"В небесах принимают решение" - читать интересную книгу автора (Фокс Сьюзен)

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Лиллиан спала плохо. Почти всю ночь она ворочалась на кровати, переживая снова и снова волнующую прогулку под звездами с Раем и то, как кошмарно кончилось их свидание.

Вспомнила, как близка была к тому, чтобы ему отдаться, и у нее внутри все перевернулось. Ведь этот человек фактически ей незнаком, да ещ е очень грубый и невоспитанный. Так как же она могла увлечься им?

В семь утра Лиллиан наконец собралась с силами и оделась. Она все еще пыталась понять, Что же произошло. Почему она, как завороженная, подчинилась Раю? Неужели ей так не хватает любви?

С другой стороны, она еще никогда не испытывала такого сильного влечения к существу другого пола. Рай не просто отличался от культурных, с прекрасными манерами мужчин, с которыми ей приходилось сталкиваться прежде, он был полной им противоположностью. Может быть, он и поразил ее тем, что был совершенно другим, таким мужественным и таким надменным? Когда Лиллиан причесывалась и накладывала макияж, она вдруг подумала, что, возможно, эта мужественность и эта надменность вовсе не являются отталкивающими качествами мужчины… Ни один приятный, спокойный мужчина не производил на нее такого впечатления! Не говоря уже о ее тайном восхищении его равнодушием к военным действиям Евгении.

Лиллиан мрачно посмотрела на свое отражение в зеркале. Воспоминание о ее властной бабушке вызвало в ней тоску. Евгения уже давно кипятилась из-за Ракель, но теперь, когда она узнает, что та отказалась возвращаться да еще и сообщила всю правду о матери Лиллиан, то просто взорвется. Все в ее голосе предвещало надвигающуюся грозу, когда она потребовала быть сегодня на месте и ждать телефонного звонка.

Вместо того, чтобы размышлять, почему ей так нравится Рай, ей следует подумать о том, что сказала Ракель. Правда, сейчас Лиллиан не хотелось думать об этом, во всяком случае, пока Евгения не сообщит ей всю правду.

Лиллиан испытывала облегчение при мысли о том, что Маргарет Ренард не любила ее только потому, что она не была ее родной дочерью. Если правда, что Маргарет вынудили воспитывать чужого ребенка — плод измены мужа, — то это вполне объясняет, почему Лиллиан была такой несчастной в детстве. Прохладное к ней отношение Маргарет, нелепые попытки отца хоть как-то компенсировать материнскую любовь, безумная любовь Евгении к законному ребенку женщины, на которой ее сын женился по ее требованию…

Тихий стук в дверь прервал ее размышления. Она спросила:

— Да?

За дверью раздался громкий шепот Джои:

— Вы уже проснулись, мисс Лилли?

Ее сердце дрогнуло от надежды, звучащей в его голосе. И почему Рай требует, чтобы она держалась подальше от мальчика, если оба они в этом доме гости? Неужели боится, что Джои может по-настоящему привязаться к ней за столь короткий срок? Лиллиан открыла дверь.

— Проснулась и готова идти завтракать, — весело объявила она. — Ты уже ел?

Джои широко улыбнулся.

— Ага, с Раем, но могу составить компанию и съесть пирожок.

— Какой пирожок?

— От которых толстеешь и испытываешь тяжесть в желудке, как говорит тетя Дженни.

Лиллиан прыснула и ласково положила руку На плечо Джои.

— Значит, хорошие, — заключила она с улыбкой.

Разве можно не обращать внимания на такого ребенка? По дороге на кухню мальчик рассказывал ей, какие лежбища он устроит Бастеру в доме, когда пес выздоровеет.

Ему явно не хватало женского внимания. И нечего придумывать, будто он увидит в ней мать и слишком привяжется.

Они мирно позавтракали. От Дови Лиллиан узнала, что Чад вернулся домой только рано утром, а Ракель не только не появилась на ранчо, но даже и не позвонила. По предположению Дови, она переночевала где-нибудь в мотеле, как поступала прежде. Затем он предложил Лиллиан позвонить по телефону в кабинете, если ей это понадобится.

Лиллиан втайне надеялась, что ее взбалмошная сестра отправилась в аэропорт и купила билет до Нью-Йорка. Ракель явно переступила черту, сбив вчера Бастера. И она это прекрасно знала. И спрятаться от ответственности под крыло Евгении было как раз в ее характере. Все проблемы были бы решены.

Для начала она позвонила в аэропорт. Нет, ни Ракель, ни Роки Ренард не покупали билет ни сегодня, ни вчера. Затем Лиллиан проверила шесть отелей и мотелей. Но нигде ее сестра не была зарегистрирована.

Лиллиан охватила тревога. Ракель привыкла жить бездумно и считала, что с ней никогда ничего не случится. Именно поэтому Лиллиан полагала, что ей может грозить опасность. Столько страшных преступлений, жертвами которых становятся женщины, происходит каждый день, Ракель на все наплевать.

Откинувшись на спинку кожаного вертящегося стула, Лиллиан попыталась сообразить, где может находиться ее сестра. Есть ли у нее друзья в этих местах.

И тут она вздрогнула — звонил телефон, трубку, по-видимому, взял Дови, потому что телефон мгновенно замолчал. Лиллиан положила телефонную книжку на прежнее место и двинулась к выходу из кабинета. По внутренней телефонной связи послышался голос Дови, вызывавший ее.

— Это вас, мисс Лиллиан. Бабушка по междугородной.

Лиллиан бросилась к внутреннему телефону и нажала кнопку ответа.

— Спасибо, Дови. — Дрожащей рукой она сжимала телефонную трубку. Евгения позвонила слишком рано, Ракель еще нет. А Лиллиан понятия не имела, где находится сестра. — Доброе утро, бабушка, — начала она, заставляя себя говорить спокойно и весело.

Евгения резко спросила:

— Где Ракель?

Разумеется, в первую очередь ее волновала Ракель. Но Лиллиан подавила в себе возникшую горечь.

— Как я тебе вчера и говорила, Ракель разозлил мой приезд. После нашего с тобой разговора она уехала с ранчо и до сих пор не вернулась. — Лиллиан не стала сообщать, что сестра сбила собаку Джои. Подобная информация бабушку не интересовала.

— Где она?

Лиллиан прижала трясущиеся пальцы к виску. Евгения придет в ярость.

— Неизвестно. Я позвонила в отели и мотели. Парришей здесь все знают. Уверена, что, если бы что-нибудь случилось, нам бы сообщили. — И хотя Лиллиан не могла знать этого наверняка, она не сомневалась, что не ошибается. Братья Парриш имели тут такую же власть, как и Евгения Ренард в своих кругах. — Еще я звонила в аэропорт, чтобы узнать, не улетела ли Ракель домой. Такое ведь тоже возможно, — осторожно добавила она.

Наступила тяжелая тишина. Когда Евгения наконец заговорила, в голосе ее явственно звучали ледяные нотки:

— Таким образом, ты не справилась с тем заданием, которое я тебе поручила. В результате все стало еще хуже, а Ракель к тому же пропала.

Лиллиан почувствовала, будто ее ударили.

— Прости, бабушка. — Слова извинения жгли ей язык. — Боюсь, Ракель обиделась на меня. Надо было послать кого-нибудь другого.

— Никого другого послать было невозможно, — заявила Евгения. — Юной Ракель требуется яркий пример, чтобы она поняла, как важно относиться с умом к тому, что имеешь. Она не понимает, как опасно лишиться тех привилегий, к которым она привыкла. В конце концов, мир так беспощаден и жесток.

Сердце Лиллиан упало. Она понимала, что последует за этими словами. Она еле дышала, сердце колотилось, кровь стучала в висках. А Евгения продолжала так, будто просто диктовала письмо:

— Ракель быстро придет в себя, увидев, трудно живется тебе без денег и поддержки.

— Бабушка! — еле слышно выдохнула Лиллиан. Евгения продолжала:

С этого дня ты лишаешься моей поддержки, финансовой или какой-либо другой.

От этого спокойного сообщения сердце Лиллиан оборвалось. Но Евгения равнодушно продолжала:

— Я объявила недействительной твою кредитную карточку и закрыла банковский счет. Твои вещи и одежда будут отосланы тебе. Короче говоря, ничего действительно ценного ты не получишь, пока не достигнешь двадцатипятилетнего возраста. Тогда ты вступишь во владение того фонда, который твой отец учредил специально для тебя. Личное имущество, разумеется, останется с тобой, включая драгоценности и те деньги, какие имеются при тебе. Через несколько дней я перешлю тебе пятьсот долларов. Этого хватит, чтобы купить билет куда-нибудь. Вероятно, у тебя есть друзья, у которых ты сможешь пожить некоторое время. На твоем месте я вышла бы замуж, ведь тебе придется жить долгих два года без денег.

Перед глазами Лиллиан все кружилось, подкашивались ноги. Она крепко ухватилась за край стола. Бесстрастный голос Евгении продолжал:

— Однако, если Ракель разорвет помолвку и вернется в Нью-Йорк, твоя ситуация может измениться к лучшему. Но предупреждаю, чем дольше она остается в Техасе, тем меньше у меня желания быть великодушной с тобой.

Лиллиан опустилась на стул. Испытывая сильную слабость, она пыталась взять себя в руки. От ужаса ее чуть не тошнило.

— А до той поры ты будешь предоставлена самой себе, что случится и с Ракель, если она будет упорствовать. Кстати, — добавила Евгения, — твоя сестра зарегистрировалась под фамилией Смит, вот почему ты не смогла найти ее.

Лиллиан закрыла глаза. Значит, Евгении было прекрасно известно, где находится ее любимица. Мне следовало бы знать, с горечью подумала Лиллиан. Боль, которую она ощущала, была такой сильной, что ее невозможно было вытерпеть.

Резкий окрик Евгении: «Лиллиан… Ты меня слышишь?» — привел Лиллиан в чувство.

— Если ты не добьешься того, что я от тебя требую, я вышлю твои вещи…

— Ракель сказала правду о моей матери? — прервала ее Лиллиан. Евгения собиралась прекратить разговор. Прекратить так же решительно, как и финансовую поддержку. Нельзя позволить ей повесить трубку, пока она не скажет правду. — Может быть, ты все-таки ответишь мне на пару вопросов, прежде… — Голос ее дрогнул.

Наступила тишина — грозная и сердитая. Потом Лиллиан услышала:

— Твой отец связался с дрянной продавщицей в первый год своего брака с Маргарет. Я купила ее, но она, забрав деньги, подбросила тебя твоему отцу и оставалась в Нью-Йорке до тех пор, пока официально не лишила себя родительских прав. Он передал тебя Маргарет и мне, предъявив ультиматум, и бедняжка Маргарет от расстройства чувств потеряла ребенка, которого носила. Таким образом мы сумели выдать тебя за ребенка Маргарет.

— А к-как зовут мою мать? — выдавила Лиллиан.

— Теперь это уже не имеет значения, Лиллиан — резко ответила Евгения. — У нее никого не было, и она пропала давным-давно.

Евгения замолчала, но Лиллиан и этого было вполне достаточно. Она тихо положила трубку на рычаг.

Вот и все. Девушка склонила голову на руки. Перед глазами все поплыло, ей было плохо.

И что теперь делать? На что жить? К своему стыду, она поняла, что абсолютно не готова жить собственным трудом. Но больше всего Лиллиан потрясло то, что ее уничтожили только ради того, чтобы преподать урок сестре.

И в эту минуту Лиллиан почувствовала себя самым ничтожным, одиноким и несчастным созданием на свете.

Наконец ее голова начала работать. Необходимо что-то предпринять, придумать какой-то план. И на трясущихся ногах Лиллиан поспешила к себе в комнату. Вывалив содержимое сумочки на кровать, она подсчитала имеющуюся наличность, кредитная карточка больше ничего не стоила, но у нее еще оставалось триста долларов. С этими деньгами да с пятьюстами долларами, которые ей пришлет Евгения, получится чуть меньше тысячи.

Тысяча долларов. Их она быстро истратит на плату за жилье. К счастью, здесь все не так дорого, как в Нью-Йорке. Если тщательно экономить, этих денег может хватить на несколько недель.

И она пошла обратно в кабинет. Оттуда позвонила в ряд мотелей и поинтересовалась ценами. Выбрав самый дешевый, забронировала номер. В мотеле ни к чему знать, что ее кредитная карточка уже недействительна. Она заплатит наличными деньгами.

После этого Лиллиан отправилась собирать свои вещи. Ей стало легче, но руки у нее все еще дрожали, когда она вынимала одежду из шкафа. Бутылка редкого марочного коньяка, которую она привезла в подарок хозяевам, до сих пор покоилась в деревянном ящичке, обернутом в голубую фольгу. Оставалось обвязать ящичек лентой и написать благодарственную записку.

И Лиллиан села писать записку, стараясь писать разборчиво. Слезы застилали ей глаза, но она сдерживала их. Плакать нельзя, во всяком случае, не сейчас.

Было десять часов утра, когда Лиллиан со всем покончила. Она уже собиралась тащить чемоданы к выходу, когда раздался легкий стук в стеклянные раздвижные двери.

Перед завтраком Лиллиан раздвинула занавески, поэтому любой, находящийся в патио, мог прекрасно ее видеть. Она была настолько расстроена, что совершенно об этом забыла.

У дверей стоял Рай и в упор смотрел на ее чемоданы. Он открыл двери и вошел внутрь, не дожидаясь приглашения.

Подойдя к комоду, на котором лежали подарок и записка, он прочитал записку и бросил ее на комод. Потом посмотрел на Лиллиан так, пристально, словно пытался заглянуть в ее душу.

— Значит, уезжаете?

Напряжение, охватившее Лиллиан, доставляло ей невыносимую муку.

— Д-да. Уезжаю. Моя баб… Евгения звонила. Ракель в каком-то мотеле в городе. Мне удалось забронировать номер, и меня… нужно отвезти.

— Значит, свадьба отменяется? — Несмотря на суровое выражение лица Рая, блеск глаз выдал его надежду.

— Не знаю. — Лиллиан пожала плечами. — Хотя не понимаю, каким образом она теперь состоится. Ракель останется без денег, если выйдет замуж. Я сомневаюсь, что она рискнет своим состоянием. Кроме того, ваш брат не годится для нее… не потому, что он плохой… он, кажется, хороший…

Лиллиан прикусила язык. Что за ерунду она лепечет? У Рая сузились глаза.

— А что в ящике?

— Коньяк. Я забыла, какой.

— Очень признателен.

Нервы Лиллиан были на пределе.

— Спасибо за гостеприимство.

Рай смотрел на Лиллиан с таким выражением, словно что-то понял по ее стиснутым рукам, еле заметной дрожи нижней губы. Потом он протянул:

— Вы уже готовы?

Она кивнула и отвела взгляд. На негнущихся ногах подошла к кровати и взяла чемодан. Средний.

Но Рай неожиданно оказался рядом и забрал у нее чемодан.

— Берите сумочку и маленький чемодан.

И с этими словами он поднял все остальные, заставив ее уступить ему дорогу. Взяв вещи, она пошла вперед, чтобы открыть перед ним дверь. Когда они приблизились к парадному выходу, он остановился и сказал:

— Надо сообщить Дови и Джои, что вы уезжаете. Чада нет, а они в патио.

Лиллиан стало стыдно — она забыла попрощаться с теми, кто был с нею ласков.

— Да, конечно. Сейчас. — И, поставив свои вещи на пол, она пошла через кухню во двор.

Дови с Джои лущили кукурузу. Услышав, как открывается дверь, они оба повернули головы.

— Привет, Лилли! — воскликнул Джои. — Ты любишь кукурузу в початках?

Лиллиан заставила себя улыбнуться.

— Мне не часто приходилось есть кукурузу в початках, — машинально сказала она. На самом деле она всего лишь раз ела такую кукурузу, да и то не дома.

Евгения считала, что есть кукурузу в таком виде — неэстетично.

— Тогда можете угощаться в свое удовольствие, — вставил Дови, усиливая тем самым чувство вины Лиллиан.

Она с сожалением покачала головой:

— Не сомневаюсь, Дови, вы ведь так хорошо готовите. Но мне пора уезжать.

Дови с пониманием поглядел на нее и кивнул.

— Догадываюсь, что бабушка ваша звонила по очень важному делу.

Лиллиан почувствовала, что на глаза наворачиваются слезы.

— Именно так. Хочу поблагодарить вас за гостеприимство и вашу превосходную кухню. — Она перевела взгляд на Джои, который молча смотрел на нее. — Прости за то, что меня не будет, когда Бастера привезут домой. Я уверена, что он обязательно поправится. Ты ведь будешь хорошо за ним ухаживать?

У него так скорбно опустились уголки губ, когда он произнес: «Да, до свидания, мисс Лилли», — что Лиллиан ощутила щемящую тоску в сердце.

— До свидания, Джои. — Она снова перевела взгляд на Дови и кивнула ему на прощание: говорить уже не было сил. После этого она быстро вернулась к парадной двери, вышла наружу и закрыла за собой дверь.

Рай отвез ее в мотель и подождал в машине, пока она не зарегистрировалась и не взяла ключ от номера. Ракель никогда бы не остановилась в таком Дешевом мотеле. И хотя Лиллиан хотела, чтобы Рай Думал, что она приехала сюда встретиться с сестрой, было ясно, что Ракели здесь нет.

Но Рай ничего не сказал — просто отнес вещи к ней в номер.

Лиллиан решила, что он ни о чем не догадался. Но когда Рай повернулся к ней, она увидела, Что он подозрительно сдвинул брови.

— Спасибо за помощь, — тихо поблагодарила Лиллиан и отошла от двери, давая ему понять, что он может идти.

— Где Ракель?

Она вздрогнула. И заставила себя пожать плечами.

— Кто знает? У нее же машина, и она не в состоянии усидеть на одном месте. Я уверена, что мы с ней скоро увидимся.

Рай медленно подошел к Лиллиан. Его сверкающий взгляд был устремлен на нее. Он явно о чем-то догадался. Она отвела глаза в сторону, стараясь скрыть панику.

Не могла же она сказать ему, что ее лишили всего. Он, конечно, узнает все со временем, но не сейчас. Не дай Бог, подумает, что она ждет от него помощи только потому, что он оказался поблизости.

Когда Рай возник перед ней, Лиллиан подняла на него глаза и протянула руку для пожатия.

— Еще раз, — весело, как только могла, сказала она, — спасибо за то, что позволили мне посетить ваш дом, и за то, что привезли сюда меня и мои вещи… в общем, за все. — И сжала губы, заставляя себя замолчать. Она была на грани истерики.

Неожиданно она поняла, что Рай Парриш — единственный человек, который может защитить ее. Лиллиан охватил ужас. На нее одновременно обрушились тайна ее рождения, гнев бабушки, потеря семьи и финансовая катастрофа. Но он ничего не должен знать.

И хотя стремление обрести покой и защиту У кого угодно было очень сильным, у Рая она искать поддержки не станет.

Правда, возможно, он и не пожалеет ее. Скорее всего, будет презирать или даже посмеется. Он и так уже высказал, что думает о ее «типе».

Внезапно ее маленькая холодная ручка ощутила прикосновение его горячей мужской руки, и Лиллиан вздрогнула. Она была в таком смятении, что абсолютно забыла о прощальном рукопожатии. Хотела было отстраниться, но Рай привлек ее к себе.

И склонился к ней. Лиллиан стояла, замерев на месте, не веря самой себе. Она чувствовала его дыхание на своих губах, и через мгновение он нежно прикоснулся к ее губам.

И тут же выпрямился, когда она вся устремилась к нему, сама не сознавая, что делает.

— До свидания, Лилли, — протянул Рай. — Не возвращайся в Техас.

И он исчез прежде, чем она успела вздохнуть. От звука захлопнувшейся за ним двери она вздрогнула, как от пощечины.

Лиллиан медленно подошла к окну, чтобы посмотреть, как он уезжает. Она была не в состоянии вытереть слезы. Прошла минута после его отъезда, и только тогда девушка сумела взять себя в руки и отойти от окна.