"По живому" - читать интересную книгу автора (Бламлейн Майкл)

Глава 13

Терри сразу понял, что происходит с Фрэнки.

— Теперь занялась колдовством? Идол-фетиш? Святые? Какого черта, Фрэнки. Я думал, с этим уже покончено.

— Это ж твой друг, — возразил Фрэнки. — Ты не доверяешь своему другу?

— Маркус может заниматься всем, чем захочет. Эта дрянь у него в крови. Ты похожа на испорченную белокожую девицу из Новой Англии. Поверь, колдовство — не для тебя. Существует единственная тайная сила, а именно — то, что заставляет тебя поступать правильно.

— Как раз это тетушка мне и обещала. Девять ночей, сказала она. И я буду как по природе. Для тебя это значит быть девушкой. Вот что я скажу. Я желаю ей всяческой удачи.

— Опять ты о своем. Это не игра в кости, черт побери. Фрэнки, это ты. Скажи сама себе "все", и этому наступит конец. Повезет не повезет, не важно.

— Еще девять дней, прошу тебя, и мы покончим с этой историей. Потом делай, что захочешь.

Они сидели в кухне, Фрэнки в халате, Терри голый до пояса. Терри ожидал, что их отношения после сцены в больнице станут теплее, и Фрэнки сдержит свое слово. И вот что имеем. Эта женщина не знает чувств, приличий, в ней нет любви. Она только и делает, что обдуривает его. Он ощущал это физически. Это укор его духу, его зрелости. И Терри, стукнув по столу, выругался.

— Я достаточно натерпелся от тебя, ведьма. Для одного мужчины этого более чем достаточно. — Он смахнул тарелку на пол и схватил вилку.

Фрэнки не испугался, только брань его злила. Он в ловушке: с одной стороны разъяренный самец, с другой — он сам как причина его ярости. Маленькая ссора грозила разрастись в нечто большее. Фрэнки попросил Терри остановиться и, наступив на свою гордость, извинился.

— Вот, — Фрэнки снял с шеи мешочек. Забери, если это тебя так беспокоит.

— Меня беспокоишь ты, а не поганый амулет. — Он размахивал вилкой, это могло плохо кончиться.

— Ты меня пугаешь.

— Вот и хорошо. Может, в твоей голове прибавится чувств.

Фрэнки плотнее замотался в халат.

— Боже, ты сводишь меня с ума. Проклятие!

— Извини. Я бы сам хотел быть другим.

— Ну так будь. Перестань изводить меня.

— Я пытаюсь, поверь. Я тоже в отчаянии.

— И ты это называешь отчаянием? — Терри занес вилку над головой, лицо его неузнаваемо исказилось.

— Не-е-т, — прошептал Фрэнки.

Терри тупо уставился на нее, потом медленно перевел взгляд на вытянутую руку. Казалось, он не понимал, откуда взялась вилка. Пальцы сами разжались, и вилка упала на стол. Терри будто сломался.

— Не покидай меня, — умолял он. — Пожалуйста. Не уходи.

Фрэнки, озадаченный, не знал что ответить.

— Ты меня накрутила так… а потом вдруг все лопнуло. Я делаю то, чего не хочу. Это не я. Это кто-то другой. Я никогда не сделаю тебе больно, Фрэнки. Ты это знаешь. Никогда…

Фрэнки автоматически кивал. — Извини.

— Скажи, что не уйдешь, что останешься. Пожалуйста, скажи.

— А куда мне идти?

— Это так тяжело, чертовски тяжело. — Он был готов расплакаться. — Я вижу тебя, я слышу твой голос. И не могу поверить, что это не ты. А потом, как ты поступаешь, что говоришь, не имеет значения. Если бы ты хотела уйти, ты бы ушла, разве не так? Ты бы не осталась ради того, чтобы водить меня за нос. У нас есть проблемы, но мы ничего не сделали такого, чтобы это заслужить. Ты никогда не причинишь мне боль, я знаю. Я это хорошо знаю. Ты не станешь…

— Девять ночей, — взмолился Фрэнки. — Это все, о чем я прошу.

— Девять? И с этим будет покончено? Ты обещаешь? Будет покончено?

— Да.

Терри облегченно вздохнул. — Может, это должно идти своим ходом… Нас учили в институте. Например, кожная сыпь. Или грипп. Нужно время, чтобы болезнь прошла.

— Я не думаю, что у меня грипп.

— А может, потому, что не везет… Наверное, это так и есть. Просто не везет.

— Ужасно.

— Я как магнит, притягиваю что-то одно. — Он показал ей жестом, чтобы надела мешочек. — Сделай, как велела старушка. Надо девять ночей, значит девять. Любовь — это терпение. Я подожду.

На следующий вечер Фрэнки отправился в больницу рано. И опять он был единственным посетителем в палате. Больной лежал неподвижный, бледный, всеми забытый. Фрэнки сел на стул. Он пытался сконцентрироваться… на том, природу чего понимал весьма смутно. Внутреннее напряжение, такое сильное… что после требуется несколько часов отдыха. Мужчина не реагировал, и Фрэнки злило, что топчется на месте. Посмотрел на часы — он здесь уже двадцать минут. Еще пять минут напряжения, но безрезультатно, Фрэнки только расстроился.

Он вернулся домой. Терри готовил ужин, ушел пораньше с работы, попросил Сэл в случае чего заменить. Купил свежую рыбу, овощи в магазине рядом со станцией "Спринг". Терри радостно улыбнулся, увидев Фрэнки, и предложил ей принять душ, если она, конечно, того хочет; ужин скоро будет готов.

За столом спросил, как прошел день. Фрэнки ответил, что ничего особенного — после обеда смотрел телевизор, потом ездил в больницу.

— И.?..

— Ничего. Все как обычно.

— Что ты там делала?

— Я сел у кровати и пытался думать. Не спрашивай, о чем. Я чувствовал себя глупо и…

— Это только первый день.

— Я не выдержал и часу.

— Ты создаешь себе основу, Фрэнки. Потерпи. — Он вздохнул.

— А ты что сегодня делал?

— Работал. Продавал книги. Думал о тебе.

— Ты любишь книги.

— Пожалуй. Это моя работа.

— Давно ты там, в магазине?

— Не помню. Года два или три.

— А наш… — Фрэнки было трудно подобрать слово. — Как долго мы вместе?

Терри улыбнулся. — Пошел второй, бэби.

— А что было раньше?

— Раньше в мире было темно и холодно. Кромешная тьма и ничего не видать.

— Ты учился в медицинском институте?

— Кто тебе сказал?

— Ты сам говорил.

Терри колебался, вяло покусывая рыбу.

— Ты хотел стать врачом, да?

— Думал стать. Но не получилось.

— Что-нибудь помешало?

— Вроде этого. Сейчас я продаю книги. Мне там спокойнее.

Фрэнки помолчал. — Интересно, чем я занимался?

— Ты танцевала, бэби. Как видение во сне.

— Я не о том. — Он вздохнул и показал на амулет. — Не знаю, смогу ли я это когда-нибудь выяснить.

Терри захотелось прикоснуться к ней. Он не мог смотреть на нее — жалкую.

— У меня есть идея. А что, если завтра я скажусь больным и вечером пойду вместе с тобой в больницу. Для поддержки.

— Не думаю, что в этом есть смысл.

— Ну пожалуйста. Тебе нужно чувствовать рядом плечо. Позволь мне помочь.

— Как ты мне поможешь, если я сам не знаю, что делать?

— Никогда не мешает, если с тобой друг.

— Этого я не могу знать… — Он помолчал. — Извини, ты ко мне так добр…

— Да, я добрый. Пойдем завтра вместе. Ну ответь, пожалуйста, "да".

— Надеешься, что я соглашусь? А если я потом передумаю? Надуешься на меня, что ли?..

Терри поднял руку. — Одно твое слово и я ухожу. Клянусь.

Он казался таким серьезным и готовым услужить, таким непохожим на прежнего Терри, что Фрэнки решил похоронить свои сомнения. Но прежде чем согласиться, заставил Терри еще раз дать клятву.

В этот раз из носа больного торчала тонкая трубка для питания. С каждым посещением он казался все дальше от страны живых. Если и в первый вечер он был едва досягаем, то в третий — тем более. Фрэнки перепробовал все — стоял рядом, шептал ему на ухо, держал за руку, трогал лоб. А когда сердился, хотелось что-нибудь с ним сделать. Настроение у Фрэнки прочно испортилось. Сначала Терри ему здорово помогал: всячески ободрял, вселял уверенность. Но во второй раз присутствие его только утомило. Он был всегда рядом, у локтя, сбоку, за спиной. И — хотя слов никаких не произносил, присутствие его мешало. Фрэнки заметил, что больше занят Терри, чем больным, поэтому их соглашение пора было отменить. Он должен все делать один, что, в общем-то, подразумевалось с самого начала.

Терри отнесся к его решению нормально. Как и договорились, на следующий день он с ней не пошел, лишь отметил, что Фрэнки осталось навестить больного еще шесть раз.

Четвертую встречу Фрэнки попробовал провести иначе. Он приехал рано, а когда кончилось время посещений, спрятался в маленькой ванной палаты. Он решил выждать до полуночи, этот час казался ему особым. Вчера вечером Терри показал ему таблицу, висевшую в ногах кровати, там медсестры отмечали показатели жизнедеятельности больного. Показания снимались дважды в смену. Первый раз чуть позже девяти, второй — только в час ночи. Фрэнки сидел и ждал.

Медсестра пришла вовремя, измерила пульс, кровяное давление, объем мочи. Она приподняла больному веки и посветила лучиком, проверила питательную трубку. Сегодня, помимо этой трубки в носу, была еще одна — внутривенная — на сгибе локтя. Медсестра осмотрела все, занесла данные в журнал и ушла. Фрэнки высидел еще пять минут и только потом вышел.

Мужчине было явно хуже, чем в прошлый раз. Щеки совсем ввалились, кожа стала желтовато-землистой, на кистях отчетливо проглядывали костяшки. Во Фрэнки терялись личностные и душевные качества, его сущность, то же самое, похоже, происходило с этим мужчиной — но в физическом смысле. В чем-то они с Фрэнки были похожи, это смутное чувство родства возникло не сейчас, а еще в первое появление здесь. Фрэнки потрогал висок больного, думая, что их мысли, возможно, тоже текут параллельно. Интересно было б заглянуть в него.

Через три часа Фрэнки очнулся: кто-то тормошил его за руку. Это была медсестра — молоденькая, недавно закончила школу; уже час ночи, она пришла проверить состояние больного и застала Фрэнки спящим на стуле у кровати. Медсестра шептала, что необходимо покинуть больницу.

Фрэнки выдумал причину, почему он здесь, и послушно удалился. Оказавшись на улице, он попробовал восстановить по памяти хотя бы фрагменты своего визита. Вспомнил, что был уже на грани чего-то, потом стало клонить в сон.

Фрэнки теребил свой мешочек, тщетно пытаясь вспомнить, о чем же думал тогда. И чем больше он старался, тем хуже получалось. Никакого толку от этого амулета. Если раньше Фрэнки верил в его силу, то теперь считал пустяковинкой из мокрых волос, бумаги и ногтей. К черту, какая там жизненная сила того старикана, не говоря уж о его душе. Дурная шутка, не больше.

Терри обо всем хотел его расспросить, когда Фрэнки вернулся. Но разговора не получилось, Фрэнки сослался на головную боль, ушел в спальню, утром долго валялся, притворяясь спящим, а когда наконец встал, голова болела по-настоящему.

Терри подумал вслух, что, может быть, все дело в менструации, так что причин для беспокойства нет. Фрэнки чувствовал себя совершенно разбитым. Терри принес ему пару таблеток кодеина, он не возражал, почти неделю он жил без таблеток, а сейчас ему не помешало бы хорошо поспать. Проснулся Фрэнки после обеда, Терри уже не было.

Сейчас Фрэнки чувствовал себя намного лучше, особенно после того как поел. Он принял душ и, вспомнив слова Терри о менструации, осторожно пощупал у себя внизу пальцем: палец оказался чистым как роса. Вот и хорошо. Он вышел из ванной, оделся, от нечего делать поторчал у окна, смотрел на швей через улицу. Он завидовал простоте дел, которыми они занимаются, в их жизни все было предельно ясно. Терри позвонил в четыре, потом в шесть. Его беспокоило самочувствие Фрэнки, он хотел взять перерыв. Фрэнки отказался, Терри принялся было распекать ее, но быстро остыл. Под конец сказал, что у него есть для Фрэнки подарок и хочется скорее его принести.

Вечером в больнице Фрэнки налетел на Маркуса. Тот водил шваброй по полу во внешней части приемного покоя, где кто-то расстался со своим обедом. Выдался один из вечеров, когда начальство присматривало за его работой.

Фрэнки, все эти дни общавшийся только с Терри, обрадовался Маркусу и подошел поговорить. Маркус ответил ему взглядом, однако продолжал махать шваброй, не произнося ни слова: рядом прохаживался старший санитар — полный, в белой рубашке с короткими рукавами и в галстуке.

— Чем я могу вам помочь? — осведомился старший санитар. Маркус бросил косой взгляд на Фрэнки.

— Я… я ищу туалет.

— Он там, за углом.

Фрэнки растерянно ткнул пальцем, с трудом соображая, что же еще сказать. Опустил глаза в пол, где Маркус тер шваброй. — Он чистый?

— Чистый?..

— Туалет.

— Ну конечно, чистый.

— Извините, — пробормотал Фрэнки. — Я знаю, здесь работа хорошо поставлена. Но прошлый раз там кто-то был. Женщина, пьяная. Она ругалась… и она развела грязь.

— Девушка, мы все стараемся, чтобы наша больница была образцовой.

— Конечно, я понимаю. — Он посмотрел на Маркуса, надеясь, что тот как-то поддержит, но лицо негра оставалось непроницаемым. И он опять перевел взгляд на старшего санитара. — Извините, не могли бы вы посмотреть, все ли там в порядке?

— Вы хотите, чтобы я для вас проверил дамский туалет?

— Вы меня очень обяжете… — Фрэнки прочел на именной карточке: Фред. — Фред, не откажите в любезности.

— Какого черта… Подождите здесь.

Когда Фред скрылся из виду, Маркус оставил свою швабру в покое и широко улыбнулся. — Надо же, тебе удалось усыпить бдительность Фреда. Да еще послать его кое-куда.

— Мне нужно с тобой поговорить.

— Этот Фред любит за мной присматривать. Так и ждет, чтобы я оступился. Но я ошибок не делаю, это факт.

— Сегодня пятая ночь, Маркус. Больше половины. Но у меня никаких изменений.

— Ты сделала амулет?

Фрэнки показал мешочек. — Но ничего не происходит. Я такой же, каким был. А тому человеку с каждым днем хуже. Он умирает, я это знаю. Мне страшно.

— Удивляться тут нечему.

— У тебя он действует, так? Ты мне сам говорил. Твой амулет. Или ты.?..

Маркус похлопал себя по груди. — Все еще действует. Делай, как велела тебе тетушка Орфа. Она эти штуки знает.

— Я хочу с ней увидеться.

Маркус покачал головой. — Не выйдет.

— Ну пожалуйста.

— Она уехала в Ларквилл. Я позавчера сам посадил ее на поезд.

Фрэнки сник. — Я делаю что-то неправильно, сам чувствую. Скажи, как мне быть?

— Выполняй в точности, как она тебе сказала. И верь, все само собой получится. — Он улыбнулся, кивком показывая — старший санитар уже возвращался. — Заботься о себе и ни о ком больше.

Старший санитар, поблескивая глазами, уверил Фрэнки, что в туалете все чисто, и лично сопроводил ее до дверей. Фрэнки поблагодарил и вошел в туалет, через десять минут вышел, в коридоре уже никого не было.

В палате 816 он увидел новое устройство, крепившееся к груди больного. Рядом на экране бегала зубчатая линия, она иногда чуточку менялась. Фрэнки решил, что этот аппарат имеет отношение к сердцу, и очень расстроился.

Примерно в девять он скрылся в ванной, а когда медсестра удалилась, обследовав больного, Фрэнки вышел и сел у кровати.

Он абсолютно был уверен, что сегодня ночью обязательно чего-нибудь добьется, только еще не знал, как это сделает. В голову пришла мысль: быть может, он слишком давит на больного. Он сам наблюдал в разных ситуациях, как люди под давлением становятся непокорными, неуступчивыми. Это случалось в баре, да и с Терри он видел такое не раз. Люди сопротивляются, делают все наоборот. Так что воля — инструмент сложный, иногда его лучше в ход не пускать.

Около полуночи Фрэнки испугал шум в дверях. Он не ожидал вторжения сюда до часу ночи и как ошпаренный побежал в ванную. Вошла медсестра — она же была здесь прошлой ночью — следом вошел врач, чуть старше ее, в белом халате, с шеи свисает стетоскоп. Пока медсестра проверяла жизненные признаки больного, доктор прослушал его сердце, легкие, прощупал живот, посветил карандашным фонариком в глаза.

— Какой вход и выход жидкости? — спросил врач.

Медсестра посмотрела записи. — Разница в сто граммов. Не так уж плохо.

— Он хорошо выглядит.

— Вы шутите, доктор.

— Я имею ввиду его стабильность. Сегодня с ним ничего не должно случиться.

— Карла говорит, больного уже выписали. Спасти его от смерти может только чудо.

— Пойди сюда. — Он обнял ее за талию. — Вот чудо, которое нужно мне.

Медсестра увернулась, но во второй раз сопротивляться не стала. Наоборот, обвила руки вокруг его детской шеи, они стали целоваться. Руки доктора скользнули к ее ягодицам, она тоже обхватила его за бедра. Они терлись друг о друга, целовались, потом отстранились со вздохом.

Доктор поправил свой галстук, медсестра — волосы. Потом она проверила иглу на локте больного, взбила ему подушку. Вскоре они ушли.

Фрэнки вышел из ванной. Увиденное только что его шокировало. Какая непристойность, что это на них нашло? Он чувствовал неловкость за этого мужчину, а не только за себя. Он, Фрэнки, в некоем смысле подглядывает за самим собой. Не хватало еще подглядывать за другими.

Он выбежал из палаты и незамеченный спустился по задней лестнице. На Второй улице сел в автобус до центра и всю дорогу прижимался лицом к стеклу, чтобы ни с кем не встретиться взглядом, вышел на остановке "Хьюстон". Терри смотрел телевизор, когда он вернулся домой.

— Привет, бэби. Чем порадуешь?

Фрэнки не ответил. Терри выключил телевизор и упал на софу.

— Подойди и расскажи, что у тебя получилось.

— Я больше не могу, — пробормотал Фрэнки, он сел рядом, схватился руками за голову. — Меня колотит. Это меня достает.

— Что случилось?

Фрэнки неохотно рассказал. Терри расплылся в улыбке, не выдержал и рассмеялся.

— Секс и смерть. Они очень близки. На его месте мог быть я.

— По-моему, это вовсе не смешно.

— Еще как смешно. А что делал тот, в постели?

— Ничего. Как обычно. Все пять вечеров. Каждый вечер одно и то же.

Терри мягко улыбнулся. — А мне кажется, не одно и то же.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Между ним и мной. Я ничего не чувствую.

— Так я тебе и поверил, Фрэнки. Те двое, когда они целовались… неужели ты не заинтересовалась, хоть чуть-чуть?

— Я боялся, что меня там поймают. Сердце так колотилось…

— Ну ясно. У меня сразу начинает колотиться, когда ты сюда входишь. Вот что делают с мужчиной такие женщины как ты.

Фрэнки на его слова не отреагировал. — Я видел Маркуса. Он мне очень сочувствует. Говорит, надо не отступаться, идти до конца.

— Так и делай. И… прислушайся ко мне. Со мной что-то происходит, это точно. — Прежде чем Фрэнки могла ответить, Терри схватил ее руки и прижал к своей груди. — Чувствуешь, как бьется мое сердце? Вот здесь, здесь это происходит, Фрэнки. Неужели скажешь, что я неправ и ты ничего не чувствуешь?

Фрэнки нечего было ответить, он пытался вырваться, но Терри не отпускал.

— Это мое сердце, Фрэнки. Моя душа. — Голос подрагивал от напряжения. — Не разбивай его.

Фрэнки отвел взгляд.

Терри отпустил ее руки и расхохотался. — Эй, Терри, ты еще не покойник. Правильно я говорю? — Он будто подсмеивался над собой. — Фрэнки, я тебе что-то добыл. Черт, куда же я это подевал? — Терри искал в карманах, наконец вытащил маленькую коробочку и протянул Фрэнки. В коробочке лежали сережки — два маленьких купидона.

— Ну-ка, надень.

Фрэнки идея эта не нравилась, но он устал и спорить не хотелось. К тому же подарок есть подарок, хоть и недорогой. Он пошел в ванную к зеркалу, просунул сережки в дырочки в ушах, купидончики весело затанцевали, целясь стрелами то в пустоту, то ему в голову.

Терри радостно заулыбался, увидев ее с сережками, он наговорил множество комплиментов, потом направил стрелу купидона на себя. — Охотница, — провозгласил он. — Львица. Де Леон, ты пронзила мое сердце.

На следующий день Фрэнки приехал в больницу вечером пораньше. Он весь дрожал, но настроен был решительно. Как только в девять часов медсестра закончила осмотр, Фрэнки поспешил из ванной к постели больного. Вчера он видел здесь нечто не совсем приличное, и его представления о приличиях тоже несколько размылись. Фрэнки тихонько опустил ограждение у кровати, отвернул тонкую больничную простыню и, сдвинув в сторону трубки и провода, нырнул в постель.

От мужчины почти ничем не пахло, только изо рта немного гнилостным. Как и прежде, он был стянут веревками; короткий, до середины бедра халат приоткрывал ноги — тонкие, похожие на рельсы. Фрэнки затаился рядом, минуты казались мучительно долгими. Телу было неловко, он пытался расслабиться, закрывал глаза, воображал — что-то сейчас случится, но ничего не происходило. Переносилось это с трудом. Фрэнки сменил позу, потом еще раз — задел кардиомонитор, он засигналил. Фрэнки замер, надеясь, что скоро это прекратится, но прибор продолжал подавать звуковые сигналы. Фрэнки запаниковал. Спрыгнув с постели вместе с зацепившимся одеялом, он бросился в ванную. Вскоре в палату спешно вошли медсестра и санитар, они удостоверились, что с больным все в порядке. Медсестра ругалась, что ограждение не на месте, проследила, как санитар его фиксирует. Потом они ушли.

Фрэнки покинул больницу в холодном поту. Он ощущал свое безрассудство, нет, хуже — свою никчемность. Судьба смеялась над ним, жизнь его поставлена на карту, а он беспомощен, ничего не может сделать.

Вернувшись домой, он заявил Терри, что все, он завязал. Это шутка, подделка. С него хватит.

— Нет, ты должна довести это до конца. Осталось всего-то три ночи. Тетушка велела девять, значит, нужно сходить туда девять раз. А бросить после шести — все равно что сыграть половину игры. Еще три подачи, и эта хренота наконец кончится. Возможно, и сейчас что-то происходит. Я же говорил, что так может быть. Не останавливайся. Песню нужно допеть до последней ноты.

Терри чуть ли не за руку Фрэнки вел, помогал справиться с безнадежностью. Он звонил по два или три раза в день с работы, старался сказать что-нибудь ободряющее. Увлекшись, он фантазировал, как хорошо было бы жить без этих испытаний. Вдруг принес Фрэнки книгу "Радость секса", а когда она швырнула ее на пол, он рассмеялся и заявил, что она права, ей это не нужно. На следующий день Терри принес флакон духов.

Мужчина в больнице мало изменился за последующие день-два, хотя множество аппаратов и пластиковых мешочков для внутривенного вливания придавали палате устрашающий вид. Фрэнки перестал прятаться, он приходил теперь в часы посещений, делал, что получилось для достижения своей цели, одновременно пытаясь унять свое отчаянье. Иногда у него появлялись проблески надежды, пусть мимолетные — а главное, он не прятался.

Наступил девятый день, Терри не скрывал своего волнения. Он проснулся рано, прибрался в квартире, купил цветы. Накануне выхлопотал себе выходной. За тридцать минут до больницы спустился на улицу и поймал такси. Фрэнки шел медленно, одет он был в черные брюки, шерстяной пиджак, на лице страдание, будто ему вынесли суровый приговор. В этот последний день бодрячок Терри его раздражал, портил серьезность момента. Рядом с больницей Терри выскочил из такси и направился к входу, но Фрэнки остановил его.

— Не ходи со мной.

— Фрэнки…

— Не надо. Я знаю, у тебя добрые намерения, но лучше, если туда я пойду один.

Терри начал было спорить, но вскоре, подняв руки, сдался. — Ну хорошо. Ты босс. А что мне пока делать?

— Подожди меня. Не трудно?

Терри широко улыбнулся. — Бэби, когда ты приедешь на лифте, я буду первым, кто встретит тебя. И единственным. Ты и я. Как это было всегда.

Фрэнки повернулся и с предчувствием чего-то дурного вошел в больницу. Подождал с группкой людей лифт, поднялся на нужный этаж и пошел по коридору, сам не свой, все происходившее вокруг казалось ему сном. Вошел в палату, медсестру не узнал — она, поправляя иглу на сгибе локтя, что-то коротко бросила Фрэнки, он не расслышал, сестра проверила режим капельницы и ушла. Фрэнки стоял в ногах больного. Заставлял себя думать о молитве, о том, что бы могло облегчить его страдания. Он снял мешочек с шеи, обхватил ладонями и закрыл глаза. Глубоко вздохнул. Потом еще раз. Напряжение покидало тело. В руках начало пощипывать, на душе стало удивительно легко.

Кардиомонитор вдруг ожил. Два коротких сигнала, пауза, затем каскад непрекращающихся звуков. Фрэнки почувствовал, как сжалось у него сердце. Дверь палаты распахнулась, вбежала медсестра, проверила у больного пульс и тут же нажала на кнопку, лампочка замигала красным светом. Вскоре в палату вбежали еще две медсестры, одна из них попросила Фрэнки уйти. Фрэнки попятился в угол — вдруг там не заметят. Комнату залил свет с потолка, ограждения кровати были опущены, с больного снята одежда. Одна из медсестер выбежала и вернулась с тележкой из нержавеющей стали, на ней множество ящичков, какой-то прибор, поверх которого лежали электроды. Вошли спешно два врача, потом человек с мешком, в котором было полно трубок. Он сразу направился к изголовью кровати, поднял подбородок больного, сунул ему в рот проводник и ввел трубку в горло. Затем подсоединил черный мешок к трубке и начал качать воздух. Медсестра смочила электролитом грудь пациенту, врач схватил электроды и скомандовал всем отойти. Установив электроды на смоченных местах, он нажал кнопку. Тело больного содрогнулось. На мгновение в палате установилась тишина, все смотрели на кардиомонитор, где линия, похожая на каракули душевнобольного, изменилась, но лишь на мгновение. Снова появились зубчатые беспорядочные каракули.

Они еще раз применили электрошок. Устроили иглу для внутривенного вливания под ключицу, пустили кровь и приложили электроды в третий раз. Больному вливали лекарства из множества ампул. Один врач предложил вскрыть грудь и сделать прямой массаж сердца, однако все ограничились введением туда лекарства через длинную тонкую иглу.

С больным возились почти целый час, хотя сердце давно остановилось. В палате было жарко, густо пахло лекарствами и потом. На простынях кровь, повсюду валялись пустые пластиковые коробочки и трубки. Наконец, одна из медсестер повернулась к врачу, который здесь командовал, и спросила, заканчивают ли они на этом. Хотя и так все было понятно.

До сего момента Фрэнки почти не замечали, однако, когда все стали расходиться, медсестра — он ее узнал — приблизилась к нему и они вышли вместе.

— Мне очень жаль, — посочувствовала сестра. — Мы сделали все возможное.

Фрэнки, донельзя шокированный увиденным, не отвечал.

Медсестра отвела его в комнату в конце коридора.

— Это может показаться бесчеловечным, я знаю. В общем-то, лучше не смотреть. — Она остановилась в дверях. — Мы должны там привести все в порядок. Потом, если надумаете, можете вернуться.

И она оставила Фрэнки в одиночестве. Он все еще держал в руках мешочек, перед глазами застыло серое неподвижное тело того мужчины. Совершенно ошеломленный, Фрэнки вышел в коридор, спустился по ступенькам. Чувствовал он себя опустошенным, тело налилось тяжестью. Хотелось уснуть и никогда не просыпаться.

Терри встретил ее в фойе, посмотрел в лицо и крепко обнял.

— С этим покончено, — проговорил он. — Конец. Теперь обо всем позаботится Терри. Все будет хорошо.

Он вывел ее на улицу, крикнул такси, они уже садились, Фрэнки вдруг замер.

— Нет, — заявил он, выходя из оцепенения. — Я лучше пройдусь. Нужно закопать где-нибудь эту штуку.

Терри взглянул на ее сжатый кулак и испуганно скривился. Закатив глаза, извинился перед таксистом, тот успел обидеться. У Терри сильно испортилось настроение.

— Ты слишком с этим затянула.

— Вот закопаю и все. Это последнее.

— Где ты собираешься, черт побери, найти подходящее место в центре Манхэттена?

Фрэнки покачал головой, Терри выругался.

— Пошли.

Он привел ее на станцию "Стивезант-сквер" — там было закрыто, потом они пошли быстрым шагом по Третьей улице в сторону Бродвея. Терри обхватил Фрэнки за плечи, раз или два провел рукой по спине и ягодицам. И каждый раз Фрэнки отстранялась. Терри пробовал заговорить с ней, но она молчала. Тогда он начинал свистеть, скрывая свое смущение.

Фрэнки едва его слушал, он жил в другом мире, мире страха. Ему казалось, что не хватает воздуха, хотелось как можно скорее зарыть мешочек. Эта мысль его поглотила, думать ни о чем ином он не мог.

Они дошли до парка Рузвельта, он представлял собою узкую полосу бетона и изнасилованную землю, выбрали дерево, почва под ним оказалась влажной. Терри оглядывался по сторонам. Фрэнки присел и вырыл ногтями ямку, достаточно глубокую и, раскачивая над ней мешочек, казавшийся совсем невесомым, закрыл глаза. С молчаливой мольбой и отчаянием Фрэнки бросил мешочек в ямку и зарыл песком. Потом встал и утрамбовал ногами.

Через несколько минут Терри потащил ее с этого места, повторяя, что оставаться здесь небезопасно, парк все-таки. Они отправились домой.

— Ну?

Фрэнки молчал.

— Разве ты не чувствуешь, что освободилась от чего-то?

— Ничего не чувствую.

Терри засмеялся. — Уверен, что подействовало. Ты была в больнице все девять дней, зарыла свой мешочек. Все! С этим покончено! Ты снова Фрэнки де Леон. Фрэнки де Леон! Какое счастье, спасибо за это Богу!

— Нет, это не так.

— Не заводись, Фрэнки. Я не спрашиваю тебя, а говорю. Смотри. — Он показал на свой рот. — Слушай. Ты не мужчина, ты не лесбиянка, ты не таинственная королева травести. Ты Фрэнки де Леон. Пора тебе это понять.

— Я не знаю, кто я, — пробормотал Фрэнки. — Что-то должно было произойти. Она мне обещала.

— Что-то действительно произошло, бэби. А сейчас пошли-ка домой. — Он взял ее за руку, получилось повелительно. — Это долго тянулось… Может, нам стоит освобождение как-то отметить?

Он зашел в магазин и купил виски. Когда вернулись домой, сломал печать и откупорил бутылку.

— Итак, — произнес он, выпив дважды залпом. — Расскажи мне, как хорошо ты себя чувствуешь. Как ты счастлива. Я хочу все это слышать.

Фрэнки хотел сразу все поставить на свои места. Не получалось, Терри слишком на него налегал.

— Опиши, как это прекрасно — быть женщиной. Моей женщиной. Как сильно ты по мне скучала. — Он сморщил губы. — Обо мне и моих поцелуях. Моих сладких поцелуях. Начинай.

— Я не могу, — едва слышно ответил Фрэнки.

— Можешь, чего там, — Терри выпил еще. — Скажи — что, и я помогу тебе. Повторяй за мной. — Он смотрел Фрэнки в лицо. — Я с этим дерьмом покончила. Я больше не мучаю моего бедного Терри. Я буду вести себя правильно и покажу ему, как можно любить по-настоящему. — Он чуть нахмурился. — Начни с этого. Остальное сообразим по ходу.

Фрэнки покачал головой. Терри схватил ее за подбородок.

— Скажи это.

— Я не могу. Ведь не сработало. То, что она говорила, про те ночи… ничего не изменилось. Даже хуже. Это кошмар. — Он заплакал. Ночи беспокойных ожиданий, затаенной надежды вырвались наружу потоком слез. Он съежился, обхватив себя руками, и отчаянно зарыдал.

А Терри не мог справиться со своими чувствами. Только он вознесся — его ударили по лицу, не успел отшатнуться, его ударили еще раз. Постоянные отказы Фрэнки довели его до предела.

— Хватит, я уже сыт по горло! — заорал он. — Я хочу получить то, что принадлежит мне. Сейчас, а не потом.

Он схватил ее, но Фрэнки удалось увернуться. Терри опять ее схватил, он весь трясся от ярости.

— Я мужчина, сука. Я не пес. И не ублюдок, которого ты пинаешь, а он ползет к тебе обратно. Пора тебе узнать, кто здесь босс. Время вышло. Пути отрезаны.

Фрэнки не мог с ним справиться: Терри был слишком большой и сильный. Он сорвал с нее пиджак, потом блузку. Фрэнки хотел убежать, но убежать было некуда. Терри втащил ее в спальню, стянул трусы с них обоих. Фрэнки умолял, но Терри оставался глухим. Прижав ее к кровати, он вонзил в нее свой член и изнасиловал Фрэнки…

Позже, когда все прошло, но бурлил еще гнев и задетая мужская гордость, он изнасиловал ее еще раз.