"Богатым быть не вредно" - читать интересную книгу автора (Гунько Василий И.)

Глава 8

Вася с нетерпением ждал воскресного утреннего звонка. Он уже успел побриться и умыться, когда зазвонил телефон.

– Здравствуйте, вы Кукушкин? – голос был мужской и незнакомый.

– Да, есть такая птица. И, представьте себе, совсем неглупая!

– Я не знаю, какая вы птица, но мне ведено доставить вас в золотую клетку моего шефа.

– А в зоопарк вы меня не собираетесь доставить?

– Машина ждет вас! – сказал неизвестный и умолк.

У Васи вдруг на лбу выступил пот, хотя сегодня у него не было и росинки во рту. «Господи, сколько в человеке воды!» – подумал он в какой-то тревоге, выглянул в окно и увидел у самого подъезда черную «Волгу». «Значит, этот шеф – крупная птица, раз предоставляет мне такую честь!» – подумал Вася, быстро оделся и выбежал из дому.

Всеволод Львович Хитроумов, отец Риты, был подпольным миллионером. Этот человек умел делать деньги из барахла. Правда, в институте пищевой промышленности, где он отмучился пять лет, его учили другому. Он часто благодушно вспоминал, как легко ему удалось попасть в институт и как нелегко было выбраться из него. Но «корочки» все же добыл и благодаря им стал завпроизводством в ресторане. Правда, к «корочкам» ему пришлось кое-что еще добавить.

Основную часть своего подпольного состояния он скопил на перепродаже «барахла». То есть на спекуляции антиквариатом. Кстати, слово «спекуляция» он ужасно не любил и всегда называл свои махинации деловыми операциями.

Семья Хитроумовых состояла из пяти человек и одной собачки – Элоночки. Квартира была шестикомнатная – по комнате на каждого члена семьи. В гостиной Всеволод Львович создал райский уголочек, где пели канарейки, и небольшой комнатный фонтан на фоне густой и пышной пальмы.

Рита Хитроумова, его дочь, училась в трех институтах. В четвертый не поступила – блата не было. Но ни один она не закончила – терпения не хватило. Зато пять раз пыталась выйти замуж. И сегодня она очень надеялась, что Вася Кукушкин, познакомившись с ее шестым женихом, откроет ей глаза на истину.

Виктория Леопардовна, мать Риты и жена Всеволода Львовича, была домохозяйкой со стажем и незаконченным высшим медицинским. Она в шутку и втайне от своего мужа считала себя домашней вешалкой. Только не той, на которую можно что-то вешать, а той, которая сама на кого-то вешается. Виктория Леопардовна, в отличие от других членов семьи, совсем не надеялась извлечь пользу из предстоящей встречи с таким важным гостем. Более того, у нее даже было предчувствие, что знакомство с уникальным Кукушкиным может принести ей много неприятностей.

Но женское мнение в этом доме мужчин не интересовало. Рита и Виктория Леонардовна хлопали на кухне, а Всеволод Львович и его отец Лев Борисович сидели в своем любимом уголочке на выступе комнатного фонтана и беседовали.

– Человек – самое удивительное животное в природе, – с философской улыбкой сказал сын.

– Ты имеешь в виду этого телепата? – старший Хитроумов, как всегда, держал в руках свою Элоночку и нежно поглаживал ее. – Так вот что я тебе скажу, сын мой. Он – начало нашей смерти. У нас только два выхода: купить его или… Он должен быть нашим другом и ни в коем случае не врагом.

– Ну чем может быть для нас опасен этот один-единственный телепат?! – спросил спокойно Хитроумов-младший, подкармливая рыбок, которые ему всегда казались взаправду золотыми.

– Это сейчас он единственный, а пройдет десять-двадцать лет, и их наплодится столько, что мы будем у них как на ладони.

– Ох, отец, зря паникуешь, – хмыкнул сын и лениво потянулся.

– Всеволод, не расслабляйся. Ты носишь мое отчество львиное, и имя я тебе дал могущественное!.. – напомнил отец и больно ущипнул Элоночку за ухо. Она пискнула и угодливо лизнула ему руку.

– Зато все остальное я добыл себе сам! – хвастливо подчеркнул сын. – Поэтому я и глава нашего семейства.

– А гены чьи? Чьи?!

В это время соловьем пропел квартирный звонок, и мужчины зашевелились. Открывать пошел хозяин квартиры.

Всеволод Львович встретил Кукушкина, как давнего знакомого.

– О, вот вы мне как раз и нужны! – воскликнул он, будто знал Васю много-много лет. – Прошу, мой друг.

В гостиной Кукушкин не мог скрыть своего удивления.

– О, я, кажется, попал в рай еще при жизни! Очень жаль, если его когда-нибудь закроют на ремонт.

– Не волнуйтесь, молодой человек, я в состоянии построить себе рай и похлеще, – прихвастнул хозяин и протянул руку для знакомства: – Хотите – Всеволод Львович, а хотите – Львович Всеволод. Как вам угодно. От этого я бедней или богаче не стану.

– Рад познакомиться – Василий Васильевич! – представился гость, не отводя взгляда от комнатного фонтана. – А скажите, вот… самолет вы могли бы купить?

– Куда же мне на нем лететь? – развел руками Хитроумов-младший. – О, понял! Вы, наверное, имеете в виду туда, куда Макар телят не гонял.

Вася промолчал и с поклоном улыбнулся Хитроумову-старшему, подчеркивая тот факт, что они уже знакомы. В ответ ему тявкнула Элоночка и угодливо помахала хвостиком немного обеспокоенному старику.

А Всеволод Львович начал знакомить гостя со своей квартирой:

– Как видите, это моя пещера. Вот комната моей мамы. Я вас потом с ней познакомлю. Дальше – моя комната и комната жены. Это комната дочери. Имеется также отдельная комната для нашего меньшего друга, – он любовно погладил Элонку по спине, благо Хитроумов-старший шел рядом с ними. – Правда, небольшая – всего двенадцать метров. Ну, с кухней, ванной и туалетом я пока вас знакомить не буду… А у вас?

– У меня… тоже так же, только все вместе, – процедил сквозь зубы Вася.

– Приятно, что вы шутник!

– Еще бы, – гость скопировал улыбку хозяина. – И главное – не из милиции.

От взгляда Хитроумова Кукушкина на мгновение пронзило током. Но у хозяина хватило выдержки, чтобы деликатно спросить:

– Какой у вас заработок?

– У меня твердый оклад – двести.

– Твердый оклад – это пособие по безработице, молодой кент. А зарплату каждый мыслящий мужчина должен делать себе сам. Это есть его деловые способности, умноженные на хозрасчет. М-да… Если бы вы знали, как меня утомляет наша безработица! Я устаю от нее больше, чем от самой тяжелой работы.

– Другой бы с вами спорил, а я не буду, – согласился Кукушкин и искоса посмотрел на притихшего Льва Борисовича, который стоял под пальмой и задумчиво почесывал густую шерсть своей собачки.

– Представляете, утром встаешь – ни в трамвай, ни в троллейбус попасть невозможно, – Всеволод Львович говорил таким тоном, будто рассказывал анекдот. – Все спешат на работу. Казалось бы, вот идеальный народ! А придите на работу – сидят и ничего не делают. Спрашивается, зачем спешили? Никто не ответит. Ответить, конечно, могут – плевком в харю. Парадокс? Парадокс. Или зайдите в любой магазин – хоть шаром покати! Только откуда, скажите на милость, в домашних холодильниках и шкафах появляется то, чего днем со свечой не сыщешь на прилавках и даже на витринах?

– Да, сия тайна покрыта мраком, – усмехнулся гость, вспомнив рыбный завтрак, недавно приготовленный Любой.

– Для нас это отнюдь не тайна, – сказал Всеволод Львович, поглаживая вспотевшую лысину. – Но мы не проболтаемся. Нет, нет! Пусть одни хранят самое дорогое в памяти, другие – на сберкнижке, а мы – на замке. Вот так-то! Кто из нас прав? Ну-ка рассудите.

– Когда-нибудь судьи рассудят, – кашлянул гость в кулак, разглядывая поющих канареек в роскошных клетках. – А почему у вас такое однообразие – канарейки да канарейки?

Лев Борисович отпустил Элоночку побегать и ответил за сына:

– До судьи далеко, как до Бога! Да и неведомо еще, кто вправе судить, а кто нет. Я считаю, что каждый мало-мальски мыслящий человек – сам себе судья. Поймешь это – судьба в твоих руках, а не поймешь – все твои надежды будут на Бога и на добрых людей, которые, как доказано наукой, практически вымерли. А канарейки, молодой кент, это птицы счастья. И пение у них божественное. Да, божественное! Вы только вслушайтесь, как сладко разливаются их голоса. Это же чудо-оркестр! Знаете, когда я слышу этот оркестр, мне кажется, что где-то рядом стоит волшебная машинка и чеканит золотые монеты. А они рассыпаются и рассыпаются по мраморному полу. Как золотой дождик. Вы слышите, какой это приятный золотой звон! Эх, даже умирать не хочется! – он прослезился и для пущей убедительности приложил руку к сердцу. Ему подтявкнула Элонка и завертела хвостиком, за что была награждена воздушным поцелуем.

Кукушкин чуть было не поверил в искренность старика, но жесткая и, надо полагать, честная мысль Хитроумова-младшего: «Ну, старая развалина, за всю свою жизнь не научился варить лапшу, а вешать пытается всем!» – вмиг отрезвила его.

В гостиную вошли еще два члена этой семьи. Рита от радости хотела броситься на шею Кукушкину, но Виктория Леонардовна вовремя всучила ей поднос со спиртными напитками.

– Василий Васильевич, как это мило с вашей стороны, что вы здесь! – защебетала дочь, поднеся ему фужеры и рюмки со спиртным так близко к лицу, будто он должен был их поцеловать. – Здравствуйте, здравствуйте, уникальный мой человек!

– О Риточка, с вашим появлением в этом рае стало еще светлее, – Вася поцеловал ей руку выше кисти, от чего поднос задрожал.

– Ой, неужели это правда! Боже мой, какая честь, вы не представляете…

– Рита, что ты такое говоришь, – сделала замечание дочери мать. – Почему ты решила, что Василий Васильевич не может представить…

– Ой, ну мама, что ты такое говоришь! – дочь решительно отдала поднос матери и повесилась-таки на шею гостю. – Василий Васильевич, извините, но я ничего не могу с собой поделать. Я так рада, я так рада… Вы мой бог, мой судья и моя надежда на мое счастье.

Пока что в глазах всех членов этой семьи Кукушкин был или великим оригиналом, или клоуном, или, в лучшем случае, жуликом и проходимцем, и только Рита видела в нем уникального человека. К такому выводу пришел Вася, прослушав их мысли, и, вспомнив учителя, решил: вот оно, конкретное зло, с которым надо бороться.

После просмотра семейных любительских фильмов, снятых Ритой и Всеволодом Львовичем, Лев Борисович наконец решил представить свою жену.

– Сейчас я вам, молодой-одаренный, покажу мою Мусю!.. Она у нас словно Ленин в мавзолее. Мы на нее смотрим и любим. Виточка, ты же медик, хотя и незаконченный, неужели ты не в состоянии вылечить свою свекровушку?

– Ну что ты, папенсия, – пошутила невестка в ответ, – зачем ее лечить, пусть поживет еще немножко.

Старая Муся действительно была похожа на мумию. Она лежала на кровати в глубоком параличе, и только в угасающих глазах едва теплилась жизнь. Кукушкину даже жаль стало старуху. Ему непонятно было, как могли самые близкие люди проявлять к ней такое циничное безразличие.

Только за шикарным обеденным столом Вася постепенно начал привыкать к этим людям. Оказывается, они на все смотрят сквозь пальцы. Серьезное отношение у них было только к деньгам и дорогостоящим вещам.

Еда на столе была разнообразная и вкусная. Кукушкин глотал все подряд, не успевая даже хорошо прожевать, а все члены семьи боялись плохо подумать о госте. Только глава семейства позволил себе на мгновение забыть об уникальных способностях Кукушкина, и в его голове случайно промелькнула неприятная для Васи мысль: «Да, Дерьмо производить он умеет. Интересно, на что он еще способен?»

Вася ел без хлеба, чтобы больше вместилось в желудке нежнейшего мяса и редчайшей рыбы. Когда почувствовал, что ему стало тяжело дышать, решил отдохнуть. Увы…

– Василь Васильевич, хотите скушать сердце или легкие? – засуетилась, ухаживая за ним, сидящая рядом Рита.

– Спасибо, Риточка, спасибо, я не сердцеед. А балык и ветчина мне тоже не тяжелы…

Лев Борисович захихикал, как пискливая трещотка, а Всеволод Львович прыснул так, что обрызгал прожеванной пищей все лицо жены.

– Ой, пардон, Витольда, не успел проглотить… – извиняясь, он раскашлялся.

– Ничего, Хитроумен, в лицо можешь плевать. Только не в душу, – обиженно ответила жена, вытираясь салфеткой.

Глава семьи сразу успокоился и поднял указательный палец:

– Ладно, Витольда, свою невоспитанность я тебе прощаю, – самодовольно сказал он и похлопал гостя по плечу: – Василий Васильевич, может, подышим? Ритуля, чадо мое, сделай кофеечек и принеси нам под пальму.

Кукушкин охотно согласился, и они уединились за фонтаном в роскошных финских креслах. Вася догадался, что сейчас начнется деловая часть встречи.

Хитроумов небрежно достал из бумажника несколько сторублевых купюр и бросил их в большую хрустальную пепельницу рядом с пачкой сигарет. Закуривая, он как бы между прочим стряхнул соринку с ветки пальмы и сказал:

– Если не возражаете подрабатывать у меня, даю сразу задаток.

«Бери, пока не передумали», – мгновенно решил Вася, но деньги взял медленно, стряхнул с них невидимую пылинку и спрятал в карман пиджака. Затем закурил и с любопытством начал рассматривать импортные сигареты и зажигалку.

«Теперь-то, братец мой, я тебя куплю со всеми твоими потрохами…» – подумал Хитроумен, но тут же исправился:

– Я хотел сказать, что хорошо дружить, когда есть чем поделиться. Не правда ли?

– А можно, я маленькую поправочку сделаю? – ухмыльнулся самоуверенно гость.

– Естественно.

– Важно еще, с кем делиться.

– О, конечно, конечно! – захохотал хозяин, поглаживая свой живот. – Вы правы – очень важно, кто делится!

Вася поддержал смехом собеседника и прислушался к его мыслям: Хитроумов чувствовал себя человеком, для которого ничего невозможного и недозволенного нет.

– Я вас, милый, познакомлю с магнатами, – заговорил он тоном всемогущего человека, – но о ваших способностях никто больше не должен знать. Кроме меня, разумеется. Я считаю так: вы взяли задаток, значит, вы мой. Почему молчите?

– Думаю, – ответил Вася невозмутимо.

– А вы не думайте, вам за это платить не будут. Ваша зарплата зависит от результата. Работа ваша будет далека от криминала. Между прочим, я хотел бы, чтобы вы ушли с прежней работы…

– Да что вы, очень жаль расставаться со своей любимой должностью…

Хитроумов был уверен, что гость торгуется.

– В таком случае у вас есть два варианта. Первый – вы увольняетесь и я вам компенсирую ваш твердый оклад на несколько лет вперед. Второй – совдепия покупает ваш талант за копейки, в виде компенсации оставляя вам моральное удовлетворение.

– Я подумаю, какой вариант лучше. – Вася старался не выдать радостного волнения.

В квартире пропел соловей. Кукушкин не сразу понял, что это звонок. В гостиной появились женщины. Виктория Леопардовна на подносе несла кофе. Рита пошла открывать дверь. Не успела хозяйка расставить на столе чашки и кофейник, как из коридора донесся премиленький разговор. Действующих лиц Вася вычислил сразу.

– Хелло, моя любимая Макака Макаковна! – конечно же, это долгожданный жених Риты.

– Как ты сказал? – невеста не желает слушать его солдафонские шутки.

– Макака Макаковна, а что? Ты разве произошла не от обезьяны?! – жених разыгрывает удивление.

– Мама! – Рита в слезах вбежала в гостиную. – Мама, он говорит, что меня родила не ты, а обезьяна.

– Иногда мне кажется, дочка, – ответила спокойно Виктория Леонардовна, уходя на кухню, – что действительно лучше родить мартышку, чем такого человека, как твой Виктор.

– Между прочим, далеко не каждая обезьяна еще захочет стать невестой твоего неотразимого Виктора, – заржал Всеволод Львович.

«Дурдом какой-то», – подумал Кукушкин.

– О, лучшим людям нашего времени мое почтение! – Виктор, шаркая коротенькими ножками, подбежал к главе семьи и учтиво раскланялся.

Хитроумову это всегда нравилось. В таких случаях он был похож на кота, которого после сытной еды почесывают за ушками.

– Ну хитрец, ну плебей, ну придурок домашний, если бы ты еще умел делать на ушах стойку, я бы тебе, честное слово, платил по зелененькой за каждое выступление.

– Для вас и ради вас и гвозди жареные съем!

Хитроумов поднялся, и они трогательно обнялись.

– Смотрите, смотрите, Василий Васильевич, какое ничтожество я терплю! А что поделаешь, и у меня, Хитроумова, тоже могут быть слабости.

– Нет, Всеволод Львович, – льстил «зятек» в ответ, – так, как я вас терплю, никто не терпит. Так, как я вас люблю, никто не любит!

– Вот видите, врет, сволочь, а приятно, – хозяин снисходительно похлопал Виктора по щеке. – И это узколобое существо хочет испортить мою породу. Да не бывать этому, слышишь, никогда! Неужели я позволю своей дочери родить от такого кретина.

– Всеволод Львович, отец родной, в этом доме я и в качестве слуги буду чувствовать себя счастливым, – преданно смотрел хозяину в глаза широкоплечий низкорослый детина, и впрямь смахивающий на обезьяну: В голове его Кукушкин прочитал лишь одно: «Только бы не прогнал, а уж я вам…»

– Ну ладно, целуй пуговицу и вали отсюда, ты мне надоел, – Хитроумов дал поцеловать жениху пуговицу на рукаве рубахи и небрежно оттолкнул его в сторону.

Виктор покорно поспешил взять Риту под руку и решительно потянул ее в ее же комнату, не умолкая ни на секунду.

– Ты знаешь, Макакочка, вчера меня мой шлепнутый начальник спрашивает: интересно, каким местом вам хорошо думается? Я нагло перед ним извиняюсь и интеллигентно заявляю: тем местом, которым вам хорошо сидится.

– А он? – развеселилась Рита.

– Он мне ответил так: если вы думаете тем местом, которым мне хорошо сидится, вам очень неудобно целоваться…

Когда за ними закрылась дверь, Хитроумов спросил у Кукушкина:

– Ну как? – И мысленно добавил: «Стоит ли этот жених моей дочери?»

«Ваша дочь и этот жених – два сапога пара! Если честно, то ваше чадо стоит только верблюда», – подумал Кукушкин и ответил одним словом:

– Да.

– Что обозначает ваше «да»?

– Мое «да» обозначает: поменьше разговоров, побольше денег!

Хитроумов дернулся и некоторое время недоверчиво смотрел на гостя, затем расхохотался и пожал ему руку.