовался магазинный ценник.

— На желтых огнях лучше тормози, — сказала она, когда машина отъехала от тротуара. — Мы ведь не хотим, чтобы нас прервали, верно?


Слово «желтый» служило для Джека сигналом «Будь начеку». Услыхав, что клиент предлагает сэкономить на мотеле и поехать к нему домой, Джек понял, что у них появился вполне реальный кандидат. Он следовал за машиной, но старался держаться вне видимости: GPS-устройство в сумочке Никки позволит отыскать ее с точностью до нескольких метров.

Он последовал за ними по джорджийскому виадуку, в конце совершил плавный поворот и выехал под саму эстакаду. Здесь тянулась полоса незастроенных индустриальных участков, зажатая между китайскими кварталами и берегами бухты Фальс. Каждое лето здесь прокладывали извилистую трассу мотогонок, но в марте стальные зрительские трибуны и бетонные заграждения дожидались своего часа, составленные рядами на обнесенных колючей проволокой участках.

Почему-то Джек совсем не удивился, когда автомобиль впереди резко затормозил.

Сам он оставил фургон в квартале от него, а остаток пути проделал пешком. Джек пробирался в темноте бесшумно и быстро, готовясь к схватке с убийцей.

— Он отпирает ворота склада, — произнес ему на ухо голос Никки. — Говорит, там хранится ключ от трейлера. Я позволю запереть за нами ворота — пусть чувствует себя в полной безопасности.

Джек замер на месте.

Кусачки остались в фургоне.

Никки уже не предупредить; разработанный заранее план не изменишь. Джек поспешил назад прежним маршрутом.

Когда Джек схватил кусачки, клиент Никки уже запер ворота. Перестав беспокоиться о соблюдении тишины, Джек помчался туда со всех ног.

— Ну что, Луис, теперь ты готов размяться? — услышал Джек слова Никки. Микрофон был настолько чувствителен, что ему показалось, она стоит где-то рядом. Он слышал, как распахнулась дверь трейлера, почти видел, как Никки с Луисом поднялись внутрь…

Он не бегал в темноте с тех пор, как был ребенком, когда летней ночью стремглав пересекал широкую и пустую детскую площадку. Это было похоже на сон… и тогда нога Джека, уже оторвавшись от земли, вдруг задела за что-то твердое.

Был долгий, растянутый во времени миг падения во тьму, оборвавшийся, когда Джек со всего маху налетел лицом о стену. Темнота вспыхнула красным, но сразу же побледнела, теряя насыщенность красок.

— …Даже не знаю, Луис. — Голос Никки. Прорезав туман разлившейся в черепе боли, он вернул Джека к жизни. — Мне не очень-то нравится делать это с бисексуалами. Ты ведь можешь заразить меня чем-нибудь.

Она высмеивает его, провоцируя. Полагаясь на помощь Джека.

Он лежал в ледяной луже. Сколько же он пробыл в отключке? Правая рука успела совсем онеметь от холодной воды. Кусачек не видно — он выронил их где-то рядом, в скопище теней.

— О, чикита, я вовсе не такой. — Голос Луиса. Он не казался рассерженным. Напротив, слова звучали радостно и уверенно. Плохо. Очень плохо.

Нет-нет, это здорово. Именно этого они и ждали, на это надеялись, этого с таким трудом добивались. И как только Джек сможет подняться на ноги…

Наконец это ему удалось, но мир вдруг совершил пируэт под каким-то странным углом, и он вновь оказался на земле. Голова кружилась, словно после злоупотребления текилой. Джек расстался с содержимым желудка, стараясь производить как можно меньше шума.

— У тебя красивые волосы, — произнес Луис в ухе Джека.

Это мигом прояснило ему голову.

Он осторожно встал на ноги, собрал инструменты. Ворота в той стороне. Джек направился к ближайшему источнику света — к конусу неестественно яркого света на столбе, одинокой стальной пальме, растущей на своем собственном, залитом оранжевым светом островке.

— И мне вообще-то наплевать, что там тебе нравится, — продолжал Луис.

На дальнем берегу островка света поблескивала секция забора из проволочной сетки. Джек поспешил к ней, на ходу срывая с себя пальто.

— Я не трахаюсь бесплатно, — заявила Никки. — В самом буквальном смысле. Деньги вперед.

Джек достиг забора, обрамленного сверху кольцами колючей проволоки. Зажав пальто зубами, он пополз наверх.

— Мало не покажется, пута. Я столько тебе дам, что не унесешь…

Достигнув верхней кромки, Джек набросил пальто на проволочные шипы. Оно защитило руки от худших из них, но на обоих запястьях и одной икре все равно остались болезненные порезы. Он спрыгнул на землю с другой стороны, оставив пальто безжалостно смятым и насаженным на лезвия.

В ухе — звуки борьбы. Короткий глухой удар.

И тишина.

Трейлер стоял в пятидесяти ярдах от него — белый прямоугольник, еще один атолл света в океане тьмы. Джек захромал к нему, пытаясь расслышать еще хоть что-нибудь в своем наушнике. Казалось, он бежит по беговой дорожке — трейлер рос на глазах, но не делался ближе. Добежав до двери, Джек сообразил, что большую часть оборудования и оружия оставил в карманах пальто.

Налег на дверь, но та была заперта.

— НИККИ! — завопил Джек. Ударил в дверь плечом, но та оказалась крепче: отскочив, Джек потерял равновесие и уселся в грязную лужу перед ступеньками.

Дверь щелкнула и приоткрылась.

— Ничего себе, — удивилась Никки. — В следующий раз попробуй сначала постучать, ладно?


Внутри в дрожащем флуоресцентном освещении Луис валялся лицом вниз на маленькой складной кровати. Он был без чувств, а за правым ухом бежал тоненький ручеек крови.

— Пришлось впаять ему вот этой штукой, — сказала Никки, баюкая в руках увесистую стеклянную пепельницу. — Предпочла бы парализатор, но он слишком уж быстро полез вон в тот шкафчик.

Джек осмотрелся по сторонам. Дешевые деревянные панели стен украшал разлохмаченный календарь, а воздух пах плесенью и застарелым потом. Рядом с кроватью, на карточном столике, стояла кофеварка с тремя грязными чашками, а в углу расположился небольшой письменный стол с наполовину выдвинутым верхним ящиком. Заглянув внутрь, Джек выудил оттуда бутылку виски, пару наручников и короткий отрезок электрического кабеля.

— Похоже, он собирался закатить настоящую вечеринку.

— Ага. Надеюсь, я его не сильно зашибла.

— Еще дышит, — успокоил ее Джек. — Подготовь его к поездке. Я подгоню фургон.


Они отвезли Луиса в гараж, в котором тренировались. Джек по мере сил обеспечил звукоизоляцию, начинив картонками из-под яиц пространство между двумя слоями звукопоглощающей плитки и обшив этими сэндвичами и потолок, и стены. Пол был цементным, со стоком в углу.

Никки помогла вытащить Луиса из фургона и внести в гараж. Джек привязал его к кухонному стулу, следя, чтобы тот не смог пошевелиться.

Не моргая, Джек смотрел на связанного Луиса, который так пока и не пришел в сознание.

— Ступай, — тихо сказал он.

Никки вышла.

Джек достал большие портновские ножницы. С их помощью он срезал всю одежду с тела Луиса и, закончив, сунул ее остатки в белый мусорный пакет. Зажег большую свечу и потушил весь остальной свет.

Затем он вытащил флакончик нюхательной соли и помахал им под носом у пленника.

Луис дернул головой, его веки затрепетали. Он со стоном открыл глаза.

— Ты знаешь, где находишься? — спросил у него Джек.

— Что?.. Нет, нет… Что происходит? Кто ты такой?

— Не важно, кто я, Луис. Важно, кем я не являюсь.

— Ты сошел с ума!

— Нет, Луис Я не сумасшедший. Я не работаю в полиции. Я не вор и не похититель людей. И самое главное, Луис, я совершенно определенно не — и это отрицание характеризует меня лучше всего, — так вот: я не верю, что ты ни в чем не виноват.

— Что… Что тебе от меня нужно?

— Правды. Но сначала ты должен стать кем-то еще.

— Кем? — прошептал Луис.

— Кем-то, кто никогда, ни за что на свете не солжет мне. — Джек достал портативный магнитофон, щелкнул клавишей «запись». — Итак. Давай вернемся к самому началу…


Шесть часов спустя он сдался.

— Я не способен, не способен на это, — сказал себе Джек. Он сидел в узком проходе рядом с гаражом, рассматривая собственные руки. На них не было следов крови, но дрожь никак не унималась.

Луис не желал сознаваться. Он просил, умолял, плакал, но не хотел признаваться ни в чем, кроме связи с проститутками. Он говорил о своих детях, о беременной жене. Он вспомнил каждый грех, совершенный в этой жизни, и просил Господа простить его.

Джек вытворял с ним ужасные вещи. Ему дважды пришлось выйти, чтобы вывернуться наизнанку, причем во второй раз пустой желудок уже ни с чем не мог расстаться: десять минут болезненных сухих судорог. Но Джек заставлял себя возвращаться и продолжать.

Четыре часа спустя Луис завел другую песенку.

Он виновен, всхлипнул Луис. Да, это он все это сделал — все, в чем обвиняет его Джек. Он подпишет что угодно, скажет что угодно, — но, когда Джек потребовал деталей, Луису нечем было поделиться.

— Неужели я ошибся? — тихо спрашивал себя Джек. — Неужели ошибся?

Рассвет был не за горами — серое туманное марево уже брезжило на востоке. За гаражом пахло мусором, но ощущался и влажный, свежий привкус дождя. Мимо Джека пронесся небольшой вихрь розовых точек — ранние лепестки с вишневого дерева, росшего на заднем дворе.

Джек думал о своем сыне. Он думал, каково это — быть отцом и что делают отцы. Затем он поднялся и снова вошел в гараж.


Луис. Или как тебя там зовут. Ни бумажника, ни документов на машину, вообще никакого удостоверения личности.

— Я же говорил тебе, я все объяснил. Я не хотел подставлять свою семью в случае, если меня арестуют.

Разумно. У тебя ведь есть сынишка, верно? Роберто.

— Да, да Он хороший мальчик, он любит папочку…

Почему? Чем вы занимаетесь вместе?

— Мы, мы разные вещи делаем. Ходим в кино, гуляем в парке, играем в футбол…

Вот как? Значит, он любит футбол. Тогда, наверное, он играет в школьной команде.

— Да. Я вожу его на тренировки, каждую субботу…

А мать не возит? Только ты?

— Да, я один. Мне нравится смотреть, как он играет…

Расскажи мне о его первой игре. С другой командой.

— Что?

Сколько ему было лет? Ты же отец, ты должен вспомнить.

— Конечно. Он был такой красивый в своей маленькой форме… о боже…

Продолжай.

— Они продули. Четыре — один. Он так старался.

Ну разумеется. Сколько ему тогда было?

— Семь лет.

А какая была погода?

— Шел дождь. В Ванкувере так часто идут дожди…

Да. И как называлась его команда?

— …Не помню.

Ничего страшного. Я тебе помогу.

— Нет! Нет, она называлась… «Волки». Все родители звали их волчатами.

Нет.

— Ч-что?

Нет. Не звали. Школьная лига для семилеток в Ванкувере называет футбольные команды в честь школ. Никаких «Волков» нет и не было.

— Я ошибся. Я имел в виду…

Нет никакого Роберто. Нет Луиса. Есть только угнанный семейный автомобиль, правдоподобная легенда и наклейка «Ребенок на борту», которую ты купил за доллар для пущей маскировки.

— Нет, не надо, пожалуйста, я клянусь тебе…

Теперь мы знакомы.

Тебе осталось узнать обо мне одну последнюю вещь: я не остановлюсь. Когда станет плохо, когда станет совсем невыносимо и ты будешь молить о смерти, вспомни этот простой факт: Я никогда, никогда не остановлюсь.

Пока не узнаю всю правду…


Это заняло три дня.

ПОЛИЦИЯ ВАНКУВЕРА

Транскрипт магнитофонной записи № 332179

«Роберто Луис Чавес», кассета 7.

Второй голос на записи идентифицирован как «Неизвестный».

ЧАВЕС: Она была у меня шестой. Я разделался с ней где-то в середине февраля, у меня день рождения в этих числах, и у меня было приподнятое настроение. Решил, что заслуживаю какого-то особенного подарка…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Помедленнее. Уже очень скоро.

ЧАВЕС: Понял, понял, я просто… о'кей, о'кей…

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Дыши спокойно.

ЧАВЕС: Ее звали Бонни, я подобрал ее на Сеймур-стрит, в пятницу. На ней была красная кожаная мини-юбка Я отвез ее в трейлер и трахнул, прежде чем убить. Задушил проводом от удлинителя.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: А тело?

ЧАВЕС: Бросил к двум остальным, оно там, клянусь.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Да. Я уже проверил. Она все еще там.

ЧАВЕС: О, это хорошо. Хорошо.

Пауза.

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Какими были ее последние слова?

ЧАВЕС: Она… она сказала: «Майкл».

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Майкл?

ЧАВЕС: Да. О боже, боже, ну пожалуйста. Сейчас?

НЕИЗВЕСТНЫЙ: Да. Сейчас.

Невнятный шум.

Конец записи.

Они оставили тело на том самом месте, где Чавес бросал свои жертвы, в лесу возле магистрали «Си-Ту-Скай». Джек приклеил к его груди пластиковый контейнер с семью девяностоминутными кассетами.

Никки позвонила в полицию. Пять минут спустя они уже направлялись прочь из города.

Следующим пунктом назначения стал Де Мойн, где у них ушло чуть меньше года на поимку Дункана Шилдса. Не прошло и двух суток, как Джек узнал все его тайны; Шилдс рассказал, где зарыты девять трупов.

Назад в Канаду. В Калгари, штат Альберта, городе ковбоев и нефтедобытчиков, напомнившем Джеку о Далласе, они заманили в свою ловушку Хельмута Лансгаардена, иммигранта из Германии, питавшего особое пристрастие к рыжеволосым женщинам и мясницким ножам. Они выслеживали его семь месяцев, и Джек сломал его за день; с каждым разом у них получалось все быстрее. В первый раз за все время канадские и американские власти сравнили имеющиеся данные и тогда осознали, что же происходит. Кто-то посчитал сюжет слишком хорошим, чтобы держать при себе, и в дело вмешались газетчики. К тому времени, как Никки с Джеком обосновались в Сиэтле, крещение уже состоялось.

Так появился на свет Следователь.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Дорогая Электра,

я не могу сдержаться и не записать этого. Сегодня дядя Рик возил меня за покупками — в магазин одежды, представляешь? Ууу-хууу!

Ладно, ладно, это был не совсем бутик… скорее магазин тканей и пуговиц, но все равно, это почти то же самое, правда ведь?

Мы поехали в тот магазинчик тканей в Литтл-Индии, чтобы подобрать материал для моего костюма. Большинство подружек в ужасе: «Я ни за что не буду наряжаться на Хэллоуин, это для детей», но мне все равно, что они говорят. Маскарадный костюм — это всегда было лучшее во всяком празднике, гораздо круче бесплатных конфет. На одну ночь можно стать кем-то другим, понимаешь? Кем-то, кто наделен сверхъестественной силой, у кого сказочные друзья или просто кого все любят. Надеваешь костюм, и можно больше не беспокоиться о домашних заданиях, об Анне Джонсон, которая дразнится «толстомординой», или о маме, которая явилась на последнее заседание родительского комитета навеселе.

Короче, мы пересмотрели, наверное, тысячу самых разных материалов. Индийские женщины (не индеанки, а те, что живут в Индии, какая же ты глупая, Электра!) делают из них такие длинные платья, которые называются сари, очень даже красивые! Синие, золотые, алые, серебристые, зеленые, бирюзовые, розовые! Любые рисунки, какие только можно вообразить, все завернутые и замысловатые, на ткани тонкой, как шелк, или тяжелой и гладкой, как кожа. Кстати, ты едва ли поверишь, сколько они при этом стоят.

Ну, ты, наверное, хочешь спросить, какой же костюм будет на мне в этом году? Но давайте сначала посмотрим на других участниц конкурсной программы; что скажешь, Электра? Хит-парад «самых-самых»? А что, почему бы и нет?


Десятка лучших маскарадных костюмов для Хэллоуина (которые надевала Фиона)

10. ЛЮК СКАЙУОКЕР. Это был дешевый костюм, купленный уже готовым в магазине, но я могла бегать в нем, где хочу, и раздавать удары лазерным клинком.

9. ЛОШАДЬ. Этот костюм был лучше Люка только потому, что я сама его сделала… Ну да, учительница мне тоже помогала, но все равно… И еще он был такой трогательный. Я как раз вступила в фазу «О-боже-мой-КАК-Я-ЛЮБЛЮ-лошадок» и отчего-то решила, что в этом костюме смогу воплотить всю красоту и грацию Черной Красотки. Выглядел он забавно, мне едва было видно, что творится вокруг, и все мои подружки смеялись надо мной. А я лягалась в ответ.

8. ТЕРМИНАТОР. Признаться, этот костюм выбирала не я (мне в ту пору было всего два года), но видела фотографии. Мои родители засунули меня в крошечную кожаную курточку, надели на нос темные очки, а впридачу коротко постригли. Я выглядела опасно. Если верить папе, этот костюм вполне соответствовал моему характеру в том «нежном» возрасте.

7. КАЛВИН. Книжку «Калвин и Хоббс» я получила, когда мне стукнуло шесть лет, и сразу на них запала. Меня просто взбесило, когда я узнала, что уже со следующего года комикс перестанут печатать в газете. Калвину столько же, сколько и мне, и он был моим кумиром. Кроме того, дядя Рик смастерил куклу Хоббса в натуральную величину, чтобы я всюду могла таскать его за собой.

6. БАФФИ, ОХОТНИЦА НА ВАМПИРОВ. Мне было восемь лет, а Баффи была самой крутой девчонкой на всем белом свете. К тому же мне просто хотелось одеваться, как она.

5. МИСС АМЕРИКА. Дядя Рик рассказал мне про мультфильм под названием «Тик-Так», и я решила, что это самый смешной фильм на свете — даже если мои подружки посчитали его глупым. Мисс Америка — это супергероиня, которая метала в плохих парней туфли на очень высоких каблучках. В том году я наставила немало шишек самым разным людям.

4. APBEH. «Властелин Колец» — мой самый любимый фильм всех времен и народов, а Лив Тайлер просто великолепна в роли принцессы эльфов. Я сделала, такую же прическу, как у нее, и собственными руками сшила платье. Дядя Рик сказал, что я была в нем неотразима.

3. МЕРТВЫЙ ЭЛВИС. Ну, как бы там ни было, я действительно думала, что это смешно. Здорово же быть рок-звездой (вроде того) и зомби одновременно. И потом, я могла произносить реплики вроде: «Можно я съем ваши мозги? Спасибо. Ба-альшое вам спасибо».

2. ПРИНЦЕССА КРОЛИКОВ. Мой первый настоящий костюм, который я сделала, когда мне было четыре года. На самом деле я помню немногое — вроде бы я была убеждена, что кролики наделены магической силой, и еще мне хотелось быть принцессой, потому что все делают то, чего хотят принцессы. Сам костюм представлял собой что-то типа балетной пачки и шляпки с торчащими из нее кроличьими ушами. А еще к нему прилагалась Волшебная Морковка, которая после двух месяцев, проведенных у меня под подушкой, превратилась в заплесневелый, сморщенный, вялый овощ.

1. И наконец, самый любимый костюм Фионы всех времен (пока что): ЖАННА Д’АРК. Я изготовила его в прошлом году, и почти все мои друзья решили, что он неудачный: потому в основном, что никто не знал, кто она была такая. Ну, а Жанна была удивительной женщиной, которая вела в битву целые армии, отказывалась повиноваться церковникам и была сожжена заживо за свою веру. Этот костюм мне помог смастерить дядя Рик.


Он был чудесный, Электра. Рыцарские доспехи из настоящего металла, которые мы слегка обожгли и приделали к ним целлофановые язычки пламени, выбивающиеся по краям. Мой меч тоже казался объятым пламенем. Гораздо лучше лазерного клинка.

Впрочем, в этом году все будет иначе. На сей раз, вместо того чтобы просто копировать кого-то, я собираюсь попробовать придумать что-то оригинальное. Что-то такое, что расскажет обо мне самой. Это будет не просто костюм, а произведение искусства. Ну, может, и не ИСКУССТВА или даже «Искусства», но, по крайней мере, искусства.

Дядя Рик говорит, искусство должно как-то раскрывать личность самого художника. «Искусство — это внешний лоск, скрывающий под собой правду», его собственные слова. Если так и есть, значит, дядя Рик — очень непростой парень.

Что такое, Электра? Я слишком долго хожу вокруг да около? Ладно, ладно.

Я буду лунной богиней.

Ох, да перестань ты ржать. Лунная богиня загадочна, красива и волшебна. Она очень женственна и могущественна. И я нашла потрясный материал для костюма, весь черный и просвечивающий, с маленькими звездами и лунами на нем, словно на ночном небе. И еще: в этом году дядя Рик собирается взять меня на Парад Потерянных Душ, большой фестиваль, который проводится на Коммершал-драйв в каждый День Мертвых. Там будут факела, и алтари, и барабаны, и хороводы, и огнеглотатели на ходулях… Я в таком восторге! Поверить не могу, что мама с папой меня отпустили — они немного побаиваются отпускать меня в «эту часть города», словно на меня тут же нападут или что-нибудь такое. Впрочем, бояться нечего: дядя Рик убедил их, что я уже достаточно взрослая и что он не выпустит меня из виду. Словно я захочу от него отойти…

Впрочем, он так и не захотел признаться, в каком костюме будет сам. Вот тормоз.