9

Как и предсказывал Калеб, дождь снова пришел в горы Виллоу было отрадно услышать его шелест, поскольку тишина давила и угнетала ее.

Калеба не было в лагере, когда она наконец собрала высохшую одежду и все свое мужество и возвратилась к костру. Все семь лошадей продолжали пастись на лугу, своим присутствием свидетельствуя, что, куда бы Калеб ни ушел, он должен будет вернуться. Конечно, лошади не могли сказать Виллоу, когда это случится. Она нарвала съедобной зелени на лугу и приказала себе не вспоминать об ощущениях, когда тебя целует Калеб Блэк и весь мир занимается пламенем.

Однако забыть это было невозможно. Время от времени память высвечивала те или иные мгновения, бросая Виллоу в сладостную дрожь и рождая в ней страстное томление.

Дождь начался, когда последние отблески зари еще золотили западную часть неба. Виллоу забралась в шалаш и переоделась в походную форму. Она села у входа и стала ожидать, когда из-за пелены дождя вынырнет знакомая высокая фигура. Однако никто не появлялся. В конце концов Виллоу задремала.

Она проснулась под одеялами. Калеб точил нож, а на костре жарилось мясо. На небе розовела омытая дождем утренняя заря. Хотя Виллоу не пошевелилась и не издала ни звука, Калеб каким-то образом догадался, что она проснулась. Он повернулся и бросил взгляд на шалаш.

— Кофе горячий, — сказал он, вновь сосредоточив внимание на оселке, который держал в руках. Огромное лезвие охотничьего ножа поблескивало, когда он правил его о камень. — В вашем распоряжении пятнадцать минут… Мы отправляемся. Вы меня слышите?

У Виллоу упало сердце, когда она услышала, каким холодным тоном было это сказано.

— Да, слышу.

Когда Виллоу вернулась из леса, Калеб подал ей палочку с куском мяса на ней. Ничего не сказав, он возобновил правку ножа. Виллоу, не глядя на него, вгрызлась зубами в мясо.

— Свежая оленина? — удивилась она.

Калеб хмыкнул.

— Но я не слышала выстрела, — добавила Виллоу, пытаясь сообразить, в какую даль ходил Калеб на охоту. Звуки выстрелов в горах слышны на много миль.

— Я не пользовался ружьем.

— А как же тогда… — Она уставилась на него. — Калеб Блэк, уж не хотите ли вы мне сказать, что поймали оленя таким же способом, что и безмозглую форель?

— Не совсем, южная леди. — Сталь взвизгивала и пела под его рукой. — Я воспользовался ножом.

— Вы бросили его?

— Это было бы глупо с моей стороны. А я ведь, несмотря на мое вчерашнее глупое поведение, не такой уж дурак.

Виллоу вспыхнула и предприняла попытку извиниться.

— Калеб, я вовсе не имела в виду…

— Я подкрался к оленю и перерезал ему горло, — продолжал Калеб, игнорируя ее попытки закончить фразу.

— Вы… что вы сделали? — Ее глаза в смятении широко раскрылись.

— Вы все прекрасно слышали.

— Но это невозможно!

— И вы это говорите, продолжая есть свежую оленину!.. Кстати, не особенно с этим тяните. Нам предстоит преодолеть высокий перевал до нового дождя.

Калеб попробовал остроту лезвия, сбрив волоски на руке. Удовлетворенный результатом, он вложил нож в ножны, взял дробовик и стал разбирать и чистить его.

Пока Виллоу завтракала, Калеб успел почистить дробовик, ружье и шестизарядный револьвер. Чувствовалось, что он свободно владеет всеми видами оружия.

Он работал быстро, уверенно, его движения были выверенными и экономными. Виллоу зачарованно следила за большими, ловкими руками Калеба, и в ее мозгу рождались воспоминания, от которых замирало сердце.

— Калеб, — хрипло начала она.

— Южная леди, уж не ждете ли вы, что кто-то поднимет вас и водрузит на лошадь? Поцелуи были довольно приятными, но я не стою в очереди, чтобы наняться к вам в горничные.

Слова Калеба падали, как удары кнута, рождая у Виллоу гнев, который был обращен и на него, и на самое себя.

— Это хорошо, потому что я не стою в очереди за вашими поцелуями.

Она швырнула недоеденную оленину в костер, встала и направилась к лугу.

Виллоу больше не делала попыток заговорить с Калебом. Они покидали лагерь в молчании, нарушаемом лишь скрипом седел и ритмичным постукиванием копыт. После часа езды Калеб остановился у начала затяжного подъема, чтобы дать лошадям передышку, а сам стал внимательно изучать предстоящий путь в бинокль. Затем он вынул журнал и заполнил несколько белых мест на карте, на которой он отмечал свой маршрут от самого Каньон-Сити. Покончив со всем этим, он повернулся к Виллоу, которая оставалась поодаль, и нетерпеливо направил к ней Трея.

— Поднимитесь повыше, посмотрите, какой открывается вид, — сказал он.

Зрелище и в самом деле способно было привести в восхищение. Околдованная красотой, Виллоу в молчании вглядывалась в дали.

Среди горных цепей на много миль расстилалась свободная от леса равнина. Осины, елки и сосны жались к ее краям, да еще отмечали своим присутствием овражки и редкие пригорки. Насколько хватало глаз, все пространство было покрыто изумрудной сочной травой и расцвечено яркими дикими цветами. По зелени извивалась бледно-голубая лента реки. Тут и там на солнце поблескивали построенные бобрами заводи. Весь этот простор охраняли остроконечные, покрытые льдом вершины, которые не теряли своего величия даже на фоне бездонного неба.

— Посмотрите налево, где две вершины напоминают собаку с опущенным ухом. Видите? — спросил Калеб.

— Да.

— Я хочу, чтобы вы поехали к этой вершине, держась левой стороны долины. Если вы увидите что-то такое, что вам не понравится, скачите в лес. Если кто-то погонится за вами, стреляйте из дробовика во все то, что в пределах досягаемости.

Виллоу оторвала взгляд от вершин и перевела его на мужчину, который был рядом, но смотрел на нее так холодно и отрешенно, что даже отдаленные заснеженные вершины показались ей более близкими и теплыми.

— Где… — Ее голос прервался. Она прокашлялась и начала сначала, уговаривая себя успокоиться, хотя при мысли о том, что она окажется брошенной в этой дикой местности, ее начинало трясти. — А после той вершины куда мне ехать?

Страх в голосе Виллоу звучал настолько отчетливо, что его невозможно было не заметить. Калеб понял, о чем подумала Виллоу.

— Я не собираюсь бросать вас и убегать, — холодно сказал он. — Может быть, так привыкли поступать ваши мужчины, но я не отношусь к их числу. Если я даю слово, я держу его.

Глядя куда угодно, только не в глаза Калебу, Виллоу кивнула.

— Когда я охотился, то увидел следы убитого оленя, — продолжил объяснение Калеб. — Это произошло, может быть, за день или за два до того. Там были волки, но я точно знаю, что олень был убит человеком.

— Индейцами?

— Бандитами, — сказал Калеб резко. — Некоторые лошади были подкованы, другие нет. Похоже, что это команчи. У них уйма огненной воды.

— Что это такое?

— Спотыкач, сок тарантула, всякое зелье, — нетерпеливо пояснил Калеб.

— А, виски.

Калеб хмыкнул.

— Можно называть это как угодно, важно, что у них этого так много, что они оставили полдюйма зелья в бутылке.

Виллоу нахмурилась. Об этом она слыхала немало — и, к сожалению, ничего хорошего. Этот сброд был весьма пестрый: белые и мексиканские бродяги, порвавшие со своим племенем индейцы, полукровки, которые не признавали законов ни белых, ни индейцев.

— Но ведь команчи обычно обитают гораздо южнее, — с надеждой сказала Виллоу.

— Это когда армия прогоняет их. Армия воевала с повстанцами, ей некогда было заниматься индейцами и бандитами. Сейчас война между штатами закончилась, армия возвращается. Дела пойдут веселее… Когда армия занята, команчи рыщут везде, как койоты.

Виллоу теперь уже с чувством тревоги окинула взглядом обширную живописную страну, которая служила естественным сборным пунктом для людей, ищущих проход через горы.

— Хорошо, а? — спросил Калеб так, словно он владел этими просторами. — Отсюда не видно, но с той стороны с гор круглый год бежит ручей. Там можно построить дом, который будет защищен с трех сторон, а с четвертой стороны могут пожаловать, разве что горные козы. Вода вкусная, и ее в избытке.

Эмоциональность, с которой говорил Калеб, заставила Виллоу оторвать взгляд от пейзажа и посмотреть на человека. Калеб любил эту страну. И хотя он знал ее суровый нрав, он продолжал восхищаться ее возможностями.

— Если построить дом в правильном месте, человек будет чувствовать себя в безопасности, — продолжал Калеб. — Скот будет пастись летом на высокогорье, а на зиму сено можно косить в низине. Через несколько лет, если человек хорошо поработает, он обеспечит себя почище любого джентльмена из Виргинии.

Виллоу снова посмотрела вокруг, на этот раз глазами Калеба, увидев места, где можно надежно укрыться, а также места, которые могут подвергнуться нападению.

— Вы всегда так рассуждаете? — спросила она.

— Я уже десять лет мечтаю разводить скот. Остановка лишь за тем, чтобы найти подходящее место и деньги для начала.

— Нет, я имею в виду, вы всегда думаете о сражениях?

Калеб бросил искоса на Виллоу взгляд, в котором читались изумление и недоверие.

— Южная леди, каждый, кто хочет здесь выжить, рассуждает таким же образом. Это так же естественно, как помнить о межевом столбе впереди и позади. Бог создал эту землю красивой и привлекательной для самого дьявола. Если ты не будешь смотреть в оба и держать ушки на макушке, тебя здесь ждет печальный конец.

— Тогда зачем вы хотите стать владельцем ранчо именно здесь?

Улыбку Калеба нельзя было назвать ни доброжелательной, ни веселой.

— На востоке и в Калифорнии лучшие земли уже заняты другими людьми. Здесь все иначе. Человек может взять себе столько земли, сколько сможет защитить. Я неплохой боец, Виллоу, и знаю толк в скотоводстве.

— Значит, вы хотите поселиться здесь и стать фермером?

Калеб с отсутствующим видом кивнул, продолжая, в отличие от женщины, смотревшей на него, любоваться пейзажем.

— Такие горы и долины можно найти и в нескольких днях езды к югу от Сан-Хуана, — сказал он. — Пастбища там отличные, но на каждом шагу встретишь если не апачеи, то команчей, а стрел в твоих коровах будет больше, чем у дикобраза игл. Так что большого удовольствия и большой выгоды не получишь.

Еще раз окинув взглядом живописную долину, Виллоу снова посмотрела на человека с суровым лицом, который внимательно следил за любым движением в кустах, стараясь определить, был ли причиной этого ветер или человек. Скорее всего — люди.

Команчи.

Беспокойство охватило Виллоу. Она никогда не считала, что Запад слишком цивилизован, но и не могла себе представить такой дикости. Это в каком-то отношении походило на войну. Постоянно требовалось быть начеку, халатность могла стать роковой. Вообще-то Виллоу привыкла жить в напряжении во время войны. Она научилась всего остерегаться, чутко спать, укрываться с матерью в лесу при первых признаках опасности.

Но эта обширная дикая страна была несравнима с ее фермой. Здесь она настолько зависела от силы Калеба, его боевого мастерства и знаний, что это пугало ее.

«Он предупреждал меня, что так будет, — напомнила себе Виллоу. — Он сказал об этом четко и ясно».

Она передернула плечами, вспомнив тот разговор.

«Там, куда мы направляемся, о законе и слыхом не слыхивали. В этих горах каждый заботится о себе сам, и никто другой за него это не сделает.

А что делать женщине?

Женщине нужно взять в мужья человека, который защитит ее и детей».

Прошло всего несколько дней с того момента, как она услышала и пропустила мимо ушей предупреждение Калеба, полагая, что ничего не может быть страшнее пережитой войны. Но сейчас ей казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как она простилась с непритязательным комфортом Денвера и углубилась в страну, которая становилась все более дикой по мере продвижения к западу.

И все же она не вернулась бы на благополучный, безопасный Восток. В Скалистых горах ее поджидало нечто такое, что согревало и окрыляло.

Виллоу закрыла глаза, вбирая в себя окружающие звуки. Одна из лошадей заржала и ударила копытом. Заскрипело седло, когда Калеб переменил положение. Птица вспорхнула и улетела к югу, Не ощущалось запаха дыма, пиленых дров или вспаханной земли. Ветерок доносил лишь первозданные запахи, река жизни текла своим чередом, обвевая и лаская ее.

— Черт возьми, Виллоу, я же сказал, что вернусь. Вы что, не верите мне?

Вздрогнув, она открыла глаза

— Конечно, верю

— Тогда в чем проблема?

— Ни в чем, — сказала она, грустно улыбнувшись. — Во всяком случае, в вашем понимании. Это просто… — Она на момент замолчала. — Я вдруг поняла, что люблю эту чистую, дикую страну, хотя она небезопасна. — Виллоу улыбнулась губами, которые были близки к тому, чтобы задрожать. — К такой мысли нужно привыкнуть.

Некоторое время Калеб внимательно вглядывался в ее лицо, затем сказал:

— Если хотите быть в безопасности, нужно оставаться дома.

— Да, — шепотом произнесла Виллоу. — Я знаю. Не беспокойтесь, Калеб. То, что со мной происходит, не должно вас волновать. Я могла не знать, к чему иду, но я знала, что покидаю.

Калеб кивнул.

Виллоу ничего больше не сказала. Она просто любовалась простором, испытывая горькую радость оттого, что осознала свою мечту — найти здесь новый дом, но обнаружила, что эта страна не создана для того, чтобы женщина жила одна. Конечно, это не была светлая страна ее детства. Но та страна разрушена, и возврата в нее нет.

— О чем вы думаете? — тихо спросил Калеб.

— Я устала от израненной, измученной земли, — медленно сказала Виллоу. — Я хотела бы увидеть, как могучая Миссисипи рвется к далекому океану… Хотела увидеть безлесную равнину от горизонта до горизонта, стада буйволов, речку, которая петляет в высокой траве… И, конечно, Скалистые горы — такой контраст с обширной равниной…

Виллоу замолчала и стала думать о том, о чем еще мечтала: увидеть родное или, по крайней мере, не вражеское лицо, увидеться с любимым братом, посмеяться с ним, вспомнить те времена, когда она не была одинокой. Она хотела… Виллоу покачала головой, потому что она хотела такого, для чего не находилось слов и что вызревало где-то в глубинах души.

Виллоу вздохнула и признала, что, несмотря ни на какие повороты судьбы, она чувствовала в себе больше жизненных сил, чем если бы она оставалась в Западной Виргинии. Ничто не находило в ее душе такого отклика, как этот горный пейзаж, за исключением, может быть, человека, который ехал рядом с ней. Подобно горам, Калеб был суровым, непредсказуемым, порой непонятным. И подобно горам, он дарил мгновения тепла и дикой красоты. Виллоу повернулась к нему и мягко улыбнулась.

— Делайте то, что нужно, — сказала она негромко. — Со мной все в полном порядке.

После некоторых сомнений Калеб вынул из брюк большие карманные часы и передал их Виллоу.

— Дайте мне пятнадцать минут. Затем езжайте быстрой рысью.

Пальцы Виллоу сжали часы. Металлическая поверхность была гладкой, блестящей и хранила тепло тела Калеба. Ей вспомнилось, как он целовал ее, как его борода касалась ее лица, и как его рука блуждала между ее ног, приводя Виллоу в смятение и в то же время даря невыразимо сладостные ощущения. Трепет пробежал по ее телу…

Так приблизиться и к стране, и к человеку — и затем осознать, что ты можешь потерять все это… Виллоу закусила губу и опустила голову.

— Не беспокойтесь, — сказал Калеб, которого неожида-но разволновали страх Виллоу и ее попытка не выдать его. — Я буду недалеко. Если вы услышите выстрелы, ложитесь на землю и ждите, пока я не отыщу вас.

— А что если… если вы не найдете?

— Я найду. Я прожил столько не для того, чтобы меня убил какой-то дрянной, пьяный команчи.

Калеб надвинул шляпу и натянул повод. Его крупная лошадь сорвалась с места и пошла легким галопом. Виллоу неподвижно наблюдала, как Калеб ехал по левому краю долины, выискивая следы, пока не скрылся в широком овраге. Через несколько минут он вновь появился в поле зрения, но вскоре исчез.

Когда истекли пятнадцать минут, Виллоу вынула из чехла дробовик, положила его себе на колени и поскакала быстрой рысью к вершине, указанной Калебом. Лошади следовали за ней, ведомые Измаилом…

Лишь через два часа Калеб присоединился к Виллоу.

— Что-нибудь видели? — спросила Виллоу

— Следы, — сказал он лаконично. — Четыре лошади Одна подкована. Они охотятся то ли за оленями, то ли за нами, то ли еще за кем-то.

— Почему вы так считаете?

— Они делают то же, что делал я: ищут следы.

— Где они сейчас?

— Они разъехались по двое. Одна группа следов ведет влево. Вторая идет вдоль рукава реки. У истока этого рукава есть хороший брод. Если бы не эти два бандита, я повел бы этим путем. Он короче. Мы можем достичь водораздела через несколько дней.

— Великого Водораздела? — взволнованно спросила Виллоу.

Калеб улыбнулся, заметив ее возбуждение.

— Здесь всюду рыщут команчи, так что голову не высунуть, а вас волнует еще один горный перевал.

— Все реки, которые я видела и знала, текут в Атлантический океан. Хочется увидеть воду, которая течет в Тихий… — Виллоу счастливо засмеялась. — Я знаю, что это глупо, но ничего не могу с собой поделать. Я росла, получая письма от братьев, которые рассказывали о Китае, где в гавани целый город построен из дау — это такое судно, и о Сандвичевых островах, где волны выше нашего амбара, который сожгли повстанцы… И еще об Австралии, где рифы большие-пребольшие… А я видела только восход солнца в Западной Виргинии, цыплят в кухонном садике да туман за холмами.

Калеб хмыкнул, заинтересовавшись ее волнением.

— Похоже, в вашей семье всем присуща страсть к путешествиям. Неудивительно, что вы решили отправиться на поиски возлюбленного, как только он написал вам.

— Я гак или иначе должна была ехать, — призналась Виллоу. — Мне нечего было делать дома. У меня не оставалось ничего, кроме воспоминаний о лучших днях.

Виллоу замолчала. Калеб не делал попыток втянуть ее в разговор. Так было безопаснее для него, больше шансов сохранить дистанцию, которая цолжна быть между ним и женщиной Рено. И еще это позволяло ему любоваться ею, вспоминать, как его руки обнимали ее знойное, податливое тело.

«Доступная женщина. Вот кто она. Боже правый, почему я не вспоминаю об этом, когда смотрю на нее? Почему она вошла в мою плоть и кровь?»

Ответ был простой и определенный, как и тогда, когда его ладонь скользнула под тонкую материю панталон и пальцы ощутили трепет знойной плоти. Он никогда не встречал женщины, которая хотела бы его так сильно, загораясь так быстро, так горячо. При этом воспоминании его мужская плоть среагировала мгновенно и решительно.

Калеб заставил себя переключить внимание на расстилавшуюся перед ними обширную долину. Время от времени он замедлял шаг и определял местонахождение, используя в качестве ориентиров вершины гор. Один раз он достал из багажной сумки компас, карандаш и отцовский журнал в кожаном переплете. В течение нескольких минут он делал собственные пометки. Сравнив показания компаса с линиями, нанесенными три года назад, а также свои рисунки с видневшимися слева вершинами, он удовлетворенно кивнул головой. Хотя он никогда раньше не ездил по эту сторону гор, он безошибочно определил свои координаты.

— Куда мы направляемся? — подъехав к нему, спросила Виллоу.

Это были первые слова, которые прозвучали за несколько часов. Никто из них не считал молчание обременительным. Они оба привыкли к одиночеству.

— А вот вы мне сами скажите, — деловито сказал Калеб. — Сан-Хуан находится к юго-западу от нас. Мы можем идти несколько дней прямо на юг между горами и пересечь их севернее пика Сан-Луи. Или же можно через водораздел к западу отсюда и затем повернуть на юг. А можно взять понемногу от одного и другого маршрута.

— А что быстрее?

Он пожал плечами.

— Идти на юг, возможно, легче, но потребуется больше времени. Идти на запад будет легче один день, затем начнется долгий подъем к перевалу и зигзагообразный спуск на другой стороне Все зависит от того, действительно ли ваш мужчина находится на притоке Гуннисона, или же он на Анимасе, или Долоресе, или на какой-либо другой речке, которых больше десятка.

Виллоу задумалась.

— Гуннисон — единственная река, которую Мэт упоминал, но я не уверена, что он находится на одном из ее притоков. Он сказал, что там есть горячий источник, и ручей, и еще высокогорная маленькая долина, окруженная со всех сторон горами, куда ведет только круто поднимающийся проход.

Калеб безнадежно махнул рукой.

— То, что вы сейчас нарисовали, чертовски напоминает район, прилегающий к Сан-Хуану. Горы и горячие источники Здесь тоже есть горячие источники.

— А как насчет долины?

— Это называется «висячая долина», в Скалистых горах их уйма

— Висячая долина? — спросила она, хмуря лоб. — Что это такое?

— Видите отрог справа, на одной линии с заводью бобров?

— Да.

— Посмотрите прямо туда, — он указал рукой направление.

Через минуту Виллоу сказала:

— Я вижу только, как водопад низвергается с гор.

— Вот-вот. Висячих долин не видно, видны только ручьи, которые их орошают.

— Не понимаю.

Теперь нахмурил лоб Калеб.

— Представьте себе, что долину разделили на две или четыре части, каждую часть в виде ступеньки вделали в склон горы и стянули их ручьем. Поскольку в долину нет входа и нет выхода из нее иначе как через водопад или каскад, а они нависают над широкой долиной внизу, их называют висячими. Там хорошо пасти летом скот, если только удастся найти для коров проход. А зимой там сущий ад. Снег ложится рано, слой его глубокий, долго не тает.

Виллоу после некоторого раздумья покачала головой.

— Это не подходит для Мэта. Он терпеть не может холод.

— Он фермер?

— Если бы он был фермером, он остался бы в Западной Виргинии, — сухо сказала Виллоу. — Мы, то есть семья Моранов, владели несколькими большими фермами до войны.

— Он скотовод?

Виллоу покачала головой.

— Охотник-траппер?

Она снова покачала головой.

Калеб хмыкнул.

— Я слышал, что в этих высокогорных ручьях есть золото.

Виллоу вздрогнула.

— Боже мой, — сказал Калеб, не скрывая отвращения. — Я должен был догадаться. Ваш возлюбленный охотится за золотом.

Виллоу ничего не сказала.

— Тогда это объясняет все, — пробормотал он.

— Что именно?

— Почему он оставил вас, — лаконично сказал Калеб. — Если человек одержим страстью к желтому металлу, ему нипочем все другое — будь то жена, ребенок… Ему ничего не нужно, кроме золотой суки.

«И меньше всего он думал о невинной девушке, которая отдала ему любовь и свое тело, не думая о будущем, — мрачно рассуждал Калеб. — Бедная малышка Ребекка! У нее не было никакого шанса».

— Мэт не такой, — сказала Виллоу.

— Тогда почему он оставил вас одну на столь долгий срок, что вы разучились целоваться? Он должен был приехать и забрать вас, когда началась война, — резко сказал Калеб. — Да вы и сами это понимаете не хуже меня.

Были у Калеба и другие мысли, которые он не высказал вслух. «Если бы он был с Виллоу во время войны, он не оказался бы в Нью-Мексико и не соблазнил бы мою сестру. У него была бы любовница для удовлетворения своей похоти».

На лице Калеба читалось явное осуждение. Виллоу вспыхнула, но ничего не сказала. Если бы она была женой Мэта, тогда то, что сказал Калеб, было бы справедливым. Но она была его сестрой. Подобно другим братьям, Мэт уехал более чем десять лет назад. Домой он появлялся лишь с кратковременными визитами. Его не привлекал ни Север, ни Юг Сердце Мэта было отдано бескрайнему пустынному Западу и золоту, которое переливалось, словно солнечный луч в горном ручье.

На несколько минут воцарилось молчание. Внезапно Калеб круто остановил лошадь, поднес бинокль к глазам и негромко чертыхнулся. Он осмотрел все окрестности, но других людей видно не было. Те двое, которых он засек, не скрываясь, легким галопом ехали им навстречу.

— Кто это? — спросила Виллоу.

— Команчи. Выньте дробовик. Не суетитесь, но держите их на прицеле. Если они разъедутся, берите на мушку того, что слева. Если он полезет за ружьем, стреляйте из обоих стволов, да не мешкайте. Вы поняли меня?

— Да, — коротко сказала Виллоу. — Но я… Я никогда не стреляла в человека.

Улыбка Калеба сверкнула словно лезвие ножа.

— Не переживайте, южная леди. Это не люди. Это двуногие койоты.

Он вынул из чехла ружье, снял предохранитель с шестизарядного револьвера и стал ждать. Ни слова не было сказано, пока они наблюдали за тем, как всадники из маленьких точек вырастали до натуральных размеров. Виллоу думала, что команчи собрались проскакать мимо них, но в последний момент они остановились так резко, что их лошади взвились на дыбы.

Лошади у них были малорослые, неподкованные и худые, как щепки. Однако же они не выглядели взмыленными и дышали нормально, хотя и преодолели галопом немалый отрезок по лугу. Подобно лошадям, наездники были невысокого роста, жилистые, крепкие, оба полукровки. И еще они были грязные, возбужденные, вооруженные до зубов Мужчина справа оказался голубоглазым блондином Мужчина слева был метисом.

На расстоянии двадцати футов голубоглазый блондин выкрикнул:

— Привет, Человек из Юмы.

— Это ты, Девять Пальцев, — сказал Калеб. — Ты далеко уехал от того места, где мы встречались с тобой раньше.

Команчи улыбнулся, показав один золотой зуб вверху и черную пустоту внизу. Он посмотрел на Виллоу. От его откровенно масляного взгляда ей стало не по себе.

— Сколько за нее? — спросил Девять Пальцев.

— Она не продается.

— Я дам тебе толстый кошель золота.

— Нет.

Девять Пальцев снова посмотрел на Виллоу оценивающим взглядом.

— А если я арендую ее на время?

Калеб слегка пошевелился в седле. Когда Девять Пальцев оторвал взор от Виллоу, в правой руке Калеб держал шестизарядный револьвер, а в левой ружье. На таком расстоянии револьвер был самым подходящим видом оружия.

— Ты немножко нервный, — сказал Девять Пальцев.

— Немножко есть.

Голос Калеба звучал ровно, хотя в нем клокотала ярость. Ни одна, даже самая падшая, женщина не заслуживала того, что читалось в голубых глазах Девяти Пальцев. При одной только мысли, что команчи будет смотреть на Виллоу, а не то что касаться ее своими грязными руками, палец Калеба готов был нажать на спусковой крючок.

— Я думаю, что тоже был бы нервным, если бы мне пришлось охранять такую шикарную женщину и семь таких шикарных лошадей.

Внезапно к Калебу обратился второй команчи.

— Тебе нужен Рено? Я видел его. Я покажу тебе.

— Спасибо, не надо. У меня сейчас другие заботы.

Девять Пальцев гортанно засмеялся и что-то сказал своему приятелю о Человеке из Юмы, который ездит на желтоволосой пони лучше и дольше, чем команчи.

Калеб быстро взглянул на Виллоу, пытаясь определить, поняла ли она вульгарную смесь испанских и индейских слов. Выражение ее лица не изменилось.

— Мы, твои друзья, можем объездить желтую пони для тебя, — предложил Девять Пальцев по-английски, подъезжая поближе. — А затем у тебя будет время догнать Рено…

Щелчок взведенного курка был достаточно красноречив. Девять Пальцев отскочил в сторону. Тогда быстро заговорил второй команчи.

— Ты не будешь стрелять, Человек из Юмы. Плохие люди ходят близко. Совсем плохие. Услышат ружье и придут сюда, будь уверен.

— А это не ваши проблемы, — сказал Калеб, не спуская глаз с обоих. — Вы будете мертвыми раньше, чем первое эхо докатится сюда с гор.

Девять Пальцев улыбнулся.

— Низкорослая Собака говорит правду. Джед Слейтер ищет тебя. Он в бешенстве, что ты дал такую кличку его младшему брату — Щенок Койота. — Девять Пальцев засмеялся, прозвище ему явно нравилось. — Старик Джед обещал отправить тебя в ад.

Калеб пожал плечами.

— Он не первый.

— Он говорит, что даст большую награду за твой скальп.

— Койоты тоже много лопочут.

— А ты послушай. Сейчас все охотники до самого Сангре де Кристос зашевелились, чтобы снять твой скальп. Четыреста долларов человеку, который убьет тебя. Тысяча долларов человеку, который приведет тебя к Джеду живым.

— Можете попробовать, добро пожаловать, — сказал Калеб.

— Большие деньги, — заметил Низкорослая Собака.

— Большие хлопоты, — возразил Калеб. — Мертвецы не тратят доллары.

Девять Пальцев громко рассмеялся и посмотрел на своего напарника.

— Es muy hombre, no?

Низкорослая Собака хрюкнул и посмотрел на ствол дробовика Виллоу, направленный в промежуток между двумя команчи. Он заставил свою лошадь сделать несколько шагов в сторону. Ствол дробовика сместился вслед за ним.

— Если Низкорослая Собака шевельнет руками, стреляйте в него, — сказал Калеб, не отводя глаз от Девяти Пальцев.

Es muy hombre, no? (исп.) — а мужик что надо, а?

Виллоу ничего не сказала. Она лишь быстрым движением взвела курок, что свидетельствовало о ее умении обращаться с дробовиком. Команчи обменялись взглядами.

— Зачем горячиться, — примирительно сказал Девять Пальцев, внимательно глядя на Виллоу. — Мы не ищем себе могильной плиты. Ты только подумай, маленькая леди. Если ты обойдешься хорошо с нами, мы обойдемся хорошо с тобой. Если ты будешь выжидать, пока твоего мужчину убьют, мы после этого не будем слушать твои мольбы. Мы схватим тебя, разденем догола, а когда ты нам надоешь, мы продадим тебя тому, кто предложит самую большую цену в округе отсюда до Соноры.

Виллоу не отрывала взгляда от рук Низкорослой Собаки.

Девять Пальцев принужденно улыбнулся.

— Она хорошо выполняет приказы… Мне это нравится в шлюхе.

— Уезжай или умри, — без обиняков сказал Калеб.

— Adios! lt;Adios! (исп.) — прощай.gt;

Команчи развернули своих лошадей и помчались галопом в том направлении, откуда прискакали, — в направлении, куда собирались ехать Калеб и Виллоу, чтобы пересечь Великий Водораздел, а затем двинуться к Сан-Хуану.

Калеб смотрел, как команчи пересекли наискось правую часть поляны и исчезли за холмом. Едва он вложил шестизарядный револьвер в чехол, как раздались три выстрела, прогремевших друг за другом почти без пауз. Калеб пробормотал ругательство и, внимательно прислушиваясь, стал ждать дальнейшего развития событий. Отдаленное эхо прокатилось справа. Через несколько мгновений снова послышалась ружейная пальба.

— Теперь ясно, — сказал Калеб. — Убирайте дробовик и приготовьтесь скакать так, будто гончие из самой преисподней гонятся за нами… А они появятся, как только Девять Пальцев встретится со своими дружками.