"Бунт Афродиты. Tunc" - читать интересную книгу автора (Даррелл Лоренс Джордж)

7

Несколько дней вялого одиночества в Афинах, когда я дожидался появления Кёпгена, совершенно измотали меня. Не знаю, почему мне казалось, что нужно увидеться с ним прежде… прежде чем сделать решительный шаг. Я следил за его излюбленной таверной; и тут та же тоска. Одно окно провалилось внутрь, вино отдавало плесенью. Вдова умерла, и дело продолжал её сын. Ночами я подолгу бродил по улицам… брутальными бархатными афинскими ночами с их резкой злобной музыкой и запахом ужаса преследуемых жертв. Я больше не могу записывать свои мысли, как будто кончилась катушка. Чёртов механизм в голове не крутится, его начало заедать, как мотор. И вдруг, бац, сегодня вечером я столкнулся с ним — Силеном в миниатюре в монашеском облачении. С лысинкой. Но никакого удивления при виде меня. Некоторое время мы сидели, пристально изучая друг друга; я заметил, что он прилично пьян, и поспешил догнать его в этом блаженном состоянии.

— Я знал, что ты вернулся.

Он кивает с видом мудрой совы и прикладывается к синей кружке.

— Хочешь услышать обо мне, мою историю.

Я действительно хочу. Мне любопытно, смутное возбуждение охватывает меня, потому что, несмотря на массу материала, касающегося Кёпгена, Авель почти ничего не может выдать мне, кроме пресловутых псевдоафоризмов.

— Об иконе там и прочем… всю эту небывальщину. Глаза у него заплясали, он опёрся спиной о белёную стену таверны.

— Господи, Чарлок, — сказал он. — Я в самом деле свободен. Вечность потратил, но добился своего и уволился по всем правилам. Свобода, приятель!

Я поднял кружку и чуть было не дал ему, чтобы он поставил её себе на голову, — так тошно было слышать этот бессмысленный набор из семи букв.

— Меня приняли очень хорошо, — продолжал он. — Но самое невероятное не это. Да, я нашёл наконец свою икону — и то, что я считал, так сказать, мистическим откровением, ждущим меня, оказалось самой прозаичной вещью, которую только можно вообразить. — Он от души рассмеялся. — К обратной стороне иконы было прикреплено завещание моего отца вместе с документами на нашу земельную собственность, национализированную Россией, — на тот случай, если когда-нибудь решат возвратить её нам.

— И тем не менее где она находится?

— Ещё одна фантастическая вещь — это Спиналонга.

— Остров прокажённых? Тот, что неподалёку от Крита?

— Тот самый. Когда Иокас сказал, где находится икона, я обратился к церковному начальству с просьбой перевести меня в тамошний монастырь, и, конечно, я нашёл её там. Это было совершенно невероятно. Но и это не все. Был там один старичок, из прокажённых, находившийся при смерти, и меня попросили проводить его в мир иной, как это полагается. Но он долго не умирал и по ночам бредил. Знаешь, он был англичанин, он рассказал мне — ты не поверишь! Что он был самим Мерлином.

— Как бы не так!

— Звали его Мерлином, это точно; но как было узнать, настоящий ли это Мерлин или просто тёзка нашего? А? Но он много чего знал обо всех нас, о Бенедикте, о тебе; больше того, он дважды просил меня передать тебе кое-что. Я не вру, Чарлок. Секундочку, дай вспомнить. — Он отхлебнул из кружки горчащего вина. Вытер губы кусочком хлеба. — Он сказал: «Фирма для того только и существует, чтобы освобождаться от неё. Так и передай Чарлоку». Что ты на это скажешь? В другой раз он сказал: «Есть два вида смерти, которые открыты для жизни. Передай это Чарлоку». — Я смотрел на него со смешанным чувством недоверия и облегчения. Мы хлопнули в ладоши и потребовали ещё кувшин бодрящего. — А ещё он сказал, что фирма — это нечто разное для каждого из нас; для тебя она все равно что память — её банковские запасы слишком велики, и никакие долговые расписки не разорят её.

— К черту все это.

— Знаю, что у тебя на уме, — серьёзно сказал Кёпген. — Но прежде чем решишься, тебе следует навестить старый дом. А ещё ты должен понять, что подобное дело…

— Заткнись, Кёпген, — зарычал я, оскалив клыки.

— Ладно-ладно, извини. Свободному не следует поучать того, кто связан по рукам и ногам. Поговорим о чем-нибудь другом. Давай я расскажу тебе, как мне повезло; помнишь переводы, которые ты помогал мне делать? Переводы моих стихов? Я послал их в литагентство, не указав, кто автор. Так они их приняли, даже не пискнув. С ходу. Вот так! Сегодня я получил договор. Смотри!

Я взял у него документы и глянул на них. Потом посмотрел на него с возрастающим ужасом. Это была фирма Вайбарта. Договор был подписан его компаньоном. Возможно ли, чтобы дурень этого не знал? Я пристально, почтительно, нежно смотрел в глаза этому бедному глупому коротышке, и кадык у меня дёргался. Должен ли я сказать ему? «Нет! — закричал мой альтёр феликс. — Ни слова!»

— Надо это отметить. — И Кёпген чокнулся со мной своей кружкой, в глазах у него блестели слезы радости: мечта наконец-то сбылась.

Мы сидели ещё долго, пока фиолетовое небо не стало сиреневым, а потом начало розоветь, пока официанты не захрапели, положив головы на подоконники. Потом мы спустились с холма, пройдя мимо Акрополя.

Что ж, я готов. Навещу домик Ио, а уж тогда решу, как и когда.

Нэш никогда не мог объяснить себе причины того подавленного настроения, которое охватывало его, когда машина медленно огибала холм и катила дальше по аллее вязов. Но человек в чёрном костюме, сидевший с ним рядом, нарочито сохранял ледяное спокойствие; всю первую часть пути Джулиан был довольно молчалив. Но когда осталось несколько миль, задумчиво заговорил в обычной своей манере.

— Да, красивым его не назовёшь, — сказал он, словно читая мысли Нэша. — Согласен. По-византийски пышен. Думаю, никто здесь никогда не сможет жить.

Нэш, согласно кивая, переключил скорость. По его птичьему лицу размазалось хмурое выражение.

— Это не её вина, — сказал он. — Вы должны согласиться, что её здоровье поразительно окрепло; и это несмотря на трагические вести, смерть и все такое.

Джулиан раскурил сигару и сказал:

— Предположительная смерть — это не то же, что явная. Пока нет тела, чтобы это подтвердить. Для смерти тело так же необходимо, как для жизни. В случае Чарлока — придётся подождать, пока не появятся доказательства. Как бы там ни было, Средиземное море всегда отдаёт тела. Думаю, мы найдём его, если это вообще возможно. Надо лишь немного подождать. — Он кашлянул и сел поглубже на сиденье. Они ехали, чтобы взглянуть на странную игрушку, обнаруженную на хорах. («Мозаику интуиции — можешь ты сделать такое?») В ней, как и в других оставшихся вещицах, надо было разобраться. Джулиан мягко продолжал: — Это как в легендах об исихастах — умереть и оставить пустую могилу. С Чарлоком надо быть осторожным.

— Ох и не знаю, — сказал Нэш.

— От вас не требуется, чтобы вы знали, — холодно ответил Джулиан. — От вас требуется, чтобы вы существовали, были.

— В том-то вся и загвоздка.

Озеро — тёмное и грязное желе. Лебеди плавали по нему, как белые фонари. Краска на садовых скамьях облупилась. Низкое небо; слой прелой листвы, облепивший шины, затруднял движение. Когда касалось его машины, Нэш был брезглив, как кот: он не терпел, когда что-то налипает на лапы. Он нашёл палку и счищал их, пока Джулиан, стоя перед домом, напряжённо раздумывал.

— Сначала поговорим с ребёнком, — тихо проговорил он. — Аппарат наверняка с подвохом, а он может знать, как с ним обращаться. По крайней мере, можно спросить.

Нэш что-то пробубнил. Он нашёл на гравии у подъезда браслет и сунул его в карман пальто. Слуга молчаливым кивком пригласил их в дом, они прошли длинный коридор и поднялись по винтовой лестнице в комнату, где Джулиан намеревался учинить допрос Марку. Нэш с лёгкой усмешкой на лице тяжело топал сзади, останавливаясь на площадках, чтобы немного отдышаться.

— Я пока зайду навестить Бенедикту, — сказал он и, повернув налево на пересечении площадок, направился к спальням.

Джулиан, этот мастер производить впечатление, выбрал для допроса место, достойное практикующего инквизитора. Это была затянутая плесенью кладовая с единственным не занавешенным окошком, выходившим в парк. Тут, против окна, было поставлено старинное кресло с высокой спинкой, настолько высокой, что, когда Марк нерешительно вошёл в помещение, он увидел лишь белые руки Джулиана, лежавшие на подлокотниках. Сам Джулиан был не виден за спинкой. Даже его голова. Нянька провела Марка по коридорам восточного крыла и втолкнула в дверь по сигналу. Сейчас он стоял, встревоженный и бледный, бледней, чем всегда, от дневного света, падавшего из окошка.

— Что, дядя Джулиан? — сказал он, когда тот произнес его имя. — Что?

Джулиан выбрал из своего арсенала медленный, гипнотизирующий голос рептилии.

— Марк, — задумчиво шелестели слова, — ты ведь помогал нашему дорогому Феликсу строить Авеля?

— Да.

— Есть ли в нем какая-нибудь ловушка: что-то такое, что могло бы взорваться и ранить кого-нибудь?

Марк тяжело задышал, на его лице появилось неожиданное выражение решимости, опасного упрямства. Человек в кресле с высокой спинкой гнетуще, зловеще молчал, словно желая дать время улечься неуместным чувствам.

— Я вам не скажу. Я обещал, — сказал наконец мальчик.

— Тогда, если кто-то пострадает, вся вина ляжет на тебя?

— Я дал слово.

— Тогда, если кто-то пострадает, вся вина ляжет на тебя?

Марк смотрел, как дым сигары медленной спиралью поднимается в неподвижном воздухе затхлого помещения.

— Я прошу тебя, — неожиданно сказал Джулиан таким резким голосом, что мальчик вздрогнул. — Прошу!

Марк понуро смотрел в пол. Он готов был расплакаться. Джулиан снова заговорил гипнотизирующе и бесстрастно.

— Марк, — произнёс он бесконечно медленно, — знаешь ли ты сказку о принцессе, заточенной в башне?

Марк кивнул и выдохнул в тишину:

— Да.

— Очень хорошо, — сказал Джулиан. — Рад, что ты знаешь. Невесёлая сказка. А теперь, Марк, я спрошу тебя вот о чем. Есть ли безопасный способ обезвредить ловушку?

После долгой внутренней борьбы Марк снова полузадушенно прошептал утвердительное «да».

— Хорошо, — сказал Джулиан, — и ты знаешь, как это сделать, правда?

— Да, дядя Джулиан.

— И поможешь нам, ведь поможешь? Мы не можем позволить себе потерять машину по какой-то нелепой случайности.

— Там есть выключатель, — запинаясь выдавил Марк. — Он мне показал.

Джулиан с облегчением вздохнул.

— Тогда все в порядке. Ты сделаешь это для нас, так ведь? Понимаешь, профессор Маршан и я хотим взглянуть на машину. Это очень красивое и оригинальное устройство — лучшее, что сделал Феликс. Фирма не может потерять её. Если бы ты сделал это сегодня утром, я мог бы на этой неделе приехать с профессором Маршаном, и мы запустили бы её.

Повисла долгая оглушающая тишина. Марк смотрел на струйку сигарного дыма, виясь, поднимающуюся к грязному потолку.

— Очень хорошо, дядя Джулиан. Я сейчас это сделаю, если хотите.

— Умница, — удовлетворённо сказал Джулиан. — Хороший мальчик.

— Можно идти? — спросил Марк.

— Конечно, можно.

— До свиданья, дядя Джулиан.

— До свиданья, Марк, и большое тебе спасибо.

Бенедикта ещё не окончательно выздоровела, только ещё начинала вставать. Много двигаться ей не разрешали из опасения, что пульс снова слишком участится. Нэш сидел у её постели, лучась оптимизмом.

— Ты выглядишь намного лучше, — сказал он и достал бланки рецептов и ручку. — Через день-другой ты у нас окончательно поправишься.

Она внимательно смотрела, как он размашисто что-то выписывает. Копна взлохмаченных светлых волос вокруг бледного продолговатого лица. Широкая туника, перехваченная на тонкой талии золотым шнуром: как сказали бы, наряд викторианской поэтессы. На груди, прикреплённые брошью в виде осьминога, тикали крохотные часики-сердечко. Она сидела полуоткинувшись на подушки, погрузившись в глубокую задумчивость, а Нэш мерил ей пульс.

— Мне звонил Маршан, — сказала она рассеянно. — Рассказывал о плёнках Феликса, которые нашли на берегу с его одеждой. Он внимательно все их прослушал. Но последняя остаётся для него загадкой. Он говорит, что там записано что-то, что можно было бы принять за звук весел, скрип уключин. Но все очень неразборчиво. Вы считаете, Феликс действительно?..

— Сейчас рано о чем-то говорить, — поспешно ответил Нэш. — Я сегодня обсуждал это с Джулианом. Вот его слова: «Надо подождать. Время принадлежит нам, время принадлежит нам».

Но лишь когда у изножия кровати тёмной тенью возник Джулиан, взгляд её наконец оживился; пылающим взором она смотрела ему в глаза. Казалось, одного лишь его присутствия было достаточно, чтобы она воспряла, вернулась в реальный мир; нездоровье соскользнуло с неё, как пелены с мумии.

— Джулиан! — проговорила она, и её голос отозвался трепещущим эхом.

— Марк поможет нам, — сказал он в своей ленивой, задумчивой манере. — Так что этот вопрос мы решили. Теперь что касается тебя, Бенедикта: мы с Нэшем считаем, что, поскольку твоё выздоровленье проходит столь успешно, надо этим воспользоваться. Я говорил с Иокасом, и он целиком нас поддерживает. Тебе нужно от всего этого хорошенько отдохнуть. Поезжай в Полис на какое-то время и предоставь нам устроить здесь все дела. Поедешь?

— Если ты этого хочешь, — ответила она. — Если ты этого хочешь, Джулиан.

Он облокотился на постель у неё в ногах и рассеянно смотрел на её бледное прекрасное лицо.

— Если будет желание, ты к тому же могла бы принести нам пользу, — медленно продолжал он. — Один молодой немецкий барон, ботаник, сейчас путешествует на своей яхте вдоль берегов Турции. Он нашёл цветок, который, по его словам, может стать основой идеального натурального инсектицида… Не буду утомлять тебя деталями. Но фирма должна попытаться заполучить его. Ты могла бы взять с собой предварительный контракт, когда отправишься, чтобы Иокасу легче было его убедить. Он, похоже, колеблется, сотрудничать ли с нами.

— Конечно, возьму, — сказала она с едва заметным волчьим блеском в глазах и, продолжая внимательно слушать, принялась грызть ногти.

— Но торопиться особенно не нужно, — добавил Джулиан. — Время принадлежит нам, время принадлежит нам.

Звук отдалённого выстрела, заглушённый толстыми стенами дома, был слишком слаб, чтобы проникнуть за плотную оболочку их отрешённости. Она продолжала с восторгом и состраданием смотреть на него, а его взгляд был устремлён на неё — полный, как всегда, непостижимой печали. И только Нэш выпрямился на стуле и сказал:

— Ведь это был выстрел?