Томас Лиготти Ангел миссис Ринальди

Время от времени, в моём детстве, я видел поразительные сны, которые становились ужасающе отчётливыми, что заставляло меня просыпаться от крика. После я снова засыпал, устав от перенапряжения, вызванного ночными путешествиями моего тела во сне. Несмотря на то, что я был лишён естественного отдыха, была и положительная сторона: чудовищное богатство сновидений, красочный и болезненный мир. Мир, в действительности как таковой. Любой другой казался всего лишь тенью, в лучшем случае незаметной могилой на плодородном кладбище жизни.

Естественно, что мои родители были другого мнения на это счёт.

— С ним что-то не так, — я слышал голос отца, полный упрёка, доносившийся с первого этажа.

— С каждым днём всё хуже и хуже. — говорила мать, когда оказывалась в моей комнате. Однажды она прошептала: — Я думаю с этим надо что-то делать.

По тону её голоса я понял, что она не имела в виду посещение врача, на чём так настаивал мой отец. У неё было более сомнительное предложение, что без сомнения было более адекватным, когда дело касалось решения моей «проблемы». Моя мать была склонна к суевериям, и мои беспокойные сновидения должны были стать поводом. Её радостный и торжественный взгляд выдавал её беспокойство касательно собственных сновидений, в которых она сталкивалась с проявлениями различных тайных сил, она была знакома со специалистами в области эзотерики, толкователями непостижимого.

— Завтра твой отец рано уйдёт на работу. Ты останешься дома, когда придёшь из школы и мы пойдём к одной моей знакомой.

Позднее, на следующее утро, моя мать и я пошли в дом в пригороде, где нас вежливо встретили и мы уселись в гостиной дома вдовы миссис Ринальди. Возможно именно из-за усталости, вызванной беспокойным сном, я не мог собраться с мыслями. Несмотря на то, что комната, в которой мы находились, была достаточно освящена и аккуратно обставлена, очертания предметов были неясно размыты как на акварелях. Сумрак не рассеивал даже свет лампы, стоящей возле дивана, на котором сидели миссис Ринальди и моя мать. Я сидел в удобном кресле недалеко от них, и всё же всё в этой комнате ускользало от пристального взгляда, формы предметов как бы расплывались. Как хорошо я знал подобные интерьеры, похожие на тайные ландшафты сновидений, где всё пространство насыщено ощущением нереальности происходящего, и рано или поздно растворяется под пристальным взглядом. Я могу рассказать, как аккуратно всё выглядело вокруг — картины висели прямо, плотно прилегая к стене, запыленные статуэтки рядами стоящие на полках, тщательно разложенные по местам дорогие нарядные скатерти, и нежные цветы в небольших вазах из цветного стекла. Всё же была какая-то неуловимая хрупкость в равновесии этих предметов, как будто они были чувствительны к внезапному нарушению, которое могло произойти, неважно насколько незначительному, в тайной логике, сдерживающей их всех вместе. Это непостоянство чувствовала и сама миссис Ринальди, которая в действительности, возможно, являлась его причиной.

Собственно говоря, она являла собою пример типичной пожилой женщины со своими банальными секретами и низким голосом. На ней было простое серое платье домохозяйки, её неспешные манеры не соответствовали обычным представлениям о жителях провинции: её руки спокойно сложены на груди, тихий пристальный взгляд. Её лицо было очень бледным, глаза тусклы, а фигура худа. Она выглядела так, как будто что-то угнетало её, вытягивало силы, делая беззащитной перед лицом любой внешней опасности. На протяжении всего времени, пока моя мать пыталась объяснить причину нашего визита, Миссис Ринальди выказывала беспокойство, озабоченность, видимо её угнетали всё те же мысли, от которых она пыталась избавить себя и других на протяжении многих лет.

— Миссис, — сказала она моей матери, в то же время глядя мне в глаза, — Я хотела бы проводить вашего сына в другую комнату в этом доме. Там, возможно, я смогу как-то помочь ему.

Моя мать дала согласие, и Миссис Ринальди повела меня вниз по коридору, в комнату в задней части дома. Комната напомнила мне своим видом небольшой магазинчик, где товары разложены на тёмных полках вдоль стен, больших сундуках на полу, коробках разных размеров здесь и там. Ничего кроме всех этих предметов не было видно. Единственное окно было плотно занавешено, лишь голая лампочка на потолке служила единственным источником света.

Негде было сесть; только пустой голый пол; Миссис Ринальди взяла меня за руку и поставила в центре комнаты. Бросив на меня строгий взгляд, она отошла вглубь комнаты за моей спиной.

— Ты знаешь, что такое сны? — тихо спросила она и сразу начала давать ответ на собственный вопрос. — Это, черви, паразитирующие на твоих душе и разуме, кормящиеся этим, так же как и обычные черви трупами. Этот процесс затрагивает также и тело, после чего разлагаются разум и душа, и так происходит бесконечно, до самой смерти. Эти вещи неразделимы, как и всё остальное. Потому что всё взаимосвязано. Даже наиболее чуждые и далёкие друг от друга вещи. Если эти сны не могут кормиться и расти в своём мире, они могут вторгнуться в твой и завладеть им, использовать его каждую ночь, истощая тебя. Они питаются им, расходуя твои силы. Они используют твою маску, и маски лиц тех, кого ты знаешь: вещи, принадлежащие тебе, они используют на своё усмотрение. Некоторые люди настолько податливы, что они легко могут пользоваться ими. Они используют каждого, и так было всегда, потому что они пришли из прошлого, до того как все миры пробудились от долгого беспомощного сна в ночи. И они, эти существа, которые мы называем снами, до сих пор стараются отбросить нас назад, в великую безумную тьму, чтобы использовать нас пока мы одиноко спим, истощать нас до самой смерти. Каждый раз, ночь за ночью, они отчуждают нас от самих себя, отдаляя от истинного положения вещей. Я очень хорошо знаю, как это происходит, что сны делают с нами. Они заставляют нас танцевать со странными иллюзиями, которые истощают нас, и мы умираем. В тебе же они легко нашли партнёра для своих чудовищных танцев.

Эти слова приоткрыли завесу тайны Миссис Ринальди, это была уже не просто спокойная мудрая женщина, а женщина, которая помогла мне понять те вещи, о которых я лишь догадывался, до того дня в комнате, где сундуки и странные коробки были разбросаны повсюду, а вдоль стен вырисовывались очертания громоздких шкафов и плотно закрытых дверей, ящиков с нагромождёнными на них предметами.

— Конечно, — продолжала она, — ты не сможешь полностью избавиться от снов в течение жизни, но ты сможешь отдалить их настолько, что они не смогут причинить тебе особого вреда. Они всё равно восторжествуют в конце, вернув тебе ночной покой. В конце концов, они крадут время, которое имеет значение для вечности. Они разрушают нас любыми способами, лишая нас возможности быть или стать ангелами, чистыми, безмятежными и бессмертными. Из-за снов мы терпим все эти скудные годы, со всеми их невзгодами. Это всё, что я могу предложить тебе, даже если ты не понимаешь, что это значит. Это совсем не значит, что ты потерпишь крах раньше твоего часа.

Миссис Ринальди закончила говорить, стоя передо мной без единого движения, с трудом переводя дыхание. Признаюсь, что я был заинтригован настолько, насколько мог понять её слова.

Борясь с сомнениями, она направилась к высокому шкафу, открыла дверь ключом, который вытащила из кармана платья. Там находился графин из тонкого стекла, наполовину наполненный тёмно-красной жидкостью, похожей на вино и широкий бокал. Взяв в правую руку бокал, она протянула его мне со словами «плюнь в него». После того как я сделал это, она налила немного вина в бокал, переставила графин и закрыла шкаф.

— Теперь встань на коленях на пол, — сказала она. — Не пролей ни капли и не вставай пока я не скажу тебе. Я выключу свет.

Миссис Ринальди прекрасно ориентировалась даже в полной темноте. Я слышал, как звук её шагов постепенно отдалялся. Я слышал, как она открыла другой шкаф, возможно, что это был большой сундук, чью тяжёлую крышку со скрипящими петлями она пыталась поднять в темноте. Я почувствовал сквозняк, меня обдало лёгким потоком воздуха. Он не был ни тёплым, ни холодным. Потом Миссис Ринальди подошла ко мне, двигаясь медленнее, чем до этого, как будто у неё в руках было что-то тяжёлое. Она села, вздохнув, и я услышал, как что-то поцарапало пол, недалеко от того места, где я стоял, хотя я не мог видеть, что это было.

Внезапно, тонкий луч света прорезал темноту, и я увидел, как Миссис Ринальди медленно открывает пальцем крышку длинного низкого ящика, из которого исходило свечение. Светящаяся щель увеличивалась по мере того, как приподнималась крышка, и комнату едва осветил бледный мерцающий свет, исходящий из глубины сундука. Источником этого света было некое раскалённое испарение, которое клубилось так, что казалось, словно оно хочет захватить весь мрак комнаты в своё блистательное королевство, которое находилось за пределами видимого мира. Казалось, что ящик бездонный. Меня привёл в себя шёпот Миссис Ринальди, которая сказала, чтобы я поставил бокал, находящийся у меня в руках, в этот ящик. Я поднёс руку с бокалом к флуоресцентному туману, к этому мерцающему испарению, который казалось, был наэлектризован, искрящемуся маленькими вспышками яркого света, напоминающие осколки бриллианта.

Я ожидал, что почувствую что-то, когда опускал руку в светящийся ящик, ставя бокал на неглубокое и твёрдое дно. Но я ничего не почувствовал, никакого ощущения, даже моей собственной руки. Я чувствовал энергию, но это была какая-то статичная энергия, водопад чистого света, бесшумно ниспадающий во мрак пространства. Если бы он мог говорить, то он рассказал бы мягким вибрирующим голосом об одиноком покое планет, необитаемом парадизе облаков, и антисептической бесконечности.

После того как я поставил бокал с вином и слюной в ящик, свет внутри приобрёл на мгновение розовый оттенок, затем снова стал сверкающе-белоснежным. Он принял подношение. Миссис Ринальди прошептала «Аминь», потом осторожно закрыла крышку ящика, и комната снова погрузилась во мрак. Я слышал, как она переставляла что-то в кладовке, что бы это ни было. В конце концов, зажёгся свет.

— Теперь ты можешь встать, — сказала Миссис Ринальди. — И вытри колени, ты немного испачкался.

Когда я закончил вытирать брюки, Миссис Ринальди начала снова расспрашивать меня, всё ли я понял. Я представил себе, как она произносит, «Не спрашивай о том, что ты видел в этой комнате». Но на самом деле она произнесла:

— Ты почувствуешь себя лучше теперь, но никогда не пытайся узнать, что находится в том ящике. Никогда не пытайся узнать больше об этом.

Она не стала ждать моего ответа, так как, будучи мудрой женщиной, понимала, что в такого рода вопросах нельзя верить словам и голословным обещаниям, несмотря на все искренние намерения.

Как только мы покинули дом Миссис Ринальди, мать спросила, что случилось, и я детально описал ей всё произошедшее. Несмотря на это, она терялась в догадках: хотя она и ожидала, что методы Миссис Ринальди окажутся более чем нетрадиционными, мать так же знала какое у её сына воображение. Все-таки она должна была верить в произошедшее, так как сама привела меня в дом Миссис Ринальди. После того, как я всё рассказал, мать только тихо кивала головой, возможно слегка изумлённо.

Я должен подчеркнуть, что вера матери в Миссис Ринальди не уменьшалась. Тот самый день нашего визита к пожилой женщине стал для меня началом удивительной жизни. Даже мой отец заметил перемену в моём ночном поведении также как и в течение дня.

— Мальчик теперь, кажется, стал спокойнее, — замечал он моей матери.

Безусловно, я чувствовал наступающее умиротворение, которое погрузило меня в будничную рутину, что было полным контрастом моей предшествующей жизни. Я спал спокойно каждую ночь. Меня так же посещали сновидения. Они тревожили меня не более чем рябь на спокойных морских волнах, патетичные жесты, направленные на то, чтобы встряхнуть неподвижность огромного и лишённого красок мира. Иногда появлялись какие-то фигуры, зыбкие как дым, но они были лишь плодами воспалённого воображения, они не могли покуситься на мой чудовищный покой.

Мои дневные наблюдения были гораздо интересней, хотя и невероятно смутны. Тихо сидя за партой в классе, я часто глядел в окно, но облака и солнечный свет, наблюдая, как последний пронизывает толщу облаков, которые были заполнены светотенью. У меня не возникало никаких мыслей при виде подобного пейзажа, как раньше. Это было лишь пустым созерцанием, беспочвенным размышлением. Я чувствовал, как что-то всплывало в сознании, некая страшная, красочная сцена, которая была скрыта от меня как те облака, полностью туманные, лишённые чувств и ощущений. Когда я пытался изобразить что-либо на бумаге, давая полную свободу руке (чтобы выяснить, может она что-либо помнить, что не помню я, я рисовал одни и те же предметы: ящики, ящики, ящики.

Несмотря на это, не могу сказать, что я был несчастлив. Мои кошмары исчезли. Я стал чистым от тех тревожных субстанций, странных пятен в моей душе и рассудке. Но это мораторий на тёмные формы не мог длиться долго, старые побуждения начали давать знать о себе, появляясь на свет, как стая волков в поисках пищи, которой они питались всё это время.

Некоторое время мои сны оставались немного анемичными, представляя собой только самые бледные характеры и сцены. Они были слишком слабы, чтобы использовать меня так как раньше, завладевая содержанием моей жизни — моими воспоминаниями и эмоциями, всеми принадлежностями личной жизни — используя их на своё усмотрение, порождая формы, тем самым, истощая моё тело и душу. Миссис Ринальди была права, когда говорила о паразитах, которые называются снами… права до некоторой степени. Но она не приняла во внимание, или, возможно отказалась признать, что спящий со своей стороны извлекает пользу из сновидения, приобретая богатый опыт, запасаясь причудливыми или обычными тайнами ночи, чтобы попытаться заполнить ими огромное пустое пространство дня. Мои же сны прекратили выполнять свою функцию, по меньшей мере, они больше не удовлетворяли мои потребности — тот интерес, который я разбудил, изучая абсурдное и ужасное, даже само совершенное зло. Именно эта неудовлетворённость послужила причиной изменений в природе моих сновидений.

Такая скудная пища не могла удовлетворить мои интересы — хрупкие демоны и бесцветные декорации — я вернулся к своему прежнему состоянию сознания… пока я не начал осознавать свои сновидения, необычайно ясное присутствие в пещерах сна. В течении нескольких последующих ночей я наблюдал новое, ранее мне незнакомое явление, нечто, что существовало на расстоянии от изучаемых мною пейзажей. Это было похоже на густой туман, который висел на горизонте каждого сновидения, определённо притягивая к себе, окружая строгие пейзажи со всех сторон, даже паря высоко как воодушевлённое небо, голубой свод, который нежно искрился. Сами же сны, однако, были окрашены в серые тона, даже все интерьеры были ветхими и дешёвыми.

В самом последнем сне такого типа я бродил среди каких-то развалин, которые как будто поднялись со дна морской бездны. Всё в этом сне, как и во многих предыдущих казалось знакомым, хотя здесь явно чего-то не хватало, полуразрушенных зданий, которые я видел при пробуждении. Так как это не были разъеденные временем башни, возвышающиеся вокруг меня, у моих ног не валялись железные ящики, гнилые как разложившийся труп. Напротив, все эти объекты представляли собой шкафы и коробки, которые я видел в той комнате в доме Миссис Ринальди. Но теперь память стиралась, незаметно исчезая, под влиянием того самого тумана, который окружал и растворял всё. И чем ближе я подходил к нему, тем более разлагался пейзаж сна, пока он не исчез совсем, и на его месте остался лишь искрящийся, клубящийся пар.

И только когда я вошёл в эту туманную пустоту, я ощутил присутствие сна, неотъемлемую боязнь видений. Это было похоже на хранилище, к которому направлялись мои сновидения. Я не знаю в действительности, что это за место или плоскость бытия, но я знаю, что это было здесь: некий призрачный мир, пустая территория, расположенная на окраине сна, на границе вселенной… или возможно это всего лишь внутренняя часть ящика, спрятанного в доме пожилой женщины. В этой коробке находилось нечто, существующее во всей своей бессознательной чистоте, туманное облако, лишённое порочных форм и знания, обладающее способностью очищать других своим стерильным милосердием.

В любом случае, я чувствовал, как раздвигаются границы моего сна, достигая других сфер. И именно здесь я обнаружил то, что потерянные сновидения полностью живы в своей сущности. Этот бесплодный туман, который я видел, был смесью моей слюны и красного вина, они существовали вдали от множества невольных хозяев, чей опыт они использовали как гардероб для этих жутких представлений за занавесом сна. Это и были паразиты, вынуждающие спящего играть двойную роль игрока и зрителя в манипуляциях со своими памятью и эмоциями, похищение индивидуальной истории ради этого нескончаемого веселья, зовущегося сном. Здесь, в этой тюрьме сверкающей чистоты, сновидения возвращались в своё изначальное состояние — отвлечённые, безличные и бесформенные существа из глубины веков, о которых и рассказывала мне пожилая женщина. И хотя они не имели ни лиц, ни форм, на них также не было ни одной из знакомых мне многочисленных масок, их присутствие всё ещё было ощутимо вокруг меня. Они напали на ясность, которую я принёс с собой, и устремились к незнакомому мне месту.

Борьба разворачивалась, по мере того как тот ангельский туман — фактор моего спасения — держал на расстоянии вещи, которые жаждали поработить мои ум и душу, моё сознание. Вместо того чтобы принять участие в борьбе, я сдался, пожертвовав своё сознание, тому, кто не имел своего, отдав все сокровища моей жизни этой абстрактной пустыне.

Затем эта бесконечная белизна стала наполняться множеством цветов лиц и форм, как чистое небо вдруг уплотняется радугами, пока всё не стало насыщено безумием, совершенной тьмой из глубины веков. И во тьме я проснулся, закричав на весь мир.

На следующий день я стоял на пороге дома миссис Ринальди. Что-то подсказывало нам, что она была дома — тень, которую мы видели за передним окном. В конце концов, дверь открылась, пожилая женщина сказала, обращаясь к нам:

— Миссис, возьмите своего ребёнка домой. Я больше ничего не смогу сделать. Я ошиблась в нём.

Моя мать вошла в дом, держа меня за руку. Но миссис Ринальди сказала:

— Не входите, это не место для посещений, я себя плохо чувствую.

То, что я увидел в гостиной, навело меня на мысль о произошедшей здесь перемене — казалось, словно хрупкое равновесие комнаты нарушилось, и всегда угрожающее расстройство победило. Всё в этом зеркале казалось кривым, искажённое процессом разложения, естественные пропорции были нарушены. Это была комната, увиденная за окном со странной цветной занавеской.

И теперь ещё более странно этот цвет возник, когда вдруг появилась Миссис Ринальди, и я заметил, что ее, когда-то тусклый взгляд и болезненный цвет лица приняли тот же оттенок зеленоватой глазури, как цвет какой-то рептилии. Моя мать сразу замолчала, как только заметила это.

— Теперь вы оставите меня? — сказала миссис Ринальди. — Даже для себя я не смогу ничего больше сделать. Ты знаешь, дитя, что я имею в виду. Все эти годы я держала сны на расстоянии, не подпуская их близко. Но ты общался с ними, я знаю, что ты делал это. Я ошиблась в тебе. Ты отравил моего ангела сновидениями, от которых ты не смог отказаться. Это был ангел, ты знал это? Он был чистым созданием, полностью свободным от мыслей и сновидений. А ты тот, кто заставил его думать и видеть сны, и теперь он умирает. Он умирает не как ангел, но как демон. Ты хочешь посмотреть, как он выглядит сейчас? — сказала миссис Ринальди, показывая на дверь, ведущую в подвал дома. — Да, он находится там внизу, потому что он больше не такой, каким был раньше. У него тело демона. И у него свои сны, сны демона. Он видит сны, и это убивает его. Я умираю тоже, потому что все сны вернулись.

Миссис Ринальди начала медленно подходить ко мне, в то время как цвет её глаз и лица менялись. Тогда моя мать взяла меня за руку и быстро повела к выходу. Когда мы вышли, я обернулся и увидел пожилую женщину, в двери неистово проклинающую меня за демона.

Вскоре мы узнали о смерти миссис Ринальди. Согласно её диагнозу, паразиты одержали над ней победу, хотя местные жители утверждали, что уже несколько лет она страдала от рака. Так же говорили, что другой обитатель дома ещё жил там некоторое время. Когда это произошло, некоторые мои одноклассники сообщили мне о результате ночного посещения ими дома «старой ведьмы», того места, куда мне запретили ходить мои родители. Так что не могу утверждать, что видел своими глазами, то создание, которое передвигалось по полу освещённого луною дома, «подобно куче грязных лохмотьев», сказал один мальчик.

Но я видел сон об этом необыкновенном происшествии: я даже видел сны этого создания, наблюдая за тем, как они тащили каждую сверкающую часть ангельского тела во тьму древности. Потом, спустя некоторое время все мои плохие сны прекратились, как это происходило, и будет происходить всегда. Сны использовали мой мир время от времени, постепенно растворяя мою жизнь в своей.