"Ищите Солнце в глухую полночь" - читать интересную книгу автора (Бондаренко Борис Егорович)

19

И когда Олег увидел, что они уходят – медленно, не оглядываясь, занятые только друг другом, – он вдруг понял, что в его жизни случилось что-то тяжелое и непоправимое. Случилось не сейчас, давно – но когда? И сразу беспорядочно замелькали в памяти лица, события, мысли ушедших лет.

«Только спокойно, – подумал он, и зажег спичку, и глядел на яркий язычок пламени, осветивший грязную лестницу и его пальцы. – Спокойно», – повторил он, затягиваясь дымом сигареты. И, взглянув в окно, он увидел, что они ушли.

Итак, детство, школа. Счастливая семья, где все любили друг друга, беззаботная жизнь и только иногда легкие неприятности, которые скоро забывались. И рядом всегда был Андрей – верный друг, от которого Олег ничего не хотел и не мог скрывать. Олег считал, что Андрей так же откровенен с ним и если мало рассказывает о том, что делается у него дома, то лишь потому, что не хочет огорчать его, да и не очень приятно, наверно, было говорить об этом. Олег все-таки знал, что Андрею живется трудно, но очень плохо представлял себе, в чем именно были эти трудности. И вдруг он обнаружил, что знает Андрея совсем не так хорошо, как это казалось ему.

Было это в девятом классе. Он, Андрей и его брат Алексей купались на Уфимке. Олег заметил на боку Алексея небольшой шрам и спросил его, откуда этот шрам. Алексей неприятно засмеялся, кивнул на Андрея:

– А это ты у своего дружка спроси.

Олег с недоумением посмотрел на Андрея и, когда Алексей ушел купаться, спросил Андрея, при чем тут он? Тот неохотно объяснил:

– Это я ему отметину сделал. Давно, мне девять лет было. Поссорились из-за чего-то, я вспылил, а в руках ножницы были. Ну и кинул в него, а они возьми да и воткнись ему в бок...

Олег от изумления ничего не мог сказать. Он не сразу поверил, что Андрей, спокойный, всегда выдержанный, мог сделать такое. А через два месяца он сам увидел, каким может быть Андрей.

Они давно враждовали со Славкой Александровым – прилизанным и наглым парнем, их одноклассником. Однажды во время очередной ссоры Александров бросил тряпку в лицо Андрею. Олег еще ничего не успел сообразить, как увидел: Андрей отступил назад, лицо у него было очень спокойное и неподвижное, и тут он наткнулся на большие счеты, стоявшие в углу, – на этих счетах учились считать малыши... Андрей одной рукой поднял счеты. Кто-то из девочек взвизгнул. Олег услышал, как с дробным стуком посыпались на пол костяшки. Александров охнул, схватился руками за голову и сел прямо на пол, а Андрей стоял около него. Лицо у него было все такое же спокойное и неподвижное, грязно-белое от мела...

Весной, в мае, произошло еще одно событие. Андрей обещал прийти к нему вечером, но почему-то не пришел, а на следующее утро, когда они все еще спали, в их квартиру ворвался отец Андрея, Георгий Матвеевич, и закричал:

– Где Андрей?!

Ему не успели ответить. Георгий Матвеевич ринулся в комнаты, стал открывать шкафы, заглядывать под кровати и едва не сорвал с петель дверь маленького чуланчика. Лицо у него было страшное, и Олег тогда подумал, что этот человек – сумасшедший. А потом увидел, как по лицу, заросшему седой щетиной, покатились крупные слезы. Георгий Матвеевич сразу сник и ушел, не сказав ни слова. В окно Олег видел, как он шел по двору: сгорбленный, пришибленный, неловко двигал руками, пытаясь застегнуть пиджак.

В тот день Андрей ушел из дому. Ушел в летних сандалиях на босу ногу, с двадцатью рублями в кармане. В Златоусте его ссадили с товарного поезда и вернули в Уфу.

И тогда-то Олег увидел, что все эти годы у его друга была вторая жизнь, о которой он ничего не знал, и верно, уж очень тяжела и страшна была она, если Андрей решился уйти из дому, и жизнь эта сделала Андрея совсем другим человеком, чем он, Олег.

После этого Андрей стал дороже ему, но был все так же непонятен.

А потом у Олега началось невеселое житье. Провал в институте, скучная, нелюбимая работа и – девушки. Сначала Аня, потом Вера, перед самым отъездом в армию – Инна. Олег легко сходился с ними и расставался без лишних драм. Он совсем не считал, что так должно быть, но так всегда получалось. Он говорил себе:

«Когда-нибудь все будет иначе. Будет и большая любовь. Потом, когда начнется настоящая жизнь». А пока настоящей жизни не было. Почему? Этого он не знал. Он ждал.

А дальше? Армия. Дальний Восток. Саперный взвод. И работа, работа. Мосты, дороги, вышки, снежные завалы и опять мосты и дороги. Танцы в субботу, провожания по темным заснеженным улицам, быстро забывающиеся поцелуи и чужой запах чужих волос. И где-то там, далеко-далеко, Андрей. Олег по-прежнему ничего не скрывал от него.

А настоящей жизни все не было. Олег говорил себе: это начнется там, когда он снимет солдатскую форму.

И он опять ждал.

А дальше? Отпуск. И Таня. Это было уже гораздо серьезнее. Тогда он подумал: «Наконец-то!» Долго помнились слезы на Таниных глазах, когда она провожала его, ноющая боль где-то под сердцем, неотступная тоска по ее ласковым ладоням. Письма – сначала каждую неделю, потом – все реже и реже. И забвение. Когда он случайно встретил ее на улице, прошел мимо, не замедлив ровного четкого армейского шага. Равнодушный кивок, безмятежное лицо и неизменные шестьдесят восемь ударов в минуту. У него было здоровое сердце – отличный механизм, который никогда не подводил. Никаких эмоций. Все очень просто. Было – не стало. Вот так... Шел по улицам родного города молодой красивый парень с выправкой солдата, полный сил, и здоровья, и надежд на будущее. У этого парня было, кажется, все, кроме любви. И еще не было у него настоящей жизни.

И это было всего полгода тому назад...

А Маша? Внезапная вспышка в полумраке его небогатого существования. Красота, неудержимо влекущая к себе. Красивое тело, от прикосновения к которому начинают дрожать руки и возникает ясное и резкое ощущение безнадежности. И спокойные слова:

– Наверно, я полюблю только такого человека, которому нужна будет не моя красота, а я сама...

Потом – Москва, Андрей.

Они встретились на вокзале и радостно обнялись, чувствуя, что еще никогда так сильно не любили друг друга. Вечером сидели в шашлычной «Восход», пили легкое грузинское вино и много говорили. Олег пристально вглядывался в этого человека и не узнавал его. Андрей возмужал, раздался в плечах и выглядел значительно старше своих лет – года на три, на четыре. Другими стали глаза. В них, казалось, не было ничего говорящего о слабости. Олег подумал тогда: если существуют люди, не испытывающие страха, то они должны выглядеть так, как Андрей. Он сказал ему это. Андрей усмехнулся и покачал головой.

Потом – учеба и ежедневные встречи с Андреем. Они были нужны друг другу теперь больше, чем когда-либо. С ним Олег чувствовал себя увереннее, и все казалось уже не таким сложным. Андрей жил, и Олегу казалось, что теперь-то начнется и его настоящая жизнь.

А жизнь не получалась. И Олег опять не мог понять почему.

А Маша? Были ее спокойные письма, которые он перечитывал несколько раз, пытаясь между строк отыскать хоть какой-то след теплоты и ласки.

Ничего!

А забыть ее он не мог и ждал встречи с ней.

И тут, заглушая перестук вагонных колес, раздался негромкий голос Андрея:

– Ты должен познакомить меня с Машей, Олег.

Олег отвернулся. Не помнит? Не знает? Короткий взгляд близоруких ясных глаз ответил ему: «Помню! Знаю! И все-таки говорю!»

Почему?

Он задал себе этот вопрос, когда увидел, как они уходят, и потом задавал его еще много раз и не мог найти ответа.

Если бы кто-нибудь рассказал ему такую историю о людях незнакомых, он без долгих раздумий назвал бы подлецом и предателем человека, поступившего так. Но речь шла не о каких-то выдуманных людях, а о нем самом и о его друге, которого он знал много лет и которого любил. И совершенно невозможно и немыслимо было назвать его подлецом и предателем, и, значит, все эти мерки, с которыми он подходил к людям, во многом были неправильными, слишком упрощенными и ложными. Но почему же именно этими неправильными и упрощенными мерками он всю жизнь мерил других людей? Неужели так много не понимал он в жизни?..

«Вот так, – сказал он себе и зажег новую сигарету. – Вот он, краткий и торопливый конспект твоей жизни. Непрожитой жизни. В этом конспекте нет почти ничего, кроме названий глав и параграфов. Тебе двадцать два года, и все эти годы ты чего-то ждал, и жила только какая-то часть тебя, и поэтому не получилось ничего цельного и законченного. Так, фрагменты. И вариации двух-трех простеньких тем... И что же теперь делать? Начинать все сначала? Но что, что начинать? Что я должен сделать, чтобы наконец-то почувствовать всю полноту жизни, превратить ее медленное течение в стремительный бег, стать полновластным хозяином своей судьбы? Таким, как Андрей?

Опять Андрей? Всюду он, безудержно рвущийся вперед... Но почему, почему мне не удается это?»

И на этот вопрос он не мог найти ответа.

Он вернулся домой и до ночи просидел на кухне, дожидаясь Андрея.

Андрей пришел только в половине первого, стал в дверях, жмурясь на яркий свет лампы, и долго протирал вспотевшие стекла очков.

Олег зажег газ, поставил чайник на плиту.

– Ну, – спросил он, – как погода?

– Погода? – Андрей пожал плечами. – Не знаю. Не заметил.

– А по-моему, отличная.

– Возможно, – согласился Андрей.

– Просто изумительный вечер... То есть ночь, хотел я сказать.

Андрей надел очки, посмотрел на него и ничего не сказал.

– И снег все еще идет, – продолжал Олег. – Наверно, много снегу, а?

– Спать хочется, – сказал Андрей.

– И фильм, вероятно, замечательный. Ведь хороший фильм, правда?

– Совершенно изумительная гадость. А впрочем, я плохо смотрел.

– А куда же ты смотрел?

Андрей ничего не ответил.

Олег снял чайник и повернулся к нему:

– Что будем делать?

– Спать, – сказал Андрей.

– А ты без бороды выглядишь лучше. Можно сказать, просто отлично выглядишь.

– Очень спать хочется, – сказал Андрей.

Олег выключил свет, в темноте пошел к постели, по дороге наткнулся на стул.

Андрей закурил и стал смотреть в окно.

Все еще шел снег.

Андрей выбросил окурок в форточку, в темноте добрался до своей постели и стал раздеваться. Олег лежал рядом, на раскладушке, отвернувшись к стене и натянув на голову одеяло.

– Послушай, – сказал Андрей.

Олег проворчал что-то невнятное.

– Все-таки давай поговорим, – сказал Андрей.

– Кто тебя просит объясняться? – едва сдерживая раздражение, спросил Олег.

– Ты.

Олег включил свет, сел на постели и закурил.

Андрей отыскал очки, приподнялся на локте.

– Слушай, друг ты мой липовый, – устало сказал Олег. – Не надо ничего объяснять и оправдываться – ты совсем не умеешь чувствовать себя виноватым. Не говори, что ты ничего не знал. Ты все отлично знал.

– Не все, – сказал Андрей, глядя прямо на него.

– Ну да, не все, – с горечью сказал Олег. – Ты знал, что я молниеносно умею познакомиться с девицей и через три-четыре месяца преспокойно оставить ее, чтобы приударить за другой. Еще бы – я же сам докладывал тебе о всех своих приключениях. А то, что у меня это серьезно, ты, разумеется, знать не мог – ведь до сих пор у меня было все так просто, мелко... Что ж, может быть, ты и прав. Только, ради бога, не надо говорить об этом. Тем более что Маша абсолютно равнодушна ко мне, в чем ты уже мог убедиться. Я для нее все равно что фонарный столб, за который можно ухватиться, переходя через грязную улицу. Так что пусть твоя совесть будет чиста. И давай не будем друг другу трепать нервы. Нам с тобой еще далеко шагать, и не стоит... – Олег оборвал себя, погасил сигарету и выключил свет.

– Может быть, мне уехать из Уфы? – спросил Андрей.

– Не будь дураком! Тем более что если я скажу – уезжай, ты все равно не уедешь.

– Все-таки...

– И все-таки иди ты к черту. Я хочу спать.

– Все-таки подумай.

– Не хочу думать, хочу спать, – сказал Олег.