"Раскинулось море широко" - читать интересную книгу автора (Белоусов Валерий Иванович)

Глава 3. Он.


'Що, опять?!'- воскликнет Взыскательный читатель… Да. И опять ОН - весь в белом трико…

Увы… но треугольник - самая устойчивая фигура… во всяком случае, так написано в гимназическом учебнике Краевича…

Так что мы с вами категорически уходим от традиций Холливуда (Главный положительный герой- подруга главного героя- отрицательный злодей Иффан Ифффаноффич Шшиффаго…)

А кстати, откуда он взялся, этот Холли, так его налево- вуд?

Жил-был, по легенде- в городе Рыбинске Ярославской губернии портной…и был он очень неудачным портным, таким, что у него и ножницы были заржавелые, и все лезвия в заусеницах…И портной этот любил путешествовать…настолько, что судьба занесла его в далёкую Калифорнию…

Но и там дела по -портновской части у него не заладились…ему умные аиды так прямо и говорили, мол, шлемазл, хоть бы ты уже себе ножницы заточил, посмотри, как они у тебя зацепляются…зацепляются…зацепляются?! Замечательно зацепляются!

И запатентовал портной застёжку- 'молнию'…

И купил себе лопату- деньги грести.

И потом решил себе- а куда эти шальные деньги вложить? В нефть? В сталелитейную промышленность?

Но нет, был бывый портной человеком романтическим, а может, любил святое искусство, или молоденьких актрисулек… Но основал он… фамилие у него была Мейер…просто Мейер… Метро-Голдвин Мейер…

А вы говорите- Холливуд, Холливуд…да бывали мы в энтих Холливудах!

Итак…

Если порт Одесский- это яркие солнечные лучики, пляшущие сквозь распахнутые настежь иллюминаторы на переборках, весёлый гомон и кандальный звон, запах пряностей и дёгтя, отчаянная божба амбалов и изящные реверансы 'жоржиков', за локоток провожающих своих поминутно всего пугающихся дам под кружевными зонтиками к белеющему эмалью трапу…

То порт Кронштадский…

В серо-сизом тумане встаёт перед нами остров, на который никогда не вступала нога иноземного захватчика… Недаром Пётр Великий завещал потомкам:'Оборону флота и сего места держать до последней возможности!'

И сдержали - наказ петровский…

Кронштадт! Гнездо героев, откуда на океанские просторы белокрылыми птицами вылетали русские корабли…Откуда уходили к Антарктиде- Лисянский и к Японии - Путятин…И откуда начиналась дорога славы к Чесме, Наварину, Синопу…

Многое помнят кронштадские форты, двумя дугами огородившие Финский залив от неприятеля- от славных залпов Красной Горки (Каперанг Чичагов:'Захожу это я шведскому флагману с кормы- да как ебалызну всем бортом! Ой, извини, Государыня-матушка…- Ничего, продолжайте, АДМИРАЛ, я Ваших морских терминов всё одно не понимаю…') до кровавого позора Роченсальма…('Что ж ты, Зиген-Нассау, сволочь- с русским флотом наделал?')

Многое видели старые, в три охвата, ивы,смотрящие в прозрачное зеркало Петровского дока…

Строгая Якорная площадь, выложенная чугунными плашками, отдающая честь величественному собору…Флотская чистота и строгость- на по петровскому шпагату проложенных улицах…Красный казённый кирпич, синева гюйсов, белизна голландок…Цитадель флота Российского… и командиром над всем этим- адмирал Макаров!

Да, тот самый, который говаривал: 'В море- дома!' (И чей славный потомок, комфлота, оставшийся в глубине души лихим командиром эсминца, адмирал Головко, недоумённо спрашивал:'А зачем молодым офицерам жильё? На борту корабля вполне достаточно места для нормального отдыха…Оставление офицером корабля для схода на берег, не вызванное интересами службы, есть признак распущенности!' А когда товарища адмирала спрашивали о том, как же тогда товарищам офицерам вести семейную жизнь- он отвечал, что для семейной жизни достаточно трёх часов два раза в неделю, в ночное время…спартанец, однако!)

И вот теперь Степан Осипович, великий мореплаватель, на 'Витязе' бороздивший Тихий океан и на могучем 'Ермаке' проламывавшийся напрямик к Северному Полюсу… надёжно заперт у безбрежных вод Маркизовой лужи… так же как его легендарный ледокол - ставший кронштадтским портовым судном… Бич-камер! Береговой моряк…

Впрочем, не место красит человека…Вот, 'Ермак ' спас из ледового плена броненосец 'Генерал-Адмирал Апраксин', севший на каменную банку…вот, Макаров навёл должный порядок в кронштадтской Морской госпитали (именно так!)… а в открытое море их всё- таки тянуло…неудержимо!

Каков поп- таков и приход…макаровским адьютантом, а точнее…

Адьютантом штаба кронштадтского порта, заодно- адьютантом главного командира, военного губернатора, и до кучи уж командиром миноноски (именно так!) номер 29 - был он…

Семёнов Владимир Иванович…лейтенант, 'академик', почти всю свою службу проведший в плаваниях на Дальнем Востоке…35 лет…потомственный дворянин, холостой…

Не думайте, что адьютант- это такой холёный хлыщ, с прилизанной, набриолиненной шевелюрой, с нафиксатуареными усиками, в начищенных ботиночках, украшенный витым аксельбантом…Хотя это подлинный портрет нашего нового героя!

В данном случае - внешность обманчива…и на уме у Семёнова- не только вист, парусные гонки и чужие (адмиральские) жёны…(Автор опять клевещет? Ну, знаете, был инцидент… с супругой Зиновия Павловича Р… а Степан Осипович за своего воспитанника вступился…м-да…чуть ведь до Государя не дошло…)

Уроженец Питера, тринадцати лет был отдан Семёнов в Корпус…

Да знаете ли вы, что такое Морской Корпус?! Петровской волей учреждённый, егда рёк державный плотник '…Быть Математических и Навигациях, то есть мореходных хитросно наук- учению', стал он - быть…

От московской Сухаревской башни, в подвалах которой чудесник Брюс варил злое чародейское золото и писал вещую 'Чёрную книгу' на листах из мертвецкой кожи…

До широких просторов над державной Невой, до великолепного дворца, построенного Волковым…известным масоном…вы видите, как над зданием трепещет и щёлкает на ветру длинный вымпел?

А внутри - ох, на это стоит посмотреть…стоит сюда заглянуть хотя бы ради одного Столового зала…

Это не просто зал - это самый большой бесколонный зал в России. И держится его потолок - на могучих якорь-цепях, приклёпанных к стенам…Зал столь велик - что, как говаривал 'черный гардемарин' Колбасьев (великий флотский связист и великий питерский джазист) - в этом зале вполне мог бы поместиться шестисоттонный миноносец…Впрочем, наш герой увидел в Столовом зале бриг 'Наварин' - со всеми его мачтами, снастями, пушками…21 метр длиной. Учебное, знаете ли, пособие…а когда давались балы- на 'Наварине' зажигали бортовые огни… было очень красиво…а по стенам - флаги, гербы, славные трофеи…

А пойдёмте дальше? За Столовым залом- длинный коридор…картины Айвазовского и других славных маринистов… портреты выдающихся русских моряков- воспитанников корпуса - адмиралы Ф. Ф. Ушаков, Д. Н. Сенявин, Ф. А. Клокачев, М. П. Лазарев, П. И. Рикорд, П. С. Нахимов, В. А. Корнилов, В. И. Истомин, Г. И. Бутаков… а вот питомцы Морского корпуса И. Ф. Крузенштерн и Ю. Ф. Лисянский - колумбы росские (именно так!) совершившие в 1803-1806 гг. первое российское кругосветное плавание… Ф. Ф. Беллинсгаузен и М. П. Лазарев увековечившие свои имена как первооткрыватели Антарктиды… много, много славных имён…и мимо этих портретов каждых Божий день пробегают юные воспитанники…какой гордостью наполняются их сердца…как хочется хоть капельку походить на них!

Но осторожней, мы вступаем в Звериный коридор…здесь стены украшены кормовыми и носовыми фигурами парусных кораблей…потрогайте нос у 'Зубра'… видите, как блестит? Это на удачу! Но почему осторожней? А потому что сразу же за коридором- на полу - картушка компАса, выложенная из кусочков драгоценных пород - от чёрного дерева до японской вишни…берегись на неё наступать- вот это, примета как раз дурная…обойди лучше по стеночке…

Глупо, скажете? Как сказать…

Корпус -это была особая КАСТА…сюда невозможно было поступить просто так, со стороны…Здесь учились династиями - Лазаревы, Епанчины, Бутаковы, Сенявины, Веселаго, Развозовы, Шмидты, Мещерские, Мордвиновы, Рыковы, Платоновы, Головко, Касатоновы…

Что я написал - учились? Ошибочка вышла…здесь - не учились…Здесь - 'получали должное воспитание'…

'Замечали нам все, - написал один из питомцев корпуса, - как сидим в классе и стоим в строю, как здороваемся (чему специально обучали на уроках танцев в качестве вступительного упражнения), малейшую небрежность в одежде, грязные руки, плохо заправленные койки, как держим нож и вилку… Парадную форму поступившим в корпус выдавали индивидуально - по ходу успешной сдачи строевой подготовки'.

Те, кто строевые премудрости не освоил, переодевался перед городским отпуском (увольнением) во все свое.

Символом чести считались погоны. Самим строгим наказанием было временное лишение права их носить.

Доблесть в бою ценилась превыше всего, имена выпускников - победителей или павших при исполнении воинского долга были окружены здесь особым почетом. В Столовом зале высекались на мраморных досках имена Георгиевских кавалеров, стены зала украшали пожалованные корпусу трофеи. На траурных досках в корпусной церкви были поименно перечислены выпускники, погибшие в сражениях и при различных обстоятельствах нелегкой морской службы.

Свои знамена имела каждая рота. Церемония их вручения в Столовом зале, как и парады, батальонные учения на набережной Невы занимали особое место в жизни кастового учебного заведения.

Директор и некоторые офицеры жили при корпусе. По воскресеньям директор нередко приглашал к себе на обед одного - двух воспитанников… Будущий офицер должен был с юных лет учиться достойно держать себя в любом обществе.

Тщательный учет успехов позволял определить старшинство выпуска - место каждого выпускника в списке согласно его заслугам. От этого в дальнейшем зависело производство в очередной чин. Лучший выпускник заносился в 'Книгу первых', а также на мраморную доску, и получал право выбора флота.

И следование традициям- было в Корпусе далеко не пустяком…даже таким традициям, как похороны 'Альманаха'…

Они проводились после сдачи гардемаринами выпускного экзамена по астрономии ('альманахом' назывался нелюбимый воспитанниками астрономический ежегодник с данными о координатах небесных светил на каждый день каждого года).

За несколько дней до экзамена корпус оповещали о 'болезни' альманаха. В классах вывешивались бюллетени о состоянии его здоровья. Кадеты и гардемарины ходили по корпусу на цыпочках, чтобы не беспокоить 'больного'.

В день экзамена над головами пишущих последнюю письменную по астрономии гардемаринов 'плавали' под потолком Столового зала воздушные шары с закрепленными на них плакатами: 'Сэр Альманах умер!'

В ночь после, экзамена старшая гардемаринская рота торжественно 'хоронила' ненавистный ежегодник. В Столовом зале выставлялся почетный караул в полной амуниции с винтовками, но без всякой одежды - в голом виде. На троне из столов и красных одеял восседал 'Нептун'. Альманах клали в картонный гроб, около которого кружились 'балерины', и вывозили на орудийном лафете.

Церемониал начинался панихидой, которую служили 'священник' и 'дьякон' с самодельными кадилами. Здесь же рыдала безутешная 'вдова' умершего (гардемарин, подавший на экзамене работу последним). Ритуал сопровождался парадом в явно непотребном виде. 'Залп' настоящей брани изображал громовой салют брига 'Наварин'. Гроб с альманахом кремировался в одной из печей.

Для передачи традиций на 'похороны' приглашались и младшие гардемарины и даже кадеты. Выставлялись и 'махальные', которые должны были предупредить о приближении кого-то из офицеров. Впрочем, корпусное начальство смотрело сквозь пальцы на этот 'тайный' церемониал, уважая старые традиция своей альма-матер… Офицеры сами в юности на бронзового Нахимова тельняшку одевали…

В Морском корпусе традиционно презирались фискальство и доносительство. Известны случаи, когда даже сыновья высокопоставленных особ, уличенные товарищами в доносе, вынуждены были покидать корпус. С ними не учиняли кулачной расправы - это считалось для воспитанников корпуса ниже достоинства будущего офицера. Их просто 'не замечали': не подавали руки, не разговаривали, не отвечали на их вопросы… Такой 'приговор' заставлял человека навсегда проститься с мечтой о морской карьере.

По требованию воспитанников, из корпуса, как правило, немедленно изгонялись уличенные в воровстве и других неблаговидных деяниях (в том числе, по отношению к дамам…долг в доме терпимости был несмываемым позором! Кстати, существовала специальная, начальством утверждённая инструкция по посещению известных домов…увлекательное, доложу я вам, чтение!)

Да что там, руки не подавали…а про замурованного гардемарина вам не рассказывали?

"Это было не то во времена декабристов, не то в год польского восстания, но, во всяком случае, еще при Николае I. В корпусе нашли крамолу, и судить виновных должна была особая комиссия под председательством директора. У дверей Столового зала поставили караул, а по самой его середине - стол, накрытый зеленым сукном. Там, за этим столом, в огромной пустоте и должна была заседать комиссия, каждое слово которой было тайной".

Но, как гласит далее повествование, друзья виновных решили отомстить особой комиссии. Они пробрались на чердак и заложили пороховые заряды под якорные цепи, удерживающие потолок Столового зала. "Им осталось только выждать, пока соберется судилище, поджечь фитили и обрушить потолок'.

Согласно легенде, директором Морского корпуса был тогда некий адмирал Фондезин (фамилия, вне сомнения, вымышленная). Его сын, гардемарин, знал о заговоре и не выдержал - подал рапОрт, предупредил отца…

"Мстителей схватили ни чердаке, и судьба их была печальной. Но сам гардемарин Фондезин пропал на следующий день, и пропал бесследно.

И уже много лет спустя, во время ремонта Компасного зала, его скелет с остатками полуистлевшей форменной одежды был найден замурованным в одной из стен '.

Да, это была каста…и воспитанники корпуса всю жизнь потом обращались к друг другу на 'ты'…

Но как любая каста…она вырождалась…и выталкивала хоть и талантливых, но ЧУЖИХ…вот и гениального Макарова, героя Турецкой войны- господа флотские офицеры звали за глаза 'боцманским сынком' и 'Макаркиным'…

Гнилая каста.

Взыскательный читатель, оппонируя мне, привел любопытное высказывание современника:'"За деньги офицера не купишь где-нибудь на Никольском рынке, его необходимо создать, научить, воспитать. Причем воспитать в духе определенных традиций…

Я флотский офицер, но был отдан в Морской корпус не потому, что во мне гнездились какие-либо дарования к морской службе, не потому, чтобы я испытывал сам призвание к поэтическому морю, а так себе, по предразсудку (так в тексте!), а может быть и по традиции, я сам хорошенько не знаю… многие науки, которые я проходил, не оставили по себе ни урока, ни следа, обратившись лишь в археологическое воспоминание…

Откройте шире свободу доступа в наш нарождающийся флот… Всесословный прием не страшен для традиций, покоящихся на вековых основаниях Петровского времени. Воспитательные условия есть достаточный фильтр."

А. Де-Ливрон (октябрь 1904 г.)

Какие благие намерения… коими вымощен широкий путь - известно куда…

Что толку, что гардемарин Макаров - переименован в гардемарины из штурманских учеников великим Лисянским за удивительные способности к наукам…все равно, чёрная кость!

Что толку, что отважный капитан Макаров на фактически яхте 'Великий Князь Константин ' топит турецкий броненосный корабль - первым в мире применяя минные катера…всё равно, плебей…

Что толку,что выдающийся русский гидрограф Макаров проводит уникальные работы - открыв, например, что в Босфоре- существуют два противоположных течения на разной глубине, что позволяет наглухо Босфор заминировать, причём Макаров проводит эти работы тайно - исключительно среди бела дня, на глазах у изумлённой турецкой публики, которая ни о чём так и не догадалась - что за кунштюки выкидывают эти урусы… всё равно, что-то матроснёй в кают-компании завоняло…

Что толку…эх,да что толку…

В высокопородных умах, напрочь отмороженных близкородственным имбридингом, даже не могло уместиться, ЧТО именно Макаров предлагал… для блага России!

Линейный ледокол - первый в мире- посреди Маркизовой лужи! И ямщик эдак его по матёрому льду весело обгоняет…Вот символ ЭТОГО адмирала…

Ну…у нашего Семёнова всё складывалось не так уж трагично…

Из кадетов - в гардемарины - 'хранители моря'…учебные плавания…

29 сентября 1887 года произведён в Мичмана Флота! Третьим по списку в своём выпуске, между прочим…Отличник.

А потом- плавания на Балтике, и на Тихом океане…на крейсерах! И на каких крейсерах… 'Владимир Мономах'…'Дмитрий Донской'…'Рюрик'…(Все они геройски сражались - и геройски бы погибли за Русь, за Отчизну…если бы…если бы не отсутствие- обыкновенного болта…не закрученного в одной из переборок обыкновенного торгового судна…так, горсточка песка…в тормозной буксе вагона истории- не слетевшего под кровавый откос!)

А в 1893 году - у Семёнова вдруг случился неожиданный поворот судьбы…

'Флот Имперской Метрополии - он не жмётся к берегам!

Далеко от Анатолии - до прелестных наших дам…'

А от Обского побережья Гыданского полуострова, которое обследовала морская гидрографическая экспедиция Л.Ф. Добротворского… до указанных дам куда как дальше…

Да…до прелестных дам…

Холодные серые нити тумана наползали на низкий болотистый берег…Ледяные, стылые даже на вид - волны- лениво колыхали ледяную шугу, оставляя её на сером песке заберега…

По песку неторопливо разгуливали огромные чайки…'Ходит чайка по песку- моряку сулит тоску…'

Барон Эдуард Толль забил последний гвоздь и сказал боцману Никифору Бегичеву:'Ну, можете поднимать…'

Матросы потянули за серые тросы, именуемые на флоте концами- и высокий крест поднялся к серому небу…

Утоптав песок, всё обнажили головы…

Мичман Семёнов вытащил из полевой сумки тетради и прочитал вслух:' 4 сентября штурман дубель-шлюпки 'Якутск' Семён Челюскин записал в вахтенном журнале: "Свезли на берег бывшаго лейтенанта Прончищева жену. В исходе 2 часа пополуночи лейтенанта Прончищева положили во гроб и свезли на берег".

6 сентября Василия Прончищева похоронили здесь, на высоком берегу мыса Тумуль.

А через шесть дней, 12 сентября 1736 года, Челюскин записал в журнале: "В начале сего 4 часа пополуночи бывшаго командира дубель - шлюпки Якуцка Прончищева волею Божею жена его умре".

Ее похоронили рядом с мужем. Вот здесь - Мария Прончищева и лежит…Пусть ей будет пухом Русская земля…'

Неровный, сухой залп…

Когда возвращались к шлюпке - Толль схватил Семёнова за руку:'Я верю! Верю…она есть! Ведь… Видел же её Прончищев…видел Челюскин…я найду её…мою Землю Санникова!' (и через семь лет - он отправится, отважный полярный рыцарь, в свой последний ледовый - крестовый поход…и я верю- под вечными сполохами полярного сияния он всё-таки увидел её, и - умирая, коснулся леденеющей рукой её чёрных, заиндевевших камней…)

Последний русский первопроходец- Никифор Бегичев- тоже в это верил…

Что заставляло нашего героя голодать, делить со своими товарищами- матросами последний кусок сухаря- причём ломая его, Семёнов ЖУЛЬНИЧАЛ- оставлял себе МЕНЬШИЙ ломтик ('Я командир, я должен и обязан беречь своих людей…'),терпеть пронизывающий холод, вечную промозглую сырость, тяжкий труд до кровавых мозолей, лишения…Какие лишения? А вы, дорогие читатели, просто за Полярным кругом попробуйте снять штаны и провести простой акт дефекации- когда в обнажившийся афедрон тут же пытаются впиться сотня комаров…лето, однако!

Зачем он это делал? Вы не поверите…они искали путь к Енисею, провешивали фарватеры, работали для блага Родины… они были патриотами! Причём никто их это делать не заставлял - все члены Енисейской Полярной Экспедиции были только добровольцами…

Единственное, что заработал для себя лично в этой экспедиции Семёнов- больные, застуженные почки…благодарность Российского Географического Общества… любовь и уважение к простому русскому матросу…не так мало!

Впрочем, в лейтенанты его тоже произвели - в том же 1893-ем…по выслуге лет…

А потом была Николаевская морская академия…

Думаете, туда принимали кого попало? Да ведь и учреждена она была для 'усовершенствования некоторого числа отличнейших из вновь произведенных офицеров в высших частях наук, к морской службе потребных'.

Причём на курс военно-морских наук- принимались штаб-офицеры флота и лейтенанты, состоящие в этом чине не менее шести лет и преимущественно окончившие курс в одной из академий или в школах артиллерийской или минной. Наш герой был принят сверхштатно!

Состав преподавателей был блестящий! Только из математиков и физиков были М. В. Остроградский- который открыл формулу Остроградского, о преобразовании объёмного интергала в поверхностный (а также был разработчиком статистико-вероятностных методов проверки качества боеприпасов),раньше был - Э.Х. Ленц (Закон Джоуля-Ленца - это его!), а теперь- из молодых, да ранний- Попов!(кто таков, пояснять, думаю, не нужно?)

А ещё слушал Семёнов алгебраический анализ, дифференциальное и интегральное исчисление, изучались им аналитическая и практическая механика и частная физика.

Специальные предметы были суть: астрономия и геодезия, гидрография и метеорология, теория кораблестроения, оптика и системы маячного освещения… А ещё читались морская стратегия и тактика, военно-морская статистика и география (тоже специальная, военно-морская!), военная история и (внимание!) - морское международное право…последний предмет нашему герою очень понадобится…в своё время!

По окончании академии Семёнов - окончивший её по первому разряду (отчего-то меня это абсолютно не удивляет…) получил в награждение годовой оклад жалованья… который полностью истратил - на покупку книг…

После чего приказчики книжных лавок встречали его у входа со снятыми картузами…

Впрочем, книги читать времени у него скоро не стало…

Впереди у него был Печелийский залив и мрачные, пирамидальные форты Дагу…

На сей войне не знаменитой (ныне не знаменитой) наш герой заслужил себе 'клюкву'…'Сапиенс - сат!' (хотел закончить 'каркулаем вити' автор…но…)

Что за война? Что за 'клюква'? Почему не знаю? Это какой год? - восклицает Взыскательный читатель…

…Извольте…к концу века пара и электричества у стен недвижного Китая прочно, как лягушки вокруг стоялого пруда - расселись колонии, сеттельменты, арендованные территории соединённой Европы…

Первыми, разумеется, были просвещённые мореплаватели…начав с Гонконга, который они арендовали всего-то на 99 кратких лет (а что для Срединной империи столетие? пустяки…) они, в ходе двух кровопролитнейших (для аборигенов) войн отстояли Священное Право Белого Человека - Свободно Торговать…опиумом! Да, именно так…эти колониальные войны так и назывались- опиумными…Ну как вот если бы американские 'кожаные затылки' захватили бы Владивосток, и потребовали бы от России контрибуцию в полтора миллиона таэлей, за то, чтобы грязный, дёргающийся в рэпе негритос мог свободно продавать на Светланской свой вонючий крэк…Дико? А ханьцам было каково терпеть такое национальное унижение?

Тем более учтите- психология, государи мои! Когда тебе с детства внушают, что ты самый лучший, потому что живёшь в центре Вселенной…то в результате, к великолепному фрегату 'Паллада' подплывает грязный сампань ('шампунька'), из неё на сияющую белизной палубу вылезает облачённый в ШЁЛКОВЫЕ лохмотья амбань и спрашивает - это какие варвары в Поднебесную дань привезли- северные или южные?

И вот Поднебесная была бита- долго, жестоко, безжалостно… по-европейски…

За Великой Британией потянулись французы, немцы…даже итальянцы пытались отхватить себе кусочек- но вышла уже сущая оперетка…

Ну-с…в столице Империи, Бейцзине (так город и называется -Северная Столица) имеется посольский квартал… в Шанхае и ряде иных БЫВШИХ китайских городов созданы особые кварталы- в публичных местах которых были вывешены по-европейски корректные плакаты:'Excuse, but the input is strictly prohibited dogs and Chineses!'

Было много скандалов… собаки -то здесь причём? Милые, послушные существа…подлинные друзья человека!

(Фотография- на кресле -качалке,с сигарой в крепких зубах и с Газетой в руках (какой,уточнять надо?) - плотненький такой сын туманного Альбиона…а рядышком- бульдог, брыластой курносой мордой точь- в точь вылитый хозяин…)

Понятно, что хозяйствующие иноземные субъекты особой любви у местных жителей не снискали…с одной стороны- эксплуатация… китайские кули мёрли как… по словам очевидца, под каждой шпалой английской железной дороги - по могиле китайца…

С другой стороны- недобросовестная конкуренция…

Ну, русские тоже хороши - скажет Взыскательный читатель…да. Русские были…строили в Маньчжурии железные дороги, шахты, заводы, основывали целые города…

'Инженер. Расстёгнут ворот,

Фляга, карабин…

Здесь построим новый город!

Назовём- Харбин!'


И строили - больницы, школы…для китайцев!

Очевидец пишет:'Все цивилизованные европейцы относились к китайцам как к макакам…но кто Вам сказал, что русские- европейцы? НИ В ОДНОМ городе Нового края- Желтороссии- не было разделения на гетто…это только просвещённые англичане могли писать- "Китайцам и собакам вход воспрещён!" а у нас жили все вместе! Примеры?

Дмитрий Янчевецкий, автор изумительных репортажей "У стенъ недвижнаго Китая", С-Пб-Порт-Артур, 1903 -преподавал в Пушкинской русско-КИТАЙСКОЙ школе (а где, в каком волшебном городе американцы в это время учились с китайцами в одном классе?).

Сцена быта- супруга секретаря миссии в Пекине г-жа Поппе и супруга полковника Воронова свободно беседуют со своей кухаркой- по китайски (где, в какй сказочной стране европейская белая 'миссус' еще унизит себя вообще тем, что заметит туземца-боя?)

Русско-Китайский банк- вместе работают за соседними столами Садовников и Цин Ланфан- оба письмоводители…

Русско-китайское училище в Тяньдзине- во главе училища директор китаец, китаец также инспектор и часть учителей…

Учитель Любомудров:"У нас был один ученик, Лиу Шичжень, который до того почитал великого князя Ярослава Мудрого, что попросил окрестить его Ярославом Ивановичем…"

Учитель Лиу Шиминь:" Все наши ученики мечтают о поездке в Россию…А перед Петром Великим просто благоговеют!"

Вот этим-то учителям и мальчишкам ихетуани и отрубали руки, чтобы не смели писать по-русски…Коллега, я и хотел пояснить, что в Жёлтороссии нарождалась новая общность- Русский Китай! Будь проклят Николашка… '

Какой Николашка?! Великий Князь Николай Николаевич? А он-то здесь причём? Распоясались г-да литераторы…

Да, а кто такие эти самые…'И-Хе-Туань'?

'Общество священного кулака'…и на знамени- красном- чёрный кулак…потому их иностранцы и называли - 'боксёрами'…

Якобы тайное общество, занимаются себе боевыми искусствами…и делают удивительные открытия.

Например, от чего длинноносые варвары такие умные?Потому что они увозят китайских детей на погибельный Запад, варят их глаза, делают из варёных детских глаз волшебные пилюли, едят их - и изобретают себе телеграф…а телеграф- это вообще дьявольская выдумка? Видите, красное на проводах? Это не ржавчина, как длинноносые утверждают это кровь духов китайских предков, которые на провода налетают и ранят себя…а трамвай -это же вообще ужас! В каждом трамвае злой дух живёт…

Чудесно, да? 1900-тый год, однако…

Якобы тайным было общество потому, что пользовалось полной поддержкой императрицы Цы-Си…милой старушки…которая любила смотреть, как провинившихся фрейлин подвергают казни 'Пёрышко феникса' - отрезая по кусочку, причем до отрезания тысячного кусочка кожи- жертва должна была быть жива, потому что её после этого отпускали… освежёванной… или любила смотреть, как прорастает молодой бамбук сквозь человеческое тело, и даже сама поливала зелёные ростки из золотого ковшика…

Итак - ихетуани начали! Как водится, прямо со столицы…Немецкий консул, в великом тевтонском презрении к Untermenschen, отправился из посольского квартала в город в одиночестве- и был убит прямо в своём паланкине…Потом пришла очередь миссионеров…и крещённых китайцев…

Кровь лилась рекою…На строящейся КВЖД - эти события вначале вызвали некоторую оторопь…но когда китаёзы начали убивать и мучить русских людей…

и осадили самый Харбин- захватив самое святое- водочный завод в посёлке Затон, за Сунгари…

Русского человека очень трудно разозлить…но ихетуанямь это успешно удалось.

Русские взялись за оружие…Да и не только русские- геройски сражалась, например, Вольная Осетинская Дружина! 'И-ехх! Будим голова рэзать до самий жопа!'

Ну а казачки амурские да уссурийские- что и говорить… Они китаёшкам ещё и разорённый русский город Албазин припомнили!

Казак Раменский из Кубанской Охранной Сотни в одиночку, спасая маленькую дочку начальника станции Суетунь, ринулся на сотню ихетуаней! Вырвал ребёнка, которого хотели на кол посадить- из их лап, и хоть был изранен - заперся в пакгаузе…приложив к месту отрубленный китайской саблей собственный нос…китайцы уж и пакгауз хотели зажечь- да подъехала на паровозе неисчислимая русская сила- техник Диденко, да машинист Чухрый, да ещё пять железнодорожников…разогнали китаёз, и доехали до Харбина - хоть Чухрый и был жестоко изранен…

А у Раменского - нос отрубленный прирос, вот так-то…

Да. Заняли наши в Харбине круговую оборону- против несметной китайской силы- и не просто в окопах сидели, но и всю китайскую артиллерию сумели захватить в лихой атаке! А потом на Сунгари показались дымки…Это шла на выручку из Благовещенска наша славная Амурская флотилия! И наступил китаёзам большой пушной зверёк…

Мищенко и Ранненкампф… 'Гиляк ' и 'Маньджур' - эти имена знала и с гордостью повторяла вся Россия!

"За рекой Ляо-Хе уж погасли огни.

В небе ясном заря разгоралась…

Сотня храбрых Донцов -всё из Мищенко войск-

На Инкоу в набег собиралась… '


Да, но посольский квартал, блокированный в китайской столице - надо было выручать? Можно было пробраться по реке…но вход в неё и перекрывали могучие форты Дагу…

Дорогой читатель! Здесь впервые со времён Наполеоновских войн плечом к плечу сражались немцы и русские!

Семёнов, вахтенный офицер 'России'- возглавил один из десантных баркасов, вооружённый пушкой талантливого русского мастера-самоучки Барановского…

И он одним из первых ворвался в китайское Адмиралтейство- захватив китайский миноносец…построенный в германском Шихау- этот трофейный кораблик будет носить славное имя- 'Лейтенант Бураков'- в честь одного из офицеров, смертельно раненого при штурме…

Итак - Орден Святой Анны, 4-той степени…самый младший из офицерских орденов- но! Он вручался ТОЛЬКО за личные боевые заслуги…На эфесе семёновского кортика появился красный темляк и простая, лаконичная надпись- 'За Храбрость'.

Ну, и из орденских сумм - в старости полагалась 40-ка рублевая ГОДОВАЯ пенсия, то есть 3 копеечки в день…веселись, старый вояка!

А кстати, знаете ли вы, что такое орденские суммы?

Ну, это просто.

Петр I в проекте статуса ордена Св. Андрея записал, что "сей орден должен иметь свои доходы и расходы". Он считал полезным передать в казну ордена солидный денежный капитал, некоторые поместья и вотчины, ввести взносы с каждого награжденного в виде "статутных денег".

Так и повелось на Руси…каждый, кто становился 'кавалером орденским', получал - не орден, а жалованную грамоту от Капитула орденского…или именной Высочайший Указ.

А если награждённый желал возложить на себя знаки орденские, то он обязан был внести в счёт Капитула своего ордена некоторую, оговорённую статутом, денежную сумму…так, за свою 'клюкву' Семёнов внёс 10 рублей серебром…сумма, для лейтенанта Флота Российского, не критическая- однако же, не пустячок…сколько книг на эти деньги можно было бы купить! Одного Брокгауза - целых пять томов.

Увы, БОЛЬШИНСТВО русских офицеров не имели никаких иных доходов, кроме царёва жалования… да, были титулованные- в Гвардейском Флотском Экипаже… помещики…

Наш герой к ним не относился. Кроме чести фамильной- иных сокровищ от отца своего не унаследовал…

Так что хорошо хоть, что Семёнов св. Екатерину чисто физически не мог получить (конституция у него иная, знаете ли) - потому что по уставу Ордена св. Екатерины, кавалерственные дамы обязываются, между прочим, "освобождать одного христианина из порабощения варварского, выкупая за собственные деньги".

Да, кстати - и сам орденский знак- награждённый заказывал себе за свои собственные денежки, в ювелирной лавочке… и поэтому нет ни одного ордена русского, который бы совпадал с точно таким же до последней чёрточки… И поэтому нет ничего стыдного в том, что в минуту безденежья Суворов выколупывал бриллианты из своей звезды орденской 1-ст. св. Александра Невского - ведь это была ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЕГО звезда…)

А зачем автор так подробно рассказывает про своего героя- спрашивает Взыскательный Читатель? Да потому, чтобы не было восклицаний - 'Не верю! Мега-рояль в кустах!! Что же это - он и образован, и храбр, и чуток душою…'

Но ведь мы же договорились- я ничего не придумываю…


'Эт-т-та ЧТО?!'

'Та-а-к точнА!'

'Что так точно? ЭТО- ЧТО?!'

'Та-ак точна! Книга!'

'Чья книга?!'

'Не могу знать!'

'А. Кто автор?!'

'Так точна!'

'Что так точно?!'

'И-ЙЙ-Я, Ваше Превосходительство!'

'Что - Вы?'

'Виноват, Ваше Превосходительство…Я- автор. Виноват. Исправлюсь.'

'Э-э-э…ну я понимаю…Вы человек образованный… владеете пером, можете гидрографическое описание…рассуждения о морской тактике…мемуары, наконец…но…писать стишки?!'

'Та-ак точна! Стишки-с!'

'И надо же…аж два тома нетленки наваял…Лермонтов Вы наш…или, как его - Бестужев-Марлинский?!'

'Ну, Степан Осипович, извините, не хотел…так получилось…'

'Ага. А где это чтение душегубительное я взял - знать ли изволите?'

'Никак нет…неужели купили?'

'Ну да, делать мне больше нечего, как творения графоманов всяких воинствующих покупать…супруга моя, Капитолина Аркадьевна, намедни в дом принесла…ах-ах-ах, найди мне автора, упроси его автограф оставить…если нужно, на колени встань! Так что - будь любезен, возьми-ка пёрышко и черкани хоть пару строк…Ага…Ух ты…аж четверостишьем опростался…то-то моя дурищ…гм-гм…благоверная обрадуется…ну ладно, свободен…пока…стихоплёт.'

Закрыв за собой обшитую коричневой кожей высокую дверь, Семёнов утёр со лба холодный пот…Чёрт же его дёрнул поддаться на уговоры книгоиздателя…кроме двух вызовов на дуэль никакого удовольствия полностью распроданный тираж (1000 экземпляров) Семёнову не принёс… Книгоиздатель Симанович, произнося на бегу таинственное слово 'роялти' - растворился в бледном питерском воздухе…

Да, наш герой был к тому же ещё и поэт…

Интересно только, кода у него находилось время на творчество - служить с Макаровым было нелегко!

Приходилось частенько недоедать и недосыпать…однако, Степана Осиповича отличала положительная, в глазах Семёнова- черта - вражда к рутине, к канцелярщине… Особенно не терпел адмирал излюбленного приёма российского чиновничества, именуемого - 'гнать зайца дальше' - это когда во избежание ответственности за решение вопроса (часто мнимой) - сделать на наисрочнейшей бумаге какую-нибудь надпись и послать в другое присутственное место - на заключение, или хотя бы для справки…

В этом случае Макаров делал резкие выговоры, грозил ответственностью,стучал кулаком по столу, запускал боцманский загиб, а однажды запустил в портового чиновника и графин с водой…не попал.

Семёнов глубоко сочувствовал такому настроению начальства и был готов служить ему по мере сил…

Пока нынешней осенью не запахло войной…

Семёнов заволновался- и стал проситься туда, где родная ему Эскадра готовилась к бою…


Глава четвёртая. 'Каждый раз, когда мы любим…'


Здесь, в глубине твиндека- не было даже лучика света белого…только жёлтый отблеск электрической лампочки - которая тоже за решёткой, будто каторжанка…

Здоровенная, с плоским, тупым лицом, бабища остановилась перед нарами, на которых устроилась бессрочно-ссыльно-каторжная Елена…и откровенно стала её разглядывать своими свинячьими глазками…

'Эй, ты - красючка! Ишь ты какая, чистенькая… Подь сюды!'

'Зачем? Мне и здесь неплохо…'

'Чаво-о-о? Ты што там прогундела?'

'Гундишь- это ты, труперда сифилитическая. А я - говорю…'

'Как…как…'

'Каком кверху. Пша отсель.'

Бабища рванулась вперёд, вытянув перед собой жирные, похожие на сосиски пальцы, готовясь вцепиться а Еленины златые кудряшки…

Но та- не доставила ей такого удовольствия. Легко, грациозным движением увернувшись от тянущихся к ней лап, Елена легонько, как кошка лапкой, пару раз мазнула обратной стороной ладони по лицу нападавшей…Крохотный стальной шип, выскочивший с внутренней стороны простенького с виду колечка, 'похерил' жирную морду тюремного кобла, оставив на ней косой андреевский крест…

Баба завыла, схватившись руками за хлынувшее кровью лицо…а сидевшая рядом с Леной прозрачно - белая блондиночка, воспользовавшись моментом, сначала врезала коблухе по сухожилиям, уронив ту на колени - а потом неуловимым движением вонзила ей - тут же выдернув - в ухо вязальную спицу…

НеудаТная бабища грянулась навзничь, подёргалась и затихла…

Под ее подолом стала растекаться зловонная лужа…

Лена сердито обернулась к блондинке:'И зачем ты полезла? Не тебя ебут - и ты не подмахивай!'

Блондинка аккуратно вытерла от алой крови своё имущество:'Сегодня тебя, а завтра меня? Нет, дорогая, нам, душегубкам, надо держаться заодно…Кстати, меня зовут Кэт. Приветик!'


(Ретроспекция.

Ранним утром 11 июня 1903 года Сарра Исааковна Перельманц вышла, держа в руке ночное судно, дабы опорожнить яго в отхожее место, расположенное во дворе дома нумер 13 по Малой Арнаутской… Но не прошло и пары минут, как Сарра Исааковна вступила на порог нужного места - как тихий дворик огласился её истошным криком…

В дырке сидения уважаемая домохозяйка увидала, что в выгребной яме - плавает лицом вниз утоплый труп… Особый ужас у прибежавших жителей вызвало даже не то, что труп принадлежал юной барышне- а то, что она была одета в подвенечное платье с когда-то белоснежной фатой…

Шарманка. Мелодия 'Разлука ты, разлука-а-а…'

'Встретились Ваня с Марусей,

И стали оне дружить!

Недолго оне дружили,

Как Ваня говорит:

'Напрасно, Вы, Маруся,

Расчитывайте на брак!

У Вас ничого не выйдет-

Я не такой дурак!'

Маруся враз смекнула,

Что дело пошло хужей -

И мигом в себе воткнула

Шышнадцать столовых ножей…'


Ну, примерно так…

И что интересно - ещё в 1864 году великолепный Лесков ВЫВЕЛ свою Екатерину Измайлову… Но когда, спустя двадцать пять лет после шумного скандала с 'Леди Макбет Мценского уезда', в семье скромного фельдшера Измайлова родилась девочка- не нашёл ничего лучшего старый, сорокалетний сельский эскулап, как назвать её Катериной…

Может, потому, что вправлял он вывихи, рвал больные зубы и принимал роды в колонии Катериненгоф…Одесский уезд, Херсонская губерния…

Пышно жили одесские немцы! После опрятной немецкой нищеты- на черноморском, чернозёмном, бескрайнем просторе…где, как золотые волны, колыхалась пшеница… Волы у колонистов - что хаты…и хаты- что в Неметчине герцогские дворцы…

Старый фанагорийский солдат, из кантонистов, чудом выбившийся в 'фелдшарА', получивший после тридцати лет беспорочной службы бессрочный отпуск (потому как с десяти годов в строю, в родной полк его в мешке привезли, прихватив где-то на уличке безвестного местечка), женился на бедной сироте-бесприданнице, престарелой, тридцатилетней Гретхен…построил беленькую хатку возле ставка, посадил вишнёвый садочек…и зажил себе…

Катенька личиком удалась в тихую, безгласную муттер… беленькие волосики, голубенькие наивные глазки… а вот характером…

Характер у неё таки был.

Мало что ослиное упрямство - так ещё и злопамятная изобретательность…Когда в тесто для пасхального кулича кто-то сыпанул добрую жменю махорки - пастор Шлаг все карманы у мальчишек вывернул, все швы обнюхал, да так и не понял, кто?

А Катерина стояла рядышком, скромно потупив глазки и сложив ручки под беленьким фартучком (где и был спрятан батюшкин кисет)…

А нечего было ребёночка обижать…что это такое- линейкой по ладошкам! Зверство тевтонское…

Так оно и шло… и разбитое стекло в кирхе, и утопленное ведро в общественном колодце, и банка с засахаренной лакрицей, таинственно исчезнувшая в кантине анти Фрейди…всё сходило прелестной девчушке с её розовых ручек…

А потом Катя выкинула совершенный фортель - окончив курс в Одесском городском девичьем училище (с правом преподавания в низшей школе) - сразу же после выпуска с похвальным листом- как в воду канула…

Пока не пришло письмо- из самой Столицы - что поступила она на Высшие женские курсы при Военно-Медицинской академии…Горд и счастлив был старый фельдшер - моя кровь! Недаром с восьми лет на приеме больных в книгу записывала…

Для современного читателя- совершенно непонятная коллизия…ну, уехала девушка учиться, ну, поступила…ну, на фармацевта…и что?

Так ведь время-то какое! Когда вечером пройтись с барышней под руку- значило её скомпроментировать…а тут- уехать Бог знает куда…о ужас.

Вернулась барышня через три года, с обстриженной косой, 'волчьим билетом' (запретом на поступление в высшие государственные учебные заведения по всей Империи), зато в элегантном 'пэнснэ' в золотой оправе…

Что уж там у ней вышло - Катя (Кэт, как она теперь представлялась) - подробно не рассказывала…проскальзывали какие-то фамилии - коллега Фотиева, коллега Благоева…Что-то там у неё вышло с 'Миногой' - коллегой Наденькой Крупской, размолвка какая-то…кто-то кому-то все волосы повыдирал! Причём у Кэт причёска был совершенно целенькой…

Вернулась- и тут же обзавелась целым шлейфом катерингофских кавалеров…Особенно ухлёстывал за ней высоченный, блондинистый Йоганн…Белофф…Были долгие прогулки под луною, нежные пожатия трепетных рук, горячие клятвы…

Дрогнуло нежное девичье сердце…

Однако, жениться Йоганн вовсе не торопился. Напротив - всегда находились какие-то неотложные дела - то ярмарка, то октоберфест, то…

Пока один из прекрасных дней, начала лета- не встретила Кэт своего Йоганна в компании толстухи Лизхен (конопатой дурищи…)…В Пале-Рояле… где Лизхен в мастерской мадам Анжу примеряла подвенечное платье…

Не изменившись в лице, Кэт сбегала на службу (улица Пушкинская, угол с Еврейской, аптека Фрейберга, на секунду заскочила в лаборантскую, подхватив с полки шприц и пару коробочек)…потом забежала по пути в кондитерскую Папасадыроса, купила чудесные пти-фуры…

И через пол-часа уже с совершенно невинным личиком угощала сладкую парочку на лавочке, в Александровском саду, прямо напротив Михайловского монастыря…вроде встретила случайно, хороших знакомых…

Одно только не учла- что пирожные были на глюкозе, поэтому цианистый натрий не подействовал, как следует…пена-то изо рта пошла…хорошо, что шприц был для верности опиатом заряжен…прямо сквозь одежду- одному и другой… Отвела Лизхен за кусты, из круглой коробки вытряхнула её смётанную на живую фату, переодела- и довела до ретирады- куда и столкнула…как показало вскрытие, лёгкие несчастной были заполнены - содержимым выгребной ямы…

А с Йоганном- ещё смешнее вышло…просто пропал человек, как не было…

И никто бы - никогда…даже и не заподозрил!

Если бы папа не внушал дочке религиозных предрассудков… уж как на В. Ж. К. над этими предрассудками не изголялись…а всё же что-то осталось…потому как после свершения акта возмездия зашла Кэт в монастырь, рядышком- исповедалась…

И что вы думаете- иеромонах отец Алексий тайны исповеди не нарушил! Просто молился в голос - перед алтарём, так что другие насельники про двойное убийство даже и не краем уха - услышали (а они-то - сообщили куда надо кому следует)…

Эх, был бы адвокат хороший- Кони, или Плевако- он бы Кэт явно отмазал бы…но увы, у папы денег не нашлось…

И вмазали Леди Макбет Одесского уезда на всю катушку, добавив по рогам…)


'И ведь что мне, Лена, обидно было…ведь не любил он эту дурищу пошлую вот ни сколечки…и все-то её достоинства- что в приданное за неё мельницу давали! И вот за какую-то мельницу…себя продать…меня променять…какие же мужики сволочи…'

'И не говори…мой-то котик, уж как распинался, уж что мне сулил - а даже на суд не пришёл…сволочи они все. '

'Да. Первое- 'Все мужики -сволочи', Второе- 'Носить нечего', Третье- 'Разное…'

'Чего-чего?!'

'Да это я цитирую повестку Первого Международного Женского дня…Восьмого марта празднуется…'

'Интересно…нет, не слыхала…какая ты, Кэт, образованная…'

'М-да…толку-то от этого…а кстати, что это там за грохот на палубе? И конвой куда-то потянулся? Уж не война ли часом, хе-хе…'

(Взыскательный читатель спрашивает:'Ну когда же будет война?!'

Помилуй Бог! Уж что-что, а война на море для автора не представляет ничего романтического…

Вот представьте себе - вот он, жаркий бой…в низах машинисты и кочегары упираются, обливаясь потом, из последних сил, задраенные наглухо под броневой палубой, угорая от нехватки воздуха, скупо льющегося из виндзелей, с затаённым ужасом ожидая проламывающих борта ударов…когда гаснет свет, и обжигающий смертельно раскалённый пар в кромешной тьме превращает людей в корчащиеся на полу сгустки нечеловеческой боли…когда корабль вдруг начнёт проваливаться вниз, в ледяную тьму, и 'духи' полетят, скользя по рифлёным плитам- на раскрытые адские огни топок или на безжалостные, перемалывающие кости и мясо шатуны машины…когда чёрная от угольной пыли морская вода хлынет из угольных ям, и люди последними глотками будут пить остатки воздуха в воздушных мешках у подволока, оттягивая неизбежный, мучительный миг удушья…романтично?

А, так читатель просит показать вид с верхней палубы…извольте.

В туманной дали- на самой границе видимости- то ли есть они, то ли это мерещится в заливаемой брызгами дождя оптике- мелькают далёкие серо-голубые чёрточки…вдруг, точно сотни маячных огней, внезапно засверкало по всему горизонту- слева направо…

Через несколько томительных минут…у борта поднимается выше мачты столб грязно-бурой воды, подсвеченный изнутри чёрно-красным…

Удар по корпусу…палуба больно бьёт по ногам…дробный, градом, звенящий стук по настройкам - раскалённых осколков…крик- 'Носилки!'

Грохот ответного залпа…удар по ушам, как ладонями великана…пороховая вонь,останавливающая дыхание, вызывающая кашель до рвоты…

Снова- приближающийся вой снарядов…огненная вспышка…рушащиеся обломки, рваное железо…горящий металл (металл не горит, я знаю, горит просто краска…просто краска…пылает, чёрт её побери)…

Взлетающая вверх крыша кормовой башни…и корабельный баркас, плывущий вверх килем в сером небе…романтично, не правда ли…

А ведь это - Ютланд, самое крупное морское сражение века…причём самая кульминация: когда Джеллико, невольно введённый в заблуждение Гуденафом, доложивший, что 'руски' идут в двух параллельных кильватерных колоннах, решает обрушиться на левую - из старых кораблей, ведомых 'Наварином' - так, чтобы корабли обеих колонн 'створились'…И когда Джеллико не предусмотрительно послал вперёд, торопясь 'поставить чёрточку над Т', отряд броненосных крейсеров…

И когда Рожественский, шедший во главе колонны из новейших броненосцев - причём правая колонна шла не параллельно левой- но впереди, уступом - приказал дать полный восемнадцатиузловый ход…и занял место в голове линии баталии…и британские крейсеры 'Урриор', 'Блэк Принс', 'Юриалес', 'Гуд Хоуп', 'Абукир', 'Кресси', 'Хог' - поочерёдно подверглись уничтожающему расстрелу в упор…Помните, там была ещё героическая безумная атака засидевшегося в лейтенантах Колчака (полярного исследователя, чьим именем назван остров у берегов Новой Сибири) на 'Соколе'…и его последние слова на мостике разбитого, тонущего миноносца:'Гори, гори, моя звезда…согласитесь, господа- что эта 'англичанка' всё таки горит исключительно эстетично!')


Да, так возвращаясь к нашим баранам, то есть к 'вертухаям' конвойной команды, топающей сейчас по верхней палубе аккурат над твиндеком…доблестные воины Эм-Ве-Де собирались не куда нибудь, а на форменный штурм! На штурм Святого Пантелеймонова монастыря, что на священной горе Афон…

(Ретроспекция.

Вороной жеребец взмылся на дыбы- и, дико заржав, ударил в бешеный галоп…только пыль столбом…Старый форейтор Гирша, из цыган, в красной рубахе, расстёгнутой до пупа на волосатой груди, в черной шёлковой жилетке поверх- тряхнул золотой серьгой под спутанными курчаво-седыми волосами:'Эх, пропал барин! Хотя…для нашего барина…маловато будет!'

И точно - спустя час конь, весь в розовом от крови 'мыле', роняя хлопья пены…мирно рысил по плацу перед конюшнями…

Для Александра Ксаверьича Булатовича - не существовало лошади, которую он не смог бы укротить…

И не существовало женщины- которая устояла бы перед лейб-гвардии корнетом…'Ах, эти кудри, эти бачки…очаровательные франты- прошедших лет…'

А ещё он был заправским бретёром- ну ещё бы, инструктор фехтования гусарского полка…

А ещё он пил, балансируя на стуле, стоящем на двух задних ножках- на открытом окне пятого этажа - шампанское из бутылочного горлышка…

А ещё он великолепно 'винтил'…

А ещё…впрочем, про медведя, привязанного к квартальному надзирателю на Сенном рынке- вы уже слыхали…

Однакож, надо было и за ум браться…а ума у него было не занимать стать…В 1891 г. А. К. Булатович окончил в числе лучших учеников Александровский лицей и мог бы по окончании, как медалист - получить сразу чин девятого класса - титулярного советника, в двадцать-то лет! Мог бы- не захотел…

Его прельщали кивера, ментики и ташки…'По мне, так голубого лучше нет…'

И вот этот ловелас, жуир, волокита вдруг…

Пишет профессор Болотов из Восточного Лазаревского Института (учреждённого и содержащегося за свой кошт купцом первой гильдии Лазаряном): '…явился абиссинский иеродьякон Габра Крыстос и сказал мне, что меня желает видеть гвардеец гусар Булатович, едущий в Абиссинию. Оказалось, с вопросом: какую бы грамматику и лексикон амхарского языка достать…'

Господи, да зачем ему Африка-то…

А в жаркой, жёлтой Африке эфиопский негуш негести, что скромненько так означает 'царь царей', имечко же ему Менелик, мало что отрихтовал колониальные поползновения итальянцев (оперетка, опять оперетка, судари мои!) да еще и присоединил царство Каффу, существовавшее до этого шесть сотен лет…'В стремлении расширить пределы своих владений Менелик лишь выполняет традиционную задачу Эфиопии как распространительницы культуры и объединительницы всех обитающих на Эфиопском нагорье и по соседству с ним родственных племен и совершает только новый шаг к утверждению и развитию могущества черной империи… Мы, русские, не можем не сочувствовать этим его намерениям не только вследствие политических соображений, но и из чисто человеческих побуждений. Известно, к каким последствиям приводят завоевания европейцами диких племен… Туземцы Америки выродились и теперь почти не существуют… черные племена Африки стали рабами белых. Совсем иные результаты получаются при столкновениях народов, более или менее близких друг другу по своей культуре. '- это пишет сам Булатович…

И вот к благородному королю эфиопскому отправляется скромный отряд русского Красного Креста (во главе с Н.К. Шведовым, генерал-майором Генерального штаба…это такой доктор Айболит, знаете ли…)

А что - надо было ждать, пока англичане своих докторов из Интеллидженс Сервис пришлют?

Приплыли русские доктора в Джибути - а до Хараре ещё 370 вёрст, через пустыню, где всего два источника по дороге- и один из них горячий…Надо кого-то послать с донесением к негусу…вызвался Булатович!

Ни один европеец не смог так лихо доскакать через раскалённое пекло- как лихой лейб-гусар…

А потом были разведывательные рейды по самым диким, гиблым местам тропической Африки, где не ступала ещё нога белого человека…и книга- изданная Генеральным Штабом - 'От Энтото до реки Баро. Отчет о путешествии в Юго-западные области Эфиопской империи' (не предназначенная для продажи!)…и производство в гвардии поручики…и Орден Св. Анны Третьей степени…им было пройдено около 8 тысяч верст, на протяжении которых были только четыре более или менее длительные остановки общей продолжительностью 69 дней. В походе он пробыл 211 дней, затратив значительные' собственные средства - около 5 тысяч рублей. Очевидец пишет:'Нельзя не отдать должного поручику Булатовичу- в походе этом он показал себя как Русского офицера с самой лучшей стороны и воочию доказал эфиопам, на что может быть способна беззаветно преданная своему долгу доблестная Российская армия, блестящим представителем коей он является среди них…'

Свидетельством признания доблести А. К. Булатовича и его заслуг перед Эфиопией была высшая военная награда - золотой щит и сабля, подаренные расой Вальде Георгисом, что было одобрено негусом, который в своем рескрипте так отозвался о русском офицере: 'Я послал на войну Александра Булатовича. То, что написал мне рас Вальде Георгис о его поведении, весьма обрадовало меня. Содержание следующее: 'Идя туда и возвращаясь, он [т. е. Булатович] думал о всей дороге, я давал ему людей, и он, обходя всю землю и все горы, не говорил ни слова: я устал сегодня, отдохну; если уходил вечером, то возвращался ночью, когда мы возвращались; он был окружен врагами, ему приходилось трудно… я говорил с горестью, что он умрет, но господь Менелика благополучно вернул его. Я видел, но не знаю такого человека, как он, сильное создание, которое не устает…" Он написал, что, будучи очень счастлив, отличил его хорошею саблею, я разрешил ему носить эту саблю и буду весьма рад, если Вы исходатайствуете такое же разрешение от его Отечества'.

И на Родине оценили его, свидетельством чего был орден Станислава 2-й степени. Кроме того, по возвращении он был произведен в штабс-ротмистры.

Не только на слонов охотился бравый поручик…были внезапные, кровавые схватки- без пленных! - с иными 'путешественниками'…были и голод, и болезни…была красивая, но трагическая любовь к прекрасноликой Саломее, одной из дочерей царя царей…

И, верно, поэтому, вернувшись в Петербург, любимец полка (и полковых дам) внезапно - подаёт было в отставку…

Но…'Вновь в поход, труба зовёт, чёрные гусары…'

Заехав по пути к матери в Луцыковку, А. К. Булатович в начале мая 1900 г. возвратился в Петербург. Но и на сей раз пребывание на родине оказалось недолгим, даже короче, чем прежде.

23 июня 1900 г. по личному указанию царя Главному штабу его направляют в Порт-Артур в распоряжение командующего войсками Квантунской области 'для прикомандирования к одной из кавалерийских или казачьих частей, действующих в Китае'. Чем было вызвано это назначение, неизвестно. Вероятно, спешный отъезд помешал А. К. Булатовичу обработать и издать привезенные из Эфиопии материалы последнего путешествия. В дальнейшем он к ним более не возвращался, и надобно полагать, что значительная часть их погибла вместе с остальными его бумагами.

По завершении военных действий, 8 июня 1901 г., А. К. Булатович возвращается в свой полк. Через месяц он был назначен сначала временно, а потом постоянно командовать 5-м эскадроном. 14 апреля 1902 г. его производят в ротмистры.

Он был награжден за Китайский Поход орденами Анны 2-й степени с мечами и святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом, а 21 августа 1902 г. последовало разрешение принять и носить пожалованный ему французским правительством орден Почетного легиона. Тогда же по 1-му разряду он кончает ускоренный курс 1-го Военного Павловского училища.

Но что-то случилось…что-то…Потому что 27 января 1903 года на Афоне появляется новый иеромонах…

Что предопределило этот поступок, приведший в изумление не только весь светский Петербург, но и самых близких А. К. Булатовичу людей? Мы можем об этом только гадать.

Одни очевидцы говорят, что- человек глубоко религиозный, кристально честный, добрый, ищущий, он подпал под влияние известного тогда проповедника и мистика настоятеля Кронштадтского собора Иоанна.

По другим рассказам, его угнетали неразделенные чувства к дочери командира полка князя Васильчикова. Несомненно, большую роль сыграли непосредственные впечатления, вынесенные с полей сражения, кровавые жестокости войны. Видимо, правильнее говорить о сумме всех этих причин, но точный ответ дать пока невозможно.

Вот- гора…море…и небо…тихо живи, брат Антоний, спасай свою душу, молись за всех православных…вы в это можете поверить?

Ага. Вот и я тоже…потому что брат Антоний мгновенно учинил и самолично возглавил некую ересь Имяславия…

И поныне на Афоне

Древо чудное растёт,

На крутом зелёном склоне

Имя Божие поёт.

В каждой радуются келье,

Имяборцы-мужики…

Слово-чистое веселье

Исцеленье от тоски…

Всесоборно, громогласно,

Чернецы осуждены…

Но от ереси прекрасной-

Мы спасаться не должны…

Каждый раз- когда мы любим,

Мы в неё впадаем вновь.

Безымянную- мы губим,

Вместе с именем- Любовь…)

…Беленькая полоска песка у самого синего моря…Нависающая над берегом… Поросшая пылающим осенними яркими красками -жёлтым… кроваво-красным лесом -Гора…На берегу- у подножия Горы- зелёные купола и белые, невысокие стены тихой обители… Обитель Пантелеймона - тихого целителя страдающих душ…

Ворота- выломаны…у обломков калитки - недвижимые тела защитников…на песке- оскверняющие его чистоту- пятна монашеской крови…

Не торопясь, вальяжно в разорённый монастырь входят чиновники - архиепископ Никон…консул Гирс…

Но в глубине монастыря - у Андреевского скита- ещё держатся последние еретики. Конвойная команда избивает их прикладами, колет штыками…А они, взявшись за руки - крепкой стеной преграждают вход во храм…

А брат Антоний, иеромонах - всё уговаривает братьев:'Ради Бога- только не проливайте крови! Не проливайте русской крови…' И они- стойко терпят тяжкие удары…только неразборчиво молятся за врагов…

К сафьяновым сапогам Никона бросают окровавленное тело Антония…Никон наступает ему на лицо:'А-а-а… пёс смердящий! Будешь знать, как идти против указаний Священного Синода!'

Антоний, приоткрыв заплывающий глаз:'И Синод твой блядский…и сам ты бляжий сын, прости меня, Господи…Зажрались, сволочи! И в Великий Пост свинину жрёте…и жрёте, и жрёте…и хапаете, прямо в рот и в жопу…всё вам, сволочам мало! Стяжатели!'

Никон, коротким размахом бьёт его носком сапога в окровавленный рот:'Ты смотри, нестяжатель ещё нашёлся, куда Нилу Сорскому! Еретик!! Сжечь бы тебя, аспида…ну ничего…ввергнут ты будешь в геенну ледяную, в самую Камчатку…вот отец Нестор-то твой пыл охладит…Тащите его на пароход!'

Конвойные схватили монаха за босые ноги и поволокли, оставляя кровавый след, к разбитым в щепки воротам…

… Судовой лекарь 'Херсона', надворный советник Карл Иванович Розенблюм, был добрым человеком…

Разумеется, в то, что конец бессрочной ссыльно-каторжной Марии Ивановой Толстопальцевой (осужденной за то, что с сожительницей своей, Дарьей Семёновой Львовой, из корыстных побуждений убила всю семью трактирщика с Новой Ореанды- включая двухмесячного ребёнка) был тихим и мирным, он ни капельки не поверил…Однако же - что делать? Все мы смертны…и жизнь наша мерзка, жестока и коротка…

Так что стоит ли умножать сущности? Померла так померла… Детоубийц почему-то в местах не столь отдалённых очень не любят, причём не любят - как-то весьма активно. И с ними, иродами, постоянно приключаются всякие несчастливые случайности, вроде падения на голову бревна… Никто не виноват. Судьба такая.

Только вот начальника конвойной команды, прапорщика МВД Касатоненко, вердикт доктора абсолютно не удовлетворил…

Хоть и был Касатоненко переведён в конвойные из выпускников Михайловского юнкерского, как неспособный к учёбе и службе в войсках, дело он своё знал туго:'Что же, по -Вашему, значит, сама собою помре?'

'Да-с, именно так, сударь… от естественных причин.'

'А морда у ней- тоже от естественных причин треснула?!'

'Ну-у-у…могла споткнуться, упасть на битое стекло…

'Ага, и так два раза…А ну, лярвы, сознавайтесь, кто её, покойницу то есть, расписал, как пасхальное яичко?'

Лярвы стойко молчали.

'Ах вы, твари…да я вас сейчас…Никоненко, плетей!! Всех запорю!! '

Б/с- с/к Измайлова шагнула вперёд:'Зачем всех? Я коллег никогда не подводила. Не к лицу это питерской курсистке. Мой грех. Молчи, Ленка. Сказала- молчи. Тебе- нельзя, у тебя сердце слабое, не выдержишь…'

Касатоненко схватил Измайлову волосатой пятернёй за бледное, почти прозрачное лицо:'А-а-а…сама созналась! У меня никто не забалует!Никоненко, привязывай её к люку…'

Дюжий конвоец поднял деревянный решетчатый люк, прикрывавший трап в твиндек, поставил его стоймя к грузовой стреле…потом специально припасёнными сыромятными ремнями начал привязывать тонкие девичьи руки к перекладинам…

Измайлова повернула голову с растрёпанной белокурой косой к онемевшей подруге и лихо подмигнула:'Эй, этапный! А где твоя сбруя?'

Касатоненко, недоумённо:'Какая…сбруя?'

'Ну как же…сапоги кожаные выше колен, трусы - тоже кожаные, с заклёпками…у тебя же ведь так просто не стоит? Обязательно надо женщину отхлестать, да? Садистик ты наш…'

Лена, восхищённо:'Ой, божечки, Кэт, какая ты умная…'

Касатоненко (у которого действительно были кое-какие проблемы с потенцией) подскочил к Екатерине, и со словами:'Ах ты…'- собрался было отвесить ей крепкую пощёчину…но вдруг его запястье сжало, точно оно угодило в стальной капкан:'Уважаемый, Вам в детстве не говорили, что бить девочек- это плохо? Очень, очень плохо…'

И перед разъярённым Касатоненко возникло закопчённое, со следами сажи на лбу- лицо старшего кочегара Петровского…

…'И я требую, господин капитан…немедленно…в первом же порту…немедленно!! И в полицию его! Это бунт, бунт! Он хотел меня- меня, прапорщика МВД- ударить!!'

'Ну, если бы захотел, то обязательно бы ударил…держать в себе такие желания наши 'вельзевулы' просто не способны…Списать в первом порту? Извольте. А вахту кто стоять будет? У котлов?'

'Можно нанять…'

'Кого? Арабов? Или негров? Так не выживают у нас негры в кочегарке- плавали, знаем…А у нас впереди - Красное море, ежели Вы географию подзабыли…или не знали никогда…'

'Да по мне- хоть Белое!'

'Да, господин прапорщик, в Белом море сейчас хорошо…дожди…туманы…поздняя осень…скоро лёд у Архангельска встанет…мечта-с. А только в Красном море- в прошлый рейс- мы кочегара хоронили, как раз из второй - где Петровский…

Нет, голубчик. Придём во Владивосток- тогда пожалуйста, воля Ваша. А пока- он останется на своём месте, а Вы- на своём… в твиндек- я не суюсь. А здесь- на борту- Я хозяин. Всё ясно? Тогда я Вас больше не задерживаю…'

И Павел Карлович Тундерман Первый, поднявшись в кресле, холодно раскланялся…не любил он жандармов…и полицию не жаловал…

… Бледный от ярости Касатоненко ворвался в твиндек, как лев на римскую арену с распятыми христианами…

'Убью! Располосую, твари!! Никоненко, кнут!!'

Из-за решётчатой дверцы послышался лязг кандалов, а потом ледяной голос учтиво произнёс:'Слушайте, Вы! Животное! Это я к Вам, прапорщик обращаюсь! А ну, ВСТАТЬ как положено. '

Касатоненко испуганно дёрнулся, а потом с облегчением выдохнул:'А-а-а…это ты…поп…а ну заткни хлебало, пока сам не огрёб…'

Брат Антоний, ещё более вежливо:'Это у тебя, прапор, гнилой ебальник, прости меня, Господи, а у меня- рот, я им Святое Причастие принимаю…А огребать- мне не привыкать стать, я Государя Михаила Грозного не боялся, а уж тебя, вошь… '

Касатоненко схватил свою 'селёдку' и с размаху ударил ножнами по пальцам брата Антония, сжимавших прутья клетки…Из-под ногтей брызнули капельки крови. Однако брат Антоний даже не дрогнул лицом…Только чуть - одной щекой - презрительно ухмыльнулся…

'Слышишь, ты- конвойная крыса? Ежели уж решил кого-нибудь запороть сегодня- так начни с меня…что, слабо? Духу твоего вонючего не хватит?'

Касатоненко хищно оскалился:'Что, поп, не терпится? Никоненко, привязывай его'

Дюжий унтер разорвал остатки подрясника, обнажив покрытую синяками спину Антония…

Потом Никоненко поставил на бочку рядом с решёткой люка обтянутый кожей ящичек, расстегнул фигурные медные замочки на нём…

Внутри - оказался ещё один ящичек, красного бархата…А в нём- в должного размера углублении покоилась кожаная, потемневшая от долгого пользования рукоятка и сложенный в несколько раз витой хвост…

Это был КНУТ… Которым палач мог с одного раза пересечь хребет казнимого 'торговой казнью'…или сделать тоже самое - но последним ударом, нанося все предыдущие только для одного лишь мучительства…

Пока двое конвойных привязывали Антония- палач извлёк орудие казни и предварительно его опробовал…это не было жестом устрашения- а просто подготовкой к экзекуции…Кожаный хвост мелькнул в воздухе, с сухим, отчётливым щелчком…Наблюдавшие за казнью арестантки с ужасом увидели, что на конце хвоста- был завязан стальной крючок…

Потом унтер развернулся к Антонию боком- широко расставил ноги, отвёл кнут назад в опущенной вытянутой руке…Резко выбросил руку вперёд, сильным и плавным движением…кожаный хвост просвистел меньше чем в футе от решётки, за которой, обнявшись, испуганно сжались Лена и Кэт…

На худой спине Антония мгновенно появилась горизонтальная багровая полоса, и капли крови забрызгали пол и подволок…

'Один'- радостно произнёс Касатоненко…

Кнут снова свистнул…плеть рвала кожу и мясо на узкой мускулистой спине (вертикально…горизонтально…снова вертикально- рисуя безукоризненные квадраты), но Антоний ни разу даже не вскрикнул…

Он только рефлекторно сужал зрачки после каждого удара, ни на миг не отводя от Касатоненко горящих неприкрытой ненавистью глаз. После десятого удара он потерял сознание…

Ведро забортной солёной воды привело его в чувство…Антоний было чуть всхлипнул, но, придя в себя, быстро оправился, и самым светским голосом предложил:'Ну что, господа? Продолжим?'

После пятидесятого удара он снова впал в беспамятство…

…Когда добрый Карл Иванович смазывал ему спину, и сердито ворчал- зачем, мол, это донкиШотство… брат Антоний, до крови закусывая губу, чтобы не стонать, глухо ответил:'Заслужил-с…у меня личного состава четыре человека погибло, и восемнадцать легкораненых…а они ведь мне верили…Эх, эх…если бы не обет…'

'Да что Вы, голубчик- наша воинствующая католическая церковь этот вопрос уже давным-давно решила! Например, была на заре рыцарства такая штучка, моргенштерн- вроде русского кистеня…крови не проливает ну абсолютно! А у русских - есть киянка, ослоп, дубина боевая комлеватая…'

Брат Антоний был явно заинтригован… Сколь много познавательного можно услышать от доброго доктора!

… 'Вот это мужик! Даром что поп…а взял, и вместо нас - под кнут пошёл, надо же! И симпатичный какой…'

'Лена, сердечко моё. Ты свой зелёный блядский глаз на него даже и не клади. Обижусь'


Хайфа! Древняя, библейская, опалённая солнцем, плоскокрышая… морские ворота Палестины…центр нелегальной иммиграции.Если верить Брокгаузу и Ефрону - название города происходит от слов 'хоф яфе' - 'красивый берег'. Также есть версии происхождения от 'ha-яфа' - 'красивая' и от 'хай по' - 'живёт здесь'.

Как бы то ни было, согласно тому же Энциклопедическому словарю, 'Хайфа славится атмосферой дружелюбия и терпимости- религиозной и национальной.' Здорово, да? 'Как были б, милый, счастливы с тобою- мой милый, если б не было войны…'. Шестидневной.

Но в нашей реальности… кто знает? Может, и не будет…Во всяком случае, турецкие султанские власти таких глупостей, как религиозная и национальная рознь, старались не допускать… а армяне? Так Кемаль-Паша ещё только в солдатики играет…на плацу Стамбульского военного училища… и о армянах думает лишь то, что у них всегда можно достать 'харам'…

Впрочем, по воспоминанию современника:'Нижний город Хайфы представлял собой стандартный оттоманский форт- окружённый стенами прямоугольник со сторонами примерно один на полтора километра, с воротами по центру каждой стены, в котором царили вонь, антисанитария, грязь и преступление, и пересечь который из конца в конец, не будучи ограбленным или убитым, для чужестранца было истинным чудом. ' Ну, видимо, просто не повезло человеку…

Во всяком случае, наш герой, Валера Петровский, охотно посетил бы берег… если бы механик не запряг его на стояночную вахту… Интересно же посмотреть разные чудесности - например, пещеру, в которой Илья-пророк жил…монастырь кармелитов (само собой, на горе Кармель)…мечети, христианские коптские церкви, синагоги…

А вместо того- котёл Brown Boveri, изрядно надоевший, для подачи пара 'собственных нужд'… на динамо-машину, например…

'Окончив кидать, он напился воды, воды опреснённой, нечистой…' Всё так.

В кочегарке номер два почти никого не было. Подвахтенный мирно дремал прямо у угольной ямы…было тихо, уютно… как бывает в преисподней во время Рождества…

Валера присел на специальную табуреточку и начал, по обыкновению, медитировать на водомерную трубку… в принципе, с тем же успехом он мог бы разглядывать собственный пупок. Достигая почти нирваны…

Над головой что-то лязгнуло- и прямо на его затылок, обвязанный на пиратский манер пёстрой банданой, шлёпнулась здоровенная заржавленная гайка…

Гайки на судне должны быть не только туго затянуты (а до этого смазаны солидолом либо графитовой смазкой), но и насмерть законтрены… потому что "Вода - смертельный враг, готовый в любую минуту ворваться в корпус" (с) - найдёт в случае чего малейшую дырочку… гуманитарию просто невозможно вообразить, сколько воды за минуту поступит в отсек, находящийся на семь метров ниже ватерлинии, через дырочку - величиной с пятикопеечную монетку…тонна! За час- цистерна…

Так что эта гайка обязана была быть затянута…но- мы ведь на русском судне, значит - на плавучей частице России…и всемирная история в очередной раз сменила течение своё…

'Мужчи-и-ина…я Вас таки умоляю! Ви не можете чего - нибудь со мной сделать? Я застряла.' - с очаровательной наивностью в голоске пропищала золотокудрая головка… На Валеру смотрели огромные зелёные глазищи…и невинно хлопали ресничками…

'И погиб казак! ' Когда очаровательная барышня предлагает вам, дорогие читатели, что-нибудь с собой сделать… а вы берега с самой Одессы не нюхали…мысли возникают самые платонические, да…

… 'Нет, Ви скажите- я ведь думала, что ежели голова пролезла- и всё остальное тожеть пролезет…а у меня - извините - таз застрял…'

'Уф…уф…не путайте, барышня, криминологию с гинекологией…да пихайтесь, пихайтесь…тяну-у…'

'Ай-ай…оторвёшь голов…еть! выскочила! Мерси Вам, мужчина. Вы теперича мене выдадите?'

'Я что, похож на сикофанта?'

'Чиво?!'- и барышня премило покраснела, даже розовыми ушками…

'Это по-гречески - доносчик…'

'Ой, мужчина, какой Вы умный…а как Вас зовут?'

… слово-за слово…прикосновение маленькой нежной ручки к бедру, обтянутому штанами из чёртовой кожи…мелкие, быстрые покусывания широкой, потной груди с татуировкой 'Переборы-89'…оба тяжело дышат…она закидывает ногу ему на бедро, и тихохонько водит вверх-вниз…он берёт в ладони ее маленькую и нежную грудь…а потом опускает руки ниже, чтобы подхватить её ягодицы…и прижать её теснее…она задирает серую юбку до пояса, садится на него верхом- и движением руки, таким же стремительным- каким она высыпала снотворное в чужую рюмку- обнажает его…вводит в себя…он с восторженным ужасом обнаруживает, что овладел женщиной- или это она овладела им…

А в угольной яме громко, с переливами, храпит подвахтенный…


Глава пятая. 'Дорогой дальнею, да ночкой лунною…


'Ну вот, добились своего?'- адмирал задумчиво почесал роскошную,разделённую надвое бороду. 'Теперь уж чего… нечего и говорить…Прощайте, дай Бог, в добрый час…'

И уже на пороге, на секунду положив руку на плечо Семёнову:'Послушайте старика: не суйтесь Вы зря! Судьба Вас везде найдёт…Если начальство само вызвало охотников- значит, так надо…а без того- просто Вы своё дело делайте хорошо. И довольно. Выскакивать вперёд нечего- погибнуть не трудно и не страшно. Вот погибнуть зря- это глупо…'

Семёнов мог быть доволен. Закончилась целая эпопея…

Сначала адмирал принял его просьбу об откомандировании на Восток в штыки. Он убеждал - говорил, что если война разразится, то она будет упорной, тяжкой, и самое главное- долгой:'И все там будем!'

А потому- торопиться нечего, здесь тоже дел будет по горло, а в такой момент хороший адьютант уходить не имеет права!

На что Семёнов возражал- что если война застанет его на береговом посту- то он всё равно работать с толком не сможет, ибо будет метаться по начальству, как безголовая курица, и проситься на Эскадру…

Дошло два-три раза до серьезной размолвки… они не разговаривали, а общались только по-уставному…наконец, Макаров сдался.

В Питере, являясь представляться по поводу убытия, Семёнов заглянул к старому знакомому и старому недругу своего патрона…

Зиновий Павлович принял его холодно…

'Что, за чинами полетели-с? Пора, пора…как бы Вам на войну не опоздать!'

'А что, Ваше Превосходительство, Вы думаете, что будет война?'

Рожественский только фыркнул:'Не всегда военные действия начинаются с пушечных выстрелов…'

И, помолчав, резко сказал, глядя куда-то в сторону:'По-моему, война УЖЕ началась…только слепцы, вроде Вашего Макарк…ова - этого не видят…'

Семёнова просто поразил сумрачный вид адмирала, когда он это говорил… видимо, в порыве раздражения Рожественский сказал больше, чем считал в праве сказать…

… третий звонок, свисток паровоза…дамы, шампанское, весёлые проводы…быстро сохнущие слёзы… и конверт, переданный вестовым - в нём фотография вице-адмирала Макарова, с дружеской подписью…'На добрую память! '

Весёлые подначки:'Ну, давайте, поезжайте уже, ироды- а то к первым выстрелам не успеете!- Ерунда, до апреля затянется…пока дипломаты спишутся, пока суд да дело…'

'По вагонам, по вагонам, господа…' Шипение пара под сводами дебаркадера…сайонара.

…До Урала в вагоне курьерского поезда Петербург-Харбин преобладали простые обыватели, едущие по своим простым, домашним делам…да, ещё, честно говоря- и не было привычным делом- путешествовать на Восток по железной дороге…только лишь в августе сего, 1903 от Рождества Христова, года- в мировой печати на русском, английском и китайском языках были опубликованы извещения Общества Китайско-Восточной железной дороги об открытии сквозного пассажирского движения до Дальнего и Владивостока.

А именно:'Объявленiе. Съ открытиемъ прямого сообщенiя отъ и до станцiй русскихъ и Китайской Восточной железныхъ дорогъ; а черезъ посредство первыхъ и съ Западной Европой, для пассажировъ, едущихъ изъ центровъ Западной Европы въ Китай и Японiю, открылся новый путь, представляющей незаменимыя удобства.

Комфортабельно устроенные поезда-экспрессы, состоящие изъ спальныхъ вагоновъ I и II классовъ, новаго типа, снабжены вагонами-ресторанами и прочими удобствами, какия только можетъ предоставить современная техника. Кроме того, новый путь и въ экономическомъ отношении даетъ значительныя сбережения времени и денегъ, что въ наше время, при девизе: 'время - деньги', вдвойне важно. '

Полная ерунда-с, господа…панама-с…

Отчего? Извольте. Не существовало никакого прямого сообщения…

Не были готовы важнейшие мосты, кроме моста Сунгари I, сданного 19 сентября 1901 года. Хинганский тоннель еще строился, мосты через реки Сунгари (второй мост), Нонни, Чинхэ, Хунхэ и другие - находились в достойке…

Значит, этот 'непрерывный' рельсовый путь тянулся от одной крупной реки до другой, периодически прерываясь, и не представлял собой сплошного пути, пригодного для транзитного движения поездов от Байкала до Тихого океана.

Про 'славное море, священный Байкал'- я уже и не говорю…

Летом по Байкалу ходили железнодорожные паромы, 'Ангара' и 'Байкал', огромные четырёхтрубные пароходы, на которые по рельсам загоняли целые составы…а вот зимой…нет, когда устанавливался ледовый путь- рельсы клали прямо по байкальскому льду! А вот в период ледостава…или весной…

Воля ваша, господа! На пароходе- оно как-то привычнее…садишься себе в Одессе, и едешь по морям, по волнам…а по дороге в Святую землю заглянуть можно…в Стамбуле накупить парчи да дешёвого турецкого золота,в Сингапуре ананасов консервированных, в Шанхае- фарфору, в Нагасаки- лаковых шкатулочек (да по приезде и продать)…

А ещё, скажу Вам по секрету…проездные деньги казна в 1903 году выделяла по прогонам- то есть как если бы Вы ехали по казённой надобности в кибиточке или на таратайке…через всю Сибирь-матушку…уяснили? Платите пароходству за коечку (или каютку, как уж угодно будет), в два раза дешевле, чем на лошадках почтовых-с, а остаток - в карманчик…а по железной-то дороге- ехать бесплатно, по казённому требованию…есть разница?

Так что в вагоне- кроме Семёнова - казённых людей было раз-два, и обчёлся…

Капитан Генерального Штаба, направлявшийся на монгольскую границу…интендантский генерал, с утра до вечера под сильнейшим шофе (от качки так лечился), до Иркутска, да следовавший в Артур полковник Линевич…

Зато в куппэ (так!) преобладали так называемые 'вольные люди', самых неопределённых специальностей, но вполне определённой великорусской национальности- Абрамович, Ходорковский, Невзлин…Эти последние являлись просто характернейшими вестниками войны- как акулы, сопровождавшие корабль, на котором скоро будет покойник…

Ранним утром чудесного, солнечного дня - который редко бывает поздней осенью- экспресс прибыл на станцию Байкал…Здесь пассажиры должны были пересесть в железнодорожные пошевни- тяжеленные, оббитые сукном, ящики на полозьях, с печками и отхожим местом внутри…

Однако Семёнов с Линевичем (идя на войну- что уж деньги считать!)- решили прокатиться по Байкалу на лихой троечке…что там- всего сорок три версты…да и морозец всего-то двенадцать градусов по Реомюру…при полном штиле!

Тройка с места взяла в карьер, и только через пяток вёрст перешла на крупную рысь…Ямщик, в бараньем тулупе поверх крашеного романовского полушубка- обернул заросшее бородищей до самых кустистых бровей, красное, как кирпич, курносое чалдонское лицо:'Однако, паря, в полпути- постоялый! Поднеси стаканчик- уважу!'

'Давай, вали! Будь благонадёжен, не обижу!'

Ямщик пристал, свистнул -'Ие-ех, залётные, ГРРРАБЯТТ!!'

И коренник зарубил такую дробь, что пристяжные свились в тугие кольца- и только морозная пыль клубом встала позади!

Стрелой летела русская тройка по синему льду…под бездонными синими небесами…в чистейшем, морозном воздухе горы баргузинского берега выступали так отчётливо- что Семёнов с его морским глазом не мог определить расстояния до них…

Казалось- они совсем близко, самые мелкие складки гребня и налёты снега на них были рукой подать- а на самом деле это были бездонные ущелья, снегами которых можно было похоронить целые города…

На пятнадцатой версте тройка догнала воинскую команду, переходившую Байкал пешим порядком…Солдаты и офицеры весело шагали по плотному, подмёрзшему снегу так бодро, весело- что у Семёнова на душе стало так хорошо…

В их вольном строю, в свободном, широком их шаге- почуялась такая гордая сила, уверенность в себе- как в пролетающем журавлином клине:'Долетим? -Мы-долетим!'

Линевич вскочил в санях, сбросил тулуп и как-то по особенному задорно и радостно крикнул:'Здорово, молодцы! Бог в помощь!'

По колонне загудело:'Рады стараться! Здравия желаем! Покорнейше благодарим!'

Линевич махал им фуражкой, ещё что-то кричал, весёлое…мимо них мелькали молодые, разрумянившиеся лица…с какой силой, полной надежды и верой в будущее, билось тогда семёновское сердце! Как празднично и светло было на его душе!

Внезапно- что-то будто ледяной иглой кольнуло сердце…строй приближался к чернеющему на льду пятну…идущие впереди офицеры не могли его видеть, да и не поняли бы ничего- но гидролог Семёнов, стоящий в санях- всё видел и понимал…соскочив с саней, он побежал наперерез строю, крича во весь голос:'Стой! Все назад!'

Идущий впереди подпоручик недоумённо оглянулся…и в этот миг лёд промоины под ногами Семёнова предательски затрещал…

Ледяная вода ошпарила его, как крутой кипяток, сжимая грудь, останавливая сердце…

Семёнов сразу ушел с головой под воду- что вы хотите, шинель, мундир, сапоги… И течение- от того и промоина- стремительно повлекло его под лёд…

Парадокс- из офицеров флота Российского- мало кто умел плавать…это вам не RN, где юных гардемаринов заставляют нырять с салинга учебной HMS 'Экселент'- кто утопнет, тот не моряк, для службы не годится…

Однако Семёнов начал по-собачьи загребать обеими руками, забултыхал ногами- и, всплывая, поднял лицо к сияющему хрустальному своду…буквально в нескольких дюймах от него сквозь зелёный лёд сияло зелёное солнце, метались чёрные тени, вот кто-то наклонился- и Семёнов угадал искажённое отчаянной гримасой лицо Линевича…

Выпуская изо рта белые бульки, Семёнов начал медленно погружаться в бездонную черноту…

… 'Кха-кха-кхак…'… хриплое дыхание…леденящий озноб, идущий, казалось, из глубины костей- стал медленно отпускать тело…

Семёнов с трудом поднял левую руку и дрожащими от слабости пальцами поправил мокрую от пота прядь волос, свесившуюся на лоб…

'Жарко…где я…и почему голый? И кто это рядом?'

А рядом, под меховой полостью- возлежала чудовищных размеров ('Русскую Венеру ' художника Кустодиева видели? Очень слабо передаёт размеры) плосконосая, скуластая бурятка- отогревавшая его по местному чалдонскому способу…

Увидав, что барин потихоньку приходит в себя, добрая самаритянка немедленно заявила:' С тебя, паря- полтинник! Я не какая- нибудь… такая…я мужняя и детная!'

'Да будет, будет тебе полтина, иди давай, самовар скорее ставь'- добрый земский доктор совершенно чеховской наружности (из каторжан), немедленно стал тыкать в распаренное семёновское тело холодной трубкой стетоскопа.

'Так-с…так-с…дышите- не дышите…легко отделались, сударь! Впрочем, в нашем климате простуды и тем более пневмонии - редки-с… не выживают у нас вредные инфузории, помирают от омерзения-с… Да что, не меня хвалите, а вот- Митеньку…'

В избу ввалился здоровенный, как таёжный ведмедь, Митенька- давешний ямщик-лихач:'Да што…я ништо…ведь барин-то, мне стакан водки сулился поднести! А коли бы он утоп, кто, паря- мне бы тогда поднёс, а?' И весело, как в пустой бочке- загрохотал:'Ха.Ха.Ха…'

… В куппэ (так!) экспресса Восточно-Китайской дороги опять попутчиком оказался Линевич…преинтересный тип.

Казалось, все его существо держится нервами. Высокий, ширококостный, до нельзя худощавый, с болезненным цветом лица, он в отношении физической выносливости всецело зависел от настроения: то беспечно разгуливал на 10 градусном морозе в одной тужурке, то вдруг уверял, что ему надуло от окна, несмотря на двойные рамы с резиновой прокладкой, и требовал из поездной аптеки фенацетину, поглощая его в неимоверном количестве, то жевал 'из чистого любопытства' ужасающие (совершенно не съедобные) бурятские лепешки, то уверял, что кухня экспресса слишком тяжела для его слабого желудка.

В этот вечер он, кажется, решил покорить Семёнова, во что бы то ни стало, и продолжал свои атаки до тех пор, пока Владимир не начал в его присутствии раздеваться и укладываться спать.

'Нет, милостивый государь. Hе посмеют! Понимаете: никогда не посмеют! Ведь это - ва-банк! Хуже! Верный проигрыш!' - горячился он.

' Допустим, в начале - успех… Hо дальше? Ведь не сдадимся же мы от первого щелчка? Я даже хотел бы их первой удачи! Право!

Подумайте только o впечатлении от этой их удачи! Вся Россия встанет, как один человек, и мы не положим оружия, доколе… Ну, как это там говорится высоким штилем?'

'Дай Бог, кабы был щелчок, a не разгром…'

' Даже и разгром! Но, ведь, временный! А там, мы соберемся с силами, и сбросим их в море.

Вы только, с Вашим флотом, не позволяйте им домой уехать!

Да, что! Никогда этого не случится, никогда они не решатся, и никакой войны не будет!…'

'А я говорю: они 10 лет готовились к войне; они готовы, a мы нет; война начнется не сегодня-завтра.

Вы говорите: ва-банк? Согласен. Отчего и не поставить, если есть шансы на выигрыш?'

'Ни единого шанса нет! Не пойдут!'

'Вот увидите!'

'Хотите пари? Войны не будет! Ставлю дюжину Мумма… '

'Это был бы грабеж. Скажем так: Вы выиграли, если войны не будет до половины апреля.'

'Зачем же? Я говорю: ее не будет вовсе! '

'Тем легче согласиться на мое предложение. К тому же вы вина почти не пьете, и я всегда буду в выигрыше. '

Посмеялись господа офицеры и ударили по рукам. Разнимал путеец, тоже ехавший в Порт-Артур и просивший не забыть его приглашением на розыгрыш.

Постукивая на стыках неровно уложенных рельсов, поезд шёл на восток…


Глава шестая. 'Разговоры, разговоры- сердце к сердцу тянется…Разговоры стихнут скоро!'


'Имена означают только сущности, а сами не есть сущности. Нет ни одного имени, которое объяв всё естество Божие, достаточно было бы его выразить'.

'Ага, ага…значит, если я понимаю Вас правильно- Бога нельзя назвать никаким собственным именем? Потому как имена существуют для обозначения предметов при их множестве и многообразии, но никого другого рядом с Ним не не было, и Он не имел нужды давать имя Самому Себе? '

'Нет, ну почему же, сестра моя…Бог- есть Любовь!'

'Неужели именно так?'

'Истинно говорю, Он имеет только одно имя, служащее к познанию Его собственного существа. Он любит всех нас, страдает за нас…а страдание- и страсть…Leiden und Leidenschaft…суть одного корня…'

'Вот и я говорю, батюшка… раз Бог есть любовь - хрен ли Вы упираетесь…расслабьтесь! Это же совсем не больно!'

И Екатерина Измайлова, скинув (не подумайте плохого!) всего лишь сверкнувшее золотом пенснэ, благоговейно опустилась перед отцом Антонием на колени…мгновенно юркнув белокурой головкой ему под неуклюже зашитый мужской рукой подрясник…ох уж эти образованные питерские курсистки…

… 'А сколько у тебя мужчин до меня было?'

Тягостное молчание.

'Лена, прости…я тебя обидел?'

'Да нет, шо ты…я просто считаю. Сдаётся мне, шо як бы не девятнадцать…ну, клиентов я не считаю, я с имя не целовалась…'

'И ты так спокойно об это говоришь? Ведь ты ещё такая молодая…'

'Да ни…двадцать! Так шо ты у мэне, майне либер штерне, двадцать первый! Очко!

А шо молода- так яки наши годы? Наверстаю. '

'Я не про то… главное украшение девушки - это…'

'Знаю, знаю- скромность. И коротенькое платьице.

Ну, вот просто любопытно- мой папаша, шоб он был так здоров, с тринадцати лет крыл и катучую, и летучую - и никто его николи блядуном не называл.

А здесь стоит девушке к совместному удовольствию провести пару минут с молодым (относительно молодым) человеком- как её тут же окрестят шлюхой, или ещё покраше…Чем я хуже моего папочки? А только - юноша 'ведёт рассеянный образ жизни', а вот барышня- м-да… Несправедливо это. А что мне делать, коли без мужика у меня голова начинает болеть?'

'Ну, есть же мораль…'

'Ага, ага…и роль барышни в глазах этой морали- выйти замуж, нарожать восемь душ детей, ходить на шаббат в синагогу…БУ-АГА-ГА-ГА…'

'А чем плоха такая роль?'

'Милый, ты всерьез? Вижу, не шутишь… Хорошо, ответь мне на простой вопрос. Ты здесь- в низах- как на каторге, в жаре, огне, в адском труде…ЗАЧЕМ?'

'Человек обязан трудиться.'

'КОМУ обязан? Человек обязан только самому себе. Потом- женщине, которая с ним рядом, своим родителям, своим детям… А обязанность трудиться- придумали богачи, чтобы как овец, мужиков стричь…'

'Но если не трудиться, то как и на что жить? '

'А как птички живут- не сеют и не жнут, а сыты бывают…'

'Воровать, что ли?'

'А чем плохо воровство? Я кусок хлеба у сироты не отнимала. У бедного- копейки не взяла. Богатенькие старички, за коленки меня пощупав- сами денег сулили… другое дело, что я свою мышку не на помойке нашла, чтобы трясущемуся, слюнявому козлу подставлять - перебьются! Поглажу старичка по лысинке- он и заснёт, как младенчик…'

'Навечно…'

'Да, промашка вышла…но уж больно боек последний старикашка оказался! Чуть было меня прямо на купейном столике не загнул… я ему и так, и сяк, тяну время- а он не спит, да и край! Пришлось дозу утроить…но хоть помер счастливым, за мою сиську держась…'

'Воровок- ловят…'

'Ловят- вороваек…начинающих, неудачливых, забывших про осторожность…

А мне- просто не свезло. Впредь умней буду…'

Интересно, спрашивает Взыскательный читатель, отчего наши героини до сих пор не на свободе? Раз относительно без помех перемещаются по 'низам'?

Да в том-то и дело…открутив пару болтов- они проникли в лабиринт паро-водо-воздухо-электро - и прочих проводов…а вот на верх- выбраться так и не смогли. Да и - к сожалению (для целого ряда промышленников и предпринимателей Англии, Франции, САСШ, ну и конечно- Японии)…на верху нашим героиням не пофартило бы по любому…допустим, со своими - Валера бы враз договорился…но увы! На 'Херсоне ' в этот злополучный рейс в трюмах перевозили не партию заключённых, не 50-тый Белостокский полк…а два 'номерных' миноносца, в разобранном, понятно, состоянии…

Поэтому на палубе была и вахта флотских… причём 'шкура' на 'шкуре' - одни боцманматы да кондуктора…

С ними не договоришься. Поэтому решили оставить всё как есть - до первой остановки, до Коломбо! Благо что начальник конвоя после очередного афронта Павла Карловича впал в глубокий запой…

… Коломбо! 'Манговая гавань', в устье мутноводой Келани… Столица британского Цейлона…муравейник звенящего чеканной медью восточного базара в Петта, к востоку от Форта, настоящего лабиринта улочек, набитых лавками, сияющего под тропическим солнцем золотом и рубинами, пропахшего пряностями и аюрведическими благовониями… полосатая, словно слоёный красно-белый пирог, мечеть Джами Уль Альфар, позеленевшие от времени острые грани португальского форта, и - в самом центре индийского города - Биг Бэн (башня с часами, не колокол)! Абсолютно чуждый здесь, весь такой лондонский, насквозь пропахший снобизмом, фаллический символ империализма. И стоит эта башня - разумеется, на чисто британской Четхэм-роуд, куда тамилам и собакам вход строго воспрещён…

Напротив въезда в морской порт расположен отель Grand Oriental. В описываемую эпоху в нём останавливались практически все более-менее состоятельные путешественники, которых судьба заносила в Коломбо. Вот что в далеком 1904 году по этому поводу сказала писательница Белла Вульф: 'Подождите достаточно времени в холле Grand Oriental и вы встретите всякого, кого стоит встретить'. И она была недалека от истины, ведь в этом холле в 1890 году отметился, например, Антон Павлович Чехов. А после записал в черновике к 'Острову Сахалин': 'И если у меня будут когда-нибудь внуки, я однажды скажу им- а знаете ли вы, барбосы - что ваш дед под мохнатыми индийскими звёздами, раскачиваясь в гамаке, любил на Цейлоне темнокожую баядерку?!'

Но, одним Коломбо- тропический рай…другим… Это остановка на ' Road to Hell', на пути к чудовищным Андаманским островам…

…'Знаете ли Вы тропическую ночь?' - восклицал Гоголь, и сам же отвечал - 'нет,Вы не знаете тропической ночи…'

Когда в небесах сияет тонким серебряным рожком ПЕРЕВЁРНУТАЯ вверх рогами луна…когда мрак - так тёмен и плотен, что кажется материальным…когда чуть искрятся и на самой грани слышимости- плещут о борт тёплые, похожие на густейшую смолу- волны…когда с далёкого берега,освещённого таинственными огнями- доносятся загадочные обрывки то ли музыки, то ли пения…и веет чудесными ароматами… мир становится зыбким, сказочным, ирреальным…

'Тихо, тихонечко…так, осторожнее, девочки…сейчас я опущу штормтрап…'

'Стой на месте!'

'Ёб… атанда?'

'Стой, кто плывёт?! Стой, стрелять буду!'

'Рlease… help me… доннерветтернохэмальквачундшайзе…Русски… дас из мало-мало помогай… товаристч!'

(Ретроспекция. События подлинные.

Willie Steyn называл себя буром…В конце концов, если птица плавает по воде, крякает как утка, у неё плоский нос и перепончатые лапки - значит, скорее всего, это утка и есть!

Что с того, что он родился в Германской Юго-Западной Африке, и мама у него была еврейкой- а папа юристом… Прирождённый Бур. И всё тут…потому что жил в свободной Оранжевой Республике, женился там на двадцать втором году жизни, на девице Алетте фон Зайн из Блумфонтейна… ребёночек должен был вот-вот народиться…

И кроме своей семьи - крепко любил Вилли свободу, и свою новую Родину…

Хоть был Вилли совершенно мирным торговцем- когда пришёл грозный час, он поцеловал на прощание жену, оседлал коня, захватил верный 'Маузер' и вступил в коммандо…

Народ там, в коммандо, подобрался ужасно военный- один недавно окончил филологический курс университета в Йоханнесбурге, другой состоял до войны адвокатом, третий служил кассиром в банке, четвертый письмоводителем, а потом и телеграфистом в железнодорожной конторе…

Однако все они умели ездить верхом, великолепно стреляли… так и приехали на войну - как на охоту…ничего не напоминает? Это же Алабамская кавалерия времён Гражданской войны!

Разумеется, все они были джентльменами… Пленных англичан - отпускали, взяв честное слово больше не воевать, раненых врагов- устраивали по своим домам…

А вот англичане - джентльменами явно не были…

Когда буры окружили англичан во время боя под Спионскопом, то красномундирники сами подняли над одним из окопов белый флаг. Когда же буры подошли на расстояние 20 ярдов, то англичане в упор дали по ним залп, которым было убито и ранено 17 человек из комамндо Штейна.

Такой же случай повторился в бою у Сауанспоста, причем здесь был убит один из выдающихся офицеров буров, фельдкорнет Кремер… англичане просто не считали буров за людей…

Во время войны- было не до отпусков… почта тоже работала как-то не очень регулярно…и Вилли (к счастью) ничего не знал о судьбе своей жены и будущего ребёнка…только гадал, кто родился, мальчик или девочка?

… Вблизи Эгесфонтейна находился с небольшим отрядом буров полковник Герцог. Ночью восемнадцать смельчаков из его отряда под начальством Штейна пробрались через английскую цепь и вошли в город, где после горячей схватки с англичанами освободили бывших в тюрьме пленных буров и благополучно вырвались из города.

Англичане, по своему обыкновению, обвинили в измене живших в городе бурских женщин и заключили их всех в тюрьму.

В числе заключенных были жена и сестра полковника Герцога, у обеих женщин были маленькие и притом больные дети.

Из тюрьмы их выслали в открытом фургоне, в котором перевозят скот, в Блумфонтейн. Дети были настолько слабы, что один фургон должен был остановиться в открытом поле, где один ребенок и умер.

Другие женщины с детьми были доставлены в ближайшую станцию железной дороги и содержались здесь несколько дней, располагаясь под открытым небом и под охраной английских солдат, имевших ружья с примкнутыми штыками. Затем все они были высланы в форт Элиз, а дома их разорены и сожжены.

Но они хотя бы остались живы…Вилли повезло гораздо менее: его жена только три дня как разрешившись от бремени, была выхвачена прямо с постели.

Дом ее был разорен, а ей самой не позволено было одеться как следует и взять одежду для себя и своего ребенка. Дальше- банальность…родовая горячка… ребёнка (мальчика) усыновила добрая жена фермера, на заднем дворе у которой появилась бедная могилка…

И это- не было исключительным эксцессом, неизбежным на войне! Случаи столь жестокого обращения с женщинами и детьми буров были очень часты, часты были также случаи, что англичане хватали беременных женщин, которые и разрешались от бремени или в открытом поле, или в вагонах, в которых вывозили их, как скот.

Дома и усадьбы многих бедных вдов, а также и тех женщин, мужья которых были взяты в плен, разрушались до основания, все хозяйство разорялось, домашний скот или угонялся, или был убиваем.

Женщины с детьми оставались жить у развалин своих усадеб, в открытом поле. Здесь они много терпели от нападений и грабежа кафров, поощряемых англичанами, отнимавших у них деньги, ценные вещи и последний кусок хлеба.

Военнопленные при Гривпойнте (Кейптаун) посылали жалобу главному английскому комиссару сэру Альфреду Миллеру, прося его принять под свою защиту вдов и детей, не позволять разорению усадеб, но комиссар никакого внимания на жалобу не обратил.

Больше того! Все усадьбы в районе боевых действий, а также и в окружностях сорока миль от железной дороги и телеграфных линий были англичанами разорены и сожжены.

Англичанам принадлежит одно из самых мерзких изобретений двадцатого века- концентрационный лагерь!

Познакомился с таким лагерем и Штейн…

Попался он в плен, находясь в арьергарде, прикрывавшем отступление главных сил Питера Девета.

У Вилли, как и у большинства буров, было две лошади: одна - верховая, другая - вьючная, нагруженная кое-какой посудой, сухарями, кофе…

При защите одной возвышенности лошадей держали в укромном уголке кафры. Англичане окружили пеших буров. Кафры с лошадьми, разумеется, бежали. Спастись не было возможности. Вилли выстрелил в последний раз на расстоянии около 50 ярдов, вынул замок из ружья, бросил его далеко в сторону, в расщелину скалы и поднял правую руку. Пленных осыпали ругательствами и даже собирались расстрелять Штейна за то, что он еще стрелял на расстоянии 50 ярдов. Однако ограничились тем, что зверски избили…

Бурские раненые, как пленные, оставлены были трое суток без всякой помощи и без всякого лечения под открытым небом день и ночь, без еды и практически без капли воды. В таком тяжелом состоянии Вилли намеревался было бежать, но был пойман тот час же, вновь избит, и на ноги ему были надеты деревянные колодки, в которых и отправили его под конвоем в город, отстоящий на версту от места пребывания.

Всех пленных связали веревками рука об руку и форсированным маршем погнали по самой жаре. Очень многих тяжело раненых буров, кто не мог идти, англичане убили, а фельдкорнет Coleman из Блумфонтейна был заколот штыком - причём штык ему всадили в живот, и оставили медленно умирать на дороге…

Отсталых подгоняли ударами револьверов по плечам, а Вилли получил в левую ногу копьем, которым солдат англичанин подгонял усталого бура.

Начались мытарства при перевозке по железной дороге - где полусырое мясо бросали большими кусками прямо на пол битком набитого вагона.

Вилли пришлось перебывать в шести местах заключения с середины мая, когда он был взят в плен.

Раз он, желая позлить бесчеловечного надсмотрщика, стал наигрывать на случайно подвернувшейся губной гармонике трансваальский национальный гимн. Надсмотрщик рассвирепел и посадил Вилли в клетку. С этой поры и пошло ему прозвище 'Лев'.

Наконец пригнали в концлагерь Грив-Поинт.

Чистое поле, обнесённое колючей проволокой…потом выдали палатки.


Больные и здоровые размещались в одних и тех же палатках, в которых они и умирали. Палатки были тесны и малы (четыре ярда на три), а помещали в каждой по дюжине человек.

Бывали случаи, что больные умирали прямо в отхожих местах. Только после шести месяцев такого содержания было приспособлено железное здание под госпиталь. В него перевели всех больных и назначили доктора, который заходил в госпиталь и щупал у больных пульсы, причем говорил всегда одну и ту же фразу: 'Немного лучше'. Однажды доктор произнес эту фразу остановившись у постели умершего больного… Такова была заботливость англичан о больных пленных бурах. Остаётся добавить, что доброго английского доктора звали…ну, Вы уже догадались? Правильно, Артур Конан-Дойль…

Пленные из концлагеря Грив-Поинт были назначены вместе с другими несчастными к отправке на Андаманские острова, на вечную каторгу.

Для них назначен был пароход 'Каталония'- (4696 тонн водоизмещения) принадлежавшее компании 'Британская Индия'.

Пароход принял 612 человек и стал на якорь в пяти милях от берега. Положение и размещение пленных буров на пароходе было ужасное. Прижатые в тесноте один к другому, они напоминали рабов, заключенных в трюм парохода. Вентиляции не было совершенно: влажная духота походила на турецкую баню. Поэтому пароход прямо с рейда стала сопровождать стая акул - и каждый день акулы получали обильную пищу…

В отличие от буров. Пища пленных состояла утром в кружке желудёвого кофе с куском серого, плохо выпеченного хлеба, к обеду - похлебка с тухлым,жилистым воловьим мясом и иногда - мучное кушанье, нечто вроде клецок, вечером - пустой чай.

Спали на нарах, на полу, одну треть пути некоторым пленным, внушавшим начальству меньше опасения из-за ран и слабости, предоставлялось спать на палубе - и на этом обстоятельстве и был построен план бегства пятерых друзей.

Прибыв в Дурбан и простояв семнадцать суток на якоре, 'Каталония' отплыла к Коломбо, куда прибыла девятого января нового, 1904 года, после 23 суток пути. На рейде Коломбо друзья заметили несколько иностранных судов, при виде которых затаенная с давних пор мысль о бегстве с новой силой овладела несчастными пленными, и, сговорившись с другими товарищами, спавшими на верхней палубе, - они решили бежать. 'Каталония' стояла у берега между английским угольным пароходом и японским судном, за 'Каталонией' стоял французский корабль между двумя английскими судами, в третьей же линии от берега стоял немецкий корабль между пароходом Добровольного флота 'Херсон' и американским судном. Мешкать было нельзя, каждый час был дорог. Э. Гауснер и оба брата Стейтлер решили бежать ночью, 14-го января нового стиля и вплавь добраться до русского судна. Остальные пленные с Вилли Штейном и Питером Ботой предполагали скорее достигнуть французского корабля.

Стояла темная ночь, все непосвященные в план бегства пленные спали, лишь одни часовые едва заметными силуэтами выделялись из мрака.

В 11 часов Э.Гауснер, крадучись, ползком, достиг борта и, крепко ухватившись за висевшую за бортом снасть, соскользнули по ней в воду. К счастью, вода была теплая, и беглец поплыл от 'Каталонии', бесшумно рассекая её руками. До 'Херсона' было по прямой линии около двух английских миль, а потому Гауснер направился правее, к английскому угольному судну, где, держась за якорную цепь, передохнул немного и поплыл затем ко второму английскому угольному судну, у которого также отдохнул. Затем, осторожно обогнув его, беглец прямо направился к 'Херсону'.

По рейду сновали дежурные пароходики, освещавшие водную поверхность электрическими рефлекторами; попадая в полосу света, беглец нырял и, вынырнув, продолжал свой путь.

'Херсон', готовый к отплытию из Коломбо, принимал в это время последний запас угля и матросы, занятые погрузкой, услышали оклик Гауснера и подняли его на трап. Два с половиной часа пробыл беглец в воде, руки его от сильного трения при соскальзывании по снасти на воду, вспухли и были в крови. Один за другим достигли 'Херсона' и другие четыре беглеца, причем Вилли и Питер, вместо французского судна также попали на 'Херсон'.

Чудные дела Твои, Господи! Кто-то собирается с 'Херсона' бежать, кто-то на 'Херсон'- бежит…)

… 'Что же с ними, господин капитан, делать-то?'

'Как что? Согласно морским законам, что надо делать с потерпевшими крушение, поднятыми из воды? Немедленно оказать медицинскую помощь, переодеть в сухое, напоить и накормить, после чего спать уложить…'

'А потом передать каторжников англичанам?'

'Хуй им в ухо, а не буров. Вы слышали, лейтенант, что буры-то, они по-русски говорили? Товарищами нас называли? Значит, вместе с НАШИМИ сражались…а мы их англичанам сдадим? Мой 'Херсон'- корабль Добровольного Флота Российской Империи, есть территория неприкосновенная. И вообще… С Дону- выдачи нет.

Но…на всякий случай- не показывайте мне буров,хорошо? Не люблю врать…'

… Молодой, рыжий, конопатый пенитель морей с двумя золотыми тонкими полосками на рукаве белого тропического мундира, бегом поднялся по трапу 'Херсона'…

У последней ступеньки его ожидал, сияя 'иконостасом', кавалер Ордена Святого Георгия Победоносца четвёртой степени (получил за штурм фортов Таку, где был старшим офицером на 'Корейце'), а также кавалер Ордена Святого Станислава 2-й степени, Французского ордена Почетного легиона, Японского ордена Священного сокровища 4-й степени - капитан второго ранга Тундерман…(даже медаль в память военных событий в Китае 1900 - 1901 годов, именуемую в узких кругах 'полтиником', не поленился прицепить…)

'Иконостас' произвёл на англичанина должное впечатление…

Отдав честь, просвещённый мореплаватель сообщил:'I say, Sir, May ask you, if you see any prisoners that got loose last night??'

Павел Карлович с чистой совестью, глядя ему прямо в глаза, честно ответил:'I personally did not see any fugitives. '

Потому как действительно, лично он никого не видел!

Английскому лейтенанту ничего не оставалось, как откланяться…под глумливое хихикание матросов…


Глава седьмая. ' И голос набата в ночи известил что подвига час настаёт…'


Экспресс прибыл на станцию Маньчжурия около полуночи…Семёнов, сквозь сон услышавший, как неугомонный Линенич, накинув тужурку, по своему обыкновению отправился на инспекцию станционного буфета ('Когда-нибудь он себе заработает ужасную диспепсию с этими пирожками '), поплотнее натянул себе на голову пушистое, верблюжье одеяло и перевернулся лицом к стенке куппэ…

Однако уснуть вновь ему в эту ночь было уже не суждено…

Дверь с грохотом отворилась, (не отъехала вбок, а именно распахнулась, ударившись бронзовой, литой, в стиле арт-нуово, ручкой о соседнюю, тоже распахнутую настежь, дверь) и ворвавшийся внутрь Линевич прямо с порога в каком-то отчаянном, истеричном восторге прокричал:' Вы выиграли!'

Семёнов со сна сразу понял:'Что? Что такое?'

'Мобилизация всего наместничества и 3абайкальского округа!…'

'Ну, батенька… чего было так орать! Мобилизация - еще не война!'

Полковник только присвистнул:' Ну уж это дудки - у нас приказа o мобилизации боялись… вот как купчихи Островского боялись 'жупела' и 'металла'. Боялись, чтобы этим словом не вызвать войны! Если объявлена мобилизация, при наших-то расстояниях- значит война началась! Значит - 'Они' открыли военные действия!…'

' Дай Бог, в добрый час!' - машинально перекрестился Семёнов.

'То-то… дал бы Бог!… - мрачно ответил Линевич. - Ведь я - то знаю: на бумаге и то во всем крае 90 тысяч войска, а на деле - хорошо коли наберется тысяч 50 штыков и сабель.

И снабжение у нас - по единственной однопутной магистрали… на едином волоске висим! Стоит япошкам один только мост через Сунгари взорвать… застучим прямой кишкой.

Одно хорошо - все военные агенты европейских держав единогласно доносят, что Япония может выставить в поле не свыше 325 тысяч! - истово, словно молитву, повторял он - Но ведь япошкам и дома надо что-нибудь оставить?'

'Да как Вы верите таким цифрам? Ведь в Японии народу больше, чем во Франции! Отчего же такая разница в численном составе армии?'

' Нет подготовленного контингента!…'

'Десять лет подготавливают! Ма льчишек в школах учат военному делу! Любой школьник знает больше, чем наш солдат по второму году службы!'

'Да пусть его… Вооружение, амуниция - все рассчитано на 325 тысяч!'

'Привезут! Купят!'

'Вздор!… На каком хую привезут? А Ваш флот на что?'

'Эх, батенька… корабли у нас есть, матросы есть, офицеры- тоже есть… пара адмиралов сыщется…вот только флота нет!'

И это было действительно так… то сборище кораблей, которое именовалось гордо Российский Императорский Флот, флотом- не было…даже эскадрой- не было… предательская финансовая политика Витте заставляла - из копеечной экономии - превращать боевые корабли в чистенькие, надраенные, сияющие медью, исключительно ухоженные плавучие казармы…

Экипажи не владели материальной частью! Комендоры не умели стрелять, сигнальщики не знали силуэтов не то что кораблей потенциального противника, а своих… трюмный машинист вполне мог заблудиться в 'низах'… а господа офицеры рассматривали свою службу исключительно как закрытый 'клЮб' любителей отдыха на море…

Да и на берегу… я не буду говорить о том, что главная база флота в Артуре не имела приличного дока, способного принять броненосец… Флот не имел лоций и карт своих собственных берегов… пользовались картами времён Невельского… хорошо хоть, не Дёжнева… а то бы так и не знали, болезные, сошлась ли Сибирь с земелькой Алясочкой, али как…

Про разведывательное освещение театра военных действий - не говорю… соответствующие японские службы имели подробную картотеку на КАЖДОГО офицера Российского флота - где родился, где крестился, где сейчас проходит службу…черпая свои данные из ОТКРЫТЫХ источников… например, японский консул в Инкоу был постоянным подписчиком артурского 'Нового Края', в котором печатались боевые приказы Наместника по армии и флоту…

… В поезде поселилась неясная тревога. Все пассажиры поднялись на ноги.

Местом общего сбора стала 'Вагонъ-столовая'. По правилам, столовая закрывалась в 11 часов вечера, но тут она была освещена; чай подавался без отказа; поездная прислуга толпилась в дверях; все ждали, что на следующей станции, кто-нибудь из пассажиров (военных и путейцев) узнает что-либо более определенное.

В томительном ожидании миновали два полустанка.

Станция Янчихе. На перроне говорят: была внезапная атака на Порт-Артур, но ничего положительного…

В 4-м часу утра на какой-то станции второго класса Согушань села дама, жена служащего на дороге. Сообщила что Артур едва ли не взят уже, что лично она едет в Харбин вынуть вклад из Русско-Китайского банка, а также забрать, что можно, ценное из харбинской квартиры и потом уже скорее спасаться в Россию.

По ее словам, японцы несколько дней тому назад начали выезжать из городов Манчжурии, но ничего не продавали и почти не ликвидировали дел, a поручали имущество надзору соседей и говорили: 'Через неделю, в крайности дней через десять, мы опять будем здесь, но уже с нашими войсками.'

3аявления дамы - вызвали протесты и недовольство. Публика не желала верить ее мрачным предсказаниям и начала расходиться.

'Проклятая ворона… - ворчал полковник, - стоит ли её слушать! Пойдемте спать!… Впрочем погодите, я брому спрошу в аптеке…'

Нервы старого, сорокалетнего офицера опять расшалились…

… На станцию Харбин поезд номер один прибыл точно по расписанию, в девять утра… На соседних путях поражённый увиденным Семёнов с недоумением рассматривал картину- для нас привычную…но для ухоженного, размеренного века девятнадцатого, с его кукольными кризисами ('Прыжок Пантеры в Агадир'…зашла старая канонерка в туземный рыбацкий посёлочек…а шуму, шуму-то… на всю Европу!) - дикую до невероятности!

На путях станции стояло два огромных, видимо, наспех составленных поезда из вагонов всех трех классов и даже четвертого класса (для китайцев и чернорабочих). Они были битком набиты: люди сидели, лежали не только на диванах, на скамейках, но между ними, даже в проходах, на полу…

Преобладали женщины и дети. Тут же были нагромождены какие-то узлы и просто кучи вещей, в которых перепутались и предметы роскоши, и предметы самой насущной необходимости…

Видимо, беженцы хватали первое, что попало под руку… У многих не было ничего теплого… Толпа китайцев вела y вагонов бойкий торг меховыми (часто подержанными) куртками, грошовыми чайниками, какими то подозрительными съестными припасами… Современному Взыскательному Читателю эта сцена живо напомнила остановку поезда "Пекин - Москва" в Ярославле…

Платили китайцам деньгами, кольцами, браслетами, брошками… Бушевала какая- то вакханалия грабежа, умело пользующегося еще неостывшей паникой…

Местное начальство, само захваченное врасплох, было по горло завалено своим делом. Наводить порядок пытались какие то добровольцы - офицеры и чиновники, да те пассажиры и пассажирки, которые не совсем еще потеряли головы, или уже опомнились…

To тут, то там раздавались истеричные рыдания, отчаянный призыв врача к больному ребенку, мольба о помощи…

Очевидец пишет: 'Знакомое дело! Как при боксерах, в девятисотом! - заявил вдруг рослый путеец в распахнутой на широкой груди форменной тужурке, обращаясь к нам, пассажирам экспресса. - Ну, господа, выворачивайте чемоданы! А 1а guerre соmmе a 1а guerre! Придет нужда, сами возьмем, не спрашивая, где придется!'

И право- странно, какую силу убеждения имеет вовремя брошенное слово: чемоданы пассажиров были действительно ими вывернуты, добровольно!

Башлыки, фуфайки, меховые шапки, валенки, даже белье, все это в несколько минут перешло из экспресса в поезд беглецов… И как же неловко, и даже жутко, а вместе с тем хорошо и тепло было Семёнову на сердце, когда он слышал отрывочные, полные смущения, но зато и глубокого чувства слова благодарности…

Рядом, у зелёного (!) вагона третьего класса, Семёнов вдруг заметил Моисея Абрамовича Гинзбурга- богатейшего человека, поставщика Эскадры…

'Здравствуйте, Гинзбург! Откуда и куда?'

'Сейчас из Артyра, a вот куда - не знаю! Помогаю, как могу, провожаю офицерских жен, детей… Все бросили, бегут… Совсем сумасшедшие…'

При этом он не выворачивал чемоданов (y него самого их не было), но зато выворачивал карманы, a когда содержимое их иссякло, принялся писать чеки, которые ходили в Маньчжурии не хуже золота…

Однако, отправление поезда на Южно-Маньджурскую дорогу задерживалось…

Офицеры сидели с Гигнзбургом за чаем в станционном буфете и жадно слушали новости. Узнать пришлось не Бог весть как много. Без объявления войны, японские миноносцы вечером атаковали нашу эскадру, стоявшую на внешнем рейде без сетей и со всеми огнями.

'Но, Ви мене понимаете, когда я утром увидел под маяком на мели 'Ретвизан', 'Цесаревич', 'Палладу'… Русская эскадра! Наша эскадра! Господи, Азохан вей!'

Он схватился за голову… И, слушая его, глядя ему в глаза, всякий верил его ужасу, его горю…

Он был по природе чужой, но он так сжился с ней, с Россией, с этой Эскадрой, что тут не было места коммерческому расчету… и полу-шуточное прозвище 'старого приятеля' невольно сменялось в душе другим - 'старый друг'.

' Ho, что, каковы повреждения?'

'He знаю точно… 'Ретвизан' - в носовой части, 'Цесаревич' - корма, чуть ли не винты, и ведь дока нет! Понимаете: дока нет!…

'Паллада' - пустяки - дыра большая, но починят…

Ай-ай-ай! Как можно? Как можно? Говорят: приказано - экономия… Ну, пусть экономия, но зачем отвечать - 'так точно, все обстоит благополучно'… Теперь, наверно, будут док строить! И денег не пожалеют! Подлец Ходорковский подряд, верно, получит… Поздно!… Ах!… Наша эскадра!…

'Снявши голову, по волосам не плачут. Нечего горевать задним числом, - угрюмо промолвил рослый путеец. - Как-нибудь надо выкручиваться. Что-нибудь мы же делать будем…'

'Умирать будем!' - звенящим, нервным голосом крикнул с соседнего стола молодой артиллерийский подпоручик…

'Это наша специальность… Жаль только, если без толку…' - мрачно отозвался тут же сидевший пожилой капитан.

'Ho дальше? Дальше?'

' Что ж дальше? Потом пришли, постреляли сорок минут и ушли.

Kaк именно было дело, право, не знаю. Hарочно ли ОНИ стреляли по городу, или перелеты, - не спрашивал… Просто - из города бежали все, кто мог… Говорили, если бы крепость была готова к бою, им бы здорово попало, но только ведь y нас…'

Рассказчик вдруг замолчал, боязливо оглянувшись, и ни за что не хотел доканчивать начатой фразы.

'Приедете в Артур - сами узнаете. У Вас ведь там знакомые…' - скороговоркой шепнул он Семёнову на ухо.

Между тем… Общее настроение какими-то неуловимыми путями сообщалось всем присутствующим…

Полковник Линевич словно помолодел на 20 лет, забыл про свои недуги и явно пренебрегал не только погодой, но даже и фенацетином. Лихо опрокинув стакан 'смирновской', он пустился в долгие и малопонятные окружающим воспоминания о штурме Геок-Тепе…

Начальник поезда яростно доказывал всем и каждому (хотя никто с ним не спорил), что никакое начальство не имеет права не пустить его в строй, в одну из батарей отдельного Восточно-Сибирского дивизиона, где он был вольноопределяющимся, что для комендантства над воинскими поездами найдется довольно народу, но он, прапорщик запаса, должен быть на своем месте…

'Наши, наверно, пойдут в первую голову! - восклицал он. - Наши не выдадут!'

И он, видимо, даже жалел присутствующих, незнакомых с его батареей.

'Первый блин комом - велика важность!' - басил рослый путеец. - Скажем так: нам всыпали! А дальше? Ведь за нами вся Россия!' - и, к общему веселью пародируя манифест Отечественной войны 1812 года, возглашал: ' Отступим за Байкал! Оденемся в звериные шкуры! Будем питаться монгольскими лепешками, но не положим оружия, доколе ни одного вооруженного неприятеля не останется не только в пределах нашей территории, но даже и на материке Азии!'

Между тем отправление поезда на Артур снова и снова откладывалось…Полковник Линевич опять разболелся: пил фенацетин, принимал бром и не только бранился, но даже роптал на Провидение…

'Лейтенанта Семёнова! Есть здесь лейтенанта Семёнова?!' - китаец- рассыльный с телеграфа, в синей форменной фуражке на круглой черноволосой голове, держал в руке запечатанный конверт…

Вручив посыльному пятак на чай, Семёнов разорвал облатку и, развернув серый лист, прочитал наклеенные на него узкие строчки телеграфной ленты

'От Начальника Главного Морского Штаба, Свиты Его Величества Контр-Адмирала Рожественского.

Получением сего немедленно убыть Владивосток вступления в должность командира миноносца номер 219…дальше шла какая-то тарабарщина… следующий Херсон'

И причём здесь Херсон? Где Днепро-Бугский лиман и где залив Петра Великого? И как, и главное, зачем - миноносец должен следовать из Владивостока- на Чёрное море? Одно слово - штабные-с…

…'Вода-вода, кругом вода… Оно конечно интересно, но действие-то когда, действие? ' - пишет Взыскательный велимудрый читатель…

Вот уж не знаю. Пришлось мне порАтовать (от слова рать) на двух с половинкою войнах… и везде одно и тоже. Сначала- долго сидишь, сидишь… потом очень быстро бежишь-бежишь! И хорошо, если через пару минут уже не лежишь, лежишь…и всё тебе действие…

Я уже, верно, говорил, что на любой войне практически никто не бегает с выпученными, как у кота, срущего в хозяйскую кастрюлю, зенками, на скаку совершая бессмертные подвиги на благо авторов нетленных опупей…

По - моему, подвиг вообще есть печальное последствие чьей-то тупости, лени или подлости… подвигов на войне быть не должно! Подвиг- это когда артиллерия плохо поработала, и пулемёт на минарете ещё живой…вот и приходится его ствол затыкать чуть ли не голым, извините за натурализм, афедроном…

На войне люди, как ни странно, в основном и целом - живут. Пьют, едят, развлекаются…выполняют служебные обязанности, а также воруют (как вспомню украденный у МЕНЯ в 1992 году бинокль- комок в горле, кЮшать не могу! странно, но воспоминания об украденном накануне МНОЮ ящике с гранатами таких печальных чувств не вызывают…наверное, потому что гранаты я украл для общего дела! чтобы сменять их на тушёнку…), вступают в пререкания со старшими по званию, проматывают вверенное им казённое имущество…

А также перемещаются из одной точки пространства в другую, согласно полученным инструкциям…

Вот и наша красавица, 'Херсон' - потихоньку дымя передней трубой, с экономической скоростью девять узлов, которая позволяла ей пройти 5462 мили без единой бункеровки, не торопясь резала своим клиперным штевнем изумрудно-зелёные волны безбрежного Индийского океана…

Вахтенный штурман, лейтенант Владимир Павлович Родзянко, с удовольствием рассматривал в огромный морской бинокль идущий контр-курсом четырёхмачтовый барк… его паруса, кажущиеся под ярчайшим тропическим солнцем белоснежными, демонстрировали преимущества хорошей морской практики…изящно кренясь, англичанин тащил на свою далёкую родину чай, фарфор, шёлк и прочие плоды китайской цивилизации…

Вахтенный опустил бинокль, повисший на узеньком ремешке, и показывая на барк- внушительно произнёс:'Вот, господа… гордый пенитель морей! Фигарит себе из какого-нибудь Ханьджоу в какой-нибудь Бристоль, и в ус не дует! Гордый альбатрос… а кстати, который час? Без пяти минут полдень? Окажем англичанину уважение…'

Ровно в двенадцать часов по Гринвичу из дула маленькой, бронзовой мортирки, стоящей на палубе под мостиком 'Херсона', вырвалось тугое белое облачко порохового дыма- и над океанскими волнами пронеслось звонкое:'Бам-м-м!'

Старинный морской обычай- чтобы на встреченном в океане корабле проверили свои часы…

Родзянко отвернулся спиной к барку, ловя край солнца в окуляр секстана…когда рулевой Кривошапко встревоженно доложил:'Ваше Благородие, с айсеем чегой-то не так…'

И правда- было видно, как по мачтам барка рассыпались чёрные мураши вахтенных…реи брасопились, английский корабль ложился в дрейф…

Родзянко, с недоумением:'Что за чёрт? Вроде не тонет и не горит…а флаг приспустил до половины? Имеет сообщение? И шлюпку, вроде, готовит…может, больной на борту? Кривошапко! Самый малый! Так держать! Доктора на шканцы!'

Засвистала дудка боцмана, затопали матросы, спуская трап… потому что шлюпка отвалила от британского парусника, и покачиваясь на океанской зыби- устремилась к 'Херсону'…

Любопытным явлением вышел полюбоваться и командир:'Честь имею! Чем обязан визитом?'

'Командир, не стреляйте! Мы мирное, нейтральное судно! На борту у нас нет контрабанды! Вот коносаменты, вот вахтенный журнал! '

'Да мне ничего этого не нужно! Родзянко, ты чего англичан пугаешь?'

'Да что…я ничего…'

'Господин капитан, мы можем продолжать движение?'

'Друг мой, отчего Вы так всполошились? Это ведь был просто сигнал адмиральского часа!'

'Разумеется. Возможно. Однако шутки со вспомогательным крейсером во время войны- это знаете ли, чревато…'

'Во время чего?!'

… Кают-компания- это царство старшего офицера. Командира кают-компания ПРИГЛАШАЕТ… на совместные обеды в табельные дни. А так во главе стола восседает 'дракон'… с него же стюард начинает обносить стол кушаниями…так что до мичманского края блюдо обычно доходит, а вот содержимое блюда- когда как…

Но это ничего- в день производства мичманы обычно подносят командиру удивительное блюдо- любовно зажаренную трюмную крысу. Вроде, намекают, что гардемарины ЭТИМ питаются…и НАСТОЯЩИЙ командир не преминет крысу отведать…Ритуал-с. Впрочем, в 'низах' новый 'дед' при заступлении на первую вахту целует кувалду и выпивает кружку котельной воды…в каждой избушке свои игрушки.

Так что сидеть мичману без бланманже - дело насквозь привычное…

Непривычно- что сегодня на переборке пришпилена карта двух океанов- Индийского и Тихого, тоже рекомого Великим…

И во главе стола - командир.

'Господа, я собрал Вас, чтобы сообщить…тьфу ты, Господи… Короче, война.'

'Ура!- воскликнул мичман Неженцев, румяный словно барышня - А с кем?'

'Отставить 'ура'. С Японией…'

'Ну-у-у, этих макак мы быстро шапками закидаем…'

'Мичман, ёб Вашу уважаемую маму, Вы у нас такой дурак по субботам, или как?'

'Не понял, господин капитан…'

'А что тут понимать? Мы в Океане, вдали от своих берегов. И чуть было не вляпались - ведь встреть нас первым любое жалкое японское авизо - мы бы послушно остановились…Чёрт, чёрт, чёрт, ведь поднимись они на борт, мы ведь даже затопиться толком бы не успели…ладно.

Итак, господа, в связи с нападением япошек на Эскадру Тихого океана у нас есть три пути.

Первый. Вернуться в любой русский порт. Однако - у нас на борту важнейший военный груз, который не зря же был направлен на Восток? И эти корабли сейчас как никогда важны - для нас во Владивостоке ценен каждый вымпел…

Второй. Зайти в любой нейтральный порт и ждать указания от начальства. Однако- любой нейтральный порт- в реальной досягаемости, английский. К сожалению, есть такая паршивая штучка как телеграф, поэтому,мне кажется- следует тут же ожидать прихода японского крейсера. И гораздо ранее, чем наши умники из - под 'шпица' почешутся…

Третий. Прорываться во Владивосток согласно полученному ранее приказу.

Господа. Мы здесь подумали. И я РЕШИЛ.

Идём во Владивосток.'

Механик:'А уголь?'

Тундерман Первый:'Не станет угля- пойдём под парусами. Военный совет закончен, господа…'

Мичман Неженцев, в немалом удивлении:'А это что, был военный совет?!'


Ну, наконец-то!- воскликнул Взыскательный Читатель, сейчас 'Херсон' достанет из угольных ям штатное вооружение (6х120 мм, 6х75 мм, по чести, слабенькое для такого водоизмещения, не меньшего, чем у незабвенного 'Рюрика'…однако же на сём броненосном крейсере обретается гораздо более могущественный калибр- не только шесть обуховских дюймов, но и целых восемь…)… да, достанет, установит на устроенные ещё при постройке станки (а как Вы думаете- отчего англичане 'Херсон' опознали как вспомогательный крейсер? Потому что ежегодник 'Джейн' на сон грядущий читывали, а как же…), да и поднимет наша красавица красный корсарский флаг…

Ну, положим, красный флаг на 'Херсоне' таки точно был, ага… 'Гружу боеприпасы', а как же…Международный сигнальный свод, да…

Но вот орудия… когда Его Величество Тундерман Первый, властью, дарованной ему Богом и Министерством Финансов, самовольно свой КОРАБЛЬ военизировал (мобилизовав вольнонаёмный экипаж, чем вызвал яростное брожение в низах - до сю пору они получали жалование, а теперь будут выполнять ту же самую работу, но - бесплатно) - то штатное вооружение 'Херсона' оставалось там, где ему и полагается… а именно, в Николаеве.

А Вы как думали? Социализм- это учёт и контроль…извините, глазок- смотрок…кашу маслом не испортишь…опять не то? Ну, в общем и целом, в России оружие подданным, конечно, доверяли… правда, не всем и не всегда…Хотя и гораздо либеральнее в проклятой тюрьме народов подходили к этому вопросу,чем в дэмократической россиянии… Оружие в Империи Российской мог купить всякий подданный - кто был готов заплатить от 25 рублей за тульский револьвер 'Наганъ' до 300 рублей за 'унiкальный подарокъ господамъ турiстамъ и путешественiкамъ - автоматiческий карабiнъ Маузеръ, с деревянной прiкладъ-кобурой, и сотня патроновъ даромъ!' ('Триста! Это не серьёзно!' - восклицает Взыскательный читатель, сообщая, что отпускная цена пистолета системы и работы Германскаго Оружейнаго завода Маузера съ прикладомъ и приборомъ для прочистки- 48 рублей…ну ещё кабуръ на пистолетъ- 3 рубля… негодяи! восклицаю я- рыбинские купцы! Из каталога которых за 1903 год я и взял цитированное объявление…так цену безбожно задирать!…мало их экспроприировали, кровососов! мало!)

Но ведь не пушки же…

Так что из угольных ям 'Херсона' ничего более опасного, чем тропическая змеюка Megalaima flavifrons, она же 'барбет'- (между прочим, цейлонский эндемик- исчезающий вид) видимо, попавшая туда во время бункеровки в Коломбо- извлечено, к сожалению, не было… да и ту гадину Валера Петровский мигом пришиб большой совковой лопатой…'Гринписа' на него не было!

Однако, если штатного вооружения на 'Херсоне ' не наблюдалось - не считать же за оружие сигнальную мортирку, десяток винтовок у конвойной команды и пяток браунингов у господ офицеров? - то может, следует проявить матросскую смекалку?

Про ГРУЗ-то и забыли, а?

Миноносцы типа 'Циклон' были заказаны Невскому судостроительному и механическому заводу в рамках судостроительной программы 1882-1902 года. Постройка частично финансировалась на кредиты судостроительной программы 1898 года 'для нужд Дальнего Востока'. Особенностью кораблей было то, что их специально строили с возможностью операционного манёвра между театрами военных действий…разумеется, никому в голову не могло придти, что маленькие -152,4 тонны кораблики, длиной 45 метров и шириной всего 4 метра 91 см, могут самостоятельно дойти хотя бы до Либавы (у них радиус действия был всего-то 300 миль- причём из атаки они должны были возвращаться - под парусами!)… по сути, это были хрупкие корпуса, в своей скорлупе содержащие 2 вертикальных машины тройного расширения мощностью 3700 лошадиных сил каждая и 2 котла Нормана паровозного типа - позволявшие развивать 27 заказанных Адмиралтейством узлов…

Зато они помимо, относительно немецкого прототипа, имели ряд улучшений- например, отдельную каюту командира, раздельный кубрик для кондукторов и матросов…а главное,они были сконструированы по модульному принципу, что позволяло их разбирать и транспортировать хоть по железной дороге, хоть в трюме парохода…правда, прототип, постройки фирмы 'Шихау', имел скорость чуть-чуть повыше… 37 узлов! но это ведь ерунда, правда? Ну что из того, что китайский 'Хай Лунь', захваченный в Таку и названный 'Лейтенант Бураков', был самым быстроходным миноносцем Эскадры? Зато у него были гранаты не той конструкции, то есть торпедные аппараты не того калибра…

Ну-с, из артиллерийского вооружения на миноносцах было по две 47-мм пушки Гочкисса и по одной пятиствольной картечнице Норденфельда… кстати,последнее не означает монструозной конструкции типа средневекового 'органа'- когда пять стволов лежат в рядок на одном лафете…

Нет, это были револьверные пушки - причём если в револьвере ствол, как правило, один, и вращается барабан, то в этой пушке магазин был один, неподвижный -а вращались пять стволов… причём вращал их стреляющий, специальной ручкой- такая интересная автоматика на ручном приводе…('Норденфельдов револьверных небыло. '- пишет Взыскательный читатель…Воспоминание современника: "…на исходе неравного боя миноносца "Страшный" 31 марта 1904 года заменивший командира лейтенант Е.А. Малеев отстреливался от окруживших корабль японских эсминцев из последнего исправного орудия- пятиствольной картечницы Норденфельда"…

Цитата: "Пятиствольная картечница Норденфельда в настоящем её виде вполне удовлетворяет требованиям прочности и простоты механизма, а также безастановочности и безотказности стрельбы. Обращение с орудием вполне удобно и не требует особо подготовленных людей" Из отчёта Арткомитета о испытаниях аж от 1886 года. Стояла на вооружение до 1907 года, а в отдалённых частях Империи, например, на Памире- и позднее…)

И вот в эту минуту боцман ломает ящики - извлекая из недр трюма комплектующие груза…боцману эта затея очень не нравиться… как не нравиться и старшему офицеру, который является суперкарго… за каждое место груза он несёт материальную ответственность!

Но, видит Бог, даже для миноносца такое вооружение как-то… м-да…и поэтому плотники 'Херсона' усиленно пилят, строгают и сколачивают…Вы уже догадались?

Правильно. Пушки! С виду- ну совсем как настоящие!

… А в далёкой северной Маньджурии ускоренный пассажирский поезд номер три шёл на Восток…Конечно, это не был тот роскошный экспресс, который по понедельникам, средам, четвергам и субботам отправлялся из Первопрестольной до Дальнего (через Читу и Харбин)… однако, были в ЭТОМ поезде и те некоторые исключительные удобства- которых не было в оббитых плюшем синих 'спальных' вагонах пульмановского типа…например, вагоны ЭТОГО поезда были бронированы! То есть в буквальном смысле- ниже окон были приклёпаны броневые листы, и в случае (весьма вероятного) нападения хунхузов пассажирам рекомендовалось ложиться на пол…

А потом, дорога за Харбином была уж очень колоритна! Один Хинганский хребет чего стоил…

При подготовке к строительству для сокращения длины будущего тоннеля под хребтом инженер Бочаров заложил подход по крутому восточному склону в виде полной петли радиусом 320 метров, причём нижний путь проходил в каменной трубе под верхним… не успокоившись подобным авангардизмом, инженер построил на восточном склоне- сразу за станцией с любопытным названием Петля- систему 'бочаровских' тупиков… отрезков пути в полкилометра каждый, расположенных в три яруса один под другим в виде зигзага…

С визгом тормозов, со снопом искр, летящих из-под колёс, под которые непрерывно сыпался песок, состав продвигался вниз- и тормозил… а потом снова начинал двигаться вниз, но уже назад- в следующий тупик…а потом снова вперёд…и снова назад…

Семёнов, хоть и был морским человеком- а и его укачало…что же говорить о прочей сухопутной публике? Да, езда по КВЖД была экстремальным развлечением…это ещё пассажиры не догадывались, что дорога условно сдана- с недоделками аж на 57 миллионов золотых рублей…

Проехав станцию Пограничная, Семёнов спокойно вздохнул…скоро Владивосток, Отряд Крейсеров, свой корабль…расслабился он рано…