"Чердак дядюшки Франсуа" - читать интересную книгу автора (Яхнина Евгения Иосифовна)

Глава пятнадцатая Новые песни

— Послушай! Послушай! Какие славные песенки! Игривые и невинные, но только на первый взгляд. На самом же деле… А мотив? Он так легко запоминается, что его может подхватить каждый, у кого на месте уши…

— А ты не думаешь, что тот, у кого на месте уши, сделает из этой песенки вывод, от которого может не поздоровиться её автору?

Разговор происходил в кафе дю Руа между уже известными нам светскими повесами: Грегуаром Тари и Филиппом Труа.

Филипп, принёсший ноты новых песен, потрясал в воздухе рукой, затянутой в жёлтую лайковую перчатку.

Его собеседник сидел за столиком. Перед ним рядом со стаканом вина лежала развёрнутая газета «Ля Котидьенн».

— Садись же! — отодвинув стул, он жестом пригласил своего приятеля сесть. — Садись и рассказывай всё толком. — Кто автор? Опять Беранже?

— Вот в том-то и штука, что фамилия автора мне лично ничего не говорит. Какой-то Вальдек де Воклер. Такого поэта я не знаю.

— Постой, да не наш ли это Вальдек?

— Ну что ты! Мне даже и в голову не пришло! Непохоже! Вальдек человек нашего круга, человек из общества, и вдруг такие вольнодумные песни! Нет, это, должно быть, его однофамилец или кто-то присвоивший в виде псевдонима его аристократическую фамилию. Дай взглянуть на текст!

— А что, если вместо этого мы попросим музыкантов сыграть эту песню?

— Какую? Тут две!

— Давай вот эту!

Недолго раздумывая Филипп подошёл к квартету музыкантов, игравших в кафе для развлечения публики, и попросил:

— Не исполните ли вы эту песенку? — Произнося эти слова, он небрежно повертел в руках монетой в один франк, а другой рукой протянул скрипачу, исполнявшему роль дирижёра, ноты.

Музыканты не стали ждать дальнейших пояснений. Скрипач тотчас повернулся лицом к публике и предложил:

— Кто из почтенной публики хочет участвовать в исполнении новой песенки? По лицам угадываю: все! Держу пари, что, когда посетители кафе его покинут, она уже станет самой модной песенкой сезона.

Он взмахнул смычком и запел, а музыканты подхватили:

Мелодия была простая, аккомпанемент и того проще; музыканты начали, а вскоре и всё кафе уже исполняло припев: «Скажи тем: “До свидания!”»

На чердаке у дядюшки Франсуа новые песни тоже получили одобрение.

Франсуа, который сиднем сидел дома, с интересом слушал, как, в разное время придя на чердак, Клеран, Ксавье и Жером рассказывали о них.

— Вот послушать бы! Но, видно, придётся нам ждать, пока не зайдёт Люсиль. Она у нас дока по части пения. Недаром берёт уроки у самого господина Пьера. А кто сочинитель этих песен?

— Какой-то Воклер!

У Ксавье сжалось сердце. «Воклер! Кажется, так Люсиль назвала того щёголя… Но не может быть, чтобы он писал такие песни… Это, наверное, однофамилец!» Но вслух Ксавье только сказал:

— Издателем песенок указан Горан. Уж не родственник ли это Барбары Менье? Её сестра была замужем за Гораном, и их сын нотариус от случая к случаю занимается разными изданиями. Но вряд ли это он.

— Если на издании стоит подпись Горана, это значит, он уверен: печатать можно и стоит, — отозвался Жером.

— Но всё-таки кто автор? Может быть, Беранже внял наконец мольбам своих друзей и скрылся за псевдонимом Воклер? — спросил Клеран.

— Такое разумное поведение не похоже на Беранже. К тому же хоть песни и хороши, но я чувствую, что это рука не Беранже! — Ответ Жерома звучал убедительно.

— Всё равно, автор — кто бы он ни был — молодец! Жаль, что нет Люсиль, хорошо бы их спеть…

— А я? Я разве не гожусь вам для этого? — подбоченившись, спросила Катрин.

— Вот тебе на! Да разве ты умеешь, Стрекоза? — с удивлением спросил Франсуа.

— Почему бы и нет?! Я уже слышала, как поют на улице, и знаю мотив и слова обеих песен.

В голосе Катрин звучала гордость.

— Так за чем же дело стало! Спой, коли ты так уверена!

Девочка не заставила себя просить дважды. Закинув голову назад, она запела звонким, почти ещё детским голосом:

Лучшим поощрением для Катрин было то, что Франсуа, Ксавье и Жером единодушно подхватили припев, да вдобавок к их голосам неожиданно присоединилось сильное чистое сопрано:

— Люсиль! — воскликнули все хором.

— Подумать только, не успела песня появиться, а ты уже её распеваешь. Впрочем, я так и знал, кому-кому, а нашей Люсиль она понравится. Может быть, ты случайно знаешь, кто её автор? — спросил Клеран.

Люсиль не сразу справилась с охватившим её смущением.

— Знаю, — стараясь говорить спокойно, ответила она. — На нотах ведь написано: Вальдек де Воклер, значит, он и автор.

— Так-то оно так! Но что это за человек, интересно узнать.

— Он племянник моего учителя пения, — повторила Люсиль то, что уже раньше говорила Ксавье.

Эти слова стоили ей больших усилий, и Ксавье вновь болезненно пережил свою обиду и ревность.

«Так вот оно что! Люсиль, наверное, встречается с этим повесой у г-на Пьера. И, может быть, она увлеклась им, потому что он поэт, да вдобавок ещё и сочиняет музыку. Одно это может вызвать восхищение Люсиль!»

А Люсиль думала со страхом:

«Сейчас Ксавье по моему лицу обо всём догадается!» Чтобы отвести разговор о Воклере, она начала расхваливать Катрин за свежесть голоса и верный слух.

— Я как раз купила для тебя ноты и думала научить тебя петь. Но вижу, что я опоздала. Ты сама превосходно во всём разобралась.

Люсиль заглянула в свой ридикюль и аккуратно вынула один листочек нот: четыре остальных экземпляра остались на дне ридикюля. Наскоро попрощавшись со всеми, Люсиль поспешила домой.

По дороге она мысленно вспоминала всё пережитое за день. Сегодня г-жа де Мурье отпустила её раньше обычного, и, возвращаясь домой, Люсиль предвкушала, что ей предстоит тихий вечер, проведённый в кругу семьи.

Как всегда, на площади Пале-Рояль толпились газетчики.

«Насиональ»! «Газета “Насиональ”!» — выкрикивали они на все голоса.

Люсиль не обращала на них внимания: и дома, и в кабинете у отца было достаточно газет, и Люсиль их не покупала.

И вдруг до неё донеслись слова: «Новые песни! Покупайте новые песни: “До свидания” и “Приветствуем тебя, жирафа, гостья дальних стран!” Слова и музыка Вальдека де Воклер».

Вальдек не предупредил её, что песни уже печатаются. Почему он отобрал именно эти, а не другие? Какова судьба остальных?

На мгновение Люсиль замерла, затем порывисто бросилась к продавцу нот и, не отдавая себе отчёта, крикнула:

— Мне пять экземпляров песен!

Только отсчитав деньги дрожащими пальцами, Люсиль сообразила: ведь дома удивятся, зачем ей понадобилось столько экземпляров! Ах, если бы она могла поделиться с кем-нибудь из близких своей радостью. Не только радостью, но и гордостью от того, что её песни принял Париж!

Она забежала на чердак, надеясь обрадовать Катрин новой песней. Но на чердаке уже её распевали, и это ещё больше взволновало Люсиль. Вот почему теперь, покидая дядюшку Франсуа, она отправилась домой самой длинной дорогой. Ей удалось справиться с собой, и Бабетта не заметила в дочери ничего необычного, только, пожалуй, глаза её сияли больше, чем всегда.

Люсиль захотелось поговорить с Мишелем, который действовал на неё успокаивающе. Она приоткрыла дверь к нему в комнату и замерла. Навстречу ей неслись слова:

— Что ты поёшь? — сдерживая дыхание, спросила Люсиль.

— Да какую-то песенку, я слышал её на улице. А мотив такой прилипчивый, запоминающийся. Ты как будто тоже пела что-то похожее.

— Я?.. Нет! — растерянно ответила Люсиль.

— А ты знаешь, мой лазарет увеличился. Негодная кошка схватила воробышка и чуть не задушила его. Да я вовремя отнял и привёл его в чувство. И бедняге стало как будто легче. Как ты думаешь, это поправимо?

— Всё поправимо! — радостно отозвалась Люсиль и, обняв брата за плечи, пошла с ним смотреть пострадавшего от кошки воробья.

Однако лучезарное настроение Люсиль длилось недолго. Невесёлые мысли обступили её, когда она осталась одна у себя в комнате. Шаг за шагом она стала вспоминать историю своего содружества с Воклером. За темами теперь у Люсиль остановки не было: они приходили сами собой. Их рождала любая услышанная новость. И если что-нибудь из услышанного производило на неё впечатление, она тут же садилась за рояль и начинала придумывать слова, напев, аккомпанемент… Случалось, что она импровизировала так и у г-жи де Мурье, когда та бывала чем-нибудь занята сама и не требовала услуг компаньонки. Никому и в голову не приходило, что Люсиль занята сочинением песен. А как хотелось ей, при встречах с Ксавье, поведать ему об увлёкших её темах, прочитать строки, которые, казалось ей, особенно удались. Но её пугала мысль, а вдруг Ксавье скажет, как тогда говорил о театре: «Песенки хороши, но ты не должна их писать. Это не женское дело!»

Совсем недавно Люсиль предложила Воклеру:

— А почему бы нам не написать песенки о лесных пожарах?

— О лесных пожарах? Каких?

— Да разве вы не знаете, что ещё зимой в Нормандии начались лесные пожары. Только потушат один, тотчас возникает другой, ещё более сильный… Ну конечно, заподозрили, что крестьяне недовольны, что это заговор… Но местные власти, а затем и парижские, выехавшие в Нормандию, не нашли никаких нитей… Разве что только обнаружили в одном поместье, окружённом густым лесом, насмешливую записку: «Берегитесь! В среду на той неделе подожгут вашу ферму!» и подпись: «Князь Полиньяк!» Вам нравится такая тема?

— Отнюдь нет! Я категорически возражаю! Разве вы сами не понимаете? Простите мне мой каламбур, но с огнём шутки плохи! Я имею в виду, что с князем Полиньяком опасно иметь дело!

Люсиль не послушалась и всё-таки написала. Песню Вальдек ей не вернул, но не объяснил почему. Он вообще не считал нужным объяснять, почему та или иная песня печатается или отклоняется.

После этого разговора она не могла заснуть всю ночь. Её одолевали беспокойные мысли. Связав себя с Воклером обещанием не выдавать их «тайны», она потеряла доверие Ксавье. А тут ещё высокомерное отношение этого аристократа. «Хочу — одобряю песню, хочу — бракую её!» Нет, нет, надо отказаться от работы с Воклером!