"Богатым быть не вредно" - читать интересную книгу автора (Гунько Василий И.)

Глава 16

После того как Дора Абрамовна, вызвав скорую помощь, отвезла из Люсиной квартиры мужа в больницу, она слегла в постель. Нет, не супружеская неверность Фердинанда Калистратовича стала этому причиной. Конечно, она обиделась, узнав об измене мужа. Но так как считать себя ангелом тоже никак не могла, восприняла это в порядке вещей.

Главной причиной ее недуга было то, что она застала квартиру ограбленной. Чуть было в панике не обратилась в милицию. Но вовремя опомнилась – и затаилась. В тот день она просидела в своей комнате почти до самого вечера. Боялась даже выйти на кухню. А наутро решила о своем несчастье сообщить Хитроумову:

– Всеволод, миленький, поздравьте меня… – заговорила она прискорбно-заискивающим голосом.

– Ну и с чем же тебя поздравить? – переспросил Всеволод Львович, хотя не понял, кто ему звонит. – А кто это?

– Дора Абрамовна, кто же еще. Преданная жена вашего липшего друга Фердинанда Калистратовича…

– Ага, значит, появился наш гусар! – обрадовался магнат. – Ну как, еще прыгает, старый ловелас?

– О чем вы? Он… в параличе, – она хотела заплакать, но на это у нее не хватило сил.

– Где?! А что случилось? Алло! Алло! Я сейчас приеду…

Минут через двадцать Дора Абрамовна уже встречала Хитроумова как человека, которому можно доверить не только ключи от квартиры.

– Дора Абрамовна, вы настоящая Вирсавия! – Хитроумов начал с ухаживаний и сравнил ее с портретом женщины древнего неизвестного живописца. Это уникальное полотно он приобрел когда-то за две тысячи, а продал за десять.

– А кто это такая? – спросила хозяйка недоверчиво.

– Это жена самого царя Давида, мать царя Соломона, – подчеркнул он с хитроватой улыбкой. – О, это настоящее произведение искусства…

– О Господи! – вздохнула она. – Проходите, Всеволод Львович.

– Нет, Дора Абрамовна, вы современная Феврония! – войдя в гостиную, он вспомнил старинный портрет крестьянской девушки, ставшей, благодаря своей женской мудрости, женой князя Петра. Эта картина досталась ему почти даром, но продал он ее за двенадцать тысяч. – Да, не спорьте со мной, вы настоящее произведение искусства.

Доре Абрамовне было не до комплиментов, но она стояла и слушала его, разинув рот.

– А вы знаете, Дора Абрамовна, в чем ценность живописи как искусства? Нет. А я знаю. Ценность каждой картины заключается в том, чтобы как можно дешевле оценить ее при покупке и как можно дороже ее загнать. Вот в чем искусство! А знаете, в чем сила живописи? А я знаю. При продаже силы живописи измеряется платежеспособностью покупателя. Да, да, не смейтесь.

– Ну что вы, Всеволод Львович, мне не до смеха.

– Если человек живет на одну зарплату, портрет крымского хана, к примеру, ему и даром не надо. И правильно, зачем дуракам ханы. Но есть отдельные люди, которым, ха-ха, денег девать некуда! А человек, как и всякая Божья тварь, тоже не без слабостей. Я имею в виду хобби, пристрастия, прихоти. И вот за эт-ти хобби и прихоти каждый дает свою цену. А цену он устанавливает в зависимости от своих возможностей. Короче, все в жизни относительно. Вы меня поняли, бесценная Феврония?

– А кто же вы тогда? – с грустной иронией спросила Дора Абрамовна.

– Я летающий змей, оборотень! Нет, я потомок крымского хана. И будь моя воля, я бы бросил к вашим ногам все Крымское ханство! – Хитроумов поцеловал ей руку.

– Спасибо, что не хамство. Вы знаете, Всеволод, мне так нужно ваше сочувствие, мне так нужно с вами посоветоваться. Ох-ох, если б вы знали, как мне плохо, – она заговорила жалобным голосом, ей искренне хотелось поделиться с ним своими бедами. – Муж в больнице, дочь и внуки на море, а я одна. Я могу сойти с ума.

– Как в больнице? Что с ним?

– Да говорю же вам – паралич. Мне так нужно ваше сочувствие…

– До или после того, как вы сойдете с ума? – переспросил он, от скуки желая попаясничать. Иконка интересовала его гораздо больше, чем здоровье Клопа.

– Всеволод Львович, голубчик, будьте ко мне справедливы! – умоляла Дора Абрамовна, сложив руки на груди. – Вы же друг нашей семьи…

– Э-э, бесценная, любить справедливость к себе гораздо легче, чем жить по справедливости с другими, – с намеком сказал он и погладил ее по спине.

– О чем это вы? – не поняла она его.

– Продайте мне одну иконку из коллекции вашего мужа, и вы от меня получите столько сочувствия… – он постучал в раздвижную дверь домашнего кабинета Клопа и шутливо прислушался: – Да-да, кто там?

– Ой-йой-йой! – разрыдалась Дора Абрамовна. – Возьмите ее даром, если найдете. Господи, мы же люди, к чему эти собачьи отношения! Говорила я мужу не раз: зачем тебе витрина, если ты ее прячешь от людей. Вот и допрятался!

Хитроумов мгновенно посерьезнел и быстро открыл дверь в кабинет Клопа. Книжный шкаф был демонстративно открыт. Витрина, где еще недавно висела иконка, которой он бредил даже во сне, была пуста. При всем своем состоянии Всеволод Львович считал себя невезучим. Но чтобы до такой степени! Это был первый случай в его жизни, когда он не достиг цели. Он не завладел нужной ему вещью! «Ты Марфа! – мысленно обозвал он хозяйку именем постриженной монахини, изображенной на картине неизвестного древнего живописца, которую вот уже несколько лет он не мог продать. – Ты не стоишь даже рубля!»

– Вы что-то сказали? – она увидела его шевелящиеся губы.

– Ну и ворье пошло, даже следы не считают нужным замести! – возмутился Хитроумов и озабоченно спросил: – Как это случилось?

– Как это случилось – знает один Бог, – ответила Дора Абрамовна, вытирая глаза. – Вчера мне позвонил мужчина – такой молодой приятный голос. Он назвал адрес, где находился мой Фердинанд. Я нашла его, отвезла в больницу, а когда вернулась…

– Можно было и не возвращаться, – прошипел он.

– Что вы сказали? – не расслышала она его.

– Я спрашиваю, адрес не потеряли? – заорал Хитроумов.

– Что? Ах, да, – Дора Абрамовна суетливо достала из кармана халата смятый блокнотный листочек. – Здесь даже телефончик имеется. В справочном узнала. Там живет профессиональная проститутка. Люсей, кажется, зовут. По-моему, она только под трамваем не бывала…

– Как вы сказали – Люся?!

– Кажется, да, а что?

Всеволод Львович рванулся к телефону. Ковер скользнул под его ногами, и он едва не упал. Набрав номер, он уселся в кресло и с тревожным нетерпением стал ждать ответа. Ему ответил женский голос.

– Здравствуйте, Люся! – поздоровался Хитроумов деловым тоном. – Вам привет от Василия Васильевича…

– От какого Василия Васильевича, от Кукушки? – уточнил голос из трубки.

– Естественно…

– В таком случае иди ты… вместе с его протеже! – послышался настолько резкий ответ, что у Всеволода Львовича зазвенело в ухе. Тряхнув головой, он спросил у внимательно наблюдавшей за ним хозяйки:

– Угадайте, Дора Абрамовна, в каком ухе у меня звенит?

– Откуда мне знать, родненький, – развела руками она.

– Представьте себе, я тоже не знаю, – загадочно сказал он и медленно положил трубку. Потом долго и нервно шевелил скулами, задумчиво глядя в потолок. Наконец, покачав головой, вздохнул и спросил у самого себя: – А может, это звенит сигнал тревоги?…