ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Отрицание отрицания. Чжуан Чжун выходит из колы­бели и впервые ощущает прелесть боевого искусства

Время летело стрелой, дни и месяцы мелькали, словно ткацкие челноки, и за всеми нашими разговорами подошла весна тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года. Что это была за весна! То оттепель, то заморозки, «расцвет природы», то снова «пасмурно и мрачно». Различные течения то возникали, то исчезали, с люд происходили всякие удивительные превращения, не именно в этой обстановке и выявлялись способност настоящих героев.

Чжуан Чжун снова сидел в кабинете Вэй Цзюе снова на краешке стула, потому что, хотя и был его учеником уже несколько лет, обладал достаточным умом, чтобы не задирать нос. Вместо этого он с пеной у рта излагал учителю сюжеты всех своих произведе­ний, а Вэй Цзюе послушно помогал его творческому процессу. Чжуан пока еще не воспарил в небе и именно поэтому уважал Вэя, как и прежде.

— Учитель Вэй...

Вэй Цзюе снова протестующе вздымал руки, точно в гимнастической фигуре «птица задирает хвост», но его преданный ученик давал понять, что он никогда не оши­бается в своих обращениях:

— Учитель Вэй! Председатель Мао в докладе на высшем государственном форуме выдвинул лозунг «Пусть расцветают все цветы, пусть соперничают все школы». Я думаю, что это должно привести к гранди­озному расцвету литературы и искусства...

Чжуан Чжун уже видел в печати немало произведе­ний, в которых развивались очень смелые взгляды и вскрывались жизненные противоречия. Каждый раз, ко­гда ему попадалась особенно удачная вещь, он вздыхал: «Этот автор далеко пойдет!» Второй вздох означал: «Как же я сам не догадался написать такое?», а третий вздох: «Я бы, конечно, написал, но время еще не при­спело». Вовсю навздыхавшись, он брался за перо, однако мысли двигались медленно, а дело еще медлен­нее. Тогда ему оставалось только одно: идти за советом к Вэй Цзюе.

Вэй, естественно, весь пылал от возбуждения и был готов говорить не переставая:

— Лозунг «Пусть расцветают все цветы, пусть соперничают все школы» в высшей степени соответ­ствует закономерностям развития литературы и искусства. Когда я задумываюсь над тем, что и как писать, то часто вспоминаю Лу Синя, который говорил, что главное — это позиция автора. Если автор — революционер то все им написанное, вне зависимости от мате­риала или объекта изображения, будет революционной литературой, потому что из фонтана всегда бьет вода, а из кровеносных сосудов — кровь.

Чжуан слушал, как Вэй Цзюе с горящими глазами говорит о Лу Сине, и уже прикидывал заголовок своей будущей статьи: «Революционер и революционная ли­тература». И подзаголовок: «О фонтане и кровеносных сосудах». А Вэй тем временем продолжал:

— Поэтому я и толкую, что, если писатель дышит одним воздухом с народом, поле его творчества не­обозримо. «В море вольготно рыбе играть, в небе воль­готно птице летать»,— говорили древние. Надо по­ощрять автора писать о том, что он хорошо знает; в изображаемом материале не должно быть никаких ограничений...

«В море вольготно рыбе играть, в небе вольготно птице летать» — пожалуй, это еще более привлекатель­ный заголовок! — думал Чжуан, размышляя о своем коронном сочинении, с помощью которого он выйдет из колыбели. Но он хорошо помнил и те пакеты, какие ему возвращали из издательств.— Эти редакторы ничего не понимают, напишу-ка я о них фельетон...»

Как всегда, сказано — сделано. Чжуан Чжун не лю­бил упускать решающего момента. Вэй Цзюе еще да­леко не выговорился, но его ученик почувствовал, что на сегодня творческих импульсов уже хватит, и, по­спешно распрощавшись, побежал домой. Там он тру­дился всю ночь до рассвета, из-под его пера выползали сплошные драконы и змеи.

Но когда его великий труд уже был близок к концу, он вдруг обнаружил в газете статью, фактически на­правленную против курса «Пусть расцветают все цве­ты», содержащую призывы «не перебарщивать», «не сво­дить личных счетов», «не увлекаться изображением любви» и так далее.

Если бы Чжуан Чжун не увидел этой статьи, все было бы в порядке, а так она его изрядно напугала: не успел председатель Мао выдвинуть лозунг, как кто-то уже поет ему отходную. Но вслед за испугом родился гнев: эта статья совершенно ошибочна, прежде всего потому, что она направлена против его, Чжуана, гени­ального произведения, с помощью которого он собирал­ся выйти из колыбели! Затем пришла еще одна мысль – пожалуй, неплохо, что такая статья появилась,— это великолепная цель, по которой нужно ударить. Правильно, напишу-ка я статью, направленную против этой статьи!

Едва он воплотил свой замысел и понес его на почту, как один осведомленный человек сообщил ему, что председатель Мао похвалил автора той статьи, сказал, что это хороший товарищ, преданный партии и государ­ству, что без таких хороших товарищей партия, госу­дарство и сам Китай могут погибнуть...

Тут уже южная дорога пошла по северной колее, все перепуталось. Если бы такое услышал человек трусоватый, то у него душа бы ушла в пятки и он на­всегда бы зарекся писать статьи. Но героизм Чжуан Чжуна состоял как раз в умении ловить момент и меняться вместе с ним. Найдя достойное применение для своего пакета, он тут же принял участие в собрании, на котором выступил со следующей горячей речью:

— Товарищ, написавший эту статью, не боится ни молний, ни громов. Он поднял руку на сильного врага. Только такой человек может называться настоящим пролетарием!

Глупый Вэй Цзюе стоял среди публики и, сощурив свои большие глаза, смотрел на него с явным недоуме­нием. По-видимому, он решил, что ему изменяет слух. А через несколько дней пришло официальное сообщение, из которого стало ясно, что до сих пор слова председателя Мао толковались неправильно. Оказывает­ся, председатель критиковал того товарища, обвиняя его в левацких тенденциях, и заявил, что он фактически выступает против курса «Пусть расцветают все цветы, пусть соперничают все школы».

— Я давно это говорил! — воскликнул Чжуан Чжун, с довольной улыбкой поглядев на Вэй Цзюе.— Вот учи­тель Вэй может подтвердить, что я сразу сказал: эта статья открыто направлена против курса «Пусть расцве­тают все цветы», выдвинутого председателем Мао! Разве не так?

Вэй Цзюе снова сощурил свои большие глаза и ничего не ответил, только загадочно ухмыльнулся.

Недаром Чжуан считал Вэя глупым. Человек написал столько превосходных произведений, а в жизни ничего не понимает, ему вечно самую суть подавай, не соображает, что иногда об этой сути лучше и не за­икаться. Так оправдывал себя Чжуан, чувствуя, какие мысли таятся за загадочной ухмылкой учителя.

Между тем все цветы продолжали расцветать, а все школы соперничать. Одни яростно обличали злоупо­требления бюрократов, другие нападали на мелочные философствования в культуре, третьи критиковали попытки чрезмерно расширить сферу борьбы и рассмат­ривать товарищей как врагов, четвертые требовали устранить недостатки нашей общественной системы. Во всем этом Чжуан, конечно, не мог отставать. «Расцве­тайте, расцветайте, расцветайте!» — кричал он, смело бросаясь вперед.

Однажды он даже написал дацзыбао такого содер­жания: «Почему товарищу, который давным-давно участвовал в революции, без всякой причины уменьшили революционный стаж на целых два года? Разве это не грубое вмешательство в биографию человека? По­чему самоотверженно трудившегося товарища на основании какого-то невинного письма понизили в служебном ранге? Разве это заслуженное наказание? Почему литератора, имеющего немалые творческие дости­жения, не пускают в Союз писателей и отделываются разными отговорками? Разве это не уничтожение кадров?»

В той провинции, где он теперь жил, мало кто знал его подноготную. Сам он, естественно, о ней не расска­зывал, но некоторые все же знали и спрашивали:

— Это что, снова «три с минусом» вылез?

— Да, «три с минусом»! — гордо отвечал Чжуан, услышав оскорбительные разговоры.— Но что означают эти «три с минусом»? Сплошную несправедливость! А нынешняя кампания нацелена как раз на то, чтобы восстановить справедливость...

При этом он так бранился и распалял себя, что иногда даже плакал.

Через некоторое время цветы перестали расцветать и началась борьба против правых элементов. Многим людям, шумевшим слишком громко и вскрывавшим общественные пороки, «надели шапку правых». Почувствовав, будто он идет по тонкому льду через огромную реку, Чжуан долго бродил с печальным лицом и вскло­коченными волосами, уголки его глаз покрылись таким количеством морщин, что стали еще больше напоминать рыбьи хвосты. Но если вы думаете, что наш крупный писатель сломился, то вы недооценили его стойкий характер. Чжуан обладал исключительной способностью момент подъема безудержно нестись вперед, а в момеи упадка — сразу поджимать хвост. На первом же собра­нии, посвященном критике правых элементов, он нача с гневом ругать правых, бить себя кулаком в грудь срывающимся голосом кричать:

— Я виноват! Мою вину невозможно измерить. Она велика, как небо! Если родная партия и героиче­ский народ помилуют меня, я готов выступить против всех правых на свете...

Он снова заплакал, и слушатели вспомнили, что мужчины не так легко исторгнуть слезы.

Едва избежав опасности, Чжуан помылся, постригся, нарядился в суконный френч и импортные — чеш­ские — ботинки и с невинным видом вновь предстал перед массами, говоря:

— Борьба против правых элементов — это великое дело. Если бы она не началась, в Китае могли бы по­вториться венгерские события!

А глупый Вэй Цзюе продолжал мертвой хваткой держаться за лозунг «Пусть расцветают все цветы, пусть соперничают все школы», твердил, что он полезен для развития литературы и науки, и все никак не мог понять, что его провозгласили для выявления «ядовитых трав». От него требовали раскаяния, но он не соглашал­ся и яростно спорил.

Чжуану не нравилась эта интеллигентщина. Только теперь он понял всю глубину древнего изречения: «Уче­ник не обязательно хуже учителя, а учитель не обяза­тельно мудрее ученика». Пытаясь передать свою муд­рость Вэй Цзюе, он терпеливо наставлял его:

— Не надо жалеть о прошлом — лучше думать о будущем. Я сейчас скажу вам одну важную вещь, и вы сразу все поймете!

Вэй Цзюе продолжал щуриться, как будто его глаза были не в силах выдержать всей яркости ума Чжуана. Тот приблизился к учителю и таинственным шепотом сказал:

— От всей души хочу вам посоветовать неизменно следовать указаниям председателя Мао! Даже если эти указания передают неправильно, даже если сами эти указания неправильны, следуйте им — и никогда не ошибетесь. Ручаюсь, что не ошибетесь, а если ошибетесь, тоже не беда!

Эти слова он произносил размеренно и проникновенно, сознавая глубочайший смысл каждого звука. Видя, что Вэй Цзюе смотрит на него с недоумением, он добавил:

— И как можно чаще громко декламируйте «Левый марш»[4]. Это навсегда избавит вас от поражений.