"Я — «Берёза». Как слышите меня?.." - читать интересную книгу автора (Тимофеева-Егорова Анна Александровна)

Прыжок в пропасть

… Но это еще все впереди. А пока работаем на Метрострое, летаем в аэроклубе — пилотируем в зонах неподалеку от аэродрома, выполняем полеты по маршрутам.

В нелетную погоду мы изучаем устройство парашюта, его укладку и правила прыжка. Предстоит постичь и это — возможно, пригодится… Все очень просто в изложении инструктора парашютиста Владимира Антоненко. Но когда время пришло прыгать — ночь я спала беспокойно

На утро погода выпала ясная — значит, прыжки состоятся. Помню, надела я парашют, зарядила его, то есть натянула тугие резинки, прицепила их прочными крючками к петлям клапанов. Инструктор проверил «зарядку», а медсестра Ира Кашпирова — пульс, и тут начало что-то у меня «шевелиться» и болеть в груди…

Иду к самолету по-медвежьи, парашют связывает движения. Неловко взбираюсь на крыло и устраиваюсь в переднюю кабину, в задней — летчик Николай Лазарев. Взлетаем, набираем высоту 800 метров.

— Приготовиться! — слышу голос летчика.

— Есть приготовиться, — отвечаю я, суетливо вылезаю на плоскость и, держась за стойку, смотрю вниз.

Ой, как страшно! Хочется обратно в кабину, и я, наверное, залезла бы, но летчик убрал газ, крикнул:

— Пошел — и легонько подтолкнул меня.

— Есть пошел! — кричу и прыгаю в «пропасть»…

Дальше действую, как учили. Дергаю за кольцо, но почему-то кажется, что тросик не вытягивается и хлопка не будет, а, значит, и парашют не раскроется.

Вдруг сильно встряхивает, над головой раскрывается белоснежный купол, а я сижу как в кресле, на ремнях. Вокруг удивительная тишина, но меня охватывает безудержная радость, и я не то пою что-то, не то кричу. Но вот земля уже близко. Я поджимаю немного ноги и падаю на правый бок — все по правилам.

Затем быстро встаю, отстегиваю парашют, гашу купол и начинаю его собирать. Тут подоспевают ребята, помогают мне, и мы дружно договариваемся прыгать еще и еще. Уж очень большое удовольствие!

После прыжка чувствую и землю как-то по особенному и себя тоже. Появилась какая-то уверенность, что все могу. Невольно вспомнились стихи нашего метростроевского поэта Сергея Смирнова:

Осенью, когда учебная программа на самолете У-2 была закончена, к нам на аэродром приехала государственная комиссия НКО (Наркома Обороны). Вначале экзаменовали по всем теоретическим предметам, затем стали проверять технику пилотирования. Все мы пилотаж в зоне выполнили на отлично. Комиссия осталась вполне довольна.

Настало время расставаться и нам с лагерем, аэродромом, инструктором, товарищами. Было радостно и чуточку грустно. Радостно, что обрели крылья, а грустно — расставаться ведь всегда грустно…

Я по-прежнему работаю на шахте, после работы открываю библиотеку, расположенную в шахтной столовой. Вместо стеллажей для книг — буфеты, и я сижу за ними как буфетчица и выдаю духовную пищу — книги.

Через месяц выпускной вечер аэроклубовцев. В театре на Малой Бронной мы вновь собрались вместе. Все принаряженные. Ребята даже галстуки надели. Доклад делал начальник нашего аэроклуба Гюбнер. Он сообщил, что большинство ребят, окончивших аэроклуб, направляются в военные школы летчиков-истребителей, и вдруг несколько торжественно, повысив голос, а может быть, мне просто показалось, объявил:

— Есть и одна «женская» путевка. В Ульяновскую школу летчиков Осоавиахима. Ее мы решили предоставить… Анне Егоровой.

От неожиданности и радости у меня перехватило дыхание. Неужели мечта, которую вынашивала, осуществится?..

В перерыве меня все поздравляли, а я все еще не верила, боялась верить, что так будет. Поверила только тогда, когда получила направление в школу и проездные документы до Ульяновска.

Среди провожающих выделялась красивая девушка в красном берете, красном шарфе, перекинутом небрежно через плечо за спину, а другим концом развевающимся на груди. Одета она была в черное пальто, а на ногах туфли на французском каблуке. Вздернутый носик и голубые глаза придавали лицу веселое выражение. Это была Аня Полева. Она также как и я прошла летную подготовку в нашем метростроевском аэроклубе.

Аня по-хорошему завидовала мне, уезжающей в летное училище, и говорила, что обязательно продолжит полеты в тренировочном отряде аэроклуба и также добьется путевки в Ульяновское училище.

— А как же Лука?

— Что Лука? Он уехал в училище. Я тоже буду учиться, а когда «выйдем в люди» , обязательно поженимся…

В аэроклубе все знали о большой любви между Аней Полевой и Лукой Муравицким. Они не скрывали своей любви, она была у всех на виду, при полной открытости и гласности. Аня работала в шахте камеронщицей, а Лука с отбойным молотком и перфоратором — проходчик. Он бывал в ее семье в Лоси — в Подмосковье, а она у него, жившего у родного дяди. Везде бывали вместе. Конечно, здоровый буреломный шахтер часто злился на «недотрогу». Лука жаловался Виктору Кутову, что вот «верчусь» около нее более трех лет и никак не уговорю пойти за меня замуж. Правда, за эти годы она из меня кое-какую дурь выбила, вроде как подготовила к своей жизненной линии. Вот и летчиком стал из-за нее…

— Понимаешь, — говорила Аня, — я не могу теперь без неба, без аэродрома, его бензинового воздуха, — и, смеясь добавляла, — я больна полетами и Лукашкой!

— Понимаю, понимаю, — отвечала я ей.

Мы нежно с ней распрощались и не знала я того, что через год Анны Полевой не станет…