"Город, который забыл как дышать" - читать интересную книгу автора (Харви Кеннет Дж.)

Пятница

– Эй, притормози! – крикнул Джозеф вслед хихикающей Тари, которая помчалась из сада к верхней дороге. – Ты, ты, лентяйка. Я с тобой разговариваю. Погляди на меня. Ты видишь, я один всю снасть волоку?

Он старался по мере сил быть беззаботным и добродушным. Обычно лето этому способствовало. Отпуск. Работа засела в голове сотнями крючков, и надо их отцепить. Было утро, но жара стояла адская. Хоть бы ветерок поднялся. Палящее солнце уже стягивало кожу. Наверное, пора носить кепку. С тех пор, как волосы стали редеть, он опасался кожных ожогов и солнечного удара, но не мог заставить себя надеть головной убор. Не любил кепок. Оглянувшись через плечо, Джозеф проверил, захлопнулась ли дверь, а потом помахал в воздухе двумя удочками.

– Эй! – Он поднял ящик с рыболовными принадлежностями. – Я тебе что, вьючное животное?

– Ага, – откликнулась Тари, весело скача впереди. На ней были желтая футболка и розовые шорты с белыми вышитыми котятами. Ноги в сандалиях шлепают по асфальту. Джозеф залюбовался. Здорово он заплел ей ленточку – немножко набок, но все же не без сноровки.

– Постой, говорю. – Он заметил у дороги множество мелких синих цветов, рассыпанных в траве между елок и кленов. До чего ж это славно – вот так, запросто, встретить цветы. Тари застыла перед домом с солнечными батареями и в задумчивости оглянулась на Джозефа.

Пока он ее догонял, стайка птичек защебетала в ветвях. В летней тишине отчетливо раздавался скрип веревки – кто-то развешивал или снимал выстиранное белье.

– Симпатичный дом. Столько стекла, – заметил Джозеф. Больше всего ему нравился балкон на втором этаже. Отличное место, чтобы сидеть и за всеми наблюдать. – Это дом на солнечных батареях. Знаешь, что это такое?

Тари не ответила.

– И окна большие. В нем, наверное, светло. – Повернувшись к деревне и бухте, Джозеф представил, какой вид открывается из окон и с балкона. Красота! – Так ты слыхала о домах на солнечных батареях?

Тари покачала головой.

– На крыше – панели. Они ловят солнечную энергию и нагревают воду, а вода бежит по трубам в стенах и обогревает дом.

Они молча разглядывали постройку, солнечные блики играли на их лицах.

– Оттуда все видно, – сказала Тари. Ее уверенность удивила Джозефа.

– А ты, салажка, откуда знаешь?

– У меня вообще-то глаза есть, – упрямо сказала Тари. Она, прищурясь, глядела на верхнюю дорогу.

Им навстречу шла женщина. Она склонила голову, словно в глубоком раздумье, и сложила руки на груди. На ней было кремовое платье из хлопка, длинные складки касались сандалий. Волосы с медным отливом зачесаны назад и прихвачены кремовой лентой. Неестественно бледная кожа придавала ей вид старосветской дамы, утонченной и сдержанной.

– Тари, – шепнул Джозеф, – перестань таращиться. – Он легонько подтолкнул дочь ящиком в плечо. – Пошли. – Джозеф двинулся вперед, и вдруг щеки его вспыхнули. Несомненно, это та самая женщина, что прошлой ночью стояла в окне напротив, словно подавала какой-то знак.

Теперь, идя ей навстречу по безлюдной дороге, он пытался смотреть в сторону и делал вид, будто захвачен пейзажем. Однако не обращать внимания на загадочную соседку было трудно. Женщина подошла ближе, подняла глаза и, увидев Джозефа и Тари, нисколько не удивилась.

– Добрый день, – сказал Джозеф. Подбежала Тари и прижалась к отцовской ноге. Он старался не думать о женщине в окне, не вспоминать, как она упиралась в стекло, как побелели у нее ладони, но чем больше старался, тем сложнее было оторвать взгляд от этих рук, от этих пальцев без колец. Она стояла совсем близко, и Джозефа поразила ее необычная фигура: нежные, изящные руки и ноги не гармонировали с пышной грудью и широкими бедрами. Такой контраст бросался в глаза, но лишь добавлял очарования.

– Добрый день, – помедлив, ответила женщина и даже не улыбнулась. Голос у нее был надтреснутый и дребезжащий. Она взглянула на Тари и стала откашливаться. Потом облизнула сухие губы и поморгала, веки у нее были воспаленные. Вздернутый нос, лицо сужено книзу, огромные зеленые глаза, уголки их опущены, что обычно говорит о склонности к меланхолии. – Вы, наверное, из дома Критча? – Она равнодушно оглядела Джозефа. Неужели она не видела его прошлой ночью? А может, она смотрела на кого-то другого? Но на кого? Других домов поблизости нет – кругом только лес. Может, кто-то стоял на опушке?

– Да вот только приехали, – выпалил Джозеф и тут же понял, что сморозил глупость.

– А я живу там. – Женщина, не глядя, махнула рукой в направлении «солнечного» дома. Она повернулась к бухте и словно окаменела, завороженная плеском волн.

– На рыбалку идем. – Он показал ей удочки. – Сами видите.

Женщина не ответила. Она с интересом разглядывала рыболовные снасти в руках у Джозефа.

– Чудесный вид, – сказал Джозеф.

– Чудесный.

– Меня зовут Джозеф. – Он хотел протянуть руку, ту самую, в которой нес ящик. Наконец сообразил кое-как пристроить поклажу на потрескавшийся асфальт.

Женщина нерешительно дотронулась до его руки и едва пожала кончики пальцев:

– Меня зовут Клаудия.

– А это Тари.

– Привет, – сказала Клаудия, с вежливой, но натянутой улыбкой. Она не стала дожидаться ответа, вздрогнула, обхватила плечи руками и побрела к дому, не обращая внимания на тех, с кем только что разговаривала.

– Здравствуйте, – только теперь произнесла Тари. Джозеф погладил дочь по голове и прижал к себе.

– Наверняка еще увидимся! – крикнул он вслед Клаудии. – Мы здесь пробудем несколько недель! – И наклонился, чтобы подобрать ящик.

– Хорошо, – произнесла Клаудия, уже пройдя полпути к дому по заросшей дорожке. Она опять глядела на волны, прикрывая глаза рукой от солнечных бликов.

– Благодарю вас! – отозвался Джозеф формально вежливостью, а по сути насмешливо. Но Клаудия слишком глубоко задумалась, чтобы заметить иронию.

Похоже, им пренебрегают. Джозеф молча двинулся вперед. Когда через минуту он оглянулся, Клаудия уже поднялась на крыльцо и захлопнула за собой входную дверь. Он вспомнил вчерашнюю черную собаку и поискал ее глазами. Собаки во дворе не было. Интересно, почему Клаудия так дичится? Джозеф был готов поклясться, что именно на него добрых десять минут она умоляюще смотрела прошлой ночью. И пока она не отступила в глубину спальни, пока не растворилась в мерцании свечей, его сердце сжималось от сострадания.

Джозеф вздохнул. Опять он повел себя как мальчишка! Приехал с дочерью, так нечего флиртовать у нее на глазах – это просто непорядочно. Но что делать, если с Ким все кончено? Хоть и больно, надо это признать. Они давно стали чужими. У них разные интересы, они не могут заботиться друг о друге. Джозеф понятия не имел, чем живет сейчас Ким. Когда-то жена делилась с ним всеми радостями и печалями, всем, что нравилось и раздражало, любой – простой или сложной – мыслью. Ким считала, что брак должен строиться на откровенности. Но из-за этой откровенности в ней пропала загадка. Семейная жизнь развалила семью. Их теперь связывала только Тари, но, увы, даже ее было недостаточно, чтобы время повернуло вспять. А Клаудия – красавица, есть в ней какой-то аристократизм. Ее напускная холодность задела Джозефа. Как романтик и непоколебимый в своих убеждениях мачо, он самоуверенно считал себя воплощением женской мечты. К тому же пришло лето, самое головокружительное время года, сулящее немало приятных минут. Грядет душевный подаем и полет фантазии. Удивляясь своим мыслям, Джозеф оглянулся на дом Клаудии. Тари тоже смотрела туда и махала кому-то рукой.

– Кому это ты? – спросил Джозеф.

– Девочке.

– Какой?

– В окне наверху.

Джозеф посмотрел на окно второго этажа, но увидел лишь отражение синего неба да большого пушистого облака.

– А я ничего, кроме облаков, не вижу.

– Она за ними, папа, – сказала Тари, досадуя на его бестолковость. И снова замахала. – Вон же, не видишь что ли?

По новым правилам сержант Брайан Чейз был обязан четырежды объезжать Уимерли за время дежурства. Еще две недели назад он редко заглядывал в этот городишко, который лежал в стороне от потроширской трассы. Но начальство решило усилить патрулирование территории. Полиция должна быть повсюду: пусть люди знают, что помощь, если понадобится, всегда рядом.

Уимерли мало отличался от других рыбацких поселений, здесь всегда было довольно тихо. Случались, конечно, стычки между подростками, грабежи, бытовые ссоры, иногда машины вылетали в кювет, если водитель не справлялся с управлением. Правда, в последнее время всюду чувствовалось какое-то тайное напряжение, в воздухе разлилось что-то недоброе. В Саскачеване, в индейской резервации, где раньше жил Чейз, все было иначе. Придя в полицию, он первые восемь лет расследовал тяжкие преступления. Через некоторое время у его жены Терезы обострилась хроническая депрессия. Похоже, немалую роль тут сыграли рассказы об изнасилованиях, избиениях детей, убийствах и самоубийствах. В отличие от жены, Чейз научился не принимать все эти ужасы близко к сердцу. Он перестал говорить с ней о работе – не помогло. Беспросветность, в которую Чейз окунался каждый день, каким-то образом передавалась и Терезе. «От тебя… чернота исходит, Брайан. Это… плохо кончится», – сказала однажды Тереза. Лекарства, которые она принимала, замедляли речь. Чейз рассердился не столько из-за ее слов, сколько из-за тона, которым они были сказаны. Словно он посторонний в собственном доме. Такого отношения хватало и на работе. Далеко не все индейцы держали его, полукровку, за своего. К тому же он служил в полиции, а это занятие для белых. Белые любят насаждать свои законы среди коренного населения. И все же, уезжать не хотелось. В Саскачеване он вырос, здесь его корни; сюда, в резервацию на Красном озере, вернулась мама после смерти отца. Отец был белым. Он утонул. Катался на лодке пьяным.

Постепенно Чейз привык к проявлениям Терезиной болезни. Он смирился с отсутствием близости между ними, с ее равнодушием к его успехам, с вечными мыслями о неприятностях, которые давно миновали. Он помогал жене по дому, сам готовил, сам стирал и гладил. Отдушиной стал интернет, куда Чейз нырял в свободное время. Его привлекали сайты, посвященные убийствам. Он хранил ссылки на бесчисленные страницы со старыми «делами», собрал внушительную коллекцию фотографий с мест преступлений и в деталях помнил описание каждой смерти. Особенно интересовали Чейза утопленники: кто-то стал жертвой несчастного случая, кто-то покончил с собой, а кому-то и помогли отправиться на тот свет. Почему всех так тянет к воде? Почему убийцы бросают трупы в озера и реки, словно возвращают на законное место?

Тереза все время дремала на диване в гостиной, и Чейз, в поисках общения, начал посещать всевозможные чаты. Он болтал на разные темы с разными людьми, и даже завел друзей. Казалось, лекарство от одиночества найдено.

Но тут врач Терезы решил, что ей нужно сменить обстановку. Когда живешь на границе с резервацией, где уровень преступности перекрывает все мыслимые показатели, ни о каком душевном здоровье речи быть не может. Чейзу пришлось подать рапорт о переводе в какой-нибудь отдаленный сельский район, тихий и безопасный.

Терезе деревенская жизнь пришлась по душе. Она перестала глотать таблетки и больше не лежала ночами на диване, бездумно пялясь в телевизор. Натащила журналов по садоводству и затеяла переустройство дома, который супруги за бесценок купили в Порт-де-Гибле. Славное место. Налоги на недвижимость смехотворные. Дом стоит на берегу океана, волны плещутся на задворках. И больница всего в сотне метров, – так, на всякий случай.

Чейз, как ни старался, не мог поверить, что ясность мыслей и бодрость духа вернулись к Терезе надолго. С ней такое уже бывало. Она с маниакальным упорством хваталась за какое-нибудь дело, но завод быстро кончался, и Тереза снова замыкалась в себе.

И действительно, вскоре ее стали мучить кошмары, которые она даже пересказать не могла. День ото дня сны становились все страшнее и тягостнее, и в аптечке над ванной опять появилась баночка с антидепрессантами. От таблеток кошмары прекратились. Но вместе с ними пропало влечение к мужу.

После дежурства Чейз по уши погружался в возню с гипсом, штукатуркой и сосновыми досками. Когда выпадала пара свободных минут, лез в интернет. Уезжая из Саскачевана, он обновил компьютер, чтобы на новом месте не терять связь с приятелями.

Прибыв по вызову, Чейз всегда поражался, с какой легкостью в Уимерли пресекались преступления, – еще до того, как совершались. Единственную опасность представляли бытовые ссоры. Здесь никогда ничего не предугадаешь. Маньяков, грозящих всех поубивать, ему не попадалось. Во всяком случае, пока.

За все время самым неприятным был случай с самоубийцей. Он застрелился из ружья в саду перед домом. Чейзу с напарником пришлось собирать его мозги в пакет. Приехали пожарные и водой из шланга смыли с фасада кровь.

Уезжая на джипе с мест происшествий, Чейз уверял себя, что все – ерунда, он и не такое видел в Саскачеване или в интернете.

После хаоса, царившего в резервации на берегу Красного озера, спокойная сельская жизнь сбивала с толку. Он не раз пытался завязать разговор с новыми сослуживцами. Но ребята тут же начинали травить кровавые байки, и перед глазами Чейза вставали картины убийств и варварских изнасилований, перепуганные лица избитых детей. Ему казалось, что на полу в кабинете лежит утопленник – рука с посиневшими ногтями торчит из-под стола, склизкие водоросли намотались на запястье. Не без причины в голову лезли навязчивые мысли о том, что в багажнике любого автомобиля может обнаружиться расчлененка, а в картонной коробке на обочине – мертвый младенец. Да, было что порассказать. И все же Чейз не вступал в такие беседы. Не умел он подобрать нужное слово. Эта болтовня на «профессиональные темы» казалась ему пустым бахвальством. Чего тут бахвалиться, если за каждой байкой – людское горе?

Чейзу казалось, что в воздухе Уимерли все острее пахнет злобой. Недавно закрылся завод по переработке трески, и полгородка осталось без работы. Сезонный промысел краба и креветок кое-как держался, но и в этих отраслях народу изрядно поубавилось. За семь месяцев службы Чейз хорошо изучил обстановку в окрестностях Порт-де-Гибля. Потеря работы приводила к безделью и всему, что с ним связано, – падению нравов, пьянству и росту преступности. Когда человек бессилен что-либо изменить, его отчаянье со временем переходит в ярость.

Чейз ехал мимо городской пристани, которая наполовину закрывала выход из бухты. У причала выстроились ряды катеров и плоскодонок. При виде океана сержанту всегда становилось не по себе. На своем веку он повидал достаточно утопленников, самоубийств в ваннах, детей, найденных в озерах, а потому не слишком доверял воде. Хотя на вид море было спокойным – через бухту тянулся волнорез, защищавший пристань.

Проехав немного вперед, Чейз добрался до большого Г-образного бетонного пирса, принадлежавшего Аткинсонам, семейству зажиточных торговцев. С пирса удили рыбу какой-то человек и маленькая девочка. Чейз их раньше не видел – наверное, приезжие. Интересно, они знают, что треску ловить запрещено? Чейз решил их просветить, хоть это и не входило в его обязанности. Просто хотелось удовлетворить свое любопытство и познакомиться с новыми людьми. Пусть хотя бы знают, что им грозит, если вдруг появится рыбнадзор, а с ним ворох неприятностей.

Сержант съехал на засыпанную гравием обочину рядом с пристанью и поставил машину на ручной тормоз. Шляпу решил не брать, чтобы не привлекать внимания. Потом подумал, не снять ли темные очки. Нет, не стоит, а то придется все время щуриться. Он вылез из машины и тут же пожалел, что не может захватить с собой кондиционер. Чейз пользовался им не часто – на Ньюфаундленде климат морской, – но влажность сегодня была невыносимой. Он проверил, как закреплен револьвер, и остановился перед мостками пристани; едко пахло креозотом, морской водой и тухлой рыбой. Мостки вроде крепкие. Сержант взглянул на воду, и ему показалось, будто неподалеку от берега, там, где кружились стайки мойвы, лицом вниз плавает труп. Юркие рыбешки окутали его черным облаком. Чейз отмахнулся от наваждения: это просто мелькнула в памяти картина какого-то старого преступления или фотография из интернета. Не более того. Надо всего лишь отвести взгляд, и тело исчезнет. И действительно, едва сержант моргнул, оно пропало.

Джозеф сидел на корточках рядом с Тари и показывал, как надо сматывать леску. Шаги. Джозеф резко обернулся и увидел здоровенного парня в форме сержанта королевской полиции: руки по швам, ботинки сверкают на солнце. Темными волосами и смуглой кожей он смахивал на индейца. На ходу сержант разглядывал оснастку и мачты промысловых судов. Потом его внимание привлекли чайки. Из куч, намытых на скалистый берег, они вытаскивали рыбешек – живых и дохлых. Две чайки ссорились, пронзительно крича и хлопая крыльями.

Сержант подошел, улыбнулся и сказал:

– Здрасте.

– Здравствуйте. – Джозеф поднял взгляд и попытался изобразить учтивость. Он был на взводе, нервы расходились. Прошлой ночью его мучили кошмары, снилось, будто он тонет в густой, словно кисель, воде, и его затягивает на дно. Джозеф просыпался, снова засыпал и видел тот же сон.

– Ничего погодка.

– Да уж. – Джозеф мимоходом оглядел сержанта, прикидывая его рост и вес – метра два и килограммов сто, не меньше.

– Так и держи леску, солнышко, – сказал он дочери. Джозеф выпрямился, напряжение сменилось слабостью в коленях. – Слишком не перегибайся, – предупредил он, когда Тари осторожно заглянула за край пристани, чтобы посмотреть на красно-белый поплавок. Шесть мелких и крупных рыбин вились вокруг наживки. Вода была зеленоватой, но чистой, каждый камень на дне просматривался.

– Пап, я рыб вижу!

– Ага, вон они.

Сержант хмыкнул и покачал головой. Он снял очки и зацепил их дужкой за нагрудный карман.

– Любит ребятня рыбачить.

– Ой, не то слово! – Джозеф окинул взглядом живописные окрестности. – У вас здесь, похоже, дел невпроворот, – заметил он с легкой иронией.

– Да не то чтобы. Я тут вроде как на каникулах. Жене отдохнуть надо.

Джозеф вгляделся в большие карие глаза сержанта, в его мягкие и при этом хищные черты, но не смог определить, шутит тот или нет. Если это и шутка, то довольно плоская.

– Поймали чего? – спросил сержант.

– Мы только пришли.

Полицейский следил за тем, как Тари болтает леской в воде.

– Мойвы – тьма тьмущая. Вот там спуститься и хоть пакетом лови, – сказал он.

Джозеф втянул ноздрями воздух.

– Ветра сегодня вроде не будет.

– Ага, только запашок тут не того.

Две чайки у них над головами летели низко, одна за другой.

– Ишь, пир устроили. – Сержант задрал голову. – Эй, куда мой ужин потащили? – Он погрозил чайкам кулаком и посмотрел на Тари. Она заулыбалась и опустила глаза на его широкий ремень с кобурой.

– А у меня детишек нету, – сказал полицейский. – Такие дела. И не рыбачил я никогда. Ни разу. Кто я после этого?

Джозеф не знал, что ответить.

– Тут нерка водится. Скользкая такая. Это я точно знаю. «Нырка» по-тутошнему. Еще селедка бывает. Только ее поди поймай. И окунь морской ходит. Но вы, небось, сами знаете. Скорей русалку встретишь.

– Окуней надо отпускать обратно в море.

– А, так вы в курсе.

– Я инспектор рыбнадзора в Сент-Джонсе, так что не беспокойтесь, правила мы знаем.

– Ну, тогда у вас знаний целое море. В тихом омуте черти водятся, а?

– Наверное, – согласился, смеясь, Джозеф и подумал: «Что бы это значило»?

– Клюет! – взвизгнула Тари, задрыгав ногами. – Папа, папа, я поймала!

Синяя удочка выгнулась дугой. Тари отчаянно вцепилась в нее руками и откинулась назад.

– Папа! – завопила она в восторге и ужасе.

– Сматывай леску, пупс. – Джозеф нагнулся над водой, от близости к краю закружилась голова. Примерно на метровой глубине, широко разинув пасть, рвала крючок уродливая рыба в темно-зеленых пятнах. Толща воды мешала определить размеры, но это несомненно был морской ерш.

– У меня не наматывается! – захныкала Тари. Она стиснула зубы, но леска не шла. – Тяжелая!

Когда Тари было года четыре или пять, она всякий раз упрямо говорила: «Я сама!», если отец пытался помочь ей крутить катушку. Давно Джозеф не вспоминал об этом. Он потянулся, схватил леску, намотал на запястье, вытащил рыбу и с удивлением заметил, что у ерша на боку проступают красные пятна.

– Ух ты! – воскликнул сержант в преувеличенном восторге, чтобы порадовать Тари. Хотя и его, похоже, заинтересовали странные метки. – Вот это ершище! В жизни такого не видал. Прямо в книгу рекордов.

Джозеф плюхнул рыбу на бетонный причал. Она не двигалась, лишь обреченно шевелила жабрами, время от времени показывая багровые внутренности.

– Это я поймала! – Тари вдруг посерьезнела и наклонилась поближе, чтобы рассмотреть добычу. – А можно мы ее себе возьмем?

– Рога не трогай, – предупредил Джозеф. – Порежешься.

– Ой!

– Первый раз вижу, чтобы с красными пятнами, – заметил сержант.

Джозеф осторожно прижал носком кроссовки голову морского ерша и присел на корточки, чтобы вытащить крючок из упругой губы. Рыба была как-то уж слишком уродлива. Чешуя переливалась бурыми, золотистыми и грязно-белыми полосами и была бугристой, жесткой и колючей. Красные пятна по бокам пришли в движение, когда Джозеф стал дергать крючок.

– У нее кровь! – крикнула Тари. – Ф-ф-фууу!

– Нет, – поправил Джозеф, приглядевшись к странным перемещениям пятен. – Это просто окрас такой.

Морской ерш дергался вверх-вниз, словно его било током. Он выскользнул из-под кроссовки Джозефа, подпрыгнул и мокро шлепнулся на бетон. Джозеф за леску подтянул его к себе. Тяжелый удар сотряс пристань, и ерш издал вязкий булькающий звук.

Сержант посмотрел на другую сторону бухты, где высился огромный утес.

– Взрывают чего-то, – предположил он. – Видать, дорожные работы у них.

– А может, теракт, – сострил Джозеф, но сержант явно не понял юмора. Пальцам Джозефа, отцеплявшим крючок, стало тепло и мокро. Джозеф стряхнул с руки капли. Мутная жидкость потекла из распахнутой пасти ерша. Джозеф вытер пальцы о штанину. Рыбьи челюсти сжимали какой-то предмет – шар телесного цвета, в клочках покрытых слизью волос.

– Что за черт? – Джозеф отодвинулся, чтобы получше разглядеть находку.

Шар выскользнул из пасти, жидкость лужей растеклась вокруг. Когда шар внезапно открыл черные глаза и удивленно посмотрел вверх, стало ясно, что это головка куклы. На крашеных фарфоровых губах играла грустная усмешка.

Пролетавшая чайка взвизгнула, у нее из клюва выпала мойва. Скользкая рыбка шлепнулась на пристань рядом с Тари, которая наклонилась было к игрушке.

– Стой! – Джозеф схватил ее за руку.

Тари стало больно, она испуганно посмотрела на отца. Похоже, он слишком сильно сжал ей запястье. Джозефа словно кипятком ошпарило, он тут же ослабил хватку.

Ерш теперь лежал совсем тихо и даже не шевелил жабрами. Он стал пунцовым от толстой губы до кончика хвоста, словно его окунули в краску. Еще один слабый удар прокатился по пристани.

– Вот ведь чудо морское, – сказал сержант. – Ловко ты его, – он потрепал Тари по голове. – Забирай улов.