"Герой должен быть один" - читать интересную книгу автора (Олди Генри Лайон)СТАСИМ[14] IТьма. Вязкая, плотная тьма с мерцающими отсветами где-то там, на самом краю, в удушливой сырости здешнего воздуха – приторного-теплого и в то же время вызывающего озноб. Багровые сполохи. Гул. Ровный шелест волн Стикса. Дыхание глубин. Где-то падают капли воды. Все. И всегда было так. Только так. – Мы пришли, Сестра. Ты можешь говорить. – Спасибо за разрешение, Старший, – в женском голосе сквозит явная издевка. Так иногда блестит бронза кинжала в складках воздушного пеплоса. В ответ – молчание. Падение капель. Ровный шум Реки. – В Семье – разлад, Старший. – Знаю. – И знаешь, кто виноват? – Знаю. Каждый винит другого. – Это суесловие, Старший. Ты не хуже меня понимаешь, что во всем виновен Младший. – Твой Супруг, Сестра. И мой брат. Кстати, и твой тоже. – Да, мой Супруг. Мой Супруг – но он виноват! Он и его сын от смертной, который родится сегодня! – В чем же может быть виновен еще не рожденный ребенок? – Во многом! В наших раздорах! Мой Супруг и раньше был не в ладах со Средним – теперь же они просто видеть друг друга не могут! А я не люблю, когда в Семье возникают серьезные ссоры… Ты знаешь, к чему это может привести? – Знаю, Гера. – Я пыталась примирить их… В ответ – саркастический смешок. – Я пыталась примирить их – и едва сама не попала в немилость! – Неудивительно. Таков жребий миротворцев – особенно женщин. – Не смейся, Аид! И не думай, что в случае чего тебе удастся отсидеться здесь! – Я так не думаю. – И правильно! Потому что это еще не все. Племянничек наш… – Который? У нас с тобой их несчитано-немеряно. – Не притворяйся! Тот, который – что ни ночь! – у тебя обретается! Душеводитель твой! – Лукавый, что ли? Гермий? – Он, Майино отродье… Пустышка! Ворюга несчастный! Ухитрился разгневать не только Среднего, но и моего Арея. Сам знаешь, Арею только повод дай… я уж говорю ему: «Сынок, не связывайся ты с Пустышкой!» – а он вне себя. Поймаю Лукавого, говорит, и… – Пусть сперва поймает. – А если все-таки? Лукавый у тебя в любимчиках – вот и скажи ему, чтоб не совал свой длинный нос куда не надо! Арей ведь шутить не любит. Вернее, не умеет. – Зато Лукавый умеет. Стащил у меня мой шлем – и поминай как звали. – Какой это шлем? Тот самый, что ли? Который тебе Киклопы ковали?! – Тот самый. – Этого только не хватало! И так в Семье невесть что творится! Ты отмалчиваешься, Младший со Средним друг на друга рычат, Арей в драку лезет, Гермий совсем от рук отбился – и все из-за еще не рожденного ребенка! Тоже мне – Мусорщик-Одиночка, равный богам… А что будет, когда он родится?! – А по-моему, Сестра, ты просто ревнуешь. Как обычно. Как сто раз до того. Ревнуешь к смертной женщине, которую Младший в очередной раз предпочел тебе. И – опять же, как обычно – собираешься выместить злость на ней и ее сыне. То ты бедную Ио гоняешь по всему свету, то Эгину мучишь, теперь вот Алкмена… Пора бы успокоиться, Сестра. – Я? Я – ревную к смертной?! Пройдет лишь миг – для нас – и тело ее станет прахом, а тень попадет к тебе. Для меня она – уже прах! Как я могу ревновать к праху? Меня беспокоят в первую очередь разногласия в Семье, потом мне не нравится сама идея Мусорщика-Одиночки… И наконец – мой Супруг собирается сына этой… этой женщины в конце его жизни возвести на Олимп, сделав равным нам! Ты представляешь, Аид?! Я ночь не спала, когда Зевс заявил об этом! – Это невозможно, Сестра. Или он изначально равен нам – и тогда намерения Младшего не имеют смысла; или он не равен нам – и не будет равным, что бы ни думал Младший по этому поводу! – Значит, Старший, ты с нами? – Я? Неужели Средний не рассказал тебе о нашем с ним разговоре? – Средний сказал, что ты с нами. – Значит, он соврал. Я сказал, что я сам по себе. И пока не вмешиваюсь. Пока. – Вот и не вмешивайся! Во всяком случае, царствовать над всеми Персеидами этот Мусорщик-Одиночка не будет – об этом я уже позаботилась! Та, которую называли Сестрой, неожиданно умолкла. Когда она заговорила снова, в голосе ее уже не было ни злобы, ни ярости, ни даже властности – была усталость и просьба, почти мольба. – Ты знаешь, Старший, мой Супруг в последнее время очень изменился. Вот уже девять месяцев он не делит ложе ни с кем. Женщины перестали интересовать его – и это пугает меня. Он стал раздражителен, порой мрачен и еще более вспыльчив, чем прежде. Я не знаю причин – и боюсь узнать их. Так что прошу тебя, Старший – оставайся в стороне, как и обещал. И еще прошу тебя – угомони Лукавого. – Хорошо, Сестра. Угомоню… если найду. – Ну, мне пора… – Да, иди. У каждого из нас – свой путь. Тебе – идти, мне – оставаться… Только смотри, не оступись. – Ой! – Ну вот, я же предупреждал! Это так просто – оступиться, особенно если дорога плохо видна… …Когда легкие шаги и шорох осыпающихся камешков затихли в отдалении, а багровый мрак заметно поредел, тот, кого называли Старшим, повернулся и безошибочно ткнул пальцем в одну из ниш на бугристом теле утеса. – Лукавый? Ответа не последовало. – Ты что, решил от меня спрятаться? Снимай шлем и лети сюда. А то Кербера кликну, пусть погоняет тебя, дурака… В нише что-то шевельнулось – и в сумраке слабо проступило лицо, а затем – чуть светящиеся очертания стройной фигуры Лукавого (проявившейся несколько позже лица) и некий громоздкий предмет в его правой руке. По-видимому, это и был пресловутый шлем. – Великоват он мне, дядя, – пожаловался Лукавый. – Все время на нос сползает. – А ты б не хватал без спроса – глядишь, и не сползал бы. Ладно, шлем пока оставь у себя. Тебе он нужнее – попадешься Арею в лапы, он с тебя три шкуры спустит. Лукавый презрительно хмыкнул. – Спасибо, дядя, – чуть погодя добавил он. – Пожалуйста. Все слышал? – Ни единого слова. И вообще, я только что пришел. – И что думаешь? – Думаю? Я? Ну ты шутник, дядя… – А чего не думаешь? – О мачехе, что ли? Ревнует. Но и беспокоится. Только не о том, о чем надо. Я меж людей толкусь чаще вас всех – потому и замечаю то, чего вы не видите. – Что именно? – Человеческие жертвоприношения. Снова. Там, где их приносили раньше – их приносят чаще. Там, где о них стали забывать – вспомнили опять. И даже там, где их не было никогда… А ведь ты знаешь, дядя, кому они идут, даже если их приносят нам с тобой, – Лукавый ткнул пальцем себе под ноги. – Знаю. Даже если их приносят нам с тобой, даже если их приносят Громовержцу – они идут вниз. В Тартар. И кормят Павших. – Вот именно. Так что прикрикни на Кербера, дядя, – сторожит плохо, все блох гоняет! И Харону скажи – пусть челн лучше проверяет… проглядит тень-беглянку! – Ты пугаешь меня, Гермий. А я не из пугливых… но из осторожных. И очень надеюсь на ребенка, который должен родиться сегодня. Если Младший не ошибся… – Папа не слишком умен. Но при этом он редко ошибается. – Допустим. А ты все равно приглядывай за отцом – на Афину я не очень-то рассчитываю. Сам говоришь – не слишком, мол, умен… – Пригляжу, дядя. – Только смотри – не попадайся. – Я? – расхохотался Лукавый. – Чтобы я – и попался? Скорее ты умрешь, дядя!.. Мрак еще долго потом хохотал на два голоса. |
||
|